Читать книгу: «Ангел из Сетубала», страница 2
Продюсер снова тискал мою руку в своих ладошках.
– Страховку мы вам оплатим, как только вы выпишитесь из больницы. За лечение в этой клинике мы уже оплатили.
– Спасибо, Ефим Семенович, – поблагодарил я его. – Но мы не успели снять со мною последний эпизод в фильме?
– Не переживайте, Андрей. Эпизод не очень важный, проходной, дублера вместо вас снимем. В вашем костюме, как-нибудь со спины. Пусть режиссер об этом думает. Кстати, о режиссере. Он настаивает, чтобы кадры с вашим падением с крыши вошли в фильм. Несчастный случай, произошедший с вами, снимали четыре камеры. Я сам смотрел эти кадры. То, что надо. Динамика, экспрессия, а, главное, без монтажа.
– Да, Андрюха, классно у тебя получилось. Голливуд отдыхает, – пророкотал Хохлов.
– Признавайся, сколько раз ты репетировал свой полет? – поинтересовался Супрун.
– Да погодите вы!
Продюсер нервно взмахнул рукой.
– Тут сугубо этический вопрос, Андрей. Если вы не хотите, то мы не будем вставлять эти кадры, чтобы не ранить вам душу?
– Если вы считаете, что кадры о моем свободном полете украсят наш фильм, то я согласен, – ответил я.
– Вот и хорошо, Андрей. Конечно, мы вам оплатим это как каскадерский трюк высшей категории сложности. Вы не будете в обиде.
Лицо Ефима Семеновича снова превратилось в овал.
В палату впорхнула Леночка с букетом цветов, помещенным в простенькую стеклянную вазу.
– Ну все. Поправляйтесь, Андрей. Мы вас ждем. За мною, ребята.
В последний раз продюсер стиснул мою руку своими «оладьями». Он встал со стула и направился к двери. Все потянулись за ним. Вдруг он остановился и взглянул на Лену.
– А вы, Леночка, можете остаться с Андреем наедине. Недолго. Мы вас подождем в машине.
– С чего вы взяли, что нам нужно остаться наедине?
– Да ладно, Лена. Уже вся группа знает, что у вас роман. А вы все в шпионов играете, – пробасил Михалыч.
– Скажите, Андрей, белый «Пежо 308» ваша машина? – спросил слащавым голосом Ефим Семенович.
– Моя – ответил я.
– А то на прошлой неделе я выезжаю со стоянки у студии. А в белом «Пежо» Лена с кем-то целуется. Я со спины вас не узнал. Тогда все в порядке.
– А я вам вот что скажу, – подал голос Супрун. – Захожу я как-то в костюмерную, а там Андрюха и Леночка…
– Да идите же вы отсюда! – повысила голос Леночка. – В машине досплетничаете!
Мужчины послушно удалились. Мы остались вдвоем. Лена положила руки мне на плечи и, глядя мне в глаза, прошептала:
– Здравствуй, любимый.
Я ничего не успел ответить, как в ту же секунду мой рот был запечатан долгим и страстным поцелуем. Волосы Лены щекотали мои щеки, нос. Я прижимал ее к себе, жадно вдыхая пьянящий аромат ее духов. От вздымающейся груди ее исходил жар, сводивший меня с ума. Наконец она оторвалась от меня, переводя дух.
– Колючка моя.
Она провела рукой по моей щетине недельной давности. Щеки ее раскраснелись, взгляд затуманился.
– Я чуть не умерла от страха, когда ты с крыши свалился. Больше так никогда не делай.
– Не буду. Честное пионерское.
– Я скучала без тебя, Андрейка. А ты?
Вместо ответа я обнял ее за шею и притянул к себе. Наши губы снова слились в долгом, головокружительном поцелуе.
– Ну все, Андрейка. Мне пора.
Она отстранилась от меня.
– Всю прическу разлохматил и помаду съел. Надо привести себя в порядок.
Леночка достала из сумки расческу, зеркальце, губную помаду и принялась восстанавливать свой слегка помятый антураж.
– Что нового на студии? – спросил я, с интересом следя за процессом восстановления красоты.
– Ничего особенного. Послезавтра съемки заканчиваются, затем монтаж, озвучка, все по плану. Да, третьего числа инвестор приезжает из Москвы. Говорят, он олигарх или что-то в этом роде. Он денег дал нашему Ефиму на фильм.
– Что же, в Питере своих олигархов нет?
– А я откуда знаю. Посмотрит рабочий материал, если понравится, еще один фильм спонсирует. Ну все, я полетела. Люди ждут. На прощанье можешь меня поцеловать.
– Это я с превеликим удовольствием.
Я широко распахнул свои объятия.
– Только, чур, помаду не размазывать и прическу руками не трогать.
– Есть, товарищ генерал.
Она наклонилась ко мне, и я снова ощутил клубничный вкус ее помады на своих губах.
– Я люблю тебя, Андрейка.
– И я тебя люблю, Ленок.
– Все, меня здесь уже нет.
Леночка быстро встала и стремительно, не оглядываясь, пошла к двери, едва не сбив на ходу медсестру, вносившую в палату поднос с моим обедом.
– Какая она у вас стремительная, чуть не стоптала меня, – покачала головой Любовь Васильевна.
Она поставила поднос с едой на стул у кровати.
– Обед, Андрей. Салат витаминный, щи уральские, котлета с гречей, компот из сухофруктов и булочка с изюмом. Кушайте, Андрей, набирайтесь сил. Приятного аппетита!
– Спасибо, Любовь Васильевна. Кормилица и поилица вы моя.
Медсестра ушла.
Я потянулся к стулу, на котором стоял мой обед, и вдруг заметил человека, стоявшего рядом с ним. От неожиданности я даже вскрикнул:
– Эй! Вы кто?
Незнакомец улыбнулся грустной и немного виноватой улыбкой.
– Кто вы, черт возьми?
Он протянул руки ко мне, как бы успокаивая меня, и приложил палец к своим губам.
Я во все глаза таращился на незнакомца, в то время как он излучал приветливость и добродушие.
Странного вида был этот тип. Лет ему было в районе тридцати, не больше. Ростом он был примерно на полголовы ниже меня. Волосы были черные, длинные, собраны на затылке в хвост, перевязанный лентой. Высокий чистый лоб заканчивался темными кустистыми бровями, почти смыкавшимися на переносице. Глаза темно-карие с едва различимыми зрачками. Кожа была почти бронзового цвета, как будто он только что вернулся с турецкого курорта. Лицо обрамляла узкая борода с усами в стиле «а ля Рошфор». В правом ухе его болталась огромная серьга. Одет он был уж очень странно. Белая рубаха с широкими рукавами и высокими манжетами была расстегнута на груди, а на шее повязан красный шелковый платок. Поверх рубахи надет жилет из черной тонкой кожи. Темно-синие шаровары были заправлены в полосатые гетры. На ногах его – темно-коричневые башмаки с тупыми носами на толстой подошве и большими медными пряжками. Из-под жилета был виден широкий кожаный пояс бежевого цвета с двумя рядами отверстий и большой бронзовой бляхой.
Вдруг меня осенила здравая мысль.
– Послушайте, вы актер? Да? Вы приехали вместе с Ефимом, Леночкой, Михалычем? Просто я вас сразу не заметил. Хоть вы точно не из нашей группы. Я вас не узнаю. Кто вы?
Незнакомец потупился и кротко произнес:
– Я – Ангел.
Я рассмеялся.
– Я тоже ангел. Во всяком случае, так утверждают мои родители. И все же, как ваше имя?
– При жизни меня звали Диего Гарсия Перейра.
– Слушайте, хватит дурака валять! Не хотите говорить свое имя и не надо. Проваливайте отсюда. Мне обедать пора.
– Пожалуйста, обедайте. Я вам не буду мешать, – кротко ответил незнакомец.
– Вы, что, так и будете там торчать? – раздраженно спросил я.
– Я могу стать в другое место, – покорно ответил он. – Хотите, я перейду к окну?
– А уйти вы не можете? – язвительно поинтересовался я.
Он начинал меня бесить.
– Уйти я не могу, – грустно проговорил он, разглядывая пряжки на своих башмаках.
– Тогда я помогу вам. Сейчас встану и вышвырну вас вон!
– Нет, что вы, – испугался незнакомец. – Вам сегодня еще нельзя вставать, вот завтра ненадолго можно. Вы лучше кушайте ваш обед, а то щи простынут.
– Заботливый, мать твою… – проворчал я и, подтянув к себе стул, взял с подноса тарелку с салатом.
Вскоре тарелка опустела, и я принялся за щи.
– Имейте в виду. Как вас там… Орейра?
– Перейра, – вежливо подсказал он.
– Перейра. Сейчас войдет медсестра, увидит вас, вызовет охрану, и вас вытурят отсюда взашей!
– Сомневаюсь, – тихо проговорил Перейра и грустно вздохнул.
– И не сомневайся, друг мой любезный Орейра, – уверил его я, хлебая щи.
– Перейра, – терпеливо поправил он меня.
Некоторое время я ел молча.
– Как-то неловко получается, я ем, а вы нет? Вон там, на тумбочке, колбаса, семга, фрукты. Съешьте чего-нибудь, пока вас не выперли отсюда.
– Благодарю вас, но я не ем, – вежливо отказался он.
– Брезгуешь, Перейра?
– Отнюдь. Я уже более трехсот лет ничего не ем.
Я застонал словно от зубной боли.
– Как ты мне надоел, Перейра! Сейчас нажму кнопку, и пусть медсестра с тобой разбирается!
– Прошу вас, Андрей. Не нужно говорить медсестре обо мне.
– Ага, испугался, аферист! Вали отсюда, самозванец! – торжествующе произнес я и картинно указал ему ложкой на дверь.
Перейра обиженно отвернулся от меня. Он молча подошел к окну и застыл, глядя на улицу.
Покончив с обедом, я решил часик-другой вздремнуть. Но присутствие странного типа мешало мне осуществить это желание. Сон не шел ко мне. Я скосил глаза и взглянул на Перейру. Он стоял неподвижно, словно памятник.
– А может быть, он сумасшедший? – пришла мне в голову неожиданная мысль. – Точно, сумасшедший. Больница же все-таки. Сбежал из психушки и у меня в палате прячется.
Я еще раз посмотрел на Перейру.
– Да нет, на психа вроде бы не похож. Хоть, кто его знает, как они выглядят. Я в жизни ни одного не видел. Ну, во всяком случае, этот не буйный. Так, тихопомешанный.
Скрипнула дверь, и в палату неслышно вошла медсестра.
– Покушал, Андрей?
– Спасибо, Любовь Васильевна.
– Молодец, Андрюша. Аппетит хороший, значит, пошел на поправку.
Она собрала пустые тарелки на поднос и направилась к выходу.
Я был в полном недоумении:
– Неужели медсестра не заметила постороннего в моей палате?
– Любовь Васильевна…
– Что, Андрей?
Она остановилась и взглянула на меня.
– Не могли бы вы попросить покинуть мою палату вот этого молодого человека?
– Какого молодого человека?
– Вон того. У окна.
Я ткнул пальцем в сторону Перейры.
– Шутите, Андрей? – спросила она, с беспокойством глядя на меня.
– Нисколько. Вон он стоит.
Я снова указал на Перейру.
Он уже стоял ближе ко мне и нахально улыбался.
– Может быть, вам что-нибудь за окном показалось? Хоть здесь третий этаж…
Она поставила поднос на столик у дверей и направилась к окну.
И тут произошло совершенно необъяснимое, от чего я даже на какое-то время потерял дар речи. Любовь Васильевна, идя к окну, прошла сквозь Перейру, стоявшего у нее на пути, как сквозь облачко табачного дыма. Она посмотрела в окно, задернула шторы и подошла ко мне. Потрогала мой лоб, проверила пульс.
– Может быть, вам приснилось это, Андрей?
Я молчал, не в силах вымолвить ни слова.
– Ладно, отдыхайте. А о ваших галлюцинациях я доложу лечащему врачу. Может быть, придется психиатра приглашать.
Медсестра покачала головой и, как всегда, бесшумно, вышла из палаты.
Я лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. Мой мозг отказывался понимать увиденное и уж тем более дать этому сколько-нибудь внятное объяснение. Не знаю, сколько я пробыл в состоянии умственного нокаута, но к реальности меня вернул вкрадчивый голос Перейры.
– Андрей, с вами все в порядке?
Я зыркнул на него испепеляющим взглядом.
– Да, я в полном порядке. Я вижу мужика, который называет себя ангелом! Его никто не видит, а я вижу! Медсестра спокойно проходит сквозь него, как будто его и нет вовсе. А завтра придет психиатр, и меня упекут в дурдом! Так что у меня все в полном порядке! Спасибо тебе за это, друг Перейра!
– Меня зовут Диего.
– Спасибо тебе, друг Диего!
– Не надо так расстраиваться, Андрей.
– Да? Легко сказать! Вот объясни, Перейра. Почему я тебя вижу и слышу, а для медсестры ты – ноль, вообще не существуешь?
– Я думаю, Андрей, это последствия травмы головы, полученной вами. Вы же слышали, что иногда, вследствие несчастного случая, люди приобретали сверхъестественные способности. Кто души людей видит, кто внутренние органы человека, а кто дар предвидения получает. А вы вот меня видите.
– Великая радость! – съязвил я.
– Ну, я тоже не в восторге от этого, – ответил Перейра.
– И что же, я теперь до конца жизни буду тебя видеть?
– Трудно сказать. Тут есть три варианта. Либо это навсегда. Либо это пройдет, когда полностью заживет гематома. Либо нужно получить еще одну травму, как говорится, вышибить клин клином.
– Меня бы больше устроил второй вариант.
– Не помешал? – раздался незнакомый мне голос.
Я повернул голову и увидел входящего в палату коренастого человека в белом халате и белой шапочке.
Он энергично подошел к кровати и сел на стул.
– Вы с кем-то разговаривали?
Человек в белом халате пристально смотрел на меня.
– Я? Нет, что вы! С кем тут разговаривать? Просто роль репетировал, – нашел, что ответить, я.
– Понятно. Здравствуйте, Андрей Николаевич. Помните меня?
– А должен помнить?
Я внимательно посмотрел на него.
– Я вас первым осматривал, когда вас привезли к нам со съемочной площадки.
– Я же без памяти был, – растерянно ответил я.
– Понятно. Шутка не прошла.
– Вспомнил. Вы – Георгий Иванович, мой лечащий врач, – догадался я.
– Ваша фамилия, случайно, не Штирлиц? – с иронией в голосе поинтересовался доктор.
– Дорохов, – отчеканил я.
– Ну, господин Дорохов, как самочувствие?
– Очень хорошее, как у человека, упавшего с крыши двухэтажного дома.
– Понятно. Простыню сбросьте с себя, мне нужно произвести осмотр.
Я подчинился.
Минут пять эскулап прощупывал, простукивал, прослушивал мой торс, тискал мои конечности. Закончив осмотр, он снова уселся на стул и посмотрел на меня.
– Так. Все понятно…
– Доктор, я буду жить?
– Жить будете. А вот с кем жить и насколько хорошо, зависит от вас. Внутренности у вас не повреждены. Печень, почки в порядке. Гематома головы, ну, это не опасно. Ушиб позвоночника, тоже не смертельно. Пара-тройка синяков и царапин. Вот и все ваши трофеи. Через две недели мы вас выпишем. В течение месяца будете приезжать к нам на процедуры.
– А как же работа?
– Больничный лист мы вам дадим.
– Понял, не дурак.
– Перед выпиской я напишу вам, что вы должны делать. Да, чуть не забыл. Андрей Николаевич, медсестра говорит, что у вас возникают галлюцинации? Якобы вы здесь постороннего человека видите?
Я бросил взгляд на Перейру, стоявшего перед окном и с явным интересом ожидавшего моего ответа.
– Так категорически нельзя утверждать. Мне, вероятно, что-то снилось, когда вошла медсестра. Я открыл глаза, но сон еще продолжался, наверное, в этот момент я кого-то из своего сна и увидел.
– Понятно, что ничего не понятно. Специалиста мы к вам пригласим.
– Какого специалиста? – упавшим голосом спросил я.
– Психиатра.
– А может, не надо психиатра, а?
– Пусть будет психиатр. Ему тоже нужно за что-то зарплату получать. Не беспокойтесь, Андрей Николаевич, он просто поговорит с вами. Это не больно.
– Вы меня успокоили.
– Сегодня вас ожидают лечебные процедуры, а пока отдыхайте. Пожелания или просьбы имеются?
Доктор встал со стула.
– Нет. А хоть, есть.
– Слушаю вас.
– Доктор, не могли бы вы раздвинуть шторы на окне, а то что-то темновато здесь.
– И все?
– Все.
– Легко.
Доктор подошел к окну, по пути пройдя сквозь Перейру, и раздвинул шторы.
– Так нормально? – спросил он.
– Отлично, – упавшим голосом ответил я.
Он так же, как и медсестра, не видел Перейру. Доктор вышел из палаты.
Я посмотрел на Диего.
Он прогуливался вдоль стены взад-вперед, как ни в чем не бывало, будто никто не проходил сквозь него.
– Слушай, Перейра, если ты ангел, то где твои крылья и белые одежды? – спросил я.
Перейра остановился и посмотрел на меня.
– Понимаешь, Андрей. Я – твой ангел-хранитель, это самый низший лик из Сонма ангелов. Всего их девять. Вот перейду на в следующий лик, и стану Херувимом в белых одеждах и с крыльями.
– А почему ты оказался именно моим ангелом-хранителем? Судя по имени, ты был португальцем?
– Происхождение не имеет никакого значения. Ты родился двадцать восемь лет назад тридцатого июля в восемь часов четырнадцать минут и тридцать семь секунд. Именно в это время закончился срок моего пребывания в Чистилище. Именно в эту секунду ты появился на свет, а я был направлен к тебе. Родился бы ты на секунду раньше или позже, я был бы у другого человека ангелом-хранителем.
– И долго ты был в Чистилище?
Я с интересом разглядывал своего необычного Ангела.
– Почти триста лет, – грустно произнес Диего.
– Фигассе! Значит, при жизни ты был отъявленным грешником?
Перейра немного замялся, подыскивая нужные слова.
– Ну, не так, чтобы отъявленным. Души таких грешников просто отправляются в Небытие навсегда. А души, которые можно спасти, отправляются в Чистилище на разные сроки в зависимости от содеянного.
– Судя по сроку, который тебе впаяли, при жизни ты был отъявленным негодяем, Перейра?
– Я был пиратом.
– Да ладно! Что, правда, пиратом?
Я пристально смотрел на Перейру.
– Конечно пиратом.
– Вот это да! Круто! Мой ангел-хранитель – бывший пират. Хоть… Ведь ты же людей грабил, убивал, а это совсем не круто. Вы, каналья, сеньор Перейра!
– Крови на мне нет, я никого не убивал, иначе Высший Суд бы отправил мою душу в Небытие. Грехи были, но я за них уже ответил.
Перейра отошел в сторону, стал лицом к стене и опустил голову. Возникла неловкая пауза.
– Ты, что, обиделся, Диего? Прости меня, подлеца. Брякнул, не подумавши.
Перейра, не поворачиваясь, сделал рукой какой-то неопределенный жест и остался стоять лицом к стене.
– Слушай, Диего, расскажи мне о себе. Где жил, что в жизни с тобой происходило, как пиратом стал.
Перейра повернулся. Он недоуменно смотрел на меня своими темно-карими, грустными, как у быка на бойне, глазами.
– Зачем?
– Как зачем?! – воскликнул я. – Мне же интересно узнать о жизни моего ангела-хранителя! А потом, если хочешь, я расскажу тебе о своей.
– Вот этого не надо, – поморщился Перейра. – Я твою жизнь с рождения, день за днем наблюдаю. Мое место – за правым твоим плечом.
– Да, блин, точно, я забыл совсем. Ну расскажи, Диего, о себе.
– Зануда, ты, Андрей, заладил одно и то же, – притворно проворчал Перейра.
Ему был приятен мой интерес к его жизни. Он подошел к кровати и остановился.
– Откуда начинать? – спросил он.
– А с самого начала и начинай. С самого детства.
– Это же долго? – удивленно проговорил Перейра.
– А ты на поезд опаздываешь?
– Никуда я не опаздываю.
– Ну тогда, начинай. Телевизора у нас в палате нет, радио тоже. Даже книги или какой-нибудь газеты никто мне не принес. Еды натаскали, а для души ничего. Давай, друг Диего, начинай. Я очень хороший слушатель. Только ты с чувством, с толком, с расстановкой, с картинками и подробностями.
– Ладно, – Перейра пожал плечами. – Слушай. Если надоест, останови меня. Итак…
Глава 3
– Родился я двадцать третьего мая тысяча шестьсот восемьдесят четвертого года от Рождества Христова в маленькой рыбацкой деревушке близ города Сетубал в Португалии. Деревушка наша Сан-Домингес стояла на скалистом берегу Атлантического океана. Уже само место рождения предопределяло мое будущее.
Отец мой был рыбак. Мама занималась хозяйством и иногда выходила в море вместе с отцом, помогала ему ловить рыбу. У отца был большой баркас и отличная рыбацкая снасть. Часть улова оставалась в семье, а часть отец возил на рынок в Сетубал и сдавал оптовику, получая вполне приличные по тем временам деньги.
Домик наш был небольшой, с белыми стенами и красной черепичной крышей. В палисаднике росли розы, магнолии, астры и другие цветы. За домом – огород и небольшой садик с апельсиновыми и оливковыми деревьями. Так что жили мы в то время совсем неплохо.
Когда мне исполнилось восемь лет, отец стал брать меня с собою в море. Он обучал меня навигации, управлению баркасом, рыбацкому делу. Показывал, как следует обращаться с морскими картами, компасом, астролябией, квадрантом, секстантом. Мне было очень интересно, и я как губка впитывал в себя все эти знания. Я ставил сети, работал с тралом и вентерями. Отец научил меня находить в океане косяки рыбы да много еще чему. Так что, годам к двенадцати, я был довольно опытным мореходом и рыбаком.
А когда мне исполнилось тринадцать лет, от оспы умерла мама. Мы остались с отцом вдвоем. Когда вместе выходили в море, а когда один из нас оставался дома работать на огороде. Так мы и жили.
И вот в один прекрасный день, это был один из ласковых весенних деньков апреля месяца, повез я часть утреннего улова на рынок в Сетубал. Подвозил меня, как всегда, мой сосед Жозе. Сдав оптовику улов и получив свои деньги, я отправился по своему обычаю побродить по рынку. Затем погулять по городу. Купить что-нибудь вкусненькое домой. Выпить стаканчик вина в таверне Мендосы на берегу живописной речки Саду. Поглазеть на девушек, с чем черт не шутит, может быть, удастся с кем-нибудь из них познакомиться. Мне тогда шел уже двадцать первый год, пора бы и о семье задуматься.
Не пройдя и десятка шагов по рынку, я нос к носу столкнулся с тетей Марисой. Она была дальней родственницей моей мамы и работала в доме Карлуша Сампайо, богатого виноторговца. Рядом с Марисой стояла удивительная девушка, у меня даже дух захватило от ее неземной красоты. Длинные, цвета спелого каштана волосы непослушными волнами струились по ее плечам и доходили почти до ее осиной талии. Огромные карие глаза в обрамлении пушистых черных ресниц смотрели на меня с осторожным любопытством. Кожа ее молочно-розового цвета сияла чистотой и здоровьем, вызывая во мне непреодолимое желание прикоснуться к ее щеке. Розовые губы, сочные, как дольки апельсина, были приоткрыты, обнажая ровные ослепительно-белые зубы. Мой взгляд скользнул вниз по ее длинной шее и остановился на скромном декольте, открывавшем начало ее высокой, полной груди. Я с трудом отвел взгляд от выреза на ее платье. Такие девушки рождаются раз в сто лет, а может быть, и реже.
– Здравствуй, Диего. Давно с тобой не виделись. Как дела? Как здоровье? Еще не женился? Как здоровье отца? Что ты молчишь? Язык проглотил? – затараторила Мариса.
– Все хорошо, тетя Мариса. Здоровье отличное. Рыба ловится. Вот отец сдал сильно, особенно когда мама умерла. И я еще не женился.
– А что так, Диего? Парень ты видный, работящий?
– Я в поиске, тетя Мариса.
– Ой, чуть не забыла. Познакомьтесь. Это Исабель, моя воспитанница и дочь моего хозяина. Исабель, это мой племянник Диего.
– Исабель, – певучим голосом проговорила девушка.
– Диего. Очень приятно.
– И мне очень приятно, – сказала она, и щеки ее залил румянец.
– Мы с Исабель вышли прогуляться. Составишь нам компанию? – спросила Мариса, весело поглядывая то на меня, то на Исабель.
– С удовольствием, если Исабель не будет против.
– Я не против, – очень поспешно ответила Исабель, и щеки ее опять порозовели.
С этого дня мы регулярно стали встречаться с нею. В условленное время она с Марисой приходила на рынок, где их уже поджидал я. Исабель не могла приходить одна, так как считалось, что незамужней девушке из хорошей семьи неприлично появляться на людях без дуэньи. Мариса нам не мешала. Она тактично шла на приличном расстоянии либо впереди нас, либо сзади.
Но скоро нам стало не хватать наших дневных прогулок «под конвоем» Марисы. Исабель предложила встречаться ночью в их саду. Дом отца ее был недавно выстроен в центре Сетубала одним заезжим итальянским архитектором. Это был двухэтажный особняк в модном стиле барокко, с большим садом, с фонтанами, садовыми скульптурами и шикарными парадными воротами. Исабель показала мне незаметную калитку с задней стороны высокого забора.
Как только солнце уходило за горизонт, и темная ночь опускалась на землю, я выходил из своего дома и отправлялся в Сетубал. До дома, где жила Исабель, было примерно километров пять, но они пролетали, словно я мчался на лихом коне. Когда я подходил к заветной калитке, Исабель уже ждала меня. Я негромко стучал в калитку условным стуком, и она открывала мне. Я входил в сад, и тут же попадал в ее жаркие объятия. Это были волшебные ночи.
Но вскоре нам и этого стало мало. Мы вообще не хотели расставаться. И в одну прекрасную ночь Исабель предложила пожениться. Я был в смятении, поскольку понимал, что я для нее не пара, и вряд ли отец ее согласится выдать свою дочь за скромного рыбака. Но Исабель была уверена, что все будет хорошо.
Выбрав удобное время, мы пришли к ее отцу. Выслушав нас, он пришел в неописуемую ярость. Оказывается, он уже пообещал одному богатому купцу из Лиссабона, что отдаст свою дочь замуж за его сына. Он приказал вытолкать меня взашей на улицу, а Исабель запереть во флигеле и не выпускать ее до самой свадьбы.
Прошло долгих мучительных пять дней. Я каждую ночь приходил к заветной калитке, но тщетно. Исабель не было. На шестой день разлуки, ранним утром, когда мы с отцом собирались выходить в море, в нашу дверь тихонько постучали. Я открыл и обомлел. За порогом стояла Исабель. Она бросилась мне на шею и зарыдала. Я тоже не смог сдержать слез. Оказывается, добрая и верная Мариса похитила у отца ключ от флигеля, изготовила дубликат, ключ вернула на место, а дубликат отдала Исабель, когда приносила ей еду. Она же и рассказала ей, как найти наш с отцом дом.
***
На следующий день мы обвенчались в местной церквушке. Отец Исабель не стал ее разыскивать, просто вычеркнул из своей памяти, тем более, что, кроме нее, у него было еще четыре дочери, которым тоже нужно подыскивать женихов.
Началась моя новая прекрасная и удивительная жизнь, каждый день которой был наполнен безмятежной радостью, искренней нежностью и всепоглощающей любовью. Через год у нас с Исабель родился сын Игнасио, и жизнь расцвела новыми красками.
Так прошло три самых счастливых года, отпущенных мне судьбой. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилось оно и для меня.
Я помню то холодное мартовское утро, когда отец вышел в море один. Меня «свалила» жестокая простуда, и я лежал в кровати под несколькими одеялами, стараясь избавиться от сильного жара и лихорадки. Исабель готовила мне отвары из лекарственных трав, делала компрессы. Она знала в этом толк. Маленький Игнасио крутился под ногами своей мамы, помогая ей, чем мог.
Рано утром, перед тем как отправиться в океан, ко мне в комнату зашел отец, справиться о моем здоровье. Он потрогал мой лоб, покачал головой и пошел к выходу. У дверей он остановился, посмотрел на меня и сказал: «К вечеру вернусь». Он не вернулся к вечеру, он не вернулся к утру. Он больше не вернулся. И напрасно весь следующий день мы с моим соседом Жозе на его баркасе бороздили бескрайние воды океана в поисках моего отца. Все тщетно. Что произошло с отцом, мне неизвестно. Океан умеет хранить свои тайны.
К ночи мы вернулись в деревню. Заканчивался один из самых черных дней моей жизни. В тот день я остался круглым сиротой, и вдобавок перед моей семьей замаячила костлявой старухой нищета. Вместе с отцом я лишился единственного источника существования, баркаса и всех рыбацких снастей. А ничего другого как ходить по океану и ловить рыбу мне было неведомо.
Я был в отчаяньи, на моих руках жена и ребенок, как жить дальше? Жозе был намного старше меня, и жизнь его изрядно потрепала. Он посоветовал мне отправиться в Лиссабон и в порту завербоваться на какое-нибудь торговое судно. Десять лет назад он так и сделал, нанялся на испанский корабль и почти год на нем бороздил океан, перевозя различные грузы. Заработав денег, он купил себе новый баркас, снасти и теперь живет на барскую ногу. Я решил посоветоваться с Исабель. Полночи мы проговорили об этом и решили, что иного выхода у нас нет.
И вот настал день отъезда. Я поцеловал спящего сына и вышел из дома. Исабель шла рядом со мною, крепко держа меня под руку. Мы остановились на высоком скалистом берегу. Внизу покачивался баркас. Увидев нас, Жозе помахал нам рукой и принялся разворачивать парус. Океан был неспокойным. Он с неукротимой силой гнал свои крутые волны, безжалостно разбивая их о прибрежные камни в миллионы брызг. Волны бесчисленными фонтанами вздымались и тут же безвольно опускались. Между валунами клокотала и кипела морская пена. Ветер быстро гнал к горизонту серые утренние тучи.
Исабель, обвив мою шею руками, тихо плакала у меня на груди. Я нежно гладил ее по мягким шелковистым волосам, пытаясь успокоить. Она кивала головой, соглашаясь со мною, а я целовал ее губы, щеки, глаза, ощущая у себя на губах соль ее слез. Она отвечала мне с таким пылом и такой страстью, что у меня перехватывало дух. Я еле сдерживал себя, чтобы тоже не зарыдать. Душа моя сжималась от предстоящей разлуки, а к горлу подкатывался предательский комок.
– Пора, Исабель, лодка ждет, – тихо сказал я.
Исабель еще крепче стиснула мою шею.
Я осторожно освободился из ее объятий.
– Прощай, любимая!
Голос мой предательски дрогнул. Я повернулся и быстро зашагал к лодке.
– До свиданья, Диего! Возвращайся скорей!
Я оглянулся и в последний раз взглянул на Исабель. Она стояла на каменной холодной глыбе, тонкая, хрупкая и такая родная, словно часть меня. Внизу свирепствовал океан, ветер развевал ее волосы. Она махала мне рукой.
– Я буду ждать тебя, Диего!
Я вскочил в лодку, и мы отчалили.
– Я буду ждать тебя!
Сквозь вой ветра и рев океана донеслось до меня.
– Буду ждать!
Баркас все дальше и дальше уносил меня от родного берега. Фигурка Исабель становилась все меньше и меньше, затем превратилась в точку, а вскоре и вовсе исчезла с горизонта. А в ушах моих все звучало как молитва, как заклятие:
– Я буду ждать тебя, Диего!
***
В порт Лиссабона мы прибыли к полудню. Порт жил своей обычной жизнью. Несколько кораблей стояли у причала. Еще примерно с десяток судов стояли на рейде, ожидая своей очереди. Между ними сновали небольшие лодки. Работа на судах у причала кипела. По трапам, сброшенным с борта на берег, двигались согнутые, словно вопросительные знаки, матросы, переносившие на плечах тяжелые мешки. На соседнем судне с гиканьем скатывали по специальным желобам огромные бочки. В обоих направлениях, гремя колесами по брусчатке, двигались длинные, груженые повозки, запряженные лошадьми. По причалу прогуливались свободные от вахты матросы, некоторые из них в обнимку с женщинами соответствующего поведения. Слышалась разноязыкая речь, громкие возгласы, раздавался смех.
Мне повезло сразу. Я получил место матроса на борту английского торгового судна «Диана», шедшего из Ливерпуля в Бомбей, а затем в Макао. В порт Лиссабона они зашли, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. Они списали на берег заболевшего матроса, а тут подвернулся я.
Поговорив с боцманом и помощником капитана судна, я подписал с ними договор и, сияя от радости, спустился по трапу на причал, где меня ожидал мой друг Жозе. И было от чего радоваться. Через восемь месяцев я вернусь из рейса, у меня будет новый баркас, и заживем мы с Исабель еще лучше, чем прежде.
Проходя вместе с Жозе вдоль борта «Дианы», я заметил группу матросов, о чем-то говоривших с высоким худощавым парнем. Он привлек мое внимание своею необычной внешностью. У него были светлые длинные волосы, слипшимися сосульками свисавшие до плеч. Водянистые, почти бесцветные, глаза навыкате, длинный крючковатый нос, большой безгубый, словно прорезанный бритвой, рот делали его похожим на хищную птицу. Мы с Жозе прошли мимо и направились в город. Без какой-либо цели, погулять, посмотреть на столицу. Когда еще мы здесь окажемся?
