Читать книгу: «Похороны Криса», страница 7
– У вас ровно десять минут, чтобы оттуда сдрыснуть без последствий.
С высоты беспилотника я видел, что омоновцы в бронежилетах, перебегая с места на место и выцеливая возможного противника, медленно под прикрытием «Тигра» приближаются к месту бывшей фермы.
– Хр-хр! Дрон на дереве нельзя оставлять.
– Так не оставляй! Прикрепи к большому коптеру крючок из проволоки, я постараюсь его зацепить.
Проволоку он не нашел. Зато приспособил вместо нее палку с сучком, привязав ее к коптеру с помощью остатков скотча, которым я прикреплял к беспилотнику рацию.
Со второй попытки я зацепил сломанный дрон и утащил его к себе в укрытие.
– Ты скажи спасенным людям, чтобы они не рассказывали про нас. Нас здесь не было! И обрадуй их насчет паспортов. Они здесь – в сейфе будут лежать. Фай и Артем взяли Леру под руки и побежали с ней через поле. Лерины друзья по несчастью что-то кричали и махали руками ей вслед.
Не теряя времени, я стал перекладывать деньги в мою любимую хапужную сумку. И только забив ее под завязку, я обратил внимание на третий отсек сейфа. Черт возьми, был и такой у этого монстра семейства железных шкафов! В нем спакойненько ожидали моего внимания несколько обувных коробок. Ну, не шузы же бармалеи в сейфе прячут? И не «лабутены». Я открыл ближайшую коробку. Туфлями в ней уже и не пахло. Она до краев была забита пакетиками с белым порошком. Ах, вот откуда бабло! А я еще удивляюсь, почему деньги такие мятые и такие все разные? Оставить наркоту здесь фээсбэшникам? А если они все такие, как Газизов? Тогда порошки дойдут до целевой аудитории. И может, соседский мальчишка, который рос на твоих глазах, когда-нибудь в лифте уставится на тебя тупым холодным взглядом. А за стеной твоей квартиры ты будешь слышать ругань и плач его матери. Нет! Ни за что! Я вытащил все документы из железного ящика, сложил их в желтый полиэтиленовый пакет «Лента», которых всегда было полно в моей хапужной сумке и подвесил его на самый высокий корень, торчащий из пня, за которым мы прятались. Это вам ребята, чтобы лучше было видно. Из станкового рюкзака я вытащил бутылку с жидкостью для розжига костра и обильно полил ее всю эту «обувную» дурь, лежащую в сейфе. Никогда не видел, как горят наркотики. Ничего особенного, но все же зрелище душещипательное: горели слезы и горе отцов и матерей.
Затем я вытащил из сумки с десяток пачек денежек разного номинала и обжог их с разных сторон так, чтобы они не сгорели до конца. Полуистлевшие купюры я разбросал вокруг сейфа. Получилось красиво. В это время ребята, наконец, добрались до края леса. Лера совсем не походила на девушку с фотографии паспорта. Это и понятно. Рабство не красит. Ее лицо совсем не выражало радости избавления от неволи. Видимо, эмоции кончились. Дай бог не навсегда.
Когда мы вновь водрузили рюкзаки на прогнувшиеся от нагрузки спины, на место разрушенной фермы въехали фээсбэшники. Я даже успел разглядеть в бинокль полковника, вышедшего из Фольксвагена позже всех остальных. Он спокойно поправил бронежилет и стал смотреть в нашу сторону. Впрочем, возможно, что мне это только показалось.
Обратный путь к месту стоянки «Фордика» показался уже не таким сложным. Путь домой всегда легче и короче.
Ксюша, увидев нас, разревелась. Вот тебе и «железная кнопка»! Она, молча, обняла Леру, похлопав ее рукой по спине. Не сказав ни слова при этом, мы запихнули вещи в маленький багажник, а сами с трудом втиснулись в салон «Фиесты». Фу! Фордик рванул в направлении дома. Со стороны маленькую красную машинку Ксюхи можно было принять за «Запорожец» советской эпохи, едущий в конце рабочей недели на дачу. Загружен он был так, что амортизаторы не срабатывали на кочках и ямах. А порожки и днище машины то и дело, скрежеща, терлись о землю. Вдобавок на крыше каким-то чудом поместились огромные коробки с дронами. Они были привязаны к багажнику видевшими многое на своем веку крепежными резинками. Я не хотел возвращаться той же дорогой, опасаясь нарваться на Мирзояна. Поэтому, проехав километров десять от того места, где еще дымился «Уазик» бандитов, мы перескочили по бревенчатому мосту на другой берег Тосны. Дорога здесь, хоть и была обозначена на карте, скорее всего являлась трассой для русского экстрима. Раз десять мы выталкивали машину из луж, больше напоминающих болото, пока наконец-то не выехали на вполне приличную трассу, ведущую к Лисино. Худо-бедно, но здесь был асфальт, и появилась связь. У всех запиликали сотовые, активно принимая зависшие сообщения. На моем же телефоне зазвучали гудки вызова. Опять звонили с фермы. Я ответил:
– Нет, сегодня не смогу к вам приехать. Я уже говорил. И завтра тоже! Когда приеду? А вы лошадь перекрасили? Нет красной краски? Ну так пошлите кого-нибудь за ней. Я что ли вам всегда краску вожу? Я спрашиваю: я что – нанимался возить вам краску? Нет, не нанимался. Тогда побеспокойтесь о ней сами. Машины нет!? Очень хорошо! Соседи у вас есть? Вот соседей и попросите привезти. Нет, синяя не пойдет. И зеленая тоже. Только красная. Ярко красная. Короче, ничего не знаю, но лошадь к приезду хозяина должна быть перекрашена.
Я отключился и увидел, что все напряженно смотрят на меня.
– Босс, ты связался с цыганами?
– Почему?
– Это цыгане лошадей воруют, а потом перекрашивают. Возможно, ты глава мафиозного клана – цыганский барон? Сначала пальчики предлагал отрезать, теперь заставляешь народ лошадь перекрашивать. Откуда лошадь?
– От верблюда. Ферма эта называется «Красный конь». Красный, а не желтый.
– При чем здесь желтый?
– Краски у них, видите ли, красной не было. Покрасили фанерного коня над воротами фермы в желтый цвет. Смешно? Разве нет? Вот и мне не смешно. Поэтому пусть перекрашивают, как хотят, дальтоники безмозглые.
Ксения не удержалась и прыснула от смеха. За ней подтянулся Фай, потом Артем. И даже Лера не смогла оставаться грустной. Хохот стоял такой, словно в теплом застолье кто-то рассказал шикарный анекдот. Напряжение после опасных утренних событий спало в одно мгновение.
Что ж, если история заканчивается смехом, значит это не трагическая история. Слава богу, все живы и здоровы. Я ехал и смотрел на Леру. Когда она начала смеяться, она стала красивей. Гораздо красивей, чем на фото в паспорте.
Глава восьмая
Метаморфозы
Девятое июня 2018 года. Суббота
До старта Чемпионата мира по футболу – 5 дней
«Взлетевший на забор петух тоже мнит себя птицей высокого полета».
Пивоваров В.В. Сборник собственных перлов.
Изд-во «Файерфлай». М., 1994. Т.3.С.697
Но на этом история не закончилась. Отдохнув от эмоций той памятной пятницы, все участники событий решили отметить возвращение к нормальной жизни в симпатичном французском ресторанчике «Cafe de la Paix de Montmorency», на стеклянной двери которого красовалось рукописное объявление: «Лучшая в Питере шаурма». Я немного расстроился, прочитав его. Впрочем, зря. Нам принесли приличное фуа-гра. А вместо сладенького французского «Монбазийяка» предложили отличный аргентинский «Мальбек». Терпкие вина я всегда предпочитаю всем остальным. Поэтому был несказанно рад данному факту.
– Как ты себя чувствуешь? – мой вопрос был обращен, естественно, к Лере.
Ее губы осветили всех лучезарной улыбкой, не требующей ответа на мой вопрос.
– Гораздо лучше, чем в погребе.
– Герой спас принцессу из темницы злого колдуна и теперь обязан на ней жениться, – Фай, как всегда, не унывал. – Когда свадьба?
– Не суй свой нос, куда тебя не просят, – отрезал Артем.
– Интере-есно, – противненько заголосил Фавася. – Пошел на попятную? Еще скажи, что тебе денег надо накопить, прежде чем жениться.
Артем в ответ изобразил рукой жест, означавший его готовность пальцами зажать рот своего друга. Кстати, деньги мы уже разделили. Разделили поровну. Половину мне, а половину – ребятам. Это они сами так решили. Но я свою половину разделил еще на три части: треть себе, треть своим детям и внукам. А оставшуюся часть уже развез тем людям, что сидели в зиндане вместе с Лерой. Я не стал афишировать этот факт даже перед ребятами. Меньше знаешь – лучше спишь. И бывших «рабов» попросил не распространяться. Где нашел их адреса? Лера рассказала. У нее отличная память. За полгода совместного существования в темном сыром подвале они узнали друг о друге все до мельчайших подробностей. Кошмар! Рабство в окрестностях Питера в двадцать первом веке. Рассказать кому – не поверят.
– Свадьба будет. Но если ты снова откроешь свой поганый рот по этому поводу – она будет без тебя, – Артем, как всегда, произнес это с привычной дозой минорных интонаций. Породу не изменишь.
Лера чуть-чуть прижалась к нему плечом и весело «пропела»:
– Мы с Артемом решили подать заявление в ЗАГС 14 июня, в день открытия Чемпионата мира по футболу.
– Ура! Наши победили!!! Один-ноль!
– Я тебя предупредил: хватит стебаться по этому поводу.
– Дыр-дыр-дыр дыр, успокойся! Я просто рад!
– Хорошо, что ты рад. Мы тоже рады. Но ты сам, когда нас обрадуешь? – вставил я свои «пять копеек».
– В каком смысле «обрадуешь»? – не понял бывший обладатель дредов.
– Без всякого смысла. Сам сказал про счастливое спасение и вытекающие из этого обязательства. Ксюша тебя спасла из канала? Не вертись, не вертись. В глаза смотри! Спасла?
– Ну, спасла.
– Все! Ты обязан на ней жениться.
– Если бы я на каждой женился…
– Ты на каждой не женись. А вот Ксюше сделай предложение.
– Рано мне еще.
– Когда он сделает мне предложение, – не выдержала таких «уговоров» Ксения, – я буду вся в белом.
– Как это? – не понял Артем.
– В белой фате и в белых тапочках.
– Что вы на меня все ополчились? Давайте выпьем за молодых. Горько! – завопил Фай.
– Сладко! Лучше расскажи, как к тебе полковник приходил, – Артем постарался перевести разговор на другую тему.
– Да! Чего рассказывать? Приходил, расспрашивал. Чего, да как. Он больше ВВП интересовался. Кто такой, чем дышит, где работает? Босс, я не знаю, где ты работаешь.
– Сейчас, нигде. Чего ты ему еще разболтал?
– Да не болтал я! Сказал только то, что мы решили говорить. Ничего не знаю: был пьян. Очнулся, а тут всадники в черных полумасках на белых конях…
– Трепло! – подытожил Артем.
Мы договорились все отрицать. На самом деле нас, кроме кавказского «красавца», никто не видел в лицо. База уничтожена. Но своих следов мы там не оставили. Даже от обуви, в которой мы там наследили, на всякий случай избавились.
– Вот козел! – вспылила Ксюша. – Заграбастал все лавры борца с терроризмом и еще хочет…
Я приложил палец к губам, показывая всем, что не стоит говорить о прошедших событиях вслух. Нас могли подслушивать. И все-таки всем нам было немного обидно. Все последние дни новость о разгроме силами ФСБ подпольной банды, готовящей террористические акты во время проведения мундиаля в Санкт-Петербурге, не сходила с экранов телевизоров и с передовиц интернетовских новостных сайтов. Полковник Мирзоян фигурировал в них, как главный герой: мудрый, смелый, решительный.
Вспомнишь в жизни про навоз – а его уж целый воз! Полковник не заставил себя ждать. Только я вернулся из ресторана домой, как в дверь позвонили. Взглянув в дверной глазок, я все сразу понял. Да и что тут понимать? За дверью стояла известная мне по взрыву у полицейского участка мирзояновская тройка и пара автоматчиков в полной амуниции бойцов спецназа. Я не стал выпрыгивать с балкона – одиннадцатый этаж все-таки, а спокойно открыл дверь. В нее ломанулась толпа, словно из переполненного кинозала после окончания сеанса. Кроме тех, кого я увидел в глазок, толпу составляли еще несколько спецназовцев в балаклавах, вертлявый мужичок с видеокамерой, пять или шесть оперативников в костюмах и при галстуках, кинолог с собакой, а также соседка в своем вечном шелковом халате с каким-то новым незнакомым мне хахалем. Все они мгновенно растеклись по квартире. Отовсюду до меня стал долетать шум выдвигаемых ящиков шкафов, стук падающих на пол книг и других предметов. Пару раз раздавался звон разбиваемой посуды. Я выдвинул стул на середину кухни и сел на него:
– Чем обязан столь позднему визиту? Надеюсь у вас достаточно оснований для столь бесцеремонного шмона?
– Больше, чем достаточно, – полковник спокойно уселся за круглый стеклянный кухонный стол, и раскрыл папку. – Вот ордер на обыск. А это протокол, который я начну заполнять через пару минут. Предупреждаю – если я в нем напишу хотя бы одну букву, обратного пути на волю у вас гражданин Пивоваров уже не будет.
Я, конечно, человек в таких делах не опытный. Не привлекался, но и не нарушал. Потому и не привлекался. А может, не потому. Может, просто повезло. Правильно говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. То, что ты на свободе – не твоя заслуга, а недоработка компетентных органов. Тем не менее, я чувствовал, что он просто берет меня в оборот. Пытается запугать и подчинить своей воле. Все-таки я уже не мальчишка. Мне не двадцать лет. Я многое уже понимаю.
В это время в квартиру зашел еще один человек – сильно кудрявый сухонький мужичонка в очках и с бородой. В руках он держал кейс.
Полковник сухо бросил ему:
– Вадик, обрати внимание на состояние ванной. Есть ли на ней следы сильнодействующих кислот или щелочей. А пол на кухне – на наличие частиц крови.
Ну, естественно! Кто кроме «красавчика» мог быть информатором в этом деле? Думаю, других доказательств, кроме свидетельств этого бармалейчика, у Мирзояна нет.
– Ну что, многоуважаемый, – полковник вновь обратился ко мне, – рассказывайте!
– О чем?
– Обо всем.
– Родился я в сентябре месяце. В 1973 году. Мама рассказывает, что на дворе стояла…
– Хватит «ваньку» валять. По существу дела говори.
– Какого дела?
– Ну, все! Ты меня достал! Сейчас ребята на тебя накопают – уже не отмоешься. Плюс свидетель у меня уже есть.
– Какой свидетель?
– Хороший. Разговорчивый.
– Гражданин полковник. Я ничего не знаю. Ничего не делал. Я простой российский журналист. Снимаю природу, животных, травки там всякие, грибочки…
– Вот я и вижу, что ты переборщил с грибами и травками. Повторяю последний раз! Если ты Володенька не расскажешь мне все. Заметь – все! Причем скрупулезно и обстоятельно, то на нары ты загремишь не в одиночку. Пожалей хоть своих молодых друзей. Ты им всю жизнь сломаешь.
– Каких друзей? – я упорно продолжал гнуть свою линию, кося под дурака.
– Пожизненно вам всем светит.
– За что?
– За все! За убийства, за терроризм, за нападение на полицейский участок, за пытки…
– Еще и за пытки? Нормальненько так. Это кого я пытал?
– Ты знаешь кого. Он все в суде расскажет.
Ну и пусть рассказывает. Думаю, кроме «красавчика» ничего у полковника нет.
– Ты ошибаешься, думая, что кроме одного свидетеля у нас нет на тебя ничего. Наследил ты Володенька. Ох, наследил!
Врет собака. Я педант. Отпечаточки своих пальчиков уж точно нигде не оставил.
– И отпечатки пальчиков твоих у нас имеются. На очень интересных предметах.
– На каких таких «интересных предметах»?
– Вот, полюбуйся! – он открыл папку из крокодиловой кожи, вытащил оттуда фотографии и сунул их мне в руки.
Это были снимки моей любимой гири. Черт! Гирю то я забыл протереть. Как так? Вылетело из башки! Правильно говорят: идеальных преступлений не бывает. На чем-нибудь, да проколешься. Впрочем, гиря – это не доказательство. Мы же не били ей по голове «красавчика». И я вновь сел на своего «конька».
– Ах, это… Да. Это моя гиря. Или похожая на мою. И отпечатки на ней точно мои. Если конечно, это моя гиря. Люблю я по утрам гирьку потягать. И в чем тут преступление?
– Тогда как она оказалась в «Парке Авиаторов»? – не унимался допытываться полковник.
– Я-то почем знаю? На днях у меня ее украли.
– Когда именно?
– Не знаю. Я прихворнул и две недели зарядку не делал. А вчера сунулся – гири нет. Сперли.
– Почему не заявил?
– Как вы себе это представляете? Думаете полиции заняться больше нечем? Да и какие перспективы, что ее найдут? Я думал, что мою любимую гирю давно уже на металлобазу сдали.
– Но в квартиру твою, Володя, злоумышленник как-то должен был попасть?
– Зачем? Я гирю на свежем воздухе тягал. На балконе.
– Ну не надо из меня дурака делать. Какой идиот может спереть с балкона одиннадцатого этажа шестидесятикилограммовую гирю?
– Ох, товарищ полковник! Я тоже в детстве думал, что все вокруг умней меня. А оказалось, что идиотов, особенно с феноменальной активностью безумных идей – пруд пруди. Кто-то же ее спер! Зачем? Не знаю. У меня у соседа по даче старую железную дверь прямо с петель сняли. А в самом доме ничего не взяли. Вот спрашивается: как, зачем?
– Меня не интересуют твои соседи по даче, – он вновь открыл свою папочку и извлек оттуда еще кучку фотографий.
На изображениях были какие-то мрачные типы, снятые для уголовного дела с линейкой и в разных ракурсах.
– Какие поразительно наглые рожи! – спародировал я «профессора-археолога» из известного советского фильма. – Кто эти люди?
– Это члены «Петрозаводской УПГ»: Сапог, Носок, Бязя и Беня Ладожский.
Мне эти имена ни о чем не говорили. Нет, правда – ни о чем.
– С какого боку-припеку здесь я?
– Отпечатки пальчиков этих преступников обнаружились на вашей гирьке.
Интересно. Откуда? Удивление мое было неподдельным. И чем мне это грозит? Да ничем! Не был я знаком с эти людьми. Меня не запугаешь. И я продолжил плести экспромтом:
– Ах, вот оно в чем дело!
– Вспомнил?
– Чего вспомнил? Нет! Не вспомнил! Понял! А я думаю – кто это мою гирю слямзил? Наверное, кто-нибудь из этих малоуважаемых людей, проезжая по моей улице, случайно увидел, как я бодрячком занимаюсь по утрам зарядкой и позавидовал. Заказуха это была! Явная заказуха! Вот оно что…
– Какая еще заказуха?
– Обычная. Кто-то же заказывает угон приглянувшейся тачки? Не исключены и другие варианты заказов.
– Чего несешь? Носка вместе с еще десятью членами банды в девяносто девятом взорвали в сауне. Сапог сидит с максимальным сроком. Бязя от туберкулёза десять лет назад скончался. А Беня с общагом сбежал в Израиль.
Ничего не понял. Куда он клонит? Он мне что – их старые дела хочет навесить? Дебилизм какой-то. И тут я понял откуда взялись пальчики всех этих уродцев. Гирька мне эта досталась по случаю. А случай был такой. Поехали мы как-то с моим студенческим другом Жекой в Карелию поохотиться. На заре сели на номерах, замаскировавшись на берегу озера. Только я дунул в манок, чтобы зазвать парочку каких-нибудь жирненьких уточек, как вдруг – вместо них прямо из тумана мимо меня, пыхтя и матерясь, протопал бритоголовый громила. В руках у него и была эта самая гиря. Я сразу не понял – какого рожна? Но следом за «бритым затылком» к озерку подтянулась еще стайка не совсем молодых ребят. Среди них был кудрявый дядечка с кляпом во рту. Двое удальцов при помощи ножного насоса стали накачивать резиновую лодку. А громила достал веревку, с явным намерением соединить в одно целое ноги бедолаги и гирю. Я не герой. И не имел никакого понятия – как мне поступить в данном случае. Но и беспредела такого я никогда не видел воочию. Неожиданно внутри меня все заклокотало до такой степени, что, не знаю как, но я нажал на спусковой крючок. В мертвой тишине выстрел прозвучал оглушительно громко. Дробь продырявила лодку, и та громко засвистела, спуская воздух. Оторопь у «ребятишек» быстро прошла. Они выхватили пистолеты и стали безудержно палить во все стороны. Ничем хорошим для меня это бы не закончилось. Я хоть и замаскировал основательно свою точку, но вычислить они меня могли быстро и легко. Женька тоже все видел. Он сидел в камышах с другой стороны по отношению к банде. Не раздумывая, он всадил в задницу громилы заряд дроби, предназначенной для дичи. Тот свалился так, словно пуля попала ему прямо в сердце. Кудрявый, воспользовавшись неожиданно возникшим хаосом, бросился в озеро и по мелководью рванул в камыши. Бандиты развернулись ко мне спиной и стали пулями косить прибрежные кусты, за которыми спрятался Женька. Испугавшись за друга, я повторил его подвиг. Всадил заряд картечи в самую крупную из попавшихся в прицел задниц. Исход многих битв часто предопределяет паника. Громила неожиданно бодро вскочил и, словно бешенный лось, ломанулся через кусты в лес. За ним, стреляя на бегу, застучали копытами остальные бандиты. Только по чистой случайности ни я, ни Жека не пострадали. А гирю я забрал домой в качестве трофея. Нормальный добытчик не имеет права возвращаться домой с пустыми руками.
Но не рассказывать же мне эту давнюю историю полковнику? И я выдал новый вариант происхождения спортивного снаряда:
– Дык, я же купил эту гирю на барахолке.
– Где? У кого? Когда?
– Когда-когда? Давно. А, вспомнил! Это было летом 1998 года. Как раз «пионер» Кириенко объявил дефолт. Цены взлетели. И я, чтобы мои кровные трудовые накопления не сгорели, поехал на Блошиный рынок на Удельной. Там я и приобрел эту самую гирю.
– Вова, хватит фиглярничать. Меня твои ужимки уже достали.
– Я говорю исключительно правду. Даже человека, продавшего мне эту бандитскую игрушку, я отчетливо помню. У меня фотографическая память. На вид ему было лет семьдесят пять. Худой. Примерно с меня ростом. Одет в черную куртку из кожзама, темные коричневые джинсы и старые ботинки советской фабрики «Скороход».
– Хватит!
– Да. За цвет волос не скажу, так как на голове у него была вязанная черная шапочка.
– Все. Хватит. Достаточно!
– Вы его найдете?
– Найдем. Вот это – кто? – и он сунул мне под нос фотографию «красавчика».
– О! Это ж Бюльбюль-оглы в молодости. Или нет? Видно, что фотка современная. Это его сын? Внук?
– Это человек, который дал против вас показания.
– Первый раз его вижу. А ему можно доверять? Он честный человек? Не врет?
– Это мы сейчас проверим. Сейчас ребята что-нибудь да найдут.
В это время человек с кейсом зашел на кухню и что-то прошептал на ухо Мирзояну. Тот переспросил его вслух:
– Совсем ничего? Он что, ванну поменял? Кислота на эмали уж точно оставила бы следы. У нашего свидетеля волдырь на ноге размером с голову.
– Нет, ванна старая. Но следов точно нет. Не было там кислоты.
Я улыбнулся. Самовнушение, или… черт, не помню, как медицина определяет этот термин, кажется, соматика. Да! Соматика. Это когда психические переживания человека или стресс выливаются в реальные болевые ощущения, болезни и даже травмы. Так вот, самовнушение порой приводит к поразительным результатам. Всего-то вылил на «красавчика» грамм сто горячей воды, а у него волдырь, словно я вылил на него ушат кипятка.
– Тебе весело? – отвлек меня от воспоминаний полковник и скомандовал: – Встань и отойди! Вадик, посмотри пол на наличие крови.
Вадик достал лупу и стал ползать по моему кухонному кафелю. Я ухмыльнулся еще больше. Плитки на полу были огромными, поэтому немногочисленная кровь бармалеев не попала в их стыки. Вернувшись из памятного похода к берегам реки Тосно, я тут же тщательно, но легко и просто, смыл засохшие капли крови с полированной поверхности кафеля.
Поползав минут пять, Вадик поднялся и отряхнул колени:
– Карен Георгиевич, здесь чисто.
Тот в ответ только зло зыкнул:
– Свободен. Сними отпечатки пальцев и можешь уезжать.
На кухню в это время вернулся тот самый рыжий здоровяк, который приезжал с полковником на взрыв во дворе полицейского участка.
Мирзоян спросил:
– Ну как там, Глебыч? Нашли что-нибудь?
– Нет ничего.
– Так и «ничего»?
Рыжий в ответ отрицательно покачал головой.
– Вандалы! Вам бы только ломать. Я сразу сказал, что ни в чем не виноват. Лучше бы террористов ловили.
– Без твоих советов проживу!
Полковник силой усадил меня на стул, оперся ногой о край его сиденья, нагнул свою голову впритык к моему левому уху и прошипел:
– Куда деньги подевал?
– Так вас деньги интересуют? – громко, чтобы все слышали, ответил я. – Так бы сразу и сказали.
Полковник никак не отреагировал на мой пассаж, а рыжий тут же подскочил вплотную. Я продолжил:
– Деньги в кухонном шкафчике за стеклянной дверцей.
Рыжий шустро открыл шкаф. Через пару секунд он уже стоял перед полковником, протягивая ему немногочисленные купюры. Это были деньги, которые мы с Варей всегда кладем на полочку для походов в продуктовый магазин. Полковник машинально взял деньги в руки, но тут же брезгливо разжал пальцы и рублевые купюры разлетелись по кухне:
– Я тебя про деньги спрашиваю! – выдавил он через зубы. – Про валюту!
– Про валюту? А, ну да! Представьте, я дурак думал, что рубли – это тоже деньги. Валюта у меня хранится в холле на книжной полке. Большая Советская энциклопедия, том номер двадцать три.
Рыжий пулей слетал в холл, который я оборудовал в качестве своего кабинета, и вернулся оттуда с увесистым томом энциклопедии. Он открыл его и вытащил купюру в сто долларов:
– Шеф! Здесь больше ничего нет!
– Глебыч? Тебе заняться больше нечем? Иди отсюда! – заорал Мирзоян на подчиненного.
Тот сразу исчез. Полковник вновь прильнул к моему уху:
– Шутки кончились. Даю тебе последний шанс. Ты нашел в парке сумку. Там была большая сумма денег в иностранной валюте. Куда ты ее подевал?
– Сумку?
– Да не сумку! – уже не сдерживаясь, прорычал Мирзоян. – Деньги где спрятал?
– Ах, вы про это…
– А про что еще?
– Не было там денег!
– Я точно знаю, что были! Только не ври мне.
– Там не было денег. Там были только фальшивые банкноты. А это не деньги. Это повод попасть на скамью заключенных.
– Как фальшивые? Куда ты их подевал?
– Я их сжег.
Полковник, недоверчиво глядя на меня, прошел за моей спиной и взвизгнул в другое мое ухо:
– Врешь! Нагло врешь. Но я тебя прижму к ногтю и заставлю рассказать правду.
– Нет, не вру. Вот, смотрите!
Я достал смартфон и включил на нем воспроизведение видеофайла. Мой голос звучал из аппарата ровно и спокойно:
– Сегодня второго июня 2018 года, в три часа дня, я Пивоваров Владимир Валерьевич, номер паспорта такой-то, возраст такой-то, проживающий по адресу такому-то, в присутствии свидетелей таких-то, – далее я перечислил паспортные данные Ксюхи, Фая и Артема, – уничтожаю фальшивые купюры европейской валюты, различного достоинства, на сумму двести сорок тысяч Евро.
Далее я доставал пачки из картонной коробки, давал их пересчитать ребятам и бросал в печь.
После окончания просмотра файла я вытащил из кармана брюк самодельный акт об уничтожении фальшивых купюр и протянул его оторопевшему на миг Мирзояну.
– Шеф, я говорил, что с непрофессионалами всегда трудно. Они вечно придумывают нестандартные ходы, – в арке кухни вновь нарисовался рыжий помощник полковника. – Звонили из лаборатории. Тот клочок несгоревшей купюры, который мы извлекли из печки на даче Пивоварова, оказался изготовленным на подпольной типографии.
Мирзоян только махнул рукой:
– Все, Глебыч! Свободен. Уводи людей. Обыск окончен.
Затем он вновь обратился ко мне:
– И почему ты, мил человек, не обратился с фальшивками в компетентные органы?
– Я ж непрофессионал. Поэтому не знал к кому мне обратиться. Да и боялся.
– Чего?
– Того, что вы, товарищ полковник, или кто-то другой, повесит на меня изготовление и сбыт фальшивой валюты. И судя по всему – не зря я опасался. Как бы я сейчас отвертелся?
– Что ж. Логично.
Он собрал снимки в папочку. Туда же положил написанный моей рукой акт и только пробурчал на прощание:
– Свободен. Пока свободен. Я буду за тобой следить. Пристально следить. Если ты мне соврал, то тебе станет тошно от моей заботы.
И он пошел к дверям, а я не удержался и тихо сказал:
– Вот и делай людям добро. Спасай жизни.
Мирзоян резко развернулся на каблуках:
– Что?
– Что слышал. Бог не фраер. Он все видит и каждому воздаст по заслуге.
Полковник зло ухмыльнулся и скрылся за дверью.
Что ж, выходит не зря я опасался человеческой благодарности.
Поздно вечером ко мне заскочил Фай. Выслушав мой рассказ об обыске, он только покачал головой:
– Вот, сука! – и восхищенно добавил: – Босс, ты умный, ты мудрый и продуманный. Извини, что отговаривал тебя сжигать деньги. Как ты сообразил, что надо так поступить? Откуда в тебе столько хитрости?
– Мой папа был кадровым разведчиком. Он специализировался на дезинформации и разводе агентов ЦРУ, МИ-6 и Моссад, – привычно отшутился я.
«Деньгами» Фай в данном случае назвал ту кучу макулатуры, что я распечатал на своем цветном принтере. Естественно, что я не собирался сжигать столь трудно приобретенные нами еврики, которые вовсе не были фальшивыми. А фальшивка, остаток которой фээсбэшники нашли в печке, была у меня давно. Ее подсунули моему сыну Сашке еще в начале двухтысячных, когда он с рук покупал на «Юноне» ноутбук. Варя давно хотела ее порвать и выкинуть. Но я не давал. И вот, смотри-ка! Пригодилась! Сквалыжность тоже иногда приносит дивиденды.
В понедельник утром мне неожиданно позвонили из «Большого дома». Приятный женский голос вежливо попросил меня ровно в двенадцать часов утра прибыть в ФСБ на Литейном.
– Сухари брать? – грустно попытался пошутить я.
В трубке рассмеялись:
– Нет, что Вы! Оденьтесь поприличней.
Натянув костюм, я на всякий случай звякнул Фаю. Тот меня удивил:
– Только что звонил Артем, его и Ксюшу тоже туда пригласили к двенадцати. А меня нет. Стоп, второй входящий, перезвоню.
Через минуту:
– Босс, меня пригласили. Чтобы это значило? Может, очная ставка?
– Поехали, там разберемся.
Какая может быть очная ставка? Тупит, как всегда. Для очной ставки особое приглашение присылают. «Повестка» называется.
Внизу нас встретили и проводили в приемную начальника УФСБ. Здесь уже сидело несколько человек. Некоторые с камерами и фотоаппаратами.
Без пяти двенадцать всех пригласили в кабинет. Седовласый генерал вышел навстречу и горячо пожал наши руки. Засверкали вспышки фотоаппаратов, забегали операторы с камерами. Генерал был лаконичен:
– Вот на таких ребятах и держится наша Россия уже тысячу лет. Спасибо родные за вашу гражданскую позицию и, не побоюсь этого слова, за героизм. От имени ФСБ России уполномочен передать Вам личную благодарность президента и вручить билеты на матч открытия Чемпионата мира по футболу, который состоится в Москве на стадионе Лужники. Билеты специальные – в ложу гостей. Вам объяснят, что делать и как правильно оформить допуск туда. Спасибо еще раз. Всего доброго.
Приятные ощущения от такого приема перемешивались у нас с недоумением. Как так? Но тот самый рыжий помощник Мирзояна, присутствовавший при награждении в форме майора, быстро развеял наши «непонятки». После приема мы прошли к нему в кабинет, на дверях которого значилось его имя «Толочко Александр Глебович». Здесь мы выслушали душещипательную историю, каким образом информация о наших героических приключениях добралась до самого верха. Он не называл конкретные имена, но я понял, что речь идет о президенте страны. Оказывается, Мирзоян, несколько расшатавший свою нервную систему во время обыска моей квартиры, решил поправить здоровье в своем кабинете при помощи коньяка. Лечение несколько затянулось, и посреди ночи он случайно пять раз выстрелил из табельного пистолета в потолок. В это время в здании находились сотрудники московского ФСБ. Они были специально откомандированы в наш город для усиления мер безопасности. Москвичи решили, что стрелять в преддверии открытия чемпионата мира по футболу не позволительно никому и попытались задержать дебошира. При этом полковник оказал яростное сопротивление и случайно ранил одного из сотрудников в ногу. После этого начались допросы, в ходе которых и всплыли наши фигуры. При этом Толочко выделил свою принципиальность:
