Читать книгу: «Падение», страница 2

– Так, кто звонит? – Иван Михайлович потянулся за телефоном, когда мы сели за стол. – Привет. Да, приехал, встретил, сидит, ест, передаю телефон.

– Здравствуйте, тёть Наташ.

– Привет, студент, прогульщик! Ну как доехал? Дядька кормит? – Наталья Сергеевна говорила громко, впрочем, как и всегда.

– Хорошо доехал, дядька кормит и поит, – тут Иван Михайлович поднес указательный палец к губам.

– Ну, как обычно, что с него взять? Ладушки, в пять приду, не скучайте…

Вдруг раздался звонок по второй линии. Звонила какая-то шарашка.

– Дядь Вань, тут, похоже, вас.

– Давай, ну-ка… Свободен, хорошо, приду, – все так же весело ответил Иван Михайлович шарашке.

– Вот, на работу вызывают. Не заскучаешь тут один?

– Да не должен… Пока душ, пока сумку разберу…

– Вроде я тебе всё показал, да ты здесь уже и как дома, каждый год ездишь… Так, в магазин, что ли, зайти потом? Хлеба, молока… Тебе что-нибудь взять? Газировку, чипсы? Таким не увлекаешься?

– Не, не, ничего не надо.

– Ну, я пошёл, закрывайся.

Он ещё долго ходил по квартире и искал ключи и какую-то флешку. Сходив в душ и распределив свои немногочисленные вещи, я стал более внимательно рассматривать квартиру. Я захотел узнать, что читают в этом доме. На полках стояло большое количество книг, изданных в советское время: Диккенс, Толстой, Лондон, Симонов… Книги были сгруппированы по авторам, и лишь произведения Достоевского стояли в разных углах шкафа. «Братья Карамазовы» были куда тоньше версии произведения, которая была у меня дома. Когда я открыл на главе «Великий инквизитор», из книги выпал засушенный расплющенный таракан. Прегадкое зрелище. Я закрыл книгу и поставил её на место. Нижняя полка была заставлена российскими популярными детективами. Одна книга лежала на тумбочке рядом с диваном. Закончив рассмотрение книг, я перешёл к фотографиям, которых было действительно много.

Выделялись две большие, размером, 20 на 30 сантиметров. На первой была вся моя белоельская родня: Васильевы, их дочери, Надежда и Мария, их мужья, Виктор Синцов, Александр Никитин, соответственно, и четверо детей. Костю и Катю держали на руках, потому как они были совсем ещё крохами. Фотография была сделана на прошлый юбилей Ивана Михайловича. На второй же было ещё больше народу: добавилась ещё и моя семья с бабушкой и дедушкой. Она была сделана тем летом во время юбилея Натальи Сергеевны. Собственно, на второй фотографии изменились только Иван Михайлович, который заметно потолстел и полысел, и дети, особенно Катя. Она очень сильно отличалась от того, как она выглядела в два года.

Остальные фотографии являлись портретами, в основном детей. Была фотография, на которой я четырёхлетний что-то жевал с довольным видом. Рядом стояла фотография с моего школьного выпускного. Вот Сашка Никитин довольный лежит на пеленальном столике, вот он идет в первый класс, а на другой полке уже весьма серьёзный, но всё же с огоньком в глазах сидит перед тортом с цифрой 10. Рядом сестра его, Катька, с большими бантами стоит на школьной линейке. Костя же на всех фотографиях улыбался, и казалось, что с годами улыбка становилась всё шире.

Глядя на следующую фотографию, назвать его старшую сестру Сашкой, как раньше, уже никак не получалось. Очевидно, что фотография была сделана этой зимой, скорее всего в новогодние каникулы. Александра Синцова, несмотря на свои тринадцать лет, выглядела весьма старше своего возраста. Такую безупречную осанку, как у неё, никак не сможешь представить, когда речь идёт о девочке-подростке. Это раньше в семьях высшей знати родители и гувернантки прилагали усилия, чтобы укрепить осанку детям. Сейчас же никому нет дела до того, как выглядит спина у ребёнка. За сутулость, конечно, ругают, но на этом и останавливаются, даже к врачам не обращаются, когда у ребёнка появляются первые признаки сколиоза или кифоза, или и того и другого вместе. Я не думаю, что Надя с Виктором следили за спиной дочери. Скорее всего, она сама себя поддерживала в форме.

В её выразительные чертах лица проглядывалась взрослость и женственность. Конечно, она выглядела очень привлекательно, но для девочки тринадцати лет это было что ли даже недопустимо. Я считал, что ребёнок не должен рано взрослеть, ничего хорошего в этом нет. Красивые длинные светлые волосы доходили ей до поясницы. В её взгляде на фотографии совсем отсутствовали детские черты, напротив, её глаза смотрели серьёзно, даже слегка надменно. В этом взгляде чувствовалось что-то тяжёлое, плохое, какая-то великая печаль. Но одновременно с этим своей серьёзностью Александра как бы пыталась скрыть эту грусть. У неё ещё сохранились немного выраженные щёчки – последнее напоминание, что передо мной была фотография девочки тринадцати лет, а не восемнадцати-двадцати. В прошлый раз я видел её тем летом, но тогда она была совсем ещё ребёнком. Как она успела так вырасти? Куда пропал её нежный, слегка наивный взгляд? Где улыбка, которая так нравилась всем? Теперь её уже никак не назовешь девочкой. На фотографии она была очень красивой.

Ждать возвращения «взрослых» оставалось ещё долго, солнце на улице опять пропало, и слегка моросило, поэтому я решил перечитать главу «Братьев», страницы которой были склепом для насекомого. Ещё раз взглянув на фотографии, я заметил, что достиг того возраста, когда человек отмечает то, как быстро растут дети…

– Так, Вань, эту большую тарелку Димке поставь, – Наталья Сергеевна с азартом командовала застольем, – а то его мамка потом скажет, вот, мол, голодом морили сыночку единственную.

Наталья Сергеевна, как и всегда, была в приподнятом настроении и, несмотря на усиливающуюся одышку, не переставала бегать из кухни в гостиную, накрывая стол. Она достаточно хорошо выглядела для своих лет – слегка заметная хромота и полнота не портили впечатление. Наталья Сергеевна была среднего роста женщиной с аккуратными коротко подстриженными волосами. Глядя на неё, невольно создавалось впечатление, что где бы она ни появлялась, там тут же образовывался хорошо накрытый стол и уют.

– Когда у тебя уже свои дети будут, а? Вон как оба светитесь от счастья, – сказала Мария (младшая дочь Васильевых, невысокая и всё сильнее приближавшаяся к комплекции матери), радостно смотря, как я держал на руках её дочку Катю.

Катюха лапками белого игрушечного кота – бывшей моей игрушки, которую она увезла от нас в прошлом году – пыталась обнять моё лицо. Белокурая девчонка с зелёными глазами, едва заметными из-за смеющихся щёчек, и я строили рожицы друг другу. Как же я хотел, чтобы она никогда не росла.

– У нас уже в твоём возрасте Сашка был, – Мария потрепала по голове проходящего рядом сына, нёсшего фужеры.

– Ну, какие дети, – звонкий голос Натальи Сергеевны послышался из коридора, – какие дети? Когда мы пришли, он знаешь, что делал? – Наталья Сергеевна зашла в комнату, неся большую миску «Цезаря». – Достоевского он читал. Ой, мамка сама не в восторге, наверное, что так тебя воспитала, а? Внуков ведь ей тоже хочется.

Мы с Катей подошли к окну, залюбовались дождём и совершенно не слышали, что там кричат эти «взрослые». Солнечный свет, нежно и ненавязчиво пробивавшийся сквозь капли, светлый, восторженный, любящий взгляд, каким умеют смотреть почему-то только дети… Я был счастлив.

– Да сейчас все думают, надо, не надо семью, чувства проверяют… А мы раз, и всё. Любим и любим, получилось, ну и получилось, и всё счастливы, да, Александр Первый? – бойко сказала Мария Никитина.

– Ты где так вымазался, император? Куда твоя мамка-то смотрит? Ну, шли же два квартала всего! – Наталья Сергеевна приказала внуку поменять джинсы, благо, у бабушки с дедушкой всегда была сменная одежда для детей.

– Саша! – протянула Мария Никитина.

– Ну, мама… Так получилось, – вылетел Сашка из комнаты, чуть не сбив деда с казаном плова.

– У нас всегда так: оно само, так получилось, я не виноват… Катюх, а ты сама чистая? Вы же вместе бежали по лужам к дяде Диме?

– Чистая, – сказала Катя, не оборачиваясь, и обняла мне шею, стукнувшись при этом лбом об мой подбородок и звонко рассмеявшись после.

– Да вы чего так рано пришли? Вас ждали к семи, а не к шести, – с улыбкой сказала Наталья Сергеевна.

– Детям дома не сиделось.

– И тебе тоже, – держа в руках бутылку вина, зашёл в комнату рослый Александр Никитин – муж Марии.

– Так, все за стол, – скомандовал Иван Михайлович, держа в руках большую ложку.

– Катюх, ты куда сядешь? – Мария обращалась к дочке, но глазами искала сына.

– К дяде, – смущаясь, ответила Катя, садясь справа от меня на диван и оттаскивая «мою большую» тарелку к себе.

– Саша, мы тебя ждём! – громко сказала Мария.

– Да я здесь, мам, – в замешательстве, прочищая левое ухо, сказал Саша, сидевший на стуле, за которым стояла Мария Ивановна.

– А, ты здесь, что ли? А ну-ка иди на диван, или папка твой пусть идёт.

– Шумно тут у вас, да, Катюх? – обратился я к девчонке, которая пыталась накормить огурцом из салата свою кошку.

– Наташ, тебе коньячку? – хозяйничал Иван Михайлович.

– Ой, нет, нет, нет, нет, – замахала руками его жена.

– За приезд племянника же. Ты посмотри, какой орёл! Ты смотри, он потом скажет своим, вот, мол, погоду не приготовили хорошую, за меня не пили, шумели, книжки читать не давали…

– Ладно, давай. Только… Всё, всё, всё, остановись наконец.

– Ну, за приезд! Молодец, что вырвался, а то старики, учёба, сам понимаешь…

От коньяка Иван Михайлович, сидевший слева от меня во главе стола, немного вздрогнул. Катина кошка была вся вымазана майонезом, на голове у нее лежал листик салата.

– Саш, накладывай, – обратился Иван Михайлович к Александру Никитину, сидевшему на другом конце стола.

– Хорошо, а ложка где?

– Да, где? Ты же с ней пришёл? – спросила Наталья Сергеевна, искавшая глазами хлеб и сидевшая напротив мужа.

– Ложка, ложка… Ложка под кошкой, – обнаружил пропажу Иван Михайлович.

– Катя! – строго протянул имя дочки её отец.

Взгляд его был суров; неизвестно, где всех отцов учат так смотреть на провинившихся детей.

– Так, какие планы? – осмотрел всех присутствовавших Иван Михайлович. – Завтра мы едем к Синцовым, в субботу на дачу, восьмого… Что это, понедельник? Восьмого к Сашке на день рождения. А ты, Димка, когда уезжаешь?

– Девятого… Утром… – с набитыми щеками пережёвывал я действительно вкусный плов.

– Ах, утром… Я помню, что девятого ты говорил, но думал, на парад ещё успеем сходить. Так завтра, значит, к Синцовым, начальника вроде как предупредил.

– И мы с вами! – звонко сказала Катя.

– У тебя вообще-то школа, – Мария Никитина подмигнула дочери.

– Не хочу! – резко скрестила руки Катя, задев ложку и отправив её в полет почти в тарелку к деду.

– Да пусть пропустит ребёнок, – сказал дед, – пусть с роднёй лучше побудет, чем в этой школе. В школу она каждый день ходит, а Синцовы за тридевять земель живут – к ним не наездишься.

– Да, действительно, – подмигнул я двоюродной сестре.

– Ладно, езжай, заодно ручку тридэшную вернёшь им.

– Ура-а-а! – теперь из-за Кати чуть не полетела тарелка.

– Я тоже хочу, – почти басом сказал Александр Никитин-младший.

– Ну уж нет. У кого двойка по географии? – злорадно посмотрела бабушка на внука.

– Так это же всего лишь по географии! Предмет так себе, не важный.

– У тебя и по математике имеется, насколько я помню, – сказала бабушка, которая знала оценки внука лучше, чем он сам. Пятиклассник был расстроен.

– Саша! – ещё более сурово, чем на Катю, отец посмотрел на Санька. Даже мне стало не по себе от этого взгляда.

– О, чей телефон звонит? – озарилась Мария.

– Похоже, вообще два: мой и… – Наталья Сергеевна потянулась к тумбочке.

– Мой, – сказал я. Мне звонила мама.

– Привет, Надюх. Да, приехал. Сидим, едим… – сложно было что-либо расслышать из-за звонкого голоса Натальи Сергеевны

– Привет, мам! Всё, доехал, встретили.

– Привет, сын. Кормят тебя там родственнички? – первый вопрос от мамы, разумеется, был про то, как и чем я питаюсь.

– Да кормят, кормят. Чего уж прям так сразу? Пловом кормят, вкусным. Шумят все, как обычно. Вы как?

– На огород съездили. Ух, столько дел передали. Хотя нет, только я дела делала, отец твой опять прохлаждался. То ему жарко, то холодно, то есть хочет. Дитя просто.

– Ну, что тебя так тянет на этот огород? Дай отцу отдохнуть.

– Кто ж его мучает? Кто ж его напрягает? Два ведра воды донести не может.

Послышалось недоумевание отца.

– Так ты же взял вёдра, потом тебе кто-то позвонил, а после звонка ты про всё забыл. Я чуть не запнулась об эти вёдра, – мама кричала одновременно и в телефонную трубку и папе.

Из-за громкости я даже отодвинул от уха телефон – как было громко всё это слышать отцу, представить страшно.

– Что ты прям в самом деле? Всё он делает. Ну, может, после того, как ты скажешь восемьдесят раз… Но ведь сделает.

– Так вот именно, что пока сто раз не скажешь и не подтолкнёшь, он не повернётся. А хотелось бы, чтобы от него самого исходила инициатива. Хотя нет, не надо. Помнишь, как он в том году захотел мусорную кучу передвинуть? Пол-участка же разнёс, и в итоге всё осталось, как было. А знаешь, как красиво помидорки в теплице смотрятся?

Тут мама принялась описывать, что они посадили, что они сделали на огороде, и вдалеке слышалось то же недовольное ворчание отца. Всё это было таким родным.

– Да, да, поверю я, что вполсилы возились. Опять все скрюченные и уставшие пришли, наверное. Тихо, спокойно у вас, значит, а у нас вот Катюха компот разлила… – здесь я не расслышал, что ответила мама, безобразие звуков к квартире Васильевых переглушило всё. – Чего говоришь?

– Привет всем передавай, говорю.

– Хорошо, хорошо, передам, ага. Ладно, пока, пока. Вот тётя Наташа трубку вырывает.

Наталья Сергеевна забрала мой телефон и отдала свой.

– Привет, сеструха! Всё пашете на огороде, говорят? – Наталья Сергеевна закричала. Я поднёс к уху её телефон.

– Привет, Надь. Да, да всё хорошо. Говорят, мы завтра к вам? Ну и отлично. Дети как? А что же им ещё делать, если не веселиться? Ну и пусть двоечники, зато счастливые. Ладно, завтра увидимся, тут дядя Ваня опять тост готовится сказать. Пока, пока…

Сидели за столом долго и шумно.

Спал я крепко. Перед тем как уснуть, лёжа на диване в гостиной, мне казалось, что звон до сих пор стоит в квартире. Возможно, я за этим и приехал, за этим звоном, за этими улыбками, за этими крепкими объятиями… Я был счастлив. Я не знал, что покидать Белоельск я буду с совершенно другим настроением. Я не знал, что за время этой недели познакомлюсь с новыми людьми, судьбу которых трудно даже вообразить. Я не знал, что некоторые родственники предстанут передо мной в новом свете.

4 мая

1

– Катя, какие карандаши? Одевайся, у Синцовых порисуешь, – Наталья Сергеевна торопила Катю, которая хвасталась мне теми вещами, что у нее есть. Я сидел на диване в квартире Никитиных, весь усыпанный мягкими котятами, медвежатами и какими-то разноцветными страшилами.

– А я думал, зачем мы так рано идем к Никитиным? Здесь, оказывается, принцессы по три часа собираются, – потрепал я волосы Кате, когда она принесла большой чемодан, полный игрушечными представителями всей земной фауны и, как мне показалось, кукол для оккультных ритуалов.

– В этом доме сначала полдня никуда не торопятся, а потом все бегают, суетятся, ищут что-то. Ой, какой только бесовщины для детей не придумают. Катя, одевайся. Вот как до этого можно додуматься? Ой, только психику ломают детям, – Наталья Сергеевна указывала на игрушку, изображавшую, по всей видимости, результат скрещивания чего-то жабоподобного с пауком.

– Хорошо, что в ваше время такого не было, правда? – сказал я.

– Ой, и не говори. Так, чьё это? Сашкино? – Наталья Сергеевна разбирала бельё, чтобы запустить стирку. – Ой, видишь, как Машка за хозяйством следит, какой беспорядок? Всё семейство такое, и Сашка, и Машка, и второй Сашка, все такие. Бросили, забыли, побежали, вспомнили, передумали. Катя, одевайся! Всё же на бабке. И бельё постирать, и детей в школу отвести, и уроки с ними сделать…

– Может, это потому что бабка сама не против?

Трёхкомнатная квартира Никитиных выглядела весьма уютно. В гостиной вся мебель была какой-то большой, объёмной, и диван, на котором спали старшие Никитины, и шкафы, даже окно, казалось, было больше, чем в других комнатах. В гостиной в следующее лето хотели сделать ремонт, но, как по мне, комната выглядела и так очень хорошо, кроме паркета, стыки которого расходились. Детские же комнаты выглядели совершенно как новые. Как такового беспорядка, к которому так придиралась Наталья Сергеевна, я не увидел. Казалось, что пыли было даже меньше, чем в квартире Васильевых, её как будто и не было почти, равно как и цветов. Во всей квартире я насчитал только три горшка с какими-то низкими фикусами.

– Катя, одевайся. Так, Дим, поработай-ка бесогоном, убери всё это мракобесие вон в ту коробку, – Наталье Сергеевна успела заметно устать за это утро. Послышался звонок, – о, дед пришёл.

Катюха в колготках, надетых только на одну ногу, побежала встречать Ивана Михайловича.

– Привет, молодёжь, готовы ехать?

– Сейчас, Катюху только соберём, – Наталья Сергеевна запустила стирку и пошла на кухню, – так, у Санька обед есть, не густо, конечно, но ладно. Быстрее поест, быстрее за уроки сядет. Катя, мне самой тебя одевать, что ли? Большая уже.

– Дядя Вань, что за график у вас такой? Ходите не понятно к какому времени, через два часа возвращаетесь…

– Да, действительно, ты же говорил, что отпросился сегодня, что у вас срочное-то такое может быть? – Наталья Сергеевна одевала Катю.

– Сама же слышала, как полвосьмого позвонили. Ильюха флешку с документами найти не мог, – Иван Михайлович обратился ко мне, – а так просто свободный график у работы. Очень свободный, а что ещё пенсионеру надо?

– И вы вдвоём её искали? – спросила Наталья Сергеевна.

– Да, зашли в мой кабинет, не нашли, зашли в его… Потом я вспомнил, что она у меня дома лежит. Пришлось возвращаться. А чего ты улыбаешься, Дим? Бывает.

– Ой, у тебя что только не бывает. Тоже вечно всё забудет, потеряет… Меня-то ещё как не забыл? – Наталья Сергеевна наконец одела Катю, которая постоянно вырывалась в поисках белой кошки. – Да стирается твоя кошка после вчерашнего пира.

– Тебя-то я всегда помнить буду, тебя на забудешь, а вот где очки? – Иван Михайлович хлопал себя по карманам, вдруг зазвенел его телефон. – Да, Илюх, привет ещё раз. Да, да, да, мои, мои, сейчас заеду.

– На работе оставил? – вздыхая, спросила Наталья Сергеевна

– Да, на столе лежат, Илюха сказал.

– О, Господи… Ну, почему я никогда ничего не теряю? Ну, почему я умница и красавица? Ой, как пятьдесят лет тебе стукнуло, так как будто в мозгу что-то перекосило… Ты плов взял?

– Какой плов?

– Я же тебе сказала, когда ты из дома выбегал, что, как вернёшься, возьми плов в кастрюльке из холодильника, чтобы нам туда-обратно не ходить, не ездить. У Синцовых же явно опять шаром покати, а плов остался после вчерашнего. На обед его съедим, а потом на ужин что-нибудь там сделаем, что детки и дедки едят. Да не смотри ты на меня так!

– Сейчас вернёмся и возьмём. Ну, забыл я! – чуть ли не срывая голос, сказал Иван Михайлович.

– Васильев, как так можно? – Наталья Сергеевна вложила в крик все свои силы

– Ой, не начинай. Заодно Димке работу свою покажу. Видишь, как с нами весело, Дим?

– Обхохочешься просто, – Наталья Сергеевна не дала мне ответить, – почти сорок лет уже с тобой так смеюсь. Работу он покажет. Что там смотреть? Хибара хибарой, старая, в трухе вся, сыплется, прям как работники её.

Было около одиннадцати, когда мы отправились к Синцовым, жившим на другом конце города. Контора Ивана Михайловича полностью соответствовала описанию Натальи Сергеевны. Только дверь была новая, большая, ярко-коричневого цвета. Планировали приехать к Синцовым к двенадцати. Опоздали всего на час.

– Это ещё что за пробка такая? Дим, посмотри-ка по навигатору, большая она или нет?

– Вся Волкова до центра красным нарисована. Значок «Дорожные работы».

– Какие дорожные работы? Вчера здесь ехали, всё хорошо было. Да дайте же повернуть. Ну-ка, дай карту.

– Ой, какой страшный грузовик, – заохала Наталья Сергеевна, сидевшая на заднем сидении.

– Да куда же ты едешь? – с этим возгласом другому водителю Иван Михайлович, полистав смартфон, вернул мне его обратно. – Так, я не досмотрел. Найди улицу Нижнюю, восточнее должна быть. Скажи, что там.

– Там кирпич, всё перекрыто.

– Точно, там же канализацию прорвало…

– Мы тут надолго? Вань, а что он так близко? Ну-ка, не приближайся, – Наталья Сергеевна руками через окно отгоняла джип.

– Тьфу ты, по окружной надо было ехать, но кто же знал. Другого пути теперь нет. По центру быстро должны проскочить, вот только доехать бы ещё до него…

– О, каток стоит, – Наталья Сергеевна, «отогнав» джип, рассматривала технику.

– А, опять в дождь асфальт кладут. Правильно, праздники же скоро, готовятся. Почему именно либо в снег, либо в дождь они ремонт делают?

– Да идиоты потому что работники. Ой, а это нормально, что у него огонь? – Наталья Сергеевна рассматривала асфальтоукладочную машину, сзади которой рядом с какими-то трубами действительно вырывалось пламя.

– Работники-то здесь причём? Им что скажут великие умы начальства, то они и делают. Москвич, пропусти меня! Спасибо, баран. О, смотри, смотри, прямо в лужу же кладут. Красота!

Дорожными работами не интересовалась только Катя, она погрузилась в бабушкин телефон. Автомобильные сигналы и ругательства рабочих соревновались друг с другом в громкости. Школьники перебегали дорогу, прыгая по смеси асфальта с дождевой водой. Маленькая старушка, грозно угрожая тростью, ругалась с водителем асфальтоукладчика. Одна машина пыталась развернуться, но встала поперёк дороги. Никто её не пропускал ни вперёд, ни назад.

– Ну, извини, извини, не сигналь! – махал руками кому-то Иван Михайлович. – Они ночью, что ли, асфальт срезали? О, смотри-ка, у троллейбуса «рога» оторвались. Всё, Наташ, доставай плов, здесь обедать будем.

2

– И чего вы так долго? – спросила Надежда Синцова, когда мы заходили в квартиру, – Костя уже даже пришёл пять минут назад. А папа где?

– Место ищет. Понастроят домов. Ой, привет, дорогая, – обняла свою старшую дочь Наталья Сергеевна. Она выглядела так, как будто всю дорогу шла пешком.

– Привет, Димка! Как ты вырос! Ты молодой, а мы вот только вширь растём теперь, – Надя радостно обняла меня.

Тридцатишестилетняя Синцова Надежда выглядела очень хорошо. Несмотря на то, что она в основном сидела дома и редко куда выходила, она не была «домохозяйкой в старом халате и бигудях». Видно было, что она следит за собой, а не только ради гостей принарядилась. Надя была чуть выше меня. Стройная, с правильной осанкой, со слегка заострёнными чертами лица – не было сомнений, что Александра внешностью и красотой пошла в маму. Только манера говорить и вечный задор в глазах как-то не гармонировали с внешностью Надежды. Она говорила так же, как и Наталья Сергеевна: с каким-то возбуждением, громко, активно жестикулируя.

– Какой ты стал, а! Красавец. Подружка есть? Или у нас в городе поищешь, за тем и приехал, а? Как мама с папой? Хорошо? Костя, поздоровайся с гостями.

Из комнаты вышел маленький крепкий мальчуган. Он был рад встрече, но не так, как Катя вчера, и всё старался посмотреть что-то в смартфоне.

– Вечно в телефоне. Не успел прийти, а уже залип. Что ты там делаешь, а? Не переоделся даже ещё после школы. Ты уроки сделал, чудо моё?

– Да что вы все пристаёте с этими уроками? Сама же сказала, что он только пришёл, – я почувствовал какую-то несправедливость по отношению к второкласснику.

– Ой, да это я так, по привычке. Костя, переодевайся!

– Тоже шумят? – обратился я к Наталье Сергеевне, которая уже успела раздеться и теперь раскладывала пакеты на кухне.

– А как же? Мы все такие. Боевые-озорные.

– Вот так мы и живём. Проходи, располагайся. Скромненько. Красивая ёлочка, правда? – Надя суетилась, показывая искусственную золотую ель, стоявшую на тумбочке в прихожей. – После нового года решили не убирать. Красота же?

Понятие «скромненько» никак не гармонировало с золотой елью, пусть и невысокой и действительно достойно выглядевшей, и вообще с большой четырёхкомнатной квартирой Синцовых. В квартире на стенах были качественные дорогие обои. Мебель тоже была весьма высокого уровня. Можно было подумать, что оформлением комнат занимались дизайнерская студия и высокопрофессиональные специалисты, но на самом деле всё продумали и реализовали Надежда с Виктором. В квартире было действительно приятно находиться. Лишь в комнате у Кости был большой беспорядок из его вещей, одежды и тетрадок.

– Привет, молодёжь! – в квартиру зашёл Иван Михайлович.

– Собрал вещи, живо! – грозно прокричала Надя Косте, но спустя мгновение уже улыбалась. – Привет, пап.

– Да дай ему отдохнуть после школы, – сказал я. Крик Нади даже и меня как-то встрепенул.

– Ой, прямо они там напрягаются, да? Надеюсь, он, не как Сашка будет учиться.

– А с ней какие проблемы?

– Придёт, сама расскажет, дневник покажет. Вся в тройках; как четверть заканчивать, понятия не имеем. А это только шестой класс!

Мне не хотелось дальше продолжать эту тему:

– А где Виктор? Старики сказали, что у него отпуск.

– На дачу поехал. Дом всё с отцом строит. У него же что ни свободная минута, то дай куда-нибудь съездить, что-нибудь сделать, отремонтировать. К тому же погода налаживается. Костя, обед! – вновь громко сказала Надежда. – Витя и зимой в метель туда ездил – не сидится ему дома.

– Да, дом у них знатный. В субботу поедем, сам увидишь. Сколько он квадратов говорил? Двести сорок, что ли… Много, короче говоря. Всей семьёй его строят. Так, Надя, вы же пить будете? У вас точно алкоголь есть, – Иван Михайлович потянулся к одному из кухонных шкафов.

– Конечно, есть. Вот ту бутылочку давай. Нет, нет, правую, правую. Другую. Вот, вот её.

Иван Михайлович достал бутылку очевидно дорогого заграничного белого вина.

– Мне не надо, налей только Наде и Диме, – Наталья Сергеевна раскладывала плов на тарелки. – Костя, ты будешь? Или опять только салат и булку?

– Булку, – Косте поставили поближе тарелку с хлебобулочными

– За приезд? За гостей, Наташ? – прянул Иван Михайлович.

– Ладно, давай, только немного. Подожди, а почему четыре бокала?

– Ну, как почему? – Иван Михайлович налил и себе. – За руль я сяду только вечером. Это же так, вкус только почувствовать. Где я еще испанскую кислятину за пять тысяч попробую?

– Ой, Васильев, – Наталья Сергеевна покачала головой.

– Цена бутылки равняется двум моим стипендиям… Вот так, – я посмотрел на Надю. – Вы собираетесь каждый день меня поить?

– А что такого? Ты зачем к нам приехал, а? – улыбаясь, спросила Надежда, – чтобы весело провести время.

– А без водки нельзя, да? Чего, Катюх? – я обратился к ребёнку.

– Пошли поиграем?

– Катя, дай человеку поесть, – сказала Наталья Сергеевна, рассматривая бокал. – Кто виноват, что ты ничего не ешь? Иди с Костей поиграй. Надя, хлеба передай, пожалуйста. Спасибо. А ничего, вкусное вино.

– Сейчас, Катя, не переживай, быстро поем и приду, – проговорил я.

– Фу, кислятина. Наш коньяк лучше, правда, Дим? – обратился Иван Михайлович ко мне.

– Компот тёти Наташи лучше.

– Вот это правильно, вот это по-нашему, – заметила Наталья Сергеевна. – Добавку будешь? Не переживай, Надюха, ещё пару лет, и мелкие вырастут, будут так же есть, как Димка. Время-то как бежит, правда? Димка такой же, как Костя был, ничего не ел, всё за мамину юбку держался. А сейчас вот какой бравый парень. Сашка тоже как выросла за год! Совсем уже девушка.

– И не говори, мам. Время летит… Пап, налей ещё. Спасибо.

– Куда она так растёт? Вы с Машей в её возрасте ещё мелкими дурёхами были. Помню я, как вы огурцы у соседей воровали. Это же додуматься надо: к лыжной палке присоединить вилку и через открытое окно, через балкон у нижних соседей огурцы из банки вытащить. Как вы банку открыли, а?

– Да, были времена, – улыбаясь вспоминала Надежда. – Всё равно такими же дурёхами и остались. Ничего не прибавляется с годами здесь, – Надя постучала себя по виску.

– У некоторых, например, даже убавляется. Да, дед? Чего ты эту бутылку рассматриваешь? Всё равно же всё не по-русски написано. Да ты и не видишь ничего. Надюх, он же сегодня очки забыл на работе, представляешь? А флешку с дюже важными документами дома оставил. Вот как? Так что, дочка, ты наслаждайся моментом, пока у Виктора ничего не переключилось. В пятьдесят лет точно мозги переклинит.

– Всем спасибо, я пошёл к детям, – я положил тарелку в мойку.

– Подожди, а поговорить? Ты так и не рассказал про учёбу, как вы там живёте, про подругу ничего не сказал, – улыбаясь, говорила Надя.

– Да нормально живём. Нет у меня подруги, вернее, в том смысле, в котором ты спрашиваешь. Наговоримся ещё, вы никуда не денетесь, не изменитесь, а вот дети… Дети вырастут. Когда, кстати, Саша придёт?

– Ой, поздно. Пока на все кружки сходит, пока с друзьями во дворе пошарохается, с Гришкой нацелуется, к шести или семи припрётся, – такие фразы никак не сочетались с красотой Надежды.

Я зашёл в Костину комнату. Беспорядок оставался таким же. Катя обрадовалась, увидев меня, и, оставив телефон и взяв за руку, потянула меня к шведской стенке, которая была весьма большой. Затем присоединился и Костя, поначалу с лёгкой опаской, но потом всё сильнее демонстрируя свой взрывной нрав. Наблюдая за тем, как весело дети скачут по шведской стенке, я к ним присоединился, спустя время доказав себе ещё раз, что выносливость у меня ни к черту. С одышкой я потом отбивался от маленьких разбойников, которые устроили бой подушками. Я чуть не разбил компьютер Кости, но оказалось, что моноблок достаточно крепкий, когда впоследствии в него прилетел мяч, запущенный Катей, и мы не нашли никаких трещин на нём. Дети стали выдыхаться, и мы перешли к гонкам игрушечными машинками, чему я был несказанно рад, поскольку был весь красный, и пот лился ручьём. У меня закололо в груди и в области левой лопатки; я вспомнил один эпизод из своей жизни, но об этом позже.

– Фух, ох и вымотали меня дети. Совсем старый стал, ух, ух, ух, – проворчал я, выходя из ванной комнаты.

Ванная была белоснежной и просторной. Большая мойка разделяла саму ванну и унитаз. Над мойкой, перед сверкающим зеркалом висело какое-то приспособление, внутри которого были тюбики с пастой. Что это за чудо инженерии и зачем оно нужно, я не знал. Я не сразу разобрался, как включить «чудо-душ» с различными кнопками, но всё же включил нужный режим и температуру воды, предварительно ошпарив руки. Сердце стучало сильно, и казалось, что его стук должны были слышать все.