Читать книгу: «Разумению не подлежит. Антология необъяснимого», страница 5
УЖАС С КЕЛЬТСКИМ АКЦЕНТОМ
Хэллоуин по-российски — это опасно вдвойне, потому что мы мало что знаем о древних кельтских верованиях, традициях и обрядах. Неумелая попытка установить связь с загробным миром может закончиться весьма печально. Переход в другое измерение охраняют бдительные стражи…
Рождение культа
Сначала Вован стал растманом. Сшил полосатый берет под цвет эфиопского флага Несмотря на протесты родителей, заплёл волосы в мелкие косички. Заявлял всем, что Эфиопия является для него земным раем.
Растманство, или растафари, зародилось очень и очень давно. Примерно 1200 лет назад, когда Эфиопия принимала христианство. Вот только проникли эти идеи в Росиию совсем недавно. И, главным образом, не потому, что растманы считают Эфиопию прародиной человечества и ратуют за то, чтобы все эфиопы вернулись в родные края, а потому, что эта религия разрешает курить марихуану.
Но растманство скоро Вовану и его друзьям по колледжу – Микки-Маусу (Мише Воробьеву), Матрице (Маше Побегуц), Гарри Поттеру (Игорю Лебединскому) и Сове (Светлане Паниной) – порядком поднадоело. Сами они с наркотиками дела не имеют. Им бы пивка, «Балтику» -семерку, да сигарету хорошую высмолить. Да в компьютерную игру срезаться. А с растманами не по пути: уж больно путано формулируют они свои идеи, пустые, как барабан. Сами не знают, чего хотят.
Друзей тянуло к большой компании, связанной одной идеей. Люди вообще привыкли исповедовать идеи. Плохие ли они, хорошие — суть не в том. Хуже, когда их нет вообще.
Но куда пойти, к кому прибиться, куда податься? В реперы, которые помешаны на «чёрной музыке», придуманной африканцами, где слова начитывают на ритмичную мелодию? Носить широкие штаны и бейсболки козырьками назад? Да нет, несолидно это.
Панки и металлисты тоже не авторитеты. Жизнь без всяких правил – это на анархизм смахивает. Есть, правда, ещё толкиенисты. Их можно узнать по безумному блеску в глазах, когда речь заходит о фильме «Властелин колец». Но это – забава для малолеток. В общем, выбор довольно хилый. Чтобы стать мотоциклетным богом, байкером, нужен как минимум приличный «железный конь» вроде «Харлея», ну, а в кришнаиты или в сатанисты и калачом, не заманишь. Среди кришнаитов даже мухи от скуки мрут, среди сатанистов страшно, аж жуть. Того и гляди, зарежут во время какого-нибудь ритуала. И не почешутся даже.
– Я недавно в Интернете на один прикольный сайт наткнулся, – сказал как-то Микки. – Называется «Нижегородские готы и их сородичи». Они в основном на кладбищах свои сходняки устраивают. Выбривают виски, волосы красят в фиолетовый цвет. Фишка в том, что для них идеал – смерть и всё, что с ней связано. Может, в готы подадимся?
Но его предложение сразу же было отвергнуто. Тоже скучно. И слишком торжественно, парадно. Смерть — она шуток не любит.
А Вована тем временем неожиданно осенило.
– Слушайте, – обратился он к друзьям, – а почему бы нам самим не создать что-то свое?
Стать хотим мы кельтами — и ты, и я
Незанятую нишу искали долго. Остановились на кельтах. Скорее всего, потому, что появились группы, исполняющие музыку. «Мельница», «Тинтал», «Воинство Сидов» – число их всё растёт, число поклонников – тоже.
Но потребовалась историческая справка.
– Они были язычниками, – познакомила со своими научными изысканиями Матрица. — Считали, что зимой бог Солнца находится в плену у Самхэйна, по-нашему, дьявола. А зима начиналась у них в ночь с 31 октября на 1 ноября. В это время якобы открывались ворота в загробный мир. И души мертвяков чудесным образом возвращались на Землю. Но в эти ворота ещё валом валила всякая нечисть: ведьмы, оборотни, вампиры…
– Вот это по-нашему! — обрадовался Микки-Маус. — Вот это кайф! Давайте кельтами станем. Больно уж с вампирами пообщаться охота. Может, парочку отловим, зоопарк откроем. И за деньги будем показывать трудящемуся народу.
— Из тебя, как всегда, бредятина прёт, как из брандспойта, — осадила его Сова. – Лучше давайте отпразднуем по-кельтски ночь зимы — она совсем скоро, октябрь кончается.
— Я тут должна кое-что добавить, – снова взяла слово Матрица. – На этот кельтский праздник наслоился ещё и праздник католический – День всех святых. И ночь зимы стали называть Хэллоуин.
— Так это же вообще клёво! – перебил Машу Гарри Поттер. — Я фильм про это видел. Собираются компаниями, устраивают маскарад, наряжаются ведьмами, чертями, в пустые тыквы горящие свечи вставляют. В темноте это, как удар по темечку: упасть и не встать…
— Кельты так распугивали привидения, – пояснила Маша.
— Да это не важно, кого пугать, можно и друг друга, — подытожил Вован. — Значит, мы теперь – кельты?
– Заметано! — услышал он ответ.
Когда-то здесь буянили купцы
Свое сообщество ребята назвали «Клан кельтов». Даже устав его разработали. Но оставался только один нерешенный вопрос: где отмечать день зимы. Впрочем, вскоре выход был найден. Знакомая Совы, домработница местного бизнесмена, Люда, которую недавно торжественно приняли в кельты, сообщила, что её хозяева на неделю улетают на Канары. Если ребята пообещают соблюдать порядок, не мусорить и не бить посуду, то она может предоставить в их распоряжение целый особняк из 12 комнат. И сама к ним присоединится.
Дом этот в маленьком городке в Нижегородской области, где жили ребята, люди как-то стороной обходили. Обнесенная высоченным забором резиденция бизняров выглядела мрачно и неприветливо. Владелец её был, наверное, идеальным кандидатом на должность начальника какого-нибудь концлагеря. Однажды спустил своих собак, разучившихся лаять от сытости, на пацанов, которые полезли в его сад за яблоками. Родители искусанных мальчишек подали в суд, но воспитатель молчаливых псов отделался только лёгким испугом, если он вообще чего-нибудь в своей жизни боялся. Его оправдали. Злые языки утверждают: за большие деньги. И, кстати, очень похоже.
А у дома этого давняя, полуторовековая история. Построил его купец, который состоял в дальнем родстве со знаменитым миллионщиком Бугровым. Пил по-черному и чудил не меньше. Мало того, что влезал на деревья, как обезьяна. Однажды в припадке гнева взял и задушил свою беременную жену. И тоже откупился. Владельцам заводов, газет, пароходов тогда, как, впрочем, и сегодня, многое прощалось.
Но как-то так получалось, что все хозяева этого дома кончали свою жизнь трагически. То повесятся, то умрут с перепоя, то, опять-таки по пьянке, упадут с лошади и свернут себе шею. Даже в советское время, когда в купеческий дом вселился доблестный райвоенкомат, тоже не обошлось без казуса. Случился пожар, погибла уборщица, бросившаяся спасать социалистические ценности местного исторического музея. Увы, не спасла. И музей попросту закрыли, а дом этот восстанавливать не стали. Чуть ли не два десятка лет стоял он с пустыми глазницами окон, но мёртвая тишина так и не обволокла его: ветер юрко, как мышь, постоянно проникал во все его закоулки, по-волчьи завывая в дымоходах…
Но настали другие времена. Кандидат на должность начальника Освенцима выкупил развалины вместе с землёй и построил новое здание, сделав из руин конфетку.
Плохое предзнаменование
Они собрались у Людмилы ближе к ночи. Каждый держал в тайне, какие страшилки он приготовил. Но вначале выпили пива, позубоскалили.
— Давайте вызовем духов, – то ли в шутку, то ли всерьез предложила Матрица.
Но выяснилось, что она не шутит. В какой-то старинной книге Маша вычитала заклинание, с помощью которого кельты якобы открывали ворота в другое измерение.
Предложение было одобрено. И началось маленькое таинство. Маша повесила на стену дубовую ветку с уже засохшими листьями, разложила на полу перед большим зеркалом зелёные и красные яблоки и грецкие орехи – угощение для бога Солнца, зажгла свечу в подсвечнике, позаимствованном у хозяина дома. И стала читать что-то по бумажке.
Никто не понимал слов, что она произносила. Микки заглянул через её плечо, но нечаянно опрокинул подсвечник. Ребята не знали, что это – крайне плохое предзнаменование.
Лицо, прижатое к стеклу
Они разошлись по комнатам, благо их было много. Но искрометной весёлости не ощущалось. Ощущалось почему-то прямо противоположное: странная натянутость, напряженность, предчувствие какой-то угрозы и ожидание неизвестного. Словно что-то крадется по коридорам, безумное и страшное.
А за окном творилось невообразимое. Погода словно сошла с ума. Ветер с силой колошматил в оконные стекла. И это были звуки ужаса, беды и тревоги.
Потом дождь перешёл в снег. Резкие порывы ветра закручивали его в маленькие бешеные смерчи, которые с режущим уши воем проносились вдоль шеренги голых деревьев, неся с собой грязную ледяную мглу. И казалось, будто в полночь действительно наступит конец света, потому что за беспрерывно падающей белой стеной уже ничего нельзя было разобрать.
Микки поёжился. Натянув маску Годзиллы, он задыхался в ней. И тут он увидел лицо, прижатое к стеклу. Призрак, словно сотканный из невесомого лунного света, влезал в окошко вместе с влажной и липкой тьмой.
Всё это продолжалось лишь секунду – ту секунду, которая порой кажется длиннее жизни. Но Микки нашёл в себе силы вернуться из страны шока.
– Эй, Гарри Поттер, – сказал он, подойдя поближе к окну. – Как ты туда попал?
Призрак исчез, растворившись в белой слепящей мгле. Это был не Поттер. И это пугало больше всего. Значит, кроме них, кельтов, здесь есть ещё кто-то. Кто-то неведомый.
Кошка на метле
Вован в это время вставлял свечи в тыкву. Тыква, правда, была не взаправдашней, а пластиковой. Впрочем, какая разница! Лишь бы страшно было.
Предводитель кельтов набросил на себя простынь, посмотрел в зеркало. Но зеркало отражало… не его. Откуда-то прорисовалась странная перспектива, которой на самом деле не было, глубина, которая обманывала, пространство, уходящее в бесконечность. И — самое страшное — кто-то чужой, кто-то не из их компании пристально смотрел оттуда. Словно это был дух воздуха, обретший тело, но готовый тут же улететь.
Вован ничего не мог понять. На миг у него всё перемешалось в мозгу. Он уже не знал, где подлинная действительность, а где виртуальность, то измерение, где он сейчас находится.
А зеркальное отражение стремительно менялось, Дух воздуха внезапно превратился в чёрную кошку. Она летела на метле, направляясь прямиком к Вовану. Ещё мгновение — и кошка-ведьма укусила его за щёку.
Он вскрикнул от боли и замахнулся на неё тыквой. Но тут же увидел в зеркале какого-то монстра — с крыльями за спиной, с уродливыми когтями на лапах и… его лицом.
Наедине с упырём
Матрица раскрыла сумку. Она решила попугать ребят обычными петардами. Но что-то было не так. Кто-то стоял сзади. Однако когда Маша резко обернулась, перед ней никого не было. Комната была пуста.
Но она явно слышала чье-то смрадное дыхание. Кто-то находился в этом безмолвном доме, и чувство нереальности происходящего охватило её.
И тут она увидела упыря. Такого, каким его изображали старинные гравюры. Упырь медленно двигался навстречу Маше. Смерть смотрела на неё из погасших глаз, близкая смерть. И тут Матрица неожиданно сообразила, что ей необходимо сделать. Она зажгла петарду и бросила её в приближающееся чудовище…
Сова и ворон
В комнате, которую выбрала Сова, почему-то пахло мышами. «Вот тебе и бизнесмен, – подумала она. — Даже кошку завести не может. Наверное, эта статья расхода для его бюджета слишком обременительна».
Зато здесь пылали дрова в камине, было тепло и даже как-то уютно. И в то же время беспокоило что-то неуловимое, преследовала какая-то тревога, витающая в воздухе, заставляющая что-то дрожать внутри.
«Я не хочу, чтобы оно дрожало», — строго сказала себе Света. Но оно, словно назло, продолжало дрожать, выводя из душевного равновесия. И в этом была какая-то своя, особая правда. Правда, которую она не могла понять.
Сова быстро огляделась, словно убеждаясь, что мебель по-прежнему стоит там, где ей надлежало стоять. Но её окутало какое-то густое облако, разумом овладел беспокойный сумрак неясных сновидений. Она как будто поплыла в невесомости, в пустоте, не имея возможности сфокусировать зрение и слух, собрать разбегающиеся в разные стороны мысли. И совершенно не понимала, где находится. Словно до этого пролежала в анабиозе целую вечность.
Но неожиданно в голове стало проясняться. Света ощутила себя птицей. Если конкретно — совой. И вот – приземление откуда-то из глубины времен. Рядом — чёрный ворон, какое-то мифическое существо.
— Почему у тебя такие большие глаза, бабушка? – спрашивает он.
— Чтобы лучше видеть тебя, — отвечает Света. Она даже не прореагировала на «бабушку», как это было так и надо.
— Нет, это чтобы ты лучше рассмотрела свою смерть.
А вот это Свете не понравилось
— Я еще слишком молода для того, чтобы умереть.
— Ты – всего лишь человек, а люди умирают.
И он протянул ей ликерную рюмочку:
– – Выпей, это кровь летучих мышей.
Время лениво отсчитывало секунды. Одна только мысль раскаленным гвоздем засела в мозгу: вот сейчас, вот через минуту, откуда ни возьмись, выбежит человек в берете и крикнет «Сцена снята!». Но этот человек не появлялся. «Ну, все, пора отправляться в дурдом на психовозке», – подумала Света.
С огнетушителем на дракона
Ветер совсем озверел, когда Гарри Поттер стал облачаться в свой маскарадный костюм. Он, как всегда, соригинальничал: это был костюм скелета. Он даже кастаньеты захватил, чтобы вроде как костями время от времени постукивать.
Он так увлекся своим занятием, что не заметил, как в комнату неизвестно откуда проник пучок яркого света, ослепительный, узкий и направленный, как луч прожектора. Он бил с такой силой, что Гарри свалился со стула, не понимая, что на самом деле случилось.
А дальше он неожиданно перенёсся в лето. Оно пахло цветами и пряными травами. В них пряталась луна, струился непередаваемый аромат ночных фиалок.
Над стеклянно неподвижной водой озера курился голубой туман. В нем купались девушки. Это берегини. Неподалеку были аккуратно сложены их лебединые крылья. Надо взять одну пару – берегиня взлететь не сможет. И пойдёт за тобой, как ниточка за иголкой. Он знает: если взять берегиню в жёны, весь род будет счастлив.
Но кто это впереди? Почему так пышет от него нестерпимым жаром? Это дракон. Он выжигает не только траву, но и всё вокруг. Он пришел позавтракать одной из берегинь. Он вселяет страх, который, в свою очередь, выжигает разум. Но нужно победить страх. И он, Гарри Поттер, идет с огнетушителем наперевес на битву с драконом…
Поттер очнулся не сразу. Не сразу понял, что с ним произошло. Но пугать кого-то как-то расхотелось. Его самого здорово напугали.
Последнее совещание
Они собрались вместе уже под утро. Бледные, с головной болью, со смутными воспоминаниями о празднике зимы, Хэллоуине. И с массой вопросов, на которые не было ответа.
Из всего кельтского сообщества только Люда не пережила ничего такого. Но её не было в то время, когда Матрица совершала свой обряд. Не было у нее и маскарадного костюма. Закономерность это или случайность?
Спорили долго.
— Наверное, мы неправильно вызывали духов, — сказала Матрица. — Вот они нам и отомстили.
— А я думаю, тут все не так, — не согласился с Машейи Вован. – Просто мы, пытаясь испугать других, оживили в себе то, чего сами больше всего боимся. Вот и появились всякие-разные монстры с крылышками. Мы сами их к жизни вызвали.
***
Всё это случилось три года назад. Теперь никакого Хэллоуина Вован и его компашка отмечать больше не собираются. И, кстати, другим не советуют.
А что касается кельтских верований, то от них единогласно было решено отказаться. Сложные слишком. И очень опасные. Лучше уж без всяких чужеземных обрядов. Спокойнее как-то.
ПЕРЕПРАВА В НИКУДА
…Белые облака, круглые, как караваи, неподвижно стояли в небе. Тихо текла Ижма, шелестела листва, полдень погружал весь этот идиллический пейзаж какого-то позапрошлого века в золотистую дымку. И в то же время казалось, что время налито до краев скрытой тревогой. Слабо растекался сырой, загнивающий воздух, в болоте начиналась какая-то возня – словно кто-то неведомый шлепал по грязи в галошах.
Внезапно над сухим руслом ручья, метрах в ста от взгорка, где находился Андрей, заклубился белый туман. Плотный и густой, он моментально поглотил всё и вся в округе. В том числе и стайку уток, которых Лукичёв до этого долго высматривал, надеясь подстрелить парочку.
«Вот досада-то!» – подумал он. И в ту же минуту туманное облако стремительно взмыло в небо, присоединяясь к геометрически правильной шеренге «караваев». Уток оно, казалось, забрало с собой, и, как хищник, не желало поделиться ни с кем своей добычей…
– Это был эпизод номер один, – говорит Андрей…
А вокруг – глухая тайга
Здесь никто не живет. Глухомань, какой поискать. Река Отмяга течет в гордом одиночестве. Принимая в свое лоно бурливые лесные ручьи, она постепенно раздается вширь, обрастает небольшими озерами-старицами, но совсем не мягчеет «характером». Наоборот, становится ещё более угрюмой. А когда паводок, несёт в неё такую грязноту, такой сор, что даже кони проваливаются по брюхо.
У Большого Кутеца тоже нелегкая таежная судьба. Так же плещет на перекатах, так же ветер гриватит его волны, так же напоминает вода пышный ковер, поскольку усыпана пожелтевшими сосновыми иглами. Она тяжелая, маслянистая. Обрывистые берега, гладкие валуны, хрустящая под ногами галька. Тишина, нехоженые тропы, завалы из гниющих деревьев.
Здесь можно забыть о том, что на дворе третье тысячелетие. С севера на юг от Тиханки и поселка Северного до Старого Котомина и Дерина – ни души, а это — километры и километры. А в восточном направлении — от Малого Содомова до реки Рутки (это уже в соседней Кировской области) можно встретить разве что только медведя или сохатого.
Добраться сюда непросто. Нужна мощная армейская техника. Обычная не годится. Ну а пешком… Мало кто сегодня отважится на такой подвиг. Да и ради чего? Чтобы подстрелить парочку тетеревов? Овчинка, как говорится, не стоит выделки.
Когда-то километрах в пяти-шести к северо-востоку от Малого Содомова, рядом с урочищем Малый Кутец, была деревня Переправа. Сейчас здесь никто не живёт. Но — странное дело — возникает такое ощущение, что деревенские покинули свои дома поспешно, даже чашки-ложки на столах оставили. Но с какой такой стати почувствовали они, что оставляет их последняя надежда? Что заставило их бежать куда глаза глядят? Что так могло испугать?
Молва насчёт этого разная ходит. Одни говорят, что люди просто исчезли, унесло их белое облако прямиком в синее июльское небо, как только Союз развалился. То ли в качестве наказания за грехи, то ли, наоборот, как поощрение за жизнь праведную. Что тут правда, если учесть, что в деревне в основном староверы селились?
Другие любители посудачить утверждают, что приземлилась однажды посреди Переправы летающая тарелка, вышли оттуда пришельцы в серебристых скафандрах, загипнотизировали всех поголовно, сложили спящих штабелями, пересчитали, удостоверились, что никто не спрятался, и улетели вместе с пассажирами на бесшумном трансгалактическом лайнере. Видно, со своим народом у гостей из дальнего космического зарубежья большая напряженка, вот и воруют всех, кто попадётся под их инопланетную руку.
А вот третья версия, которую мне удалось услышать, и того хлеще. Будто испытывали в этих краях суперсекретную термоядерную бомбу огромного калибра, да не рассчитал летчик, упала она не в глухом лесу, а рядом с деревней. Вот и испарились все её жители, а дома остались, что с ними сделается? Бревно такой бомбе не по её термоядерным зубам.
Как бы там ни было, факт таинственного исчезновения людей районные власти не подтверждают. Дескать, ничего такого, чтобы расценить это как надругательство над логикой и здравым смыслом, в Переправе не замечалось. Вроде бы, все естественно: старики поумирали, а молодежь в поисках лучшей доли и коммунальных благ снялась с насиженного места и разъехалась кто куда.
Все как будто так и не так.
Исчез в тумане
Довелось мне услышать здесь одну легенду. Не такую уж древнюю: родилась она, по-видимому, в гражданскую войну, когда Поветлужье охватило восстание против большевиков. И, самое интересное, первая часть этой легенды подтверждается документами. Со второй частью — сложнее.
…В июне 1918 года в Уренском крае в соответствии с декретом Совнаркома появились продотряды, а если точнее, банды головорезов, во главе которых стояли члены Варнавинского исполкома Галахов, Махов и Морев. Уже после подавления мятежа свидетели так описывали проводимые ими реквизиции: «При повальных обысках хлеб отбирали не только у кулаков, но даже у незажиточных крестьян, а попутно крали их личные вещи. Срывали крестики, снимали обручальные кольца. Был совершен ряд насилий и глумлений над отдельными гражданами. Их били прикладами винтовок, таскали за волосы и за бороды. Когда приехали в Малое Содомово, избиения и издевательства продолжились… Чтобы наказать отсутствующих, Галахов отдал приказ зажечь дома» (Забвению не подлежит. Неизвестные страницы нижегородской истории (1918—1984 годы). Книга вторая. Нижний Новгород, Волго-Вятское книжное издательство, 1994).
Одному из десяти крестьян, которых Галахов намеревался увезти в Варнавин в качестве заложников, удалось освободиться от верёвки. Он оттолкнул часового и бросился бежать в сторону Переправы. Это было так неожиданно для продармейцев, что никто из них даже не успел выстрелить.
За беглецом снарядили погоню. Но крестьянин Сидоров умело увертывался от посланных ему вдогонку пуль, ни одна из них его даже не оцарапала. А тут лесную тропу окутал густой туман, Сидоров вбежал в это облако, а из него не вышел. По крайней мере, в той, его прежней жизни. «Туман клубами поднялся в небо, — утверждал в ноябре 1918 года на допросе, проводимом следственной комиссией, красноармеец Дерябин. – А Сидоров исчез, его не было нигде, хотя мы обыскали всё в округе» (Центральный архив Нижегородской области — ЦАНО).
Неизвестно, сочли этот рассказ фантастическим или нет. Скорее всего, подумали, что Дерябин скрывает тем самым факт убийства. Но ещё большей фантастикой веет сообщение сарафанного радио, которое мигом облетело округу много лет спустя. Вроде бы в августе 1984 года, а это время у многих на памяти, встретили грибники в лесу странного человека. В лаптях, в косоворотке с подпояской, всклокоченный весь. И гудит в бороду:
— Ушли красные?
Грибники ничего понять не могут. Какие красные? Куда ушли? А мужик объясняет популярно:
— Галахова я в виду имею. Да разве вы на сходе не были? Всех ведь вчера сгоняли. Я один убежал. Стреляли, да не попали.
Только потом дошло до грибников, что встретили они в лесу не кого-нибудь, а крестьянина Сидорова, потерявшегося больше 60 лет назад. Но эти годы промелькнули для него как один день. И не постарел ведь совсем! Как было ему тридцать с хвостиком, так и осталось. Ни больше, ни меньше.
По рассказам очевидцев, беглец из прошлого исчез так же внезапно, как и появился. С тех пор его никто никогда не видел. Может, лет через 60 снова объявится?
В одну утку здесь два раза не стреляют
Андрей родом из этого лесного края. Только живёт несколько южнее — на реке Усте, куда, кстати, Ижма впадает. От Переправы это километров десять, не больше. А что значат десять километров, если ты заядлый охотник и любитель порыбачить?!
— Попал я однажды сюда — и с тех пор мне другие места и даром не нужны, — Лукичёв. – Народ здесь друг другу на пятки не наступает, в одну утку два раза не стреляют, зверье непуганое, среди бела дня бродит без утайки, вот я и жду не дождусь, когда сезон охоты объявят. А дождусь — больно и сладко в груди делается. Беру свое ружьецо и патронташ и — прямой наводкой в лес.
У Андрея нет чёткой охотничьей «специализации». Выкуривал из берлоги медведя, гонял зайцев, приносил домой рябчиков и тетеревов, уток и куропаток. В прошлом же году решил добыть барсука – барсучий жир имеет много целебных свойств, а дети и жена болеют часто.
Охоту на барсука разрешили 20 августа. Лукичёв сел в свой старый «УаЗик» и отправился вместе с двоюродным братом Антоном на своё излюбленное место.
Они не знали, что охота будет объявлена на них самих.
Белый омут
«УаЗик» медленно ползёт в гору. Дороги, по сути дела, нет — сплошные выбоины и колдобины. Колеса машины хлюпают в небольших болотцах – их тут видимо-невидимо.
Смотрю на карту. Ни себе чего! Высота — 106 метров. Но её как-то не ощущаешь. Это не Эльбрус, не Казбек.
Тепло, пахнет дождем. Щеки касается мохнатый мотылёк. Лес вокруг затаенно молчит, охраняет свои секреты.
Андрей глушит мотор.
— Вот здесь все это в первый раз было, — говорит он. — Видишь впереди сухое русло ручья? Так вот, кромка тумана аккурат по нему проходила. Только я приготовился по уткам пальнуть, а их как будто корова языком слизала…
Мы едем дальше. И снова останавливаемся.
— Теперь надо на своих двоих, — говорит Лукичёв. — Про машину на время забудем — бурелом. Мы тогда с братом лесом шли не как сейчас, а наоборот — с северо-востока, из урочища. И вот примерно здесь я почему-то забеспокоился. Что-то не так тут было, не по-прежнему. Что-то изменилось мгновенно.
Андрей не мог это себе объяснить. Но что-то прокралось в то, что их окружало, затаилось и словно ожидало чьей-то команды, чтобы сорваться с цепи. Словно какой-то жуткий смысл вселился в деревья и траву. Даже ветер изменил свое направление. Всхлипывало болото, на реке, у заводей тревожно шептались камыши. И он внезапно понял, что теряет разум, что слышит голоса людей давно умерших, что сам он находится среди них, в том самом временном отрезке.
— Что с тобой? — спросил его Антон.
Этот вопрос вернул Лукичёва в мир, который привычен и понятен. Он пожал плечами:
— Нудьга какая-то. Может, волки где —то здесь затаились. А может, гроза собирается…
Но это были не волки и не гроза.
Туманное облако, казалось, выплыло из зелёной мглы леса. В этот момент тяжко крякнула земля — как будто сообщала Андрею и Антону, что их тут совсем не ждали.
— Что это такое? — спросил Антон.
— Сосна упала, От старости, должно быть.
Ухнул филин. «Что это? Второе предупреждение? — подумал Лукичёв. — Нет, за этим что-то кроется».
И он был прав. В искаженном, безумном мире, в котором они оказались, нельзя терять бдительность, надо быть ко всему готовыми.
Он хотел сказать об этом брату, но не успел.
— Неожиданно я увидел, что Антон… спит, – рассказывает Андрей. — Глаза у него закрыты, тем не менее, он начинает двигаться к этому туману. Словно его кто-то загипнотизировал. Словно этот туман притягивает, как магнит. Идёт, ничего не соображает. Я хватаю его, а удержать не могу. Туманное облако, как водоворот, начинает всасывать брата. Смотрю: его ног уже не видно.
Что делать? Андрей сам не помнит, как это вышло. Ружье его как бы само собой выстрелило. И хватка белого облака на какое-то мгновение ослабла. Андрей рванул Антона изо всех своих сил и всё-таки вызволил из смертельных объятий. Туман, свернувшись клубком, змеей уполз куда-то в непроницаемую фиолетовую тьму, и Антон словно очнулся от летаргического сна.
Провал во времени
Мы долго бродили там, где возникает этот странный белый туман. Но нет, ничего подозрительного. Деревья как деревья, трава как трава. Зеленые, а не оранжевые. Корнями вверх не растут.
Что же здесь происходит?
Я достал компас. Ага! Вот оно! Стрелка компаса вместо запада указывала на восток, а вместо севера — на юг, потом вдруг начинала крутиться, как сумасшедшая. Это свидетельствовало о высокой напряженности магнитного поля. Значит, налицо какая-то неизвестная аномалия.
Но таких аномальных и геопатогенных зон на территории только одной Нижегородской области десятки, если не сотни. Как правило, в этих зонах люди чувствуют себя подавленно, у них возникают проблемы со здоровьем. Но они, во всяком случае, там не пропадают. Не то что рядом с этой Богом забытой деревней.
– – Там действительно люди пропадают, — сказала, теща Андрея Лукичёва, Валентина Кирилловна, когда мы вернулись. И зачем-то оглянулась: не подслушивает ли кто? – Они чудом с Антоном спаслись. Их не было целые сутки, а они говорят, что только три часа.
— Да, — подтвердил Андрей. – Похоже, мы попали в какой-то провал времени.
Эхо прошлого
Лукичёв не внял увещеваниям своей тещи. Он продолжает изучение аномальной зоны. И подметил немало такого, что не укладывается в привычные представления.
— Иногда, когда ветер стихает, я слышу там скрип тележных колес, чьи-то шаги, обрывки каких-то фраз, — говорит он. — То чудится, что кто-то косит траву, то коровы мычат.
Андрей не может понять: на самом ли деле все это происходило, или же он слышал эхо прошлого. Так может быть, зона вблизи Переправы стала воротами в параллельный мир?
Каждая река имеет свой водоворот
Кто только ни пытался объяснить, что такое время! Увы, пока эта субстанция упорно хранит свои тайны. Но вот еще одна гипотеза — ее выдвинул немецкий математик Герман Минковский. Он полагает, что пространственно-временной континиум состоит из множества последовательных миров. То есть каждый отдельно взятый момент — это самостоятельная реальность, которая никуда не исчезает, а значит, прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. А если это так, то любой объект может очутиться в соседнем измерении. Говоря проще, переходы во времени возможны, если этому способствует так называемая пространственная вибрация.
Что же это такое – пространственная вибрация?
— Представим себе обычную реку, – говорит преподаватель Нижегородского госуниверситета Борис Мягков. — Но её плавное течение кое-где нарушается, возникают мели, водовороты. То же самое происходит и со временем. Установлено, что на Земле есть места с сильными и неконтролируемыми электромагнитными аномалиями, так называемые чёртовы кладбища, где ход времени искажается. Там действуют электрические вихри, и люди, попавшие в такие аномалии, как бы выдергиваются из настоящего и переносятся в другое пространственно-временное измерение.
Но чем обусловлены такие искажения, искривления и разрывы в плавном течении временного потока? Какие законы управляют пространственной вибрацией? Можем ли мы менять вектор времени по своему усмотрению, или же это происходит спонтанно? Масса вопросов — и ни на один из них нет ответа.
– Первый эксперимент с замедлением времени закончился вполне успешно, — говорит Борис Мягков. — За сутки российские ученые притормозили его ход на четыре минуты. Это доказывает, что путешествия во времени — не насильственные, как это происходит на чёртовых кладбищах, и, в частности, у Переправы, — а добровольные хронопортации, все-таки возможны.
