Читать книгу: «Дорога в вечность. Иудей», страница 2

***

– Через два дня я отправляю следующую партию товара на восток. Путь займёт у нас неделю. Так что к празднику Богов мы успеем вернуться в город. – отдавал распоряжения Агасфер. – Я не нуждаюсь в жёлторотых новичках, которые сейчас просятся с нами, дабы прибиться к нашему каравану подобно рыбе-прилипале и тащить свои торговые пожитки на Восток. Мне конкуренция не нужна ни в каком виде. И те копейки, что они дают за охрану своих товаров, меня не интересуют. Я ясно выразился, Азария?

– Да господин, но это мой брат, ему всего лишь нужно провести двух верблюдов с солью на Восток и на обратный…

– Мне наплевать, кто он тебе. Я не буду охранять, рискуя головой, твоих родственников. Пусть ищет иные пути добраться до Палестины, и более ни слова об этом! Иначе за последствия ты будешь отвечать своим кошельком! – проревел Агасфер.

– Да, господин, – скрипнув зубами от злости, пробормотал Азария.

– И где Кариф? Он что, забыл, что сегодня сбор?!

В дверь постучали.

– Я же просил не беспокоить меня и моих людей, когда у нас сбор по решению торгового пути! – пуще прежнего заорал Агасфер.

Дверь тихонько приоткрылась, за ней показался слуга.

– Прошу прощения господин, – быстро пробормотал он, склонив голову, не осмеливаясь посмотреть на своего хозяина. – Но Бахта ищет с вами встречи, он ждёт вас во дворе возле купальни.

Гнев Агасфера моментально прошёл. Бахта был крупным торговцем, его состояние было намного больше чем у него, с такими людьми нужно быть вежливым. Бахта имел хорошие связи в городе и даже в самой церкви, и запросто мог подкосить всю торговлю Агасфера.

– Он сказал, чего он хочет?

– Да, хозяин. Он сообщил, что пришёл поговорить о Карифе.

– О ком?! Зачем ему сдался Кариф?!

– Не знаю, господин.

– Ты свободен! – твёрдо заявил он, уже думая о предстоящей встрече. – Ждите меня здесь, я скоро вернусь.

Агасфер вышел из приёмного зала и зашагал во двор. Он застал Бахту возле оливковых деревьев. Тот, стоя к нему спиной, рассматривал горы, которые возвышались недалеко от дома.

– Мой дорогой друг, какой неожиданный визит в мою скромную обитель, – мягко и заискивающе поприветствовал его Агасфер. – Тебе бы стоило предупредить о своём визите. Я бы принял столь дорогого гостя должным образом.

– Здравствуй Агасфер! – улыбнулся Бахта. – Не нужно пышных приёмов, я ненадолго.

– Что привело тебя ко мне?

– Ты знаешь последние новости города? – спросил гость.

– Нет. А что могло приключиться за одну ночь? – удивился Агасфер.

– Твой верный слуга, Кариф, попал в беду. Прошлой ночью его арестовали за то, что он утаивал своего сына, который болел проказой. Его предал шарлатан, называющий себя целителем, вытянув при этом последние деньги. – Бахта печально взглянул на собеседника.

– Что? Он прятал своего ребёнка, заболевшего проказой, у себя дома?! – повысив голос, спросил Агасфер, широко раскрыв глаза.

– Именно так. Я знаю тебя много лет, и его знал тоже. Он никогда тебя не подводил и всегда честно и совестливо выполнял свою работу. Я подумал… Может, ты бы хотел помочь ему и дать за него…

– Этот подлец прятал у себя дома прокажённое отродье, рискуя заразить полгорода?! – перебил гостя Агасфер, который уже не сдерживал своего гнева. – Как он мог, негодяй?! Сколько лет я кормил его, давал ему деньги!

– Его можно понять. Сын – единственное, что у него осталось после смерти жены. Я его знал как честного и достойного человека. Не он ли закрыл тебя от копья, которое летело тебе в сердце тогда, лет десять назад. Мы с тобой пересекали границу с Месопотамией и на нас напали эти песчаные твари, грабящие караваны? Он спас тебе жизнь, Агасфер, отплати ему той же монетой. Ты можешь внести за него залог в казну, его отпустят. Сына уже увезли в горы, он его никогда не увидит.

– Я не буду платить деньги за выкуп преступника, который нарушил закон Кесаря. И никогда более не подам ему руки. Гнить ему в тюрьме!

– Я и не ожидал от тебя ничего другого, – сказал Бахта с печальной улыбкой. – Ты уже не изменишься. Правду говорят люди: у тебя нет сердца, вместо него у тебя в груди мешок с камнями.

Он развернулся и медленно пошёл к выходу, оставив за спиной скрипящего зубами Агасфера, который хотел бы ещё много чего сказать в адрес Карифа.

Выйдя на широкую улицу Иерусалима, запруженную людьми, Бахта последовал в сторону городской тюрьмы. Дорога занимала не более пятнадцати минут. То и дело останавливаясь возле прилавков, он здоровался со знакомыми торговцами. В городе Бахту любили, знали его как доброго и справедливого человека, который множество раз спасал не одну семью от голодной смерти. Он не мерил людей на бедных и богатых.

Дойдя до высоких стен тюрьмы, подошёл к стражнику, охранявшему вход.

– Здравствуй, Эмир, как служба? – с улыбкой поприветствовал его Бахта.

– Здравствуйте господин! Всё нормально, только вот солнце беспощадно палит да песок…

– Сочувствую, нелегка твоя служба. Но гляди, лет через пять будешь в начальниках, ты парень не промах, – дружески пожав руку, заметил он. – Могу ли я видеть Марка?

– Конечно господин. Вы найдёте его там, где и всегда.

Бахта зашёл в прохладное здание, свернул к лестнице, поднялся на второй этаж, и подойдя к деревянной двери , постучал.

– Войдите, – послышался грубый бас старшего стражника тюрьмы.

Бахта вошёл. За столом сидел коренастый, смуглый мужчина лет сорока пяти. У него были чёрные проницательные глаза, выпирающие скулы и тонкие губы, напоминающие две, чуть заметные, полоски..

– Здравствуй, Бахта. Как жизнь, что привело тебя ко мне? – приветствовал его Марк, внимательно рассматривая гостя и задерживая взгляд на подвязанном к поясу кошеле с деньгами.

– Приветствую, Марк! Меня привело к тебе дело о Карифе, которого сегодня ночью привели сюда.

– Что именно тебе интересно? – холодно спросил тот. – С твоими связями ничего от тебя не утаится, наверняка ты уже всё и сам знаешь. Так зачем мы будем тратить драгоценное время на вопросы? Прямо скажи, чего ты хочешь, – Марк снова мимолётно взглянул на толстый кошель собеседника.

Бахта улыбнулся. Он действительно уже всё знал, информаторов в городе у него было много, начиная от торговцев и заканчивая простолюдинами. Слухи распространялись очень быстро.

– Я пришёл внести за него залог, – ответил он.

– Я так и знал. С твоей манерой разбазаривать деньги на бедняков и мелких воров ничего другого я от тебя не ожидал, – с холодным смешком в голосе заявил Марк.

– Деньги мои, не тебе их считать, – так же холодно парировал торговец. – На мой век их хватит, Боги благосклонны ко мне, заработаю ещё. Давай перейдём лучше к делу, как ты мне сказал в начале. Можно ли сейчас внести залог за Карифа?

Марк нахмурился и стал бешено соображать. Дело касалось денег, а он их любил больше родной матери. Ради звонких монет он готов был пойти на многое.

– Законом это не запрещено. Но мне нужно написать запрос в Сенат и около месяца ждать одобрения. После рассмотрения дела придёт ответ, насколько тяжки действия Карифа против иудейского народа, и может ли он выйти на свободу под залог. Чтобы его отпустили, нужно много денег. Не меньше тысячи динариев, и это в лучшем случае.

Бахта понял к чему клонит Марк. В ответ он тихо произнёс:

– А как на счёт двух тысяч динариев – и к чёрту разрешение?

– Нет! – твёрдо заявил Марк. – У меня будут огромные неприятности. Эта гадина хотела заразить полгорода болячкой своего выродка. Это очень серьёзное дело, очень…

– Три тысячи, и сегодня Кариф будет на свободе.

Марк судорожно потирал пальцы. У него в голове боролись две мысли. Первая – нельзя нарушать закон, иначе его самого могут арестовать, вторая – огромные деньги, на которые он мог бы несколько месяцев купаться в елее и развлекаться с самыми красивыми блудницами города. Вторая мысль очень быстро начала побеждать первую.

– Ладно, – прощептал он. – Давай деньги, я всё устрою.

Марк встал из за стола, направляясь к двери и жестом руки приглашая Бахту следовать за ним. Они спустились по лестнице, которая вела на нижний этаж, к камерам. На входе в длинный коридор, где располагались одиночные , стоял страж. Не спеша, Марк подошёл к нему.

– Ключи от девятой! – приказал он.

Солдат молча отцепил от пояса связку с ключами, снял нужный с железного круга и подал .

– За мной! – скомандовал старший.

Они пощли по длинному коридору. Слева от них находились камеры с узниками. В подвале стояла кошмарная вонь, в ней, как показалось Бахте, смешалось всё: алкоголь, пот, запах грязных тел и сладковатый, еле уловимый, запах смерти. Из-за железных прутьев на них смотрели с любопытством и страхом. Был здесь старый пьяница, одетый в лохмотья, которые, судя по их по виду, стирали полвека назад, и вор, хитрыми глазами уставившийся на незваных гостей. Был и человек, который странным образом отличался от всех узников. Бахта приблизился к его решётке и нескрываемым любопытством осмотрел арестанта. Перед ним стоял мужчина на вид лет тридцати-тридцати пяти с необычайно голубыми, большими глазами. Высоко поднятые брови придавали лицу удивлённое выражение. Красивый, будто бы вылепленный нос с лёгкой горбинкой. Картину дополняла очень короткая чёрная борода и аккуратные усы. Одет он был в серую чистую тунику и в недорогие сандалии.

Бахта смотрел как заворожённый и не понимал, в чём дело. Может быть, в доброй и искренней, как у младенца, улыбке узника, которая выражала любовь к каждому?! Или в спокойствии и умиротворении, в его глазах? Да, конечно же – глаза! Бахта ощутил странное, никогда до этого времени не испытанное чувство: в этих огромных глазах можно увидеть всю свою судьбу, можно часами сидеть и смотреть в них и думать, размышлять…

– Бахта, нам дальше! – перебив его мысли, крикнул Марк, посмотрев на своего спутника. – Что с тобой? Тебе нездоровится?

– Всё в порядке, спасибо, – ответил тот, как будто просыпаясь. – Кто этот человек?

– Этот?! – усмехнулся стражник. – Это знаменитость нашей тюрьмы. Непревзойдённый философ и умник, который не умеет держать язык за зубами. Но как по мне, он просто не дружит с головой, – насмешливо высказался . – Вообразил, что может бунтовать народ, ходить по городам. Проповедовать какую то, только ему понятную истину. Хулить церковь, священников и фарисеев. Вообще я думаю он умалишённый..

– Так всё же, что он сделал? – снова задал вопрос торговец, не отрывая взгляда от арестанта.

– Ты возле каждой клетки с крысой будешь останавливаться и глазеть? У меня работы непочатый край, – грубо прервал его Марк, поворачиваясь к спутнику лицом.

– Твои разъяснения займут всего минуту, – настаивал Бахта, – потом я заберу Карифа, и мы удалимся.

Марк сердито посмотрел на него. Старший стражник терпеть не мог пустой болтовни, он давно привык либо отдавать приказы, либо их выполнять, разговаривать с людьми ему было скучно. Пустая трепотня ничего не давала, он знал только то, что ему нужно было знать, чтобы получать свой пай.

– Перед тобой преступник, который посажен сюда за речи против священников Иудеи и самого Кесаря. Он посмел явиться на городскую площадь вместе с какими-то бродягами и поучал там людей всякими нравоучениями. Заявлял, что деньги ничего не стоят, власть всегда будет ездить верхом, а простолюдины ходить пешком – ну и прочую ерунду. Безмозглые людишки прозвали его царём и три дня подряд стояли под стенами тюрьмы, орали и требовали его выпустить. Мне пришлось просить, чтобы выслали солдат разогнать толпу. Схватили десяток этих дураков и выпороли хорошенько плетьми, остальные от страха сами разбежались. Теперь, может, приступим к нашему делу?

Бахта ещё раз внимательно посмотрел на человека за решёткой, который с тем же нескрываемым интересом смотрел на него. Когда он развернулся и отошёл, услышал тихий шёпот незнакомца:

– Он бы хотел, чтобы ты похоронил его вместе с сыном в святых горах, там где ты впервые их встретил…

Голос был тихий и бесконечно спокойный.

– Что? – не понял Бахта, возвращаясь назад.

Заглянув внутрь, увидел, что человек, о преступлениях которого услышал от Марка, спит.

– Всё-таки я был прав, – ухмыляясь, сказал страж. – Он всё же сумасшедший.

Они подошли к предпоследней камере. На ней не было решёток, вместо них огромная деревянная дверь, на которой висел такой же огромный замок.

Марк потянулся к нему, взял его в руки и вставил в ключ. Замок со скрежетом открылся и двери распахнулись.

Картина, представшая перед Бахтой, потрясла его, тело окатило холодным потом, сердце учащённо забилось. К одному из прутьев оконной решётки была привязана верёвка, другой её конец был накинут на шею пленника. Лицо Карифа, было темно-лилового цвета, пустые, безжизненные глаза смотрели на вошедших.

– Чёрт возьми! – выругался Марк, – повесился! Повесился, выродок! Я же просил присматривать за ним! Кто в это время был на посту?!

Но его голос глухо отдавался в ушах торговца, доносясь словно издали. Некоторое время Бахта стоял, не в силах отвести взор от висельника. Мысли путались. Потом ноги словно бы сами повернули к выходу и он молча вышел из камеры, оставив бешено орущего стражника в одиночестве.

***

На горизонте виднелись башни города. Каждый участник каравана радостно улыбался – длинная дорога прошла без злоключений и опасностей.

– Почти на месте, вовремя добрались. Через пару часов начнётся песчаная буря, – заметил Агасфер.

Через двадцать минут путники подъехали к городским воротам. Стражники, стоявшие по обе стороны, при их приближении открыли двери.

– Разгружаемся, и можете идти на все четыре стороны, – распорядился торговец, – и чтобы до следующего пути глаза мои вас не видели!

Но людям было наплевать на его слова, они были дома! Глаза их жадно рассматривали знакомые места, радуясь первому встречному жителю. В последнее время нападения на караваны участились, и отправляясь в очередной торговый путь, нельзя было быть уверенным, что вернёшься домой целым и невредимым.

Солнце медленно, будто не по своей воле, ползло за горизонт, заливая красным светом узенькие улицы Иерусалима. Торговые палатки сворачивались, торговцы громко отдавали приказы подчинённым, женщины звали детей домой, а бродяги делали последние на сегодня попытки выпросить монетку. На главной площади глашатай громко советовал гражданам укрыться дома и переждать бурю, которая вот-вот начнётся. За время отсутствия Агасфера и его людей город ничуть не изменился, он продолжал жить своей привычной жизнью, и кажется, ничто в мире не могло бы нарушить его многолетнее расписание.

Проснувшись утром, Агасфер снова был в дурном расположении духа, несмотря на сегодняшний Великий праздник. Он успел надеть чистую белую тунику, плотно поесть и наорать на многочисленных слуг, придираясь к разным мелочам. Его рабы между собой называли хозяина «хмурым камнем», беря во внимание его вечное недовольство всем и всеми.

В предстоящий вечер праздника он, как один из самых крупных и зажиточных торговцев Иерусалима был приглашён в дом Годия, где соберутся такие же, состоятельные мужи. Агасфер не любил бывать среди толпы, слушать льстивые отзывы о нём со стороны, сплетни и слухи. Он предпочёл бы остаться дома, закрыться в своей опочивальне, выпить немного вина за здоровье великого Кесаря и забыться крепким сном.

Солнце поднялось над самой головой и стало нещадно палить. С мрачными мыслями о предстоящем вечере торговец гулял по своему обширному саду, сплошь усаженному высокими деревьями, которые давали надёжную тень. Ему редко бывало одиноко, но сейчас, когда жена с сыном уехали к её матери в Иершалаим, он почувствовал, что ему чего-то не хватает. Прожив много лет, ни к кому не привязывался – ни к хорошим ни к плохим. Неприемлемым для него было доверие к людям. Агасфер знал, что полностью положиться можно только на самого себя. При решении особо важных дел он всегда рассчитывал только на собственные силы и часто повторял: «Если хочешь сделать что-то безупречно, делай это сам».

Торговец часто ссорился с женой. Женили его на ней, когда ему не было ещё и двадцати. Часть наследства, оставленная отцом, была не очень большой, и Агасферу пришлось очень много работать, дабы не бедствовать, иметь возможность платить слугам, пить самое лучшее вино в Иудее, есть хорошую, свежую пищу. Он не был жаден и за много лет хлопотливой работы никогда не задержал пай ни одному своему работнику. Но строгости было у него у него через край. Многие наёмные не терпели скверного характера хозяина и быстро уходили, но те, кто оставался ему верным, получали хорошие деньги. Строгость проявлялась не только в замечаниях. Если Агасфер видел, что работник старается, но дело идёт плохо, то, крича и тыкая пальцем, учил его. Но если замечал, что слуга просто ленив и не проявляет усердия – сразу же выдворял его вон, несмотря на мольбы последнего о его бедности и о необходимости кормить свих детей.

Его подрастающий сын Ахаз, которого нарекли в честь деда, часто выслушивал гневные замечания отца. В детстве, не выдерживая отцовских упрёков, он со слезами убегал в свою комнату и не выходил оттуда по несколько дней, отказываясь от пищи и питья. Отец не только не тревожился, но и запрещал рабам готовить сыну, дабы не переводить продукты. «Одумается – сам выйдет. Пусть растёт мужчиной и учится признавать свои ошибки», – говорил он себе. Именно так с ним поступал и его отец. В таких случаях к мальчику приходила мать – она часами стояла под дверью, прося того открыть, утешая его и плача вместе с ним.

У Агасфера не было друзей, к которым можно было обратиться за советом. Он делил людей на две категории: первые – это те, которым нельзя грубить, нельзя высказывать своё мнение о них; вторые – кем он в той или иной степени командует. Лет пятнадцать назад, когда торговец заключил свой первый крупный торговый договор с Египтом, его доходы стремительно пошли вверх. Он распоряжался деньгами очень осторожно, не позволяя себе лишнего.

Иногда, гуляя поздно ночью по своим владениям, задумывался о своих поступках и своём отношениях к людям. Порой понимал, что поступил неверно, но извиниться перед человеком для него было равносильно тому, чтобы отрубить себе руку. Иногда ловил себя на мысли, что нужно бы быть немного милосерднее и добрее … Но к утру ночные размышления напрочь забывались, и характер брал своё.

Сидя под небольшим оливковым деревом, наблюдал за лошадьми, жадно пьющими воду из огромных каменных сосудов и в душе радовался, что наконец-то дома. Его не тревожила мысль о том, что здесь никто не ждал с нетерпением его возвращения. Неожиданно он спиной почувствовал чей-то взгляд. Обернувшись, торговец увидел пожилого слугу, отвечающего за приём гостей и покупку еды .

– Мой господин, – низко поклонившись, обратился к нему раб, – вас хочет видеть Иехония.

Иехония, человек скупой и лживый, был одним из тех, которых не хотелось бы видеть . Лет пять назад тот был одним из беднейших купцов Иерусалима и часто искал встречи с Агасфером. Добиваясь его расположения, льстил, доносил на других и передавал ему, что о нём судачили за его спиной. Но сейчас дела Иехонии быстро пошли на поправку, и сегодня он был не менее состоятелен, чем Агасфер. Разбогатеть ему помог странный и нелепый случай.

Примерно два года назад один из самых почитаемых и уважаемых торговцев Иудеи, неожиданно пропал, после чего прислал домой письмо, в котором говорилось, что он отказывается от всего своего состояния и просит его не искать. Позже его видели в разных городах в странной компании, во главе которой стоял какой-то подозрительный философ. Иехония быстро сообразил, что к чему, и ухватился за случай. Все сделки с Египтом и Месопотамией, которыми занимался бывший хозяин, он каким-то образом переписал на себя, а потом занял довольно крупные суммы денег, вложил их в товар и пополнение своего скота. Деньги быстро окупились, и в скором времени пошла первая прибыль.

Хозяин дома, кивнув слуге, дал ему понять, что гость может войти. Раб с поклоном ушёл к входным воротам. Через пару минут появился Иехония и медленной медвежьей походкой направился к Агасферу. На вид ему было лет сорок пять, низкорослый, толстый и лысый. Маленькие поросячьи глазки говорили о его хитрости, тонкий длинный нос свисал, казалось, до самого рта, а очень толстые губы растянулись в широкой улыбке, что придавало ему сходство с огромной жабой. Дополняла это всё красивая бордовая туника, обшитая драгоценными камнями.

– Привет мой любезный друг, – пропищал гость. Голос у него был громкий, но очень неприятный и писклявый. – Как прошла последняя поездка? Надеюсь, не возникло никаких проблем? Я слышал, нападения с востока в последнее время участились.

– Дорога была успешной, – коротко, будто отрезал Агасфер.

– Рад, весьма рад это слышать! – солгал Иехония, заискивающе улыбнулся и облизал толстые губы. – Мой дорогой друг, я пришёл к тебе с просьбой и новостью, – продолжил он.

– Я буду рад выслушать твою просьбу и новость, – сухо ответил хозяин дома.

– Начну, пожалуй с новости. В твоё отсутствие в городе произошёл скандал, в нём был замешан даже сам Прокуратор. Говоря коротко – здесь арестовали одного умалишённого философа, который подстрекал людей к восстанию против власти, но его вовремя схватили солдаты и повели на суд к Пилату. Тот с уверенностью заявил народу, что философ всего-навсего сумасшедший, и его достаточно навсегда выдворить из города. Но главный первосвященник Манассия и фарисеи запротестовали против приговора прокуратора и потребовали казни. Он несёт опасность всей Иудейской земле своими обращениями к народу. И сегодня его распнут! Зрелище будет ещё то. А скоро его поведут через главную площадь города, – улыбнувшись пропищал он.

– Понятно, – без интереса ответил Агасфер, подходя к дереву и срывая с него спелый плод. – Но в такой зной я не собираюсь идти на площадь.

Иехония издал негромкий смешок.

– Я упустил одну интересную деталь. Это как раз тот философ, за которым пошёл купец, оставив свой дом.

Агасфер с интересом уставился на него. Ему была интересна судьба торговца . С того времени, как тот ни с того ни с сего обезумел и ушёл в голодные странствия, о нём практически ничего не было слышно. Доходили слухи, что его видели в разных городах Иудейской земли – он ходил в лохмотьях, которых бы устыдился наибеднейший попрошайка, спал в сарае для скота, и по словам очевидцев, радовался жизни. Что могло повлиять на столь быструю смену жизненных приоритетов? Агасфер не знал. Если того философа сегодня будут проводить на казнь, значит там будет и он, коль так яро и вездесуще следовал за ним. Эта новость заинтриговала и он решил, что обязательно сходит на площадь.

– А в чём же состоит просьба, которая привела тебя ко мне?

Иехония поёжился, переминаясь с ноги на ногу.

– Дорогой друг, у меня возникла небольшая проблема. Завтра мой караван отправляется в Давир, но мне не хватает двадцати хороших верблюдов. Ты же знаешь, я бы мог их купить, но мне нужны только лучшие, а не те полуживые создания, которых предлагает наш рынок. Твой скот славится по всей Иудее, – польстил он, – Не мог бы ты мне их одолжить, пока я не приобрету надёжную замену? Я слышал, твоя поездка только через месяц…

Агасфер снова принялся обрывать плоды.

– Двадцать, к сожалению, дать не могу, только пятнадцать. И чтобы через пять дней они снова стояли в моих стойлах. За увечья или потерю верблюда будешь платить по шесть тысяч динариев за голову, – неторопливо и с нажимом произнёс Агасфер.

– По рукам, – ответил Иехония протягивая коротенькую, мокрую от пота ладонь. – Так ты не передумал идти на площадь? Могу тебя сопроводить, я сейчас же отправляюсь туда.

– Нет, не передумал. Но я устал и хочу отдохнуть, – соврал Агасфер. Ему попросту не хотелось оставаться в компании этого льстивого коротышки, и он твёрдо решил, что отправится на городскую площадь сам.

– Понимаю, понимаю мой друг!.. Тогда до встречи, ещё раз за всё премного благодарен, – быстро проговорил чуть склонив голову перед хозяином дома, после чего развернулся и направился к выходу.

***

Городская площадь была густо усеяна людьми, как всегда в праздничные дни: мужчины и женщины; дети, старики и юнцы; богатые и бедные. Агасфер свернул на основную улицу, по которой по обычаю проводят преступников. Людей там было ещё больше чем на городской площади – они теснились вдоль стен, уступив центр дороги огромному кортежу Прокуратора.

Народ изумлённо перешёптывался, какая то женщина, за которой стоял Агасфер, негромко, но отчётливо тараторила своей подруге:

– Смотри, Пилат уезжает из города! Говорят, это из-за того философа. Он хотел его отпустить и обманывал первосвященников, выдавая его за сумасшедшего. Я слышала, он готов был встать даже против слов Ирода! Не знаю, что уж там точно было, но я никогда не видела его таким мрачным. Этот болтун умел говорить и убеждать людей. И, кажется, он исцелил Пилата от постоянных болей в спине, пока жил в его доме последние три дня…

Кортеж вскоре проехал улицей ведущей к главным воротам.

Агасфер проводил его глазами и снова устремил свой взгляд туда, где вот-вот должны были появиться солдаты, сопровождая приговорённых в последний путь.

Время шло, толпа стала издавать негодующие звуки, жалуясь на опоздание. И вот из-за поворота показалась ровная линия охраны из двадцати человек. Поверх красных туник на них были надеты железные доспехи, в руках держали длинные острые пики, поднятые вверх. За ними плелись двое приговорённых, покорно глядя в землю: оба крепко сбитые, коренастые, высокого роста. К их спинам были привязаны тяжёлые деревянные кресты. Метрах в двадцати позади них шел последний – невысокий, худощавый, в серой длинной тунике, достающей ему до щиколоток. Крест не был привязан к нему, он тащил его обеими руками, обняв, как родственника после долгой разлуки, согнувшись под его тяжестью. Одежда на спине была разорвана, от ударов бича тело кровоточило, пропитывая рубище . На руках и ногах виднелась засохшая кровь. Философ то и дело ронял свою ношу, а приставленный к нему солдат, шедший чуть позади, каждый раз бил его кнутом, сплетённым из нескольких коротких плетей с костяными шариками на концах кожаных шнуров. Приговорённый снова и снова поднимал крест и продолжал тащить его, виляя из стороны в сторону и еле держась на ногах. Толпа одобрительно кричала и свистела. Каждый раз, когда крест падал на землю, люди громко издевательски смеялись.

Агасфер пробрался к самому краю дороги. Первая линия была метрах в пятидесяти от него. Неожиданно из-за поворота, откуда вышла процессия, послышался гул. Через минуту он усилился, оттуда появились человек пятьдесят. Они что -то громко неразборчиво кричали и грозно подымали кулаки вверх. Агасфер с интересом уставился в их сторону. Солдаты остановилась, десять стражников, покинув строй, направились к появившейся толпе. Задняя линия из пятнадцати человек повернулась лицом к негодующим людям, отвечая им и грозно выставив пики в их сторону. Философ шагнул было навстречу своим, но сразу же получил сильный удар бичом , невольно покачнулся и упал ниц.

Толпа продолжала кричать, всё ближе и ближе подходя к солдатам, между ними оставалось метров пять. Неожиданно кто-то из негодующих, пригнувшись, проскочил между строем и стремительно побежал в сторону философа. С радостным взглядом и детской улыбкой человек двигался всё быстрее и быстрее. Ему оставалось пару шагов до желаемой цели, когда конвоир бросил кнут на землю и молниеносно выхватил короткий и острый дротик – пиллум.

– Стоять! – дико крикнул он. – Стоять на месте!

Но человек, так быстро бежавший к желанному другу, не замечал его окриков.

– Стоять! – снова закричал солдат, закрыв философа спиной.

Через секунду пиллум насквозь пробил живот беглецу, который было уже почти достиг желаемого. Тот удивлённо посмотрел на кровоточащую рану, потом на того, с кем он так страстно желал встречи, улыбнулся в последний раз и повалился на землю. Толпа гудела, как рой диких пчёл. Философ опечалено посмотрел на погибшего друга, грустно улыбнулся и что то произнёс.

Купец наблюдал за этой странной, так быстро разыгравшейся драмой. Ему было жаль убитого . Теперь он удостоверился, что торговец, бросивший свой дом, действительно тронулся умом. А это был он. Пока первая линия солдат оттаскивала тело с дороги, напуганные люди разошлись. «Скорее всего побоялись, что им грозит та же участь», – подумал Агасфер.

После пятиминутной паузы шествие продолжилось. Конвоиры вернулись в строй, первые двое узников встали с колен и потащили на спинах свой крест

Философ, ослабев от очередного удара, не мог сделать и шага, он падал через каждые пять-шесть метров. Но бич делал своё дело, и из последних сил приговорённый подымался, обхватывал свою ношу и двигался дальше.

Расстояние между ним и Агасфером сокращалось. Толпа больше не смеялась, она ещё не могла опомниться после убийства и что-то с интересом обсуждала. Приговоренный нёс свой крест, снова и снова роняя его и получая за это удар по спине, которая была уже полностью алой от крови.

Торговец внимательно наблюдал. Чем мог заморочить голову этот убогий ? Богатому и успешному купцу, который закончил свою жизнь как бедняк! Что он мог ему сказать, после чего тот оставил свой дом и свой очаг?

Узник в очередной раз покачнулся, тяжесть креста повела его в сторону толпы, и он упал к ногам Агасфера. Тот брезгливо отступил назад. Мученик поднял голову и посмотрел на него затравленным, но в то же время добрым,любящим взглядом. Он быстро и тяжело дышал, капельки пота текли по его челу, смешиваясь с кровью.

– Добрый человек, раздели со мной мою ношу, – негромко, но чётко попросил он, не сводя своих больших, голубых глаз с Агасфера. Как показалось последнему, никто из толпы не услышал его просьбы.

– Ни за какие богатства мира я не стану помогать преступнику, который обманом и пустыми словами затуманил рассудок людям! – с привычной грубостью ответил торговец, свысока глядя на просящего о помощи. – Бери свою ношу и иди на достойную тебя встречу со своей судьбой.

Тот мягко улыбнулся ему. Из его глаз медленно катились слёзы.

Он с трудом поднялся, поднял свой крест, снова повернул измождённое лицо к Агасферу и тихо, как и в первый раз, прошептал

– Я уйду, но ты оставайся здесь и жди меня.

***

Агасфер хотел было засмеяться в лицо измученному преступнику, но неясный, незнакомый доселе страх сковал его тело. Попытался улыбнуться, но рот только искривился в судороге. Он не понимал, что с ним, он никогда не испытывал ничего подобного. Слова философа подействовали не него совершенно неожиданным образом.

Развернувшись и расталкивая толпу, купец поспешно зашагал в сторону дома.