Читать книгу: «Сезон дождей», страница 16

Долго и счастливо

Май находит путь обратно по меткам на деревьях. Каждый узел светоотражающей ленты она срывает и прячет в карман. Следуя инструкциям Тоувы, она выходит из леса в предрассветный час. Вся община спит, измотанная вчерашним торжеством. Май пробирается к дому Тоувы и Селаха, находит велосипед, спрятанный за кустом жимолости. К его багажнику привязана брезентовая сумка с инструментами.

Морщась от скрипа половиц, Май пробирается в спальню. Постель пуста. На застеленной кровати лежит лист с подписью Тоувы. Рядом, на прикроватном столике, она находит стопку бумаги и карандаш. Прячет их в сумку и быстро сбегает из дома. Май пробует что-то написать, положив листок на седло велосипеда. Царапает несколько строк, потом сминает бумагу и прячет в карман. То же самое происходит с другим листом. Последний она сминает, даже ничего не написав на нем.

Тоува говорила, что Май лучше будет обойти место торжества по широкой дуге. Но девушка поддается искушению и ведет велосипед прямо туда, где ночью танцевали люди и гремела музыка. Видит Селаха, которого этим утром ждет горе. Видит девочку, которая заметила их, когда они выходили из леса. Она спит, прижавшись к одной из девушек, которые вчера тащили книжника танцевать. Видит и самого книжника, который спит, положив голову на клавиатурную крышку пианино. Рука Май опускается в карман, в котором остались смятые листы недописанной прощальной записки.

Она уходит, как ей советовала Тоува. Едет по протоптанной тропе, а на одном из поворотов спешивается и идет через высокую траву. Доходит до разбитой асфальтовой дороги и вновь садится на велосипед. Набирает скорость, наслаждается бьющим в лицо ветром. Трель звонка проносится над полем. Так объявляется начало гонки, в которой Май пробует обогнать тучи.

Ровно в полдень Селах выбегает из дома, прижимая к груди листок бумаги. Вокруг него постепенно собираются люди. Передаваемая из уст в уста новость доходит и до книжника. Об исчезновении Тоувы ему рассказывает мужчина, с которым Селах проверял сошедший с рельсов поезд. Вместе с ним книжник участвует в поисках. Пусть в предсмертной записке Тоува указала, что ее тело не нужно искать, пусть оно останется в тайнике леса, пусть никто не видит ее мертвой, желание убитого горем мужа понятно всем. Книжник не спрашивает о Май. Ее исчезновение и пропажу велосипеда, кажется, не заметил никто кроме него.

Тоуву ищут до позднего вечера. Поисковые группы возвращаются в поселение ни с чем. Находят тело только на следующий день. Один из поселенцев, занимавшийся охотой, заметил в траве следы копыт и отделился от группы. Он прошел по ним, надеясь встретить оленя и подстрелить его. Цепочка следов привела его к мертвому телу.

Селах приносит его завернутым в ткань. Он хочет отнести жену прямо домой, но его удается уговорить не делать этого. Тоуву нужно готовить к похоронам. Книжник видит, как из-под ткани выглядывает повернутая набок голова. Из приоткрытого рта выбегает сороконожка.

На следующий день Тоуву хоронят как положено в общине. На большом костре, рядом с которым они все недавно танцевали, ее тело становится пеплом. Прах запечатывают в небольшую банку из-под краски. Селах смотрит на нее так, будто надеется, что из жестяного цилиндра донесется голос его жены. Он не слышит людей, которые подходят к нему с соболезнованиями и словами поддержки. Его взгляд не отрывается от блестящей поверхности банки. Чтобы не оставлять следов от пальцев, Селах без конца протирает ее платком. Занятый этим, он не замечает книжника, который неловко хлопает его по плечу и вполголоса прощается. Не замечает вдовец и того, что на следующее утро книжника уже нет в поселении.

Для возвращения к железной дороге есть другой путь, не тот, которым они шли с Май. Книжнику еще предстоит привыкнуть, что никакого «они» больше нет. Одна из линий транспортной развязки выводит его прямо к лежащему под насыпью поезду. Остаток дня книжник тратит на обыск тех вагонов, которые не затронул огонь. Находок мало, но все полезные. Немного еды, два набора первой помощи, пара пустых бутылок и тележка для сумки. Бутылки он оставляет на рельсах, пока продолжает поиски. Ленивый дождь понемногу заполняет их водой. К вечеру книжник добирается до головного вагона. Кабина машиниста пуста, будто в ней никого и не было. Книжник уже готовит место для сна, когда видит непривычный блеск на рельсах. Он выбирается из кабины и поднимает голову. На сером полотне неба алеет рана. Из нее на землю проливается закатный свет.

Вдоль железной дороги есть пустые станции и нерабочие трансформаторные будки. В них книжник ночует и отдыхает. Путь до станции, которую время и непогода лишили названия, занимает шесть дней, в течение которых не происходит почти ничего. Книжник шагает, пока не начинает спотыкаться от усталости. Засыпает, просыпается и продолжает путь.

У входа в старинное здание лежат проржавевшие и искореженные буквы. Наконец, он на месте. На станции книжник вдоволь напивается воды из колонки и отлеживается пару дней. За это время его руки наконец перестают пахнуть лимонами. В один из вечеров книжник находит в кармане смятый листок бумаги. Неровная надпись гласит, что в ближайшем будущем его ожидает внезапная потеря.

Когда книжник бывал на этой станции раньше, ему не удавалось открыть кладовку, запертую на большой навесной замок. В этот раз он ломается после первого же удара. Внутри не находится ничего интересного. Только пара пустых ведер, швабра с истлевшей тряпкой, моток веревки и нескольких банок с высохшей краской.

Книжник смотрит на ветрогенератор, который пытался починить вместе с Май. Лопасти медленно вращаются на ветру. Сверившись с картой, он идет дорогой, которой они проходили, когда искали станцию обслуживания. Пока добирается до нужного места, его желудок стонет в голодном отчаянии. Книжник останавливается там, где когда-то упал в овраг. Веревка из кладовки затягивается узлом на стволе ближайшего дерева. Для проверки книжник дергает за веревку так сильно, как может. Скинув конец веревки в овраг, он спускается, стараясь не смотреть туда, где в короне золотисто-кровавой листвы клубится туман.

Уже на полпути он слышит голос со дна провала. Не глядя машет Владимиру и продолжает спуск. До земли длины веревки не хватает совсем немного. Пальцы разжимаются, книжник скатывается по склону и падает на мягкий ковер из палой листвы. Пока он отряхивается и готовит ответ на вопрос «вы не видели мою жену?», к нему подходит Владимир. Он не один. За его плечом появляется женский силуэт. Их обоих можно принять за галлюцинации, потому что они кажутся чуть прозрачными. Сквозь его одежду и лицо проглядывают стены магазина, а через нее просвечивает ствол дерева и уголок аппарата с газировкой.

– Здравствуйте! Что за дело привело вас к нам? Ох… Я Владимир, а это моя жена Мария. Вы кого-то ищете здесь?

Книжник пожимает протянутую руку. На ощупь ладонь плотная, но почти невесомая. Силуэт за спиной Владимира приближается и книжник видит, кого этот несчастный представляет как свою жену. Каштановые волосы до плеч, чуть смуглая кожа, пружинистая походка. Он уже встречал ее, только когда она была старше и под другим именем. Без рака, спрятанного в грудной клетке, Тоува выглядит совсем иначе. Восставшая из мертвых улыбается и протягивает ладонь. Книжник пожимает ее и тоже почти не чувствует веса руки.

– Хотите газировки? Я знаю одну уловку, чтобы вы могли получить стаканчик. Вам с каким вкусом? – голос Владимира, кажется, сам пузырится от радости.

– Вишню, пожалуйста.

– Одну минуту. Ты хочешь, милая?

– Нет, спасибо. Поспеши угостить нашего гостя, – Мария-Тоува улыбается.

Когда Владимир уходит к автомату с газировкой, она продолжает:

– Так странно видеть вас здесь. Не помню, когда к нам приходили гости в последний раз.

– Ты… жива?

Мария-Тоува смотрит на него с той же мягкой улыбкой, которая не сходит с ее лица уже несколько минут.

– Конечно. Если я и мертва, то мне не сказали об этом… А мы встречались раньше? Мне казалось, что «ты» говорят тем, с кем знакомы.

– Простите. Кажется, я обознался.

Мария-Тоува оборачивается и смотрит на мужа. Он опускает монету на веревочке в автомат.

– А мы и правда ведь знакомы, книжник. Помнишь? – ее голос становится чуть ниже – Я искала совсем не то, что было нужно. Другое, самое главное, было всегда рядом.

Книжник дергается и делает шаг назад.

– Ха… Помнишь! Даже очень хорошо. Где твоя подружка?

– Что ты здесь делаешь? Хотя, можешь не отвечать. Я и так знаю. Пьешь чужую любовь.

– Наоборот. Даю любовь сам…а. Я тогда услышал…а ваш разговор про этого Владимира. Когда синеволосая стерва меня прогнала, мне некуда было себя деть. Никак не мог…ла ничего придумать. Тогда и вспомнился Владимир. Пусть у меня не было оригинального лица, я вызнал…а все подробности у него. Впервые я был…а здесь с твоим лицом. Просто шутки ради. Да, его я тоже успел…а забрать. Слушал…а и слушал…а и слушал…а его россказни о жене. А однажды он проснулся рядом со своей любимой.

Пока она говорит, книжник всматривается в неподвижную линию, которая тянется от правого глаза к левому уголку губ.

– А что потом? Что ты сделаешь, когда тебе наскучит? Бросишь его и сбежишь?

– Отсюда не сбегают, книжник. Однажды он превратится в тень, в знак самого себя. Я буду рядом с ним. Пробыл…а здесь уже слишком долго, чтобы задумываться о побеге. Заметил? Я тоже превращаюсь в тень. У меня еще будет время, чтобы его оплакать. В итоге здесь останутся только две тени: любящая и плачущая. Я буду плачущей, книжник. Это хороший способ встретить конец мира. У меня будет дом и любовь, когда все закончится насовсем.

Морф произносит все это тем же мягким голосом Марии-Тоувы. Улыбка не сходит с ее лица. Когда Владимир возвращается с газировкой, она тут же прижимается к его спине, обнимает за шею.

Книжник жадно пьет. Голодный желудок чуть успокаивается.

– Вы хотите уйти отсюда? Я спустился на веревке, мы можем выбраться. Все втроем.

– Да, погода сегодня дивная. Люблю осень, – отвечает Владимир.

– Вы можете сбежать. Серьезно. Там, за этим оврагом для любого из вас все еще есть место. Пойдемте со мной. Я пришел сюда для этого. Вытащить тебя… вас.

– Она у меня замечательная, вы правы, – смеется Владимир и целует жену.

– Это ты у меня замечательный, – громким шепотом отвечает она, возвращая поцелуй.

Мария-Тоува не отпускает мужа ни на секунду. Ее руки все еще обвивают его шею.

– Где ты живешь, Владимир? Ты ведь помнишь, что твой дом не здесь? Он неподалеку от леса. Рядом с почтовой станцией. Можешь вернуться туда. Сейчас я живу там, но это твой дом. Я отдам его тебе.

– Может, останетесь ненадолго у нас? Запасов немного, но мы с радостью поделимся последней упаковкой консервов. А завтра я выберусь наверх, чтобы поохотиться, собрать ягод и грибов.

Книжник смотрит на Марию-Тоуву. Она с улыбкой пожимает плечами и обнимает Владимира еще крепче.

– Нет, спасибо. Я… я потерял свою девушку. Она ушла и не вернулась. Я ищу ее. Подумал, что смогу найти здесь.

– О, это так грустно! Но вы обязательно ее найдете! Я уверен! – Владимир хватает книжника за руку и трясет с такой настойчивостью и пылом, что остается только улыбаться. – Правда ведь, Мари? Он найдет ее?

– Обязательно, – кивает Мария-Тоува. – И будут они жить долго и счастливо. Прямо как мы с тобой.

– Тогда я… Вернусь наверх, чтобы искать дальше.

– Мы не обижаемся на вас, ни в коем случае! Обязательно возвращайтесь, когда найдете свою девушку. Уверен, что она отыщется. Знаете, мне иногда снится, будто Мари тоже пропала. Но потом я просыпаюсь и она рядом, под одним одеялом со мной. Ваша девушка найдется, вот увидите. Ее пропажа тоже покажется вам страшным сном!

Книжник покоряется этой атаке оптимизмом и благодарит Владимира. Еще раз пожимает руки, которые не тяжелее капли дождя, и принимает подарок, пару банок консервов. Мария-Тоува не снимает с лица улыбку-аппликацию. Вместе с ней Владимир прощается с уходящим гостем.

До веревки всего несколько шагов вверх по склону. Книжник хватается за нее и поднимается. Когда он выбирается из оврага, то немедленно открывает ножом подаренные консервы. Ест овощное рагу руками, закусывает последним белковым батончиком. На случай если Владимир и его фальшивая жена захотят выбраться, книжник оставляет для них веревку. Может быть, они вспомнят, что могут сбежать.

Книжник садится на землю и прикрывает глаза ладонью. Дает волю накопившейся усталости. Прислушивается к ее голосу. Низкому, монотонному, бормочущему. Долго внимать ему невозможно. Книжник открывает глаза и смотрит на то, что осталось от его жилья: почерневшие доски, обугленная мебель, сухая зола.

Останки дома похожи на фигуру для сложного гадания. Брошенные угли, которые складываются в обещание… чего? Непонятно. Может, они рассказывают о прошлом. Как над домом затрещало небо и молния выпала из прорехи в облаках. Ее искра начала пожар. Прокатившийся гром раздул огонь.

Газовые баллоны рванули и взрыв разнес стены дома. Бумага почернела в пламени. Превратилась в пепел маленькая сосна в горшке. Сгорели книги и все остальные вещи, которые книжник мог назвать своими.

Он вытряхивает сумку, чтобы проверить, что у него осталось. Заглядывает в отделение, о котором почти забыл. Там ждет пухлая книга, которую он схватил в библиотеке Города. Здесь, на холме у сгоревшего дома, книжник впервые открывает ее. Большой том оказывается всего лишь альбомом, на страницы которого приклеены вырезки из писем. Написанных разными почерками, набранные разными гарнитурами, на разной бумаге и для разных адресатов. Общими были только размытые пятна, оставшиеся там, где капли влаги превратили написанные слова в тайну. Книжник устраивается поудобнее, кладет альбом на колени и начинает читать.

Фрагменты неотправленных любовных писем

… Ничто не повторится, ничто не будет тем же самым. Этот знакомый, скучный, вытертый мир, который просвечен спутниковыми снимками, прорежен квантовой связанностью трендовых футболок и кроссовок, туристами с бесконечными фотографиями самих себя [размыто] Когда-нибудь он вновь станет таинственным, интересным. Таким, что мы не сможем его узнать. И на каждого из нас опустится светлая и бесконечная печаль.

В его руках был громкоговоритель. Он забрался на памятник, стоявший в том сквере и сел ему на плечо. Звук был [размыто] что-то я смог расслышать. Он говорил об именах, образах, красках и звуках [размыто] Говорил, что наш мир поразила светлая печаль и он размылся под ее взглядом [размыто] как намокший холст с акварелью. Приливы стирают береговые линии, реки выходят из берегов и целые города оказываются под водой.

…открыл глаза и увидел только серое небо. Под спиной влажное и холодное дерево. Вокруг плеск воды и мутная пелена. Кажется, я на плоту или лодке плыл куда-то… Если в следующий раз он опять приснится, я постараюсь запомнить, что было дальше. Обязательно напишу.

…продолжила с места, на котором остановилась. Говорила мне об umwelt, в котором окружающее становится продолжением тела. Так животные, люди, камни, реки, деревья и остальные десять тысяч вещей могут заключить бессловесный союз [размыто] Я старалась слушать внимательно, только это было так скучно. Рядом бубнил телевизор с новостью об очередном заседании кого-то там. Про климатические изменения, мусорные пятна, голоценовое вымирание и прочую…

Это был пожар… Конечно, никакого пожара не было. Но если кто-то спрашивает или просто очень долго смотрит на них, я всегда отвечаю так: это был пожар [размыто] Он смотрел на мои руки, красные от ожогов, а я просила не переживать. Ведь теперь, когда линии на ладонях стерты ожогами, я не умру. Смерть не сможет прочитать линии судьбы, жизни и другие. Вычеркнет меня из списка и уйдет ни с чем.

Лист выпал из книги и упал к моим ногам. Из страниц словно выпорхнуло [размыто] лето и наше свидание. Будто это не было воспоминанием. [размыто] никогда не закончится и не исчезнет. Что останется со мной и я смогу вернуться [размыто] все это было на самом деле: ты, это лето и даже я. И никто по-настоящему не умирает, не уходит в никуда, не остается в одиночестве.

…замечал когда-нибудь, как осенью клены и березы склоняются над рекой, заглядывают в текущий поток и стараются рассмотреть новый цвет своих волос?

С тех пор, как вы переехали [размыто] многое изменилось. Я каждый день выхожу на улицу и смотрю, как на город наступает море. Как перекрестки заполняет песок, вода плещется в кафе и супермаркетах у дома. Каждый день я [размыто] одного и того же участка улицы, где вода подтачивает бетонный столб и приносит новую пригоршню песка. На экскаваторе, который замер с опущенным в землю ковшом, вырос плющ.

[размыто] вас дела? По радио я слышала, что переселенцев направляют [размыто] где раньше был тихоокеанский мусороворот [размыто] Это рассказывали на пиратской частоте, не правительственной. Они сказали, что континенты начали менять свою форму, потому что мир больше не…

… учились справляться с абстракцией времени, когда не стало принятого и размеченного порядка. Мы мерили прожитое ссорами, сухими пайками, опавшими листьями и сигналами сирен.

Они сказали, что такое случается все чаще. Те, кто попадают ночью под дождь, пропадают. Если их находят, оказывается, что они потеряли память. Так было и со мной. Прости, что я все еще тебя не помню. Мне рассказали о тебе, я знаю кто ты, но не помню тебя.

[размыто] чтобы убедить себя в том, что я все еще целый и могу провести мысленно линию от прошлого себя к настоящему. Да, я забыл себя, тебя и других, но остался тем же самым. Мне можно доверять, я могу давать обещания. Однако, мне не дает покоя чувство прерванности, пустоты, разрыва где-то внутри [размыто] как вырезанная сцена фильма или вырванная глава книги. Я почти не думаю о будущем. Только о прошлом, в котором осталось что-то, чего у меня нет…

[размыто] я остановился и вышел из машины на пустое шоссе. Впереди дрожали огни, здания и дороги. Я увидел. как весь город начал мерцать, покрылся рябью. На моих глазах он исчез, будто его и не было.

Появиться и уйти. Обернувшись в занавеску, скрыться от взгляда, как при игре в прятки. Пока не наступит ночь, а потом и новый день. Провести так недели, месяцы и годы, пока никто тебя не находит [размыто] Хоть игра в прятки давно закончилась, плотный кокон занавески все еще скрывает меня ото всех. Смотреть, как встает солнце, как небо седеет облаками и как в окнах гаснет свет, потому что в дома вернулась ночь, чтобы покрыть поцелуями всех рожденных умереть.

… помнишь? Мы ждали, что вот-вот все закончится и поехали на ту гору. Хотели встретить апокалипсис вместе. Посмотрели наверх, там созвездия дождем стекали по небу. Жаль, что [размыто] мы закрыли глаза. Сидели, ждали, что вот сейчас все закончится. Потом открыли глаза, а мир все еще существовал. Только Луны не было на…

[размыто] несколько советов о том, как нужно встречать конец света.

Найди подходящее место для этого. Все закончится не сразу, мир будет таять долго, поэтому выбирай с умом. Построй там дом.

Делай фотографии, снимай видео, рисуй или веди записи. Неважно, увидит ли их кто-то. Потом ты поймешь зачем, обещаю.

[размыто]

Мой посуду, выметай сор и убирайся в доме до самого конца. Тоже самое касается умывания, бритья и чистки зубов.

Обзаведись музыкальным инструментом, даже если не умеешь играть.

[размыто] на востоке заболеет ребенок – приди и сядь у его изголовья, если на западе устанет мать – взвали на себя ее ношу, если на юге будет умирать мужчина – пойди и скажи, что ему нечего бояться.

[размыто] перед закатом мы ловили итоговый прогноз погоды. Ведущая рассказывала о выдуманных ей грозовых фронтах и направлениях ветра, указывала на карты, которые нарисована от руки [размыто] Она говорила, что во время дождя нужно заглянуть в лужу и смотреть на ее поверхность, чтобы увидеть, что твое лицо – не более чем случайность, которая в любой момент может смениться на другую случайность.

[размыто] вспоминаю, что больше ничего нет. Только серые воды несут меня куда-то. Кажется, это тот самый сон. В которым ты была мертва и я был мертв, и надежда была просто ошибкой.

Дождь последний

И он обещает быть бесконечным

В последние дни Май не чувствует себя собой. Заглядывая в оставленные дождем лужи, она видит кого-то другого.

Она разгоняет велосипед так быстро, как только может. Обливаясь потом, крутит педали, пока мышцы не сводит спазм. Грозовой фронт не отстает. Май почти чувствует, как сезон преследует ее, будто привязанный невидимыми нитями. Останавливается и переводит дыхание. По степи разносится трель велосипедного звонка. Еще одна гонка заканчивается ее поражением.

Линия дороги ведет Май к городу, который уже виден на горизонте. Там она сможет выспаться под надежной крышей и привести в порядок свои записи. После каждой гонки Май делает заметки в блокноте. Пытается понять природу сезона, вычислить диаметр скопления облаков и определить скорость его движения.

Ее путешествие продолжается уже не один год и Май потеряла счет дням, которые провела в пути. Она пережила долгую, почти бесконечную, ночь, после которой у всех предметов и вещей пропали тени. Лишь спустя несколько недель они вернулись. Вместе с временем доверие утратило и все остальное. Однажды вместо дождя с неба начали падать яблоневые листья. Май пришлось забраться на старую водонапорную башню и затащить туда велосипед, чтобы листва не погребла ее под собой. Потом она провела неделю у дома, который не переставая горел. Даже принесенный Май ливень не мог его потушить.

Гаснет только ее короткое воспоминание о солнце. Оно не исчезает полностью благодаря отрывкам книг, которые Май читает. Порой ей попадаются страницы из историй, прочитанных еще в доме книжника. Жаль, что ей некому рассказать об этом. Некому поведать и о лунном сиянии, которое служит ей защитой в дождливые ночи. Она предусмотрительно разлила Луну в несколько небольших бутылочек. Перед сном Май расставляет их вокруг себя, как магический круг.

Больше всего ей нравится ночевать в пустых автобусах. В них можно найти запасную шину и использовать ее вместо подушки. Иногда Май снятся те, с кем она познакомилась в прошлом. Она описывает свой день Сэй и Мурасаки, выслушивает жалобы Миртл на ее новые ноги, пересказывает книжнику фрагменты найденных книг, докладывает Аните о приключениях и опасностях, которые встретила и подзывает кота Ольвии. Во сне она тянется погладить Грея. Наручники, которыми Май приковала себя к ножке пассажирского сидения, чуть звенят в ночной тишине.

Она не проводит все время в одиночестве. Порой встречает людей, разговаривает с ними, смеется над шутками и плачет вместе с ними. Только не остается ни с кем дольше, чем на несколько часов и спешит попрощаться. Однажды Май видела Ольвию, которая укрывалась от дождя на автобусной остановке. Вместе с ней была пара детей. Их тонкие предплечья были покрыты грубыми татуировками. Май даже не подошла поздороваться. Она сразу же развернулась в другую сторону, чтобы побыстрее отвести от них дождь.

Несколько дней она проводит в здании школы, которое она нашла в этом пустом городке. Бродит по классным помещениям и длинным коридорам, по утрам бросает мяч в спортивном зале, а потом набирает в школьном саду полную куртку яблок и запекает их на костре. Дождь выдохся прямо перед тем, как она пришла сюда. Долгое время Май проводит в тишине, лишенной даже шума падающих капель.

Она выходит из класса с парой пустых блокнотов под мышкой и набором карандашей. За окном завывает ветер и она поворачивает голову на звук. Сквозь мутное стекло видит кого-то в здании библиотеки. Май подходит ближе. В большом окне она видит человека, в котором что-то неправильно. Его правая рука напоминает сухую ветвь дерева. Эта странность быстро становится привычной и фигура обретает знакомые черты.

Книжник изменился. Он хромает, пока проходит от одного стеллажа к другому. Раз за разом обнимает ладонью левой руки локоть правой. Деревянные пальцы пролистывают страницы с еще меньшей ловкостью, чем раньше. В волосах появились серые пряди.

Май садится на подоконник и рассматривает этого человека, которого знала во времена, когда еще чувствовала себя собой. Потом переводит взгляд на собственное отражение в запыленном окне. Спрыгивает с подоконника и оставляет на нем свои канцелярские запасы. Отражение Май ныряет в одно окно и выныривает из другого, пока она бежит по коридору. На лестнице девушка полушепотом твердит то, что хочет сказать. Во время странствий она нашла концовку книги, которую читала в его доме. О молодом человеке, который был влюблен в девушку и сделал ей предложение, но потом разорвал помолвку. Теперь Май может пересказать книжнику, чем все закончилось. В ее сумке хранятся страницы, на которых завершается эта история.

На сером небе появляются темные пятна грозовых туч. Пара капель падает на асфальтовую дорожку, пока Май бежит к библиотеке. Дверь открыта. Девушка поднимается на второй этаж и проходит в читальный зал.

Книжник медленно перелистывает страницы и не замечает, что он больше не один. Том небольшой, но иссохшие серые пальцы не справляются с его весом. Книга выпадает из рук. Книжник наклоняется, чтобы ее поднять, а когда выпрямляется, замечает Май. Он видит, что круги под ее глазами стали больше. Вокруг них собралась тонкая паутина морщин. Толстовка с капюшоном, которую он когда-то одолжил ей, растянута и покрыта заплатками.

Книжник аккуратно ставит книгу на полку. Он молчит и Май тоже. Внезапный порыв ветра хлопает дверью, будто спешно выбегает из читального зала. Слышно, как он запутывается в яблонях и с воем пытается выбраться.

– Привет, – говорит книжник.

– Привет, – отвечает Май.

Она отворачивается. Сцена, нарисованная фантазией на стекле, блекнет. Стараясь не задерживаться у окон, Май возвращается в кабинет химии, который сделала своим временным домом. Быстро собирает вещи, чтобы завтра же покинуть город. Пока еще светло, она рассматривает страницу, которую вырвала из учебника природоведения. На ней изображен круговорот воды в природе. Май открывает тетрадь и перерисовывает схему, согласно которой вода циклично перемещается от неба к земле и обратно. Потом она засыпает, убаюканная привычным шумом. На землю вновь проливается дождь и он обещает быть бесконечным.