Читать книгу: «Майор Русо Бланко. Русские хроники парагвайской войны», страница 3

Февраль 1923 г. Буэнос-Айрес

Как только супруги Беляевы приехали в Буэнос-Айрес, Иван Тимофеевич решил немедленно взяться за создание ‘Русского очага’ – общины соотечественников, объединённых идеей сохранения традиций, быта и духа Российской Империи. Но правительство Аргентины ответило отказом. Беляев был в отчаянии – рушилась мечта, захватившая все его мысли ещё в Турции. Но однажды в дверь их комнаты в ‘Доме иммигрантов’ постучала миниатюрная, неряшливо одетая женщина. Дверь открыл Иван Тимофеевич.

– Вы говорите по-французски? – не здороваясь, затараторила незнакомка. – Да? Меня интересуют условия Вашего проживания! Давно здесь? К Вам хорошо относятся? Получаете всё необходимое?

– Не смею жаловаться, мадам. Кормят прекрасно. По утрам дают косидо мадриленьо, днём сытный обед, а вечером ужин из пяти блюд. Вам негде остановиться? – поинтересовался Беляев. – Я могу ночевать в столовой, а Вы расположитесь здесь с моей супругой.

– Ах, Вы с женой! – обрадовалась француженка. – Можно познакомиться? Но я не нуждаюсь в жилье. В ‘Ла Насьон’ прочла интервью. Ваше фото очаровало меня до крайности и – вуаля! – решила познакомиться. Вот мой адрес.

Женщина протянула визитку: ‘Баронесса Жессе де Лёва. Отель Кристал Палас’.

– В пятницу приходите с супругой отобедать. Я предупрежу швейцара.

В назначенный день в вестибюле роскошного отеля на Дворцовой площади в окружении зеркал, электрического света, позолоты, шёлка и бархата супруги ожидали аудиенцию. Швейцар пригласил в лифт и указал на дверь самого дорогого номера с балконом на площадь. Открыла сама баронесса. Её было не узнать: элегантный пеньюар, изящно уложенные волосы и пушистая кошечка в руках. От прежней неряшливости и неухоженности не осталось и следа. Перед Беляевыми стояла светская дама, избалованная, игривая и знающая своё высокое положение в обществе.

– Проходите! – не здороваясь сказала она по-французски. – Садитесь, сейчас подадут обед. На меня не обращайте внимания – я почти ничего не ем. Всё достаётся Принцессе. Правда, Принцесса?

Кошечка ответила ‘мяу!’

– Я так очарована чудной статьёй о Вас! – баронесса перешла на испанский. – Но скажите, почему никто во всей богатой, прекрасной русской общине не обратил на Вас внимания? Почему Вам не помогают? Хотя бы падре Изразцофф!

– Здесь все живут своей собственной жизнью, каждый для себя, – грустно ответил Беляев.

– Поступим так. Я буду говорить, что была близко знакома с Вашим отцом в Санкт-Петербурге, когда мой покойный муж был там посланником. И мой Вам совет! Здесь непременно нужно одеваться со вкусом, по последней моде. Без этого вам не попасть в приличное общество. Ваша шляпка, мадам… Ах! Надо сменить! И запомните: носят теперь надвинув на глаза. При этом нос надо держать кверху, а глаза опускать вниз. Не обижайтесь! – жеманно улыбнулась баронесса. – Я сама займусь Вашим гардеробом.

На следующий день швейцар принёс несколько коробок с одеждой из бутиков. По рекомендации баронессы Иван Тимофеевич был принят в колледж преподавателем немецкого и французского языков. По её же рекомендации супругов пригласил на ужин протопресвитер Свято-Троицкого храма Константин Гаврилович Изразцов и Беляевы поняли, что в русской общине Буэнос-Айреса отношение к новым иммигрантам уже давно сформировалось и, к сожалению, оказалось до крайности испорченным. Два года назад отец Константин приютил трёх белогвардейцев из Крыма. Они вели себя вызывающе. Однажды швырнули в лицо надоевшие им котлеты и, пользуясь его отсутствием, уговорили младшего сына продать ковёр, а деньги потратили в доме терпимости.

– Батюшка! – обратилась к священнику одна из прихожанок, присутствовавшая на ужине. – Иван Тимофеевич сказал, к нам из Крыма едут тридцать тысяч белогвардейцев. Что же будет? Снова явятся в лохмотьях, обмотках, злые, будут требовать приютить и накормить! Разве можно такое допустить?!

В следующий раз отец Константин признался Беляеву:

– Третьего дня прочитал в газете – две тысячи беженцев плывут из Варны. Тотчас надел лиловую рясу и поехал к президенту. Консул уже уволен, визы аннулированы.

– Вот, смотрите, – баронесса де Лёва показала газету. – Они везут нам заразу. Большевики их специально сюда отправили.

Позже Беляев узнал, что пароход был вынужден развернуться и взять курс на Одессу. Большевики расстреляли всех пассажиров.

В Буэнос-Айресе наиболее влиятельные личности русской общины во главе с генерал-майором Бобровским объединились против Ивана Тимофеевича и ‘Русского очага’. Тогда Беляев записался на приём в посольство Парагвая. Там к его проекту отнеслись настороженно, сказали, что в стране недавно закончилась гражданская война и надо дождаться приезда военного атташе. Вскоре приехали бывший президент Мануэль Гондра и военный атташе Санчес. Беляев рассказал о своём плане переезда русских иммигрантов из Европы в Южную Америку и об исключительно гражданском характере будущей общины: никакой политики и военных союзов, только сохранение традиций и культуры. Гондре и Санчесу проект понравился. Они обещали всемерную поддержку и ‘блестящее будущее для всех русских иммигрантов’. Однако финансовая помощь могла быть оказана только в ограниченном объёме – Парагвай, как и Россия, был опустошён гражданской войной.

– Куда вы? В Парагвай? Охотиться на обезьянок? – возмутился отец Константин. – Посмотрите, что пишет полковник Щёкин:

‘Сейчас русских здесь нет. Были проездом два инженера, но ничего не нашли и уехали. А тот молодой офицер, что жил у Вас, после гражданской войны перебрался в Бразилию. Я сам перебиваюсь посредником на мелкой торговле’.

– Но здесь, в Аргентине, мне делать нечего, – ответил Беляев. – Не вижу перспектив ни для себя, ни для обездоленных соотечественников. А там нам будут рады.

– Давайте я найду квартиру на четыре-пять комнат. Будете размещать приезжающих, – не унимался отец Константин.

– Спасибо, батюшка, но я уже принял приглашение Гондры. Поеду один и при первой же возможности приглашу супругу.

Младший брат Беляева, Николай Тимофеевич, член правления Русского экономического общества в Лондоне, прислал на дорогу 100 фунтов. Иван Тимофеевич попрощался с женой и 1-го марта 1924-го на пароходе ‘Берна’ отправился в Парагвай.

Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина

Бобровский Сергей Павлович. Отец – генерал инфантерии, ректор Военно-юридической академии, сенатор. В 1878-м Бобровский зачислен в пажи-кандидаты Высочайшего Двора. Обучался в Николаевском кадетском корпусе. В 1886-м в звании подпоручика поступил на службу в 7-й лейб-гвардии сапёрный батальон. Закончил Николаевскую инженерную академию по 1-му разряду, определён на службу в Главное инженерное управление с присвоением звания капитана. Переведён на преподавательскую работу в военное училище и академию. В 1910-м присвоено звание полковника.

На германском фронте – в управлении инженерных снабжений Северо-западного и Западного фронтов. С октября 1916-го выезжал в служебные командировки в Англию, Францию и Италию. Награждён орденами Святого Станислава, Владимира и Анны. В 1916-м ‘оказано Высочайшее благоволение за отлично-ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами текущей войны’.

Ну что сказать? Блестящее происхождение, образование и карьера! Но командировки заграницу – вероятность вербовки. Впрочем, откуда там боливийцы? А американцы?..

21-го ноября 1917-го года присвоено звание генерал-майора. Эмигрировал в Англию, но в 1919-м ‘в патриотическом порыве спасти Отечество от большевиков’ (так сам пишет в автобиографии) отправился во Владивосток к адмиралу Колчаку, но опоздал: армия уже разгромлена, Колчак расстрелян по приказу Ленина. Бежал во Владивосток, затем в Японию и Аргентину. Принят в Департамент национальных дорог инженером-строителем… Отменно!

В 1925-м по специальному распоряжению правительства приглашён в Парагвай. Основал ‘Союз русских инженеров и техников’, Национальный департамент общественных работ, физико-математический факультет Национального университета Асунсьона… Достойный конкурент генерала Беляева! Интеллектуал и профессионал! Слишком хорошо устроился, чтобы становиться шпионом и рисковать положением! Единственный мотив передать карты противнику – месть Беляеву. Возможно, именно поэтому на картах написано ‘Beliaev’. Но Бобровский в совершенстве владеет испанским! Вряд ли допустил бы такую ошибку.

Из книги Валери Проскуренсо ‘Сто тысяч жизней за чёрный призрак’. Глава ‘Питиантута-Чукисака’. Издательство ‘Паллаз Эджитора’. Сан Паулу. Бразилия. 1940 г.

В октябре 1931-го боливийский военный атташе в Аргентине подполковник Бернандино Бильбао Риоха выехал в Ла-Пас с остановкой в Асунсьоне. Встретился с агентом и получил информацию об экспедиции Беляева к Питиантуте, о чём доложил генералу Осорио. Генерал сначала не придал этому значения. Но в марте 1932-го Генеральный штаб начал разрабатывать план захвата Чако и Осорио приказал найти озеро.

25-го апреля майоры Хордан и Москосо на разведывательном самолете вылетели в Чако и обнаружили Питиантуту. Обозначили на карте как озеро Чукисака. После второго облёта заметили три хижины на восточном берегу – парагвайский форт Лопес. Генерал Осорио переслал карту в Камачо в штаб 4-й дивизии полковнику Пеняранда. Полковник сразу оценил стратегическое значение озера и предложил немедленно захватить форт. Президент Даниэль Доминго Саламанка Урей согласился.

11-го мая отряд лейтенанта Устареса отправился из Камачо к Питиантуте. Но на карте Хордана и Москосо озеро было нанесено восточнее, чем на самом деле, и после двух недель поисков Устарес вернулся обратно, так и не найдя Питиантуту-Чукисаку.

К озеру отправился сам майор Москосо с 3 офицерами и 25 солдатами 5-го кавалерийского полка. Пройдя 170 километров, 14-го июня отряд вышел к Питиантуте в двух километрах от Лопеса и атаковал гарнизон форта – четверых солдат и капрала Либорио Талавера. Капрал был убит, а солдаты убежали в сельву. Москосо разбил лагерь на северо-восточном берегу в полутора километрах от Лопеса, занял оборону и приказал начать строительство аэродрома на северном берегу.

Парагвайские солдаты, без воды и еды, четыре дня пробирались к своим на восток. У деревни Касанильо были обнаружены патрулём 1-й дивизии подполковника Эстигаррибиа. Подполковник немедленно доложил президенту. Возмущённый, Гуджари приказал вернуть форт и Эстигаррибиа отправил туда два взвода пехоты и эскадрон кавалерии старшего лейтенанта Эрнесто Скароне. В полдень 29-го июня парагвайцы уничтожили передовой пост Москосо на южном берегу и атаковали Лопес, но, потеряв пять человек убитыми, отступили.

Через две недели из Касанильо подошла помощь – сводный отряд капитана Абдона Паласиоса: батальон пехоты, взвод кавалерии, пулемётчики и миномётный расчёт. Проводником был сам генерал Беляев. Получив от чимакоко сведения о противнике, Беляев убедил Паласиоса и Скароне немедленно атаковать. Утром взвод лейтенанта Телеса выдвинулся к северному берегу Питиантуты и обстрелял боливийских солдат, строивших аэродром. А Скароне с пехотинцами обошёл брошенный форт, но неожиданно наткнулся на замаскированные окопы боливийцев и был отброшен.

Парагвайцы начали обстреливать противника из миномёта. Незнакомые с таким оружием и ни разу не услышав выстрелов орудий, боливийцы решили, что противник подтянул дальнобойную артиллерию, и в панике бежали. Беляев приказал организовать оборону на случай контратаки. Но боливийские солдаты были больны малярией и заразили весь парагвайский отряд. Медикаменты отсутствовали. Солдаты просто ждали когда болезнь отступит или они умрут. В охранение шли те, у кого в тот момент не было приступов.

Беляев верхом, с четырьмя чимакоко, за пять дней сумел добраться до железной дороги Касадо. Командир сапёрного батальона капитан Ингрос вручил ему два ящика хинины. Один ящик генерал оставил себе, другой с индейцами отправил обратно в Лопес. По железной дороге добрался до Пуэрто Касадо, где его встретил старый друг и самый богатый человек в Парагвае, владелец порта и железной дороги Карлос Касадо. Его личный врач лечил Беляева восемь дней, после чего генерал с отрядом солдат вновь собрался в форт Лопес, но получил назначение главным инспектором артиллерии и приказ немедленно отправиться в Исла Пой, где формировался 1-й корпус под командованием подполковника Эстигаррибиа.

Март 1924 г. Асунсьон

8-го марта 1924-го Иван Тимофеевич Беляев прибыл в столицу Парагвая Асунсьон и, в отличие от других русских иммигрантов, сразу почувствовал себя на родной земле. Своей патриархальностью Парагвай напомнил ему провинциальную Россию начала века: то же радушие к иностранцам, простота жизненного уклада и отсутствие изящности европейского быта. Но в то же время жизнь своеобразная, колоритная и полная своих прелестей.

Асунсьон с населением менее ста тысяч напомнил ему Владикавказ, а провинциальные Энкарнасьон и Консепсьон – захудалые уездные города. Столица утопала в садах, на лицах горожан сияли улыбки, а базары пестрели лоскутным одеялом экзотических манго, помело, мамона, маниоки и пататы. На весь город было всего пять автомобилей: президента, министра обороны и три такси. В районе железнодорожного вокзала только одна улица, ближайшая к речному порту, была вымощена булыжником. Остальные – грунтовые. И всего лишь три крупных здания – дворец президента, мэрия и суд. Почти все дома были одноэтажные, сколоченные из досок и тонких брёвен. Крыши покрыты камышом, а в окнах вместо стёкол противомоскитные сетки. Ближе к центру виднелись двухэтажные кирпичные строения с крышами из черепицы и застеклёнными окнами.

Полуголые детишки сидели на обочинах рядом с тощими бездомными собаками и глазели на прохожих. Полицейские ходили босиком, повесив ботинки через плечо, а женщины прямо перед домом натягивали чулки, чтобы появиться в городе ‘в приличном виде’ – длинных юбках, белых блузках, с яркими разноцветными зонтиками и обязательно в чулках. Большинство мужчин были одеты в домашнее, неглаженное и довольно грязное. Но некоторые, высоко подняв голову, шиковали в ботинках, костюмах и галстуках.

– Государственные чиновники и служащие банков, – решил Беляев.

Генерал вышел на широкую улицу. По ней со скрипом медленно полз старый деревянный трамвай, набитый пассажирами. Здесь начинался исторический центр Асунсьона со старинными домами в колониальном стиле. В глаза бросились вывески банков, витрины магазинов и контор. Но фасады были неухоженные, давно некрашеные, двери определённо не ремонтировались в течение многих лет, а мраморные ступеньки покрыты пылью.

С 11 утра до 4 все магазины и учреждения закрывались из-за жары. Горожане отправлялись на сиесту, а попросту говоря спали. Но к вечеру город вновь оживал. Незатейливые кафе наполнялилсь посетителями, на улицу выносились скамейки и стулья, слышался смех и звуки гитары.

Воровство присутствовало повсеместно, но отличалось весьма самобытным колоритом, подчиняясь странному кодексу этики. Забравшись в дом, воры уносили ненужную мелочь и старые вещи, оставляя нетронутым всё ценное и необходимое. А обнаружив бумажник, брали только малую часть денег. Если крали корову, то исключительно ради мяса, а шкуру возвращали, тайком вешая на забор. Если крали лошадь, то только для того, чтобы куда-то доехать. Потом отпускали и она сама возвращалась домой.

Вся эта неухоженность и неопрятность трогали сердце генерала Беляева, с детства влюблённого в Парагвай, и заставляли думать, что теперь в его силах сделать эту страну лучше. Его сразу же приняли в военное училище преподавателем фортификации и французского языка. На первой лекции по фортификации присутствовал министр обороны Риарт и высшие офицеры Генерального штаба. Через два месяца его знания и превосходное владение испанским языком были оценены лично президентом страны – Беляеву присвоили звание полковника парагвайской армии и назначили начальником картографического отдела Генерального штаба. Вдохновлённый успехом, он подал в министерство два проекта: исследование Чако и ‘Русский очаг’. К нему, наконец, приехала жена. Ожидая прибытия поезда, Беляев поразился сходству вокзала Асунсьона с вокзалом в Царском Селе, где в 1915-м он лечился после ранения.

1915 г. Царское Село. Россия

В 1915-м на германском фронте под городом Станислав Иван Тимофеевич был ранен в руку и в живот. Его отправили в Царское Село под Санкт-Петербургом в госпиталь Её Величества Императрицы Александры Фёдоровны, расположенный в Александровском дворце. За ранеными ухаживали лучшие врачи и сёстры милосердия, включая саму императрицу и дочерей. В госпитале все были равны. Офицеры лежали рядом с солдатами, а великие княжны и Александра Фёдоровна ничем не отличались от других сестёр милосердия, выполняя ту же работу. Вдохновлённый, Беляев начал писать армейские стихи:

 
Под покровом тёмной ночи
Выступает наш отряд,
Ветер дует, дождик хлещет,
Листья жёлтые летят.
Где-то слышен свист шрапнели,
Развернулась цепь стрелков
И плетётся еле-еле
Взвод конвойных казаков.
 

Подлечившись, играл в крокет с наследником престола Михаилом и музыцировал на рояле. 6-го июня в день рождения императрицы должен был преподнести ей цветы. Парадную форму собирали всем госпиталем, у кого что осталось. Прапорщик 13-го лейб-гренадёрского Эриванского Его Величества полка Шахбагов вручил свою саблю, непомерно длинную для невысокого Беляева. Сабля волочилась по полу, отчего Иван Тимофеевич ещё более конфузился и нервничал.

Императрица – немка по происхождению, урождённая Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, четвёртая дочь великого герцога Гессенского и Рейнского Людвига Четвёртого и герцогини Алисы, дочери британской королевы Виктории – приняла цветы и поздравления. Стала расспрашивать Беляева про братьев на фронте. Узнав, что один из них находится в плену под Фрайбургом и к нему хорошо относятся, Александра Фёдоровна искренне обрадовалась. А Беляев, зная, что ей, немке, нелегко быть по другую сторону фронта, решил поддержать:

– Видимо, Вас там ещё не забыли, Ваше Величество! – но тут же осознал, что сказал глупость.

Императрица выдержала паузу и постаралась взять себя в руки. Но однажды не сдержалась. Раненый солдат в обе ноги солдат рассказал о бое с гессенцами.

– Как же закончилось сражение? – спросила Александра Фёдоровна, сама родом из Гессена.

– Они бежали!

– Не может быть! – воскликнула она. – Гессенцы никогда не бегали от врагов!

Император Николай Второй часто посещал госпиталь. Однажды долго сидел у кровати тяжело раненого подпоручика 22-го Сибирского пехотного полка, слушал рассказы о фронте. Ушёл в слезах.

Из служебной папки майора парагвайской армии Станислава Истомина

Кривошеин Николай Григорьевич, родом из Санкт-Петербурга. В 1918-м закончил Тенишевское училище и Институт инженеров путей сообщения. Старший преподаватель на кафедре гидравлики. Работал на строительстве Волховской гидроэлектростанции и в аэродинамической лаборатории… Знаком с Циолковским! Отменно!.. В 1921-м эмигрировал в Чехословакию, преподавал в университете, защитил диссертацию. Проектировал строительство автомобильного завода ‘Шкода’ и гидроэлектростанцию на реке Ваг. В 1929-м с женой и дочерью переехал в Аргентину. В Парагвае с 1930-го. Один из основателей физико-математического и инженерного факультетов в Национальном университете Асунсьона. Профессор.

Инженер, учёный, но никак не шпион! Возвращаю дело.

Башмаков Владимир Александрович, инженер. Приехал в Парагвай в 1925-м по приглашению Бобровского. Работает в Национальном департаменте общественных работ, состоит в ‘Союзе русских техников’. Записался добровольцем на чакский фронт. Капитан сапёрных войск, строит каньяды – прифронтовые дороги… Дальше читать? Не стоит. Возвращаю дело.

Князь Туманов Язон Константинович, капитан 1-го ранга Императорского флота России. В гражданскую командовал Волжско-Каспийской флотилией в белогвардейской Астраханской армии. Флаг-капитан дивизиона Речного флота Юга России, штаб-офицер начальника штаба управления Черноморским флотом. С июня 1919-го начальник отдела морской контрразведки Вооружённых Сил Юга России… Контрразведка! Коллега… В парагвайском флоте с 1925-го. Преподавал в училище, начальник гидрографического управления. Назначен начальником отдела личного состава флота и советником командующего речными силами. Произведён в капитаны 2-го ранга.

Прямой доступ к картам! Внести в список подозреваемых.