Читать книгу: «Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен…», страница 3
Шваль – имя нарицательное
Достаточно распространенный вроде бы эпизод: средневековая крепость, осажденная врагами, ведет отчаянную оборону. Все меньше и меньше становится ее защитников, кончаются запасы боеприпасов и продовольствия, но оставшиеся сдаваться не собираются, боевой дух крепок. И вот находится предатель, изменник, который вступает в преступный сговор с врагами и открывает им ворота. Так крестоносцам удалось взять Антиохию, а ливонским рыцарям – Псков из-за предательства боярина по имени Твердило… Имя предателя, открывшего в 1611 году врагам ворота Великого Новгорода, стало нарицательным. Звали его Ивашка Шваль.
Дело происходило в Смутные времена начала XVII века. Государство практически распалось, хозяйничали отряды иностранных наемников… В 1609 году русский царь Василий Шуйский обратился к шведскому королю Карлу IX с просьбой оказать военную помощь против польской интервенции. Шведы давно положили глаз на северо-западные русские земли, и долго уговаривать их не пришлось. Вскоре в Новгород прибыло шведское войско под командованием графа Якоба Делагарди. Сначала наемники вместе с русским ополчением воевали против поляков, однако в решающем сражении под Клушином перешли на сторону противника.
После того, как поляки заняли Москву, Делагарди вернулся в Новгород. Однако новгородцы отказались впустить шведов, обвинив их в измене. Тогда Делагарди обосновался невдалеке от города – в Хутынском монастыре. Там он вступил в переговоры с присланным из Москвы воеводой Василием Ивановичем Бутурлиным, который был сторонником союза со Швецией против Польши.
Чтобы заполучить Швецию в союзники, Бутурлин соглашался на передачу шведам русских территорий, уже по факту занятых войсками Делагарди. Дело шло к подписанию договора, как вдруг возникло препятствие в лице свободолюбивых граждан Великого Новгорода, возмущенных тем, что за их спиной решается судьбы исконных новгородских земель.
«Новгород был совершенно неподготовлен к осаде, – отмечает историк Павел Седов. – Уже после прихода шведской армии воеводы предприняли меры для ремонта крепости. Осмотр городских укреплений показал, что они находились в плачевном состоянии: в случае штурма из города было невозможно взойти на крепостную стену из-за отсутствия лестниц».
Якоб Делагарди решил действовать силой. Он выдвинулся из Хутынского монастыря ближе к Новгороду – в Колмов монастырь. Произошла стычка между шведами и новгородцами. Те, чтобы облегчить себе будущую оборону, сожгли деревянные строения вокруг города и, как говорится в старинных источниках, «порубили сады и рощи», а сами укрылись за крепостными стенами.
Накануне штурма шведы взяли в плен дворового человека Ивана Прокофьева по прозвищу Ивашка Шваль. Слово «шваль» в русском языке означало профессию портного. Польстившись на щедрую мзду, Прокофьев согласился проникнуть в город и открыть шведам крепостные ворота.
О дальнейшем ходе событий повествует план шведского штурма, сохранившийся в архивах Швеции. Он изображает последовательные этапы боевых действий на подступах к городу и внутри него. 16 июля шведы с утра имитировали нападение на город с северного направления, от Колмова монастыря, но затем их главные силы подступили к городским валам с западного направления, у Чудинцевых ворот. И в критический момент осады Ивашка Шваль открыл им ворота. Неприятельское войско стремительно ворвалось в город… Увы, в коварном и страшном предательстве была причина того, что, как отмечает историк Павел Седов, на фоне героической обороны Смоленска в 1610–1611 годах и Пскова в 1615 году Новгород пал буквально за несколько часов…
«Как показывает план шведского штурма, Чудинцева башня, которая ныне не сохранилась, представляла собой довольно серьезное препятствие: поверх полуразобранного каменного основания XIV века была возведена деревянная четырехугольная конструкция с несколькими ярусами окон-бойниц. К башне подходил небольшой мост через ров Окольного города, входивший в ворота не прямо, а зигзагом. Со стороны рва башня была дополнительно укреплена прирубленными деревянными стенами-тарасами, а по верху вала стоял мощный палисад с прорезями для стрельбы. Эх, если бы не шваль-Ивашка, можно было бы отбиться!» – отмечает историк Сергей Аксенов.
Как констатирует историк и писатель Виктор Смирнов, новгородцы, не ожидавшие подобного вероломства, оказались не готовы к отпору. Оборона была сломлена. Еще один удар в спину нанес воевода Бутурлин. Он не только ушел со своим отрядом из города, но и разграбил Торговую сторону под тем предлогом, что шведы все равно все отнимут и разорят.
Фрагмент новгородских летописей
По словам участника событий Матвея Шаума, «всякому может показаться странным и невероятным, что Новгород был так неожиданно и скоро взят шведами… почти не ведая, как это случилось… так что едва 100 или 150 человек погибло из наших». Заметки Матвея Шаума были впервые опубликованы еще в 1847 году: «История достопамятных происшествий, случившихся со Лжедмитрием и о взятии шведами Великого Новгорода».
«Русские по обеим сторонам на валу отступили к башням… и еще долго стреляли с башень… Немцы сбивали русских с валу и от одного зубца к другому, от одного места к другому», – свидетельствовал Матвей Шаум.
Правда, сначала шведы захватили только одну сторону Великого Новгорода, по одной стороне реки Волхов, – Софийскую. Торговая сторона еще оставалась в руках новгородцев. Но, как отмечает историк Павел Седов, потрясенные случившимся, они больше не видели сил для дальнейшего сопротивления. Появился тут и еще один предатель, правда, уже меньшего пошиба: подьячий Вешняков. Он на глазах у всех преподнес шведским военачальникам бочку вина.
Фрагмент новгородских летописей
Спустя неделю новгородцы были вынуждены принять шведские условия и фактически сдаться на милость победителя. Новгород заключил договор с Якобом Делагарди и целовал крест шведскому королевичу, после чего новгородские дворяне, покинувшие до этого город, вернулись в него.
И вот здесь на исторической сцене появляется настоящий антипод Ивашки Шваля – протопоп Софийского собора Аммос Иванович. Он поддерживал молодого полководца Скопина-Шуйского, помогая ему собирать народное ополчение. Втайне от новгородского митрополита Исидора он послал в Москву икону для благословения нового русского царя вместо польского королевича Владислава, от имени которого поляки захватили Москву. За этот самовольный поступок митрополит Исидор запретил Аммосу служить в храме.
В северной оконечности современного Кремлевского парка в Великом Новгороде когда-то находился Николаевский Розважский монастырь, впоследствии переселенный за городскую черту. Перед монастырем располагались усадьбы священнослужителей Софийского собора.
Когда шведы, воспользовавшись предательством Ивашки Шваля, ворвались в Новгород, двор Аммоса и находившийся рядом с ним Розважский монастырь стали очагом отчаянного сопротивления. Горстка отважных горожан во главе с Аммосом бились против шведских солдат. Все предложения о сдаче новгородцы отвергли. За подвигом протопопа наблюдал с кремлевской стены митрополит Исидор, снявший в тот же момент с Аммоса церковное наказание.
Поняв, что в открытом бою русских не одолеть, наемники ночью подкатили бочки с порохом. Прогремел взрыв. В пожаре погибли Аммос и его дети. Как пишет летописец, «свеи (то есть шведы) ни единого не взяша живьем».
Новгородцы свято чтили память мужественного земляка-священника, ставшего символом героической борьбы новгородцев за свою родину. Его имя всегда поминали в новгородских храмах, однако в безбожные годы, наступившее после 1917 года, оно было предано забвению. И только в 2010 году в Великом Новгороде открыли памятник-стелу «Город воинской славы», на одном из барельефов которого запечатлели подвиг протопопа Аммоса.
Что же касается Ивашки Шваля, то его имя тоже осталось в памяти потомков: с тех пор подлецов на Руси стали называть швалью. «Шваль» обогатила весь русский язык, став обидным прозвищем. Ивашка Шваль действительно навсегда вошел в русскую историю, только со знаком «минус». Других подобных прецедентов в новгородской истории не было.
Во время шведской оккупации Ивашка Шваль сделался в Новгороде заметной фигурой, надзирал за сбором урожая новгородскими крестьянами и однажды даже был поколочен ими за свою особую ретивость…
Остался в исторической памяти и Якоб Делагарди, слывший «вечным победителем русских», в 1620 году он даже удостоился звания фельдмаршала… Впоследствии народная молва смешала воинские доблести Якоба Делагарди и его отца, полководца Понтуса Делагарди, и из двух исторических деятелей составила одного почти сказочного героя…
Пускай сам черт воюет с ними
Северная война против шведов, закончившаяся блистательной русской викторией, началась, как известно, с громкого поражения, вошедшего в историю как «нарвская конфузия» 1700 года. Одной из его главных причин принято считать предательство – измену стоявших во главе русской армии офицеров-иностранцев, в первую очередь, – австрийского генерал-фельдмаршала герцога Кроа де Круа (или де Круи, как его еще называли).
Де Круа изменил не только русской армии, но и лично царю Петру I, который взял на русскую службу иностранных советников, будучи уверенным, что опытные военачальники, прошедшую европейскую военную школу, смогут помочь справиться со шведами.
Де Круа происходил из старинного рода венгерских королей, представителям которого французский король Генрих IV пожаловал герцогский титул. Карьера его развивалась стремительно, хотя особенными полководческими качествами он не обладал.
С началом в 1675 году Датско-шведской войны он поступил добровольцем на датскую военную службу, в 1676 году стал полковником, участвовал в осаде и взятии Ландскруны и Кристианстада, затем в сражении при Лунде. Уже в двадцать пять лет он – генерал-лейтенант на службе короля Дании, еще через десять лет – генерал-фельдмаршал-лейтенант в армии Священной Римской империи. Де Круа привык служить наемником – тем, кто хорошо платит.
Он много сражался против могущественной Османской империи, в 1693 году во время Великой Турецкой войны, возглавляя венгерскую армию, осаждал Белград, но потерпел неудачу. Осаду пришлось снять, потери были большие, и все это вызвало недовольство австрийского двора.
Тем не менее австрийский император Леопольд I при встрече с Петром I рекомендовал де Круа в качестве авторитетного и знающего полководца, прося дать ему возможность «снискать новую славу под знаменами русскими». У русского царя не было особенного выбора: собственными военными кадрами Московская Русь тогда еще не располагала, приходилось полагаться на иноземцев…
Говорят, что Петр Алексеевич познакомился с де Круа во время пребывания в Амстердаме в составе Великого посольства. Обаятельный герцог очаровал молодого Петра своей военной опытностью. Петр сразу пригласил де Круа на русскую службу, но тот предпочел поступить на службу к курфюрсту саксонскому и королю Польши Августу II, союзнику Петра I.
Прошло время, и русскому царю потребовался главнокомандующий для армии, которую он отправлял на штурм шведской Нарвы. Чтобы придать иностранцу авторитет, он в августе 1700 года возвел его в чин генерал-фельдмаршала.
Де Круа сначала отказывался возглавить русские войска, отговариваясь недавним прибытием в армию. Петр лично уговаривал иностранца и добился согласия. Впрочем, русские военачальники восприняли это назначение не очень дружелюбно и не спешили подчиняться французу. Но Петру возразить никто не смел!.. Хотя все знали и такой грех, который водился за герцогом: он отличался неумеренной страстью к горячительным напиткам и карточной игре, ну так и русские тоже не были ханжами…
Сражение под Нарвой. 1700 г.
«В полках и сотнях под знаменем читали царский указ о вручении войска преславному и непобедимому имперскому герцогу фон Круи… Под хриплые вопли рожков герцог, в пышном плаще, с маршальским жезлом, упертым в бок, и за ним – позади на пол-лошадиного корпуса – генералы… объезжали лагерь. Герцог, взбодряя висячие усы ребром перчатки, кричал солдатам: „Здорово, молоци! Умром за батушку царя!“» – так описывал события писатель Алексей Толстой в романе «Петр Первый».
Нехороший «звоночек» для русской армии прозвучал уже тогда, когда она встала лагерем под Нарвой. Вечером 10 (21) ноября 1700 года разнеслась весть об измене капитана бомбардирской роты Преображенского полка Якова Гуммерта (родом эстляндца), который бежал в Нарву. Полк входил в «личную гвардию» Петра, а Гуммерт пользовался особым доверием царя и мог передать неприятелю всю информацию о состоянии и расположении русской армии… Петр приказал выслать из-под Нарвы всех офицеров шведского происхождения и определить их в другие полки.
Судьба Гуммерта сложилась печально – впрочем, как того и заслуживает предатель. Он пытался покаяться перед русскими и снова вернуться на российскую службу. Тем более, что в Москве у него оставалась жена. Гуммерт обращался к Петру, а его письмо к жене было перехвачено шведами, после чего те схватили незадачливого изменника и не дали ему снова переметнуться на другую сторону. В Нарве его и повесили…
Ночью 30 ноября 1700 года армия Карла XII скрытно подступила к русским позициям. В десять часов утра русские увидели шведские войска, которые «при звуках труб и литавр двумя пушечными выстрелами предложили сражение». Герцог де Круа срочно созвал военный совет. Борис Шереметев, посетовав на растянутость позиций армии, предложил оставить часть войск для блокады города, а остальную армию вывести на открытое место и дать сражение. Герцог отверг это предложение: он заявил, что армия не сможет противостоять шведам в поле. Петр, на свою беду, прислушался к мнению иностранца…
Шведы начали сражение с сильного натиска, первый удар был произведен двумя глубокими клиньями. Через полчаса линия обороны была прорвана в трех местах, шведы ворвались в русский лагерь. Раздались панические крики «Немцы – изменники!», и русские солдаты бросились избивать офицеров-иностранцев. Пехота попыталась отступить по понтонному мосту у острова Кампергольм, но переправа не выдержала большого скопления людей и рухнула…
Главнокомандующий герцог де Круа и несколько других иностранных офицеров (генерал Алларт, саксонский посланник Ланген, полковник Преображенского полка Блумберг), спасаясь от собственных же солдат, сдались шведам. Это стало настоящей изменой, тем более что ряд самых боеспособных частей русской армии продолжал отчаянно биться против неприятеля.
На правом фланге Преображенский, Семеновский и Лефортовский полки с примкнувшими к ним солдатами из дивизии Головина, огородившись возами и рогатками, оказали ожесточенное сопротивление врагу. На левом фланге дивизия Вейде также отбивала атаки противника. И хотя итогом сражения и была победа шведов, далась она им вовсе не так легко: в битве погиб шведский генерал-майор Юхан Риббинг, были ранены генералы Реншильд и Майдель, да и сам Карл XII чуть не погиб – под ним была убита лошадь. Бой прекратился лишь с наступлением темноты…
Согласно легенде, де Круа, увидев, как русские войска обращаются в бегство, избивая своих иностранных командиров, воскликнул: «Пусть сам черт командует такими солдатами!» (или «такой сволочью»), и протянул свою шпагу первому встреченному шведскому офицеру.
В романе Алексея Толстого «Петр Первый» этот эпизод показан следующим образом: «В шатер вошел герцог в осыпанной снегом оленьей шубе поверх лат, – забрало поднято, усы висели сосульками, губы тряслись…
– Пускай черт воюет с этими русскими свиньями! – крикнул герцог. – …Царь знал, что подсунуть мне, – армию! Сброд, сволочи!..
Герцог, Галларт и Блюмберг влезли на коней, спустились вниз к воде и по топкому берегу тяжело поскакали на запад, навстречу шведским выстрелам, – сдаваться в плен, чтобы этим уберечь свои жизни от разъяренных солдат».
Судьба изменника была печальной. Как отмечал военный историк XIX века Дмитрий Бантыш-Каменский, шведы без особого почтения отнеслись к военачальнику вражеской армии, содержали его в Ревеле «в черном теле», что привело к довольно скорой кончине герцога в 1702 году в нищете и с грузом больших долгов.
Историк Николай Павленко полагал несколько иначе: «Этот вояка-наемник, к своим 49 годам успевший сменить четыре двора Европы, которым он бездарно служил, был обласкан Карлом XII, вполне оценившим его измену. Тем не менее, фон Круи после Нарвы донимал царя и Меншикова просьбами о выдаче ему вознаграждения и пытался доказать свою невиновность».
Однако, удивительно, что обычно резкий и злопамятный Петр I в данном случае по отношению к предавшему его герцогу отнесся достаточно великодушно. А на его письмо из шведской неволи с просьбой прислать денег велел перевести ему шесть тысяч рублей. Возможно, он просто не мог до конца поверить, что де Круа изменил ему: Петру хотелось верить, что тот был вынужден сдаться на милость врагу ввиду безвыходных обстоятельств. Хотя для Петра история с де Круа была хорошим уроком: больше он никогда не ставил во главе русской армии иностранных наемников.
В шведском плену герцог содержался в «жестоком аресте» – без оружия, с неотлучным конвоем. Но продолжал играть в карты, потому и оказался после смерти, наступившей 20 января 1702 года в Ревеле, в неоплатных долгах. Кредиторы решили: не отдавать тела де Круа городским властям для похорон до тех пор, пока не получат все деньги назад сполна. В Ревеле действовало Любекское право ганзейского города, и оно позволяло принять такое постановление… Вот какова была посмертная судьба герцога-изменника!
Тело де Круа положили в подклете церкви святого Николая (Нигулисте), а дальше начались совсем невероятные события. Останки герцога стали… чем-то вроде нетленных мощей. Едва ли здесь была какая-то мистика, просто микроклимат в церковном подклете был таков, что тело де Круа удивительным образом мумифицировалось. Злые языки уверяли, что тело де Круа сохранилось потому, что «проспиртовалось» еще при жизни…
В 1819 году генерал-губернатор Паулуччи приказал накрыть его стеклянной крышкой и поместить на катафалк в одной из капелл церкви Нигулисте. Надпись гласила: «Карл Евгений герцог де Кроа, происходил от королевской крови; родился в 1650 году в Бельгии; был славен сколько своими великими деяниями, столько и разнородностью их. Взят в плен во время Нарвской битвы и умер в Ревеле в 1702 году. Труп его сохранялся 118 лет и вынут из могилы в 1819 году».
Фельдмаршал де Круа под стеклянным колпаком в ревельской церкви Святого Николая
Всякий путешественник, бывавший в Ревеле, непременно заходил сюда, чтобы подивиться на «нетленные мощи» герцога де Круа. Его с иронией называли «вельможным чучелом».
С любопытных даже собирали деньги, которые, как было обещано, шли на погашение долгов герцога. Так это или нет – сегодня трудно понять, скорее всего, это просто были предшественники Остапа Бендера, собиравшего деньги на ремонт пятигорского Провала («чтобы не слишком проваливался»).
Один из путешественников в 1839 году писал: «Небольшая дверь ведет в капеллу. Там лежит иссохший труп герцога де Кроа, сохранявшийся более 130 лет. Близ дверей стоит дубовый гроб, в котором лежит его тело; лицо почернело, волосы еще видны надо лбом, и на голове – парик. Из-под черной бархатной мантии выглядывают манжеты и рубашки, так же хорошо сохранившиеся, как жилистые руки и высохшее тело».
Среди тех, кому довелось наблюдать мумию герцога, были Петр Вяземский и Антон Дельвиг. Последний сообщал, что покойный герцог де Круа лицом похож на папашу Пушкина, Сергея Львовича, но «только важнее видом будет». А Вяземского увиденное подвигло на написание стихов «Ночь в Ревеле», где были такие строки: «Дней Петровых современник, // Взяли в плен его враги, // И по смерти все он пленник // За грехи и за долги. // Ты поведай, скоро ль сбросит // Он курчавый свой парик // И земную цепь износит, // Успокоенный старик?» (1844 г.).
В 1870 году генерал-губернатор князь Шаховской решил прекратить языческое поклонение «мощам». Однако выяснилось, что Петр произвел де Круа в генерал-фельдмаршалы русской службы, а по уставу военного такого ранга полагалось хоронить со всеми высшими почестями. Резолюция императора Александра II гласила «Похоронить тихо»… Упокоили фельдмаршала лишь в 1897 году.
Как сообщалось, «тело было положено в новый гроб и опущено в устроенный в той же церкви склеп. Надпись на гробе: «Герцог Карл-Евгений де-Кроа (Duc de-Croy), главнокомандующий русскою армиею при Нарве в 1700 году. Скончался 20 января 1702 года в Ревеле».
В склепе капеллы Клодта останки герцога пролежали до 1970-х годов, когда на них наткнулись уже советские реставраторы, занимавшиеся ремонтом храма. После долгой переписки между инстанциями о том, что делать с вновь выявленным артефактом, останки герцога были погребены в той же церкви.
