Читать книгу: «18:19», страница 5
Курьер прибыл спустя два часа. В одном заказе было указано две квартиры, но он оказался невнимательным, или же в тот вечер почему-то был таким, и потому звонил в совсем другую. Григорий услышал грохот двери. Сперва он удивился, что Василий тоже отреагировал на звук: он вдруг привык думать, что двери – это теперь лишь по его части, но скоро опомнился. Прозвучал звонок и оба изголодавшихся подумали о еде. Правда голод не до конца властвовал над мыслями Григория: он также думал о времени. Тут же вывернул руку и увидел на часах 21 минуту девятого. «Что ж. Снова сходится, но та ли дверь гремела?» – подумал про себя Григорий и отворил свою. Перед ним был молодой смуглый парень с круглыми глазами, как большие бусины.
– Здравствуйте… – Григорий тут же перебил гостя.
– Парень, скажи, кто-нибудь сейчас открывал здесь дверь?
Курьер был сбит вопросом, и ответил не сразу.
– Не видел?
– Да, я перепутал квартиры и сперва пришел в ту – Он кивнул головой в сторону деревянной двери.
Григорий и Василий добили ящик к ночи, и около двух часов сытые и пьяные распрощались и отправились спать. Григорий уже стелил себе на диване, когда Василий пришел домой и захлопнул за собой дверь.
***
Подъем был тяжелым. Григорий был готов к тому состоянию, когда просыпаешься после ночного пива. Глаза тяжело разомкнулись. Он вывернул левую руку, и пелена не позволила разглядеть время. Моргнув раз шесть и плотно потерев пальцами веки, Григорию наконец удалось поймать фокус зрения, и он снова взглянул на часы. День перевалил за двенадцать. Григорий подорвался с дивана, стал приводить в порядок себя и гостиную, и уже в два часа дня он заканчивал завтракать, допивая теплый чай. Из кружки по кухне расплылся запах мяты. Григорий сидел на стуле, и солнце бросало свои горячие лучи ему в ноги.
На эту субботу он запланировал прогулку, а вечером предстояло встретить Катю. Григорий мог отправиться гулять и вместе с ней, если бы перенес вылазку на завтра, но решил оставить все как есть по той же причине, по какой Юмашевы вернулись в город раньше запланированного: погода обещала смениться мокрым снегом. Кроме того, всплывшая в памяти картина, которая рисовалась из окна такси в минувшую среду, очень пленила Григория, и горячие лучи солнца в его ногах только подогревали желание выйти на улицу.
Все было как надо. В голубом небе где-то рядами строились перистые облака. Легкий теплый ветер лениво гнал их по небосводу. Солнце уже набрало силу, и топя лед, обнажало воду в лужах. Температура, встав на перепутье времен, остановилась в нулевой отметке, но Григорий точно знал, что немного дней осталось до того, как плюс возьмет свое и весна примется цвести.
Он не спеша брел по тропинке вдоль витиеватого забора детского сада, прошел мимо темных офисов, кривые и острые стекла которых откидывали яркий свет на тротуар, а на углу к главной улице ему встретилась цветочная лавка, куда он часто заходил. Снаружи она была украшена искусственными и пышными розовыми цветами. Проходя мимо, Григорий круто поскользнулся, уперся ладонью в лед и только благодаря этому не приземлился задом. Уже на улице Победы он оставил за спиной с десяток кварталов, пока не дошел до знакомого кафе. Его маленькое путешествие можно было сравнить с преодолением горной вершины, в роли которой выступило кафе. Путь к нему был подъёмом, здесь следовало устроить перевал, а обратный путь к дому символизировал спуск. Один столик у окна пустовал, и Григорий занял его. Он купил чай и небольшую упаковку печенья. Теперь вокруг него расплылся аромат шиповника. Григорий согревался, смотря в окно на людей, которые, как и он, преодолевали свои вершины.
Примерно через час Григорий был дома. Он чувствовал, что его ноги нагулялись на месяц вперед, а желудок нагулял аппетит. В поздний обед вошла его личная стряпня, с которой он покончил как раз к приезду Кати. Трапеза проходила у телевизора совсем не спешно. Григорий вымыл посуду и сверился со временем: 17:52. До выхода оставалось около полу часа. Он вернулся к дивану, и там его охватила сытая дремота. Прикрыв глаза, Григорий прокручивал в голове последний разговор с Катей, чтобы убедиться: правильно ли запомнил время ее прилета. «Прилетаю завтра вечером в 19:40. В 19:40. А я встречу тебя с самым большим». Дремота испарилась. Григорий уставил широко раскрытые глаза в потолок. Он ведь обещал встретить Катю с цветами. «Получается, тридцать минут на то, чтобы заехать в лавку. Если выйду прямо сейчас, то везде успею».
Григорий быстро оделся и вышел к парковке. Его тойота завелась только на второй раз. В небе ряды облаков уплотнились и более не пропускали солнце. Его слепящие лучи сменил тусклый рассеянный свет. Григорий выехал на дорогу и с тупым ударом поймал яму в асфальте. Он мог от нее увернуться, но руль крутился нехотя и с трудом. Дорога к лавке была не раз отработана, а сегодня еще и в пешую, но не желая опоздать, Григорий жал на педаль газа больше обычного и в спешке залил пешехода лужей. Через десять минут он был на месте. Весь путь до лавки вышел неуклюжим, а в завершение Григорий запнулся на крыльце, но в конце концов оказался внутри, и теперь дело стояло за выбором. Что-то похожее на запах цветов ударило ему в нос. Он присмотрел уже собранный букет, который привлек своей легкостью и спокойностью цвета. Девушка, слегка полноватая, аккуратно вошла в камеру, а вышла уже с цветами, после чего вбила их стоимость в компьютер. Оставалось только расплатиться и можно было волком гнать в аэропорт встречать любимую жену. Григорий пошлепал карманы куртки, ожидая нащупать портмоне. Все было пусто: либо он оставил его в машине, либо забыл второпях дома. Он также обнаружил, что не взял с собой и телефон. Он тихо выругался, извинился перед девушкой, обещал вернуться и теперь летел к выходу.
Кислый запах сменился прохладой. Теперь на улице сыпал мелкий дождь. Григорий таки поцеловал задом землю, когда сошел с крыльца. Он здорово пролетел вперед так, что его голова приземлилась аккурат на последнюю ступень. Крякнув от боли, Григорий открыл глаза и видел над собой небо. Капли моросили по лицу. Где-то сверху под ветром колыхались искусственные цветы. Григорий поднялся и аккуратно вернулся в машину. Затылок пылал и пульсировал.
– Здорово же я ушибся…
Он проверил все популярные для его кошелька места в салоне, но того нигде не было. «Выходит – дома. Ничего не поделать, придется вернуться, как минимум за телефоном». Глаза Григорий держал малость прикрытыми, и окружение в них начинало тускнеть. Он увидел на руле свои руки, на одной из которых было записано время. Григорий было решил, что пазл сложился: в 18:19 он вернется домой за кошельком и телефоном, и для пущей уверенности вывернул эту руку и был удивлен, когда часы показали 26 минут седьмого. «Не может быть. Кто-то другой сейчас дома…»
У лифтов голова принялась кружиться, а когда Григорий брел к квартире, пространство его опускало и снова вздымало, будто он сам приседал в коленях. Чего-то ожидая и явно что-то подозревая, Григорий раскрыл широко глаза, пару раз сильно моргнул и, не используя ключи, нажал на ручку двери.
Она поддалась: дверь была не заперта. Повеяло прохладой и уже из коридора Григорий заметил, что в квартире неестественно темно. Борясь со страхом, он прошел в гостиную, и с ним заговорили.
– Опоздал – низким стальным тоном объявил, как приговор, голос из темноты.
– Что?.. – Григория было едва слышно.
– Я сказал: ты опоздал, Гриша! – чуть ли не сердито вновь произнес голос.
Услышав свое имя, Григорий немного пришел в себя и теперь говорил увереннее:
– Кто ты? Чего тебе здесь нужно?
– Мне нужно было, чтобы ты Гриша, вышел в свою дверь – в темноте блеснула жилистая рука, указав в сторону порога – в указанное тебе время, но чертовы цветы.
– Да с кем я, черт возьми, говорю?! – Григорий был готов сорваться на крик. Его пугали слова незнакомца.
Из глубины большой гостиной вышел высокий человек. Точнее, он был похож на человека. Его кожа была бледная, почти серебристая, сам он был худощав, а на руках и шее можно было точно различить жилы. Пришелец был чист и опрятен, на нем был старый драповый костюм, а на голове шляпа. Он подходил все ближе, и когда оказался прямо перед Григорием, то взял под руку шляпу, снял с головы и представился.
– Я – твой хранитель, Григорий. У тебя наверняка много вопросов, но позволь я расскажу тебе все, что знаю, а там ты подумаешь, задавать их или нет. Итак. – гость прошел к дивану, сел и закинул одну ногу на другую. Было видно, что он чувствует себя совершенно спокойно. – Моя задача, как ты уже мог догадаться, оберегать тебя, Гриша, от всего дерьма и прочих неприятностей, что вдоволь наполняют ваш мир – Эти слова он произнес с призрением – такая уж у меня работа. У меня и многих других, подобных мне. Иногда нам приходится сильно трудится, чтобы уберечь вас – людей, от тех опасностей, которым вы подвергаете себя изо дня в день, а иногда это выходит просто, как щелкнуть пальцами – он щелкнул пальцами – Если ты понял, речь идет о вашем физическом здоровье. Понимаешь, в наших силах влиять на положение вещей и ваше положение, в том числе, во времени и пространстве. Вот, например, идет человек под карнизом, а на карнизе выросла большая сосулька. Если хранитель постарается, это ледяная глыба не сорвется вниз в тот момент, когда под ней будет проходить человек, либо же этот человек не пойдет под карнизом в тот момент, когда с него может сорваться сосулька. Опережая твой вопрос: «откуда нам известно, когда эта сосулька вообще сорвется» отвечу, что да, мы можем знать наперед некоторые вещи или, как вы любите говорить, «видеть будущее». Ты не устал стоять?
Григорию действительно было тяжело стоять после падения, и он, как с позволения, сел в кресло.
– Хорошо. Итак, зачем я тебе все это рассказываю. Видишь ли, среди тех вещей, которые мы знаем наперед, есть дата и время вашей смерти. Нам не известно место и обстоятельства, но мы точно знаем когда. Это не зависит от того, хорошо или плохо оберегал своего человека хранитель, просто смерть ему назначена и на этом все. Здесь следует использовать термин «судьба», которым мы тоже пользуемся. Для хранителя смерть человека не бывает внезапной. Мы всегда знаем в какой момент ваше сердце перестанет биться и увы, ничего не можем с этим поделать, как бы хорошо не желали выполнить свою работу. Но знаешь, Гриша, однажды я задумался: почему мы – хранители, должны оберегать вас всю жизнь, а когда вам вдруг приходит конец, то нам ничего не остается, как просто за этим наблюдать. Какой тогда смысл в моей работе, для которой я и существую, почему тогда вообще я зовусь хранителям? Согласись, это несправедливо.
Григорию дела не было до того, что этот пришелец вдруг усмотрел несправедливость в том, для чего существует. Его лишь пугало, что он весь свой рассказ сводил к смерти.
