Читать книгу: «Раннее», страница 6
– Простите, мисс, – неуверенно произнес представитель Аристидиса. – Но ведь он убил собаку…
– Вы не поняли, – радостно произнесла Рейчел. – Это ведь была не та собака.
– А! – Дайвер хлопнул себя по лбу. – Действительно, не та собака.
Перед столом судьи внезапно возник Амин Аль-Мубак.
– Я хочу сделать заявление.
– Да, – сказала Рейчел. – Я слушаю вас.
– Наша организация решила взять на себя ответственность за совершение покушения на данную собаку и на всех американских собак и свиней. И пусть весь мир знает, что так будет продолжаться до тех пор, пока в ваших тюрьмах гниют наши братья и сестры.
– Спасибо, – сказала Рейчел. – Суд примет во внимание ваше заявление. Все свободны.
Чарли молча побрёл в сторону бара. Проходя мимо Даймонд Стик, он оказался затёрт в толпу, и никак не мог выбраться наружу.
– Черт побери, – бормотал он. – Да что здесь происходит?
Наконец он оказался прижат к металлическому ограждению, окружённому полицией. Чарли огляделся и понял, что все смотрят вверх. Где-то на самой верхушке небоскрёба виднелась маленькая белая точка.
– Неужто собака? – пробормотал Чарли. И тут точка отделилась от здания и полетела вниз. Чарли понял, что это Резиновый Соломон Малахай. Он стремительно падал до тех пор, пока не долетел до плиты и с громким шлепком разлетелся в брызги. Толпа ахнула. Чарли вытер с кончика носа каплю мозгов Малахая и пробормотал:
– Мало "Пепси" выпил, болезный.
А потом стал продираться сквозь толпу, которая начала двигаться причудливым образом – некоторые в азарте вперёд, некоторые с визгом назад.
Наконец Чарли вынесло к бару. Борис сидел на том же месте. Под столом стоял рядок пустых бутылок. Чарли подсел за столик.
– Что-то я протрезвел, – сказал он. – Налей-ка мне немного.
Борис налил.
– Так и сидишь? – спросил Чарли, выпив.
– Нет, – ответил Борис. – Купил жене конфет и цветов, понёс в роддом. По дороге встретил пацана с бобиной плёнки.
Дал ему конфетку, а плёнку взял. Иду мимо своего кинотеатра – стоит очередь. Меняют запчасти от кинотеатра на конфеты. Так что завтра приходи на сеанс.
– А что будешь показывать?
– Konyok Gorbunok. Не смотрел? Зашибательский фильм.
– А что такое Konyok Gorbunok?
– Ну как тебе сказать… Маленькая горбатая кобыла.
– Хорошо, приду. Я люблю лошадей. А как твоя жена?
– Не знаю. Не дошёл. Знаешь, что?
– Что?
– Я предлагаю выпить за женщин.
– Это правильно. Куда мы без них? – Чарли вспомнил судью Рейчел, и его душа заполнилась вселенским спокойствием за свою судьбу.
И они выпили.
Они долго ещё сидели так. За окнами воцарилась ночь. Но свет огней был ярким, и ночь совсем не казалась мрачной или страшной. Даун – большой город. Он никогда не спит весь, целиком.
А Чарли думал о том, что "Пепси" – упрямая штука. На том месте, где разбился Малахай, наверно, ещё долго будут пытаться удалить с бетона пятно. Будут покрывать сверху слоями бетона. Но оно всё равно проступит, бурое, сладкое и липкое. И Чарли не удивился бы, если бы на будущий год Соломон Малахай снова стал прыгать с небоскрёба.
…Чарли пришёл домой поздно. Сел в кресло. Включил телевизор. Транслировали 40-ю симфонию Моцарта в исполнении Даунского оркестра ветеранов гражданской войны. Чарли сначала пытался слушать, но потом почувствовал, что дремлет. Уже в полузабытьи он силился понять, чем пахнет. Неужто арахисом?
Нет, похоже, где-то жарили попкорн.
Всю ночь напролет за Чарли гонялся огромный и уродливый Konyok Gorbunok.
1997
Лесной доктор
Я – человек средний. Я часто задумывался, есть ли у меня исключительные способности, которые могут принести обществу пользу, а мне – средства к безбедному существованию. Долгое время единственным выводом из всех моих рассуждений было убеждение в том, что я вполне могу работать квалифицированным подметателем бетонизированно-уличных тротуаров или, в крайнем случае, преподавателем химии.
Но вчерашний день ознаменовал собой новый поворот в привычном течении мыслей. Всё получилось случайно: в комнате было душно; кроме того, я не знал, что делать; пришлось открыть окно и начать сосредоточенное разглядывание прохожих.
После двадцатипятичасовых наблюдений, прерываемых сном, приёмами пищи и тяготами бракоразводного процесса с моей женой (теперь, к счастью, уже бывшей) я понял – я вполне могу кое-что дать тем людям, что находятся внизу.
Короче говоря: в пятницу, 2-го апреля 1992 года по Гринвичу все рекламные газеты города со славным именем Москва опубликовали объявление:
"Человек с богатым жизненным опытом и высшим образованием (инженерно-строительный институт) даёт психологические консультации людям с различными неудобствами в повседневной жизни. Адрес:" – ну, а дальше шёл адрес квартиры, которая пользовала меня последние девятнадцать с четвертью лет.
Газеты появились в киосках утром, около девяти часов. В 10.15 в дверь моей квартиры позвонили.
Посетитель #1.
– Здравствуйте. Я не знаю, туда ли попал, – он выглядел солидно, даже очень: квадратная челюсть, чёрный костюм и широкий, во всю грудь, галстук.
– Вы пришли по объявлению? – уточнил я.
– Наверно, я пришёл зря, – сказал он, подошёл к столу и сел на левый стул.
Я переставил телефон с пола на край стола и придвинул к посетителю графин:
– Если нужно, пейте. По вашему измождённому лицу и изгрызенным ногтям я догадываюсь, что вас мучает какая-то непреодолимая трудность. Говорите – возможно, я смогу вам помочь.
– Я биолог, – сказал человек, внимательно меня выслушав, и стал ждать моей ответной реакции.
– Говорите-говорите, – сказал я. – Я постараюсь помочь представителю любой профессии. Даже биологу.
– Дайте мне книгу, – потребовал он. Я подсунул ему "Любовные похождения Бовы Королевича в Турции и других странах Мексики".
Он закрыл глаза и сосредоточился.
– Видите ли, – пробормотал он, – с некоторых пор я испытываю неудобства при чтении книг. Точнее, я вообще не могу их читать.
Он резко выдохнул и схватился за переплёт:
– Смотрите внимательно: я беру книгу. Я открываю книгу, – он надулся и покраснел, – а она… и не открывается. – Вот видите, – он отбросил книгу в сторону и открыл глаза, – не получилось.
– Повернитесь лицом к свету! – скомандовал я.
Он оскалил зубы и вывернул зрачки в сторону окна.
– Вы производите впечатление интеллигентного человека, – сказал я и помахал листочком бумаги перед его носом. Он чихнул, – но является ли чтение книг для вас жизненной необходимостью?
– Кхм! – возмущённо воскликнул Биолог. – Я не знаю, что вам сказать. Дело в том, что я читаю лекции для студентов, и по роду моих занятий мне нужно иногда заглядывать в книги. Неужели, доктор, все так безнадёжно?
– Нет, почему же, – сказал я. – Надежда есть. Понимаете ли, дело тут вовсе не в недостатке вашего интеллектуального развития или физиологических особенностях организма. Просто у вас немножко хуже, чем у других людей, моторная память. Я заметил, что вы, когда ходите, боитесь потерять равновесие и каждый раз, прежде чем наступить, щупаете пол носком ботинка. Так ведь?
– Да. Вы правы, доктор, – сказал Биолог. – Я не помню, как нужно передвигать ноги при ходьбе, чтобы не упасть. Что же мне делать?
– Ну-ка, давайте сделаем простое упражнение, – сказал я. – Выставьте вперёд указательный палец левой руки.
Он выставил.
– Повернитесь вправо.
Он повернулся.
– Достаньте этим пальцем вон до того гвоздя в полу.
Он достал.
– Отлично, – восхитился я, – а теперь вернитесь в исходное положение, закройте глаза и попытайтесь повторить свои действия.
– У меня не получится, – вздохнул он.
– А вы всё-таки попробуйте.
Он воздел зрачки к небу, мысленно прощаясь с подлунным миром, тщательно перекрестился и закрыл глаза. Я был абсолютно уверен, что в гвоздь пальцем он не попадёт. Этого действительно не произошло, но отсутствие моторной памяти у Биолога было, по-видимому, полным и безоговорочным.
Во-первых, он проделал все вышеописанные манипуляции не с левой рукой, а с правой. Во-вторых, он вообще забыл выставить вперёд какой-либо палец, и его рука осталась сжатой в кулак. И в-третьих: вместо тривиальной траектории "воздух-пол" его кулак описал нечто более замысловатое: "воздух-графин-моё левое ухо".
– М-да, – пробормотал я, прыгая на левой ножке и выливая из уха воду вместе с осколками графина, – в фантазии вам не откажешь. Что же, я согласен вам помочь. Возьмите снова в руки эту книгу.
Он выразил своё неудовольствие фразой типа "Рад стараться" или "А мощный мужик был Бова Королевич", но всё-таки повиновался.
– Раньше вы часто читали книги? – поинтересовался я.
– Да, разумеется, – он поправил пиджак. – Практически каждый год.
– И вы, конечно же, не помните, как вы прежде располагали перед собой книгу, чтобы её открыть?
– Конечно, не помню, – улыбнулся он, и я подумал, что он не такой уж весёлый человек, каким показался в начале.
– Должен заметить, что сейчас вы расположили книгу неправильно, – сказал я. – Корешок у вас справа, а нужно… Впрочем, вы всё равно ничего не запомните. В вашем случае может быть полезен "метод вторых ворот".
– В одни ворота входят, в другие выходят? – уточнил он и погладил себя по головке. – Это мы знаем.
– Нет, – ответил я. – Просто речь- это ваши "вторые ворота" после моторной памяти. Если вы хотите что-то запомнить, запоминайте не собственно действия, а слова, их обозначающие, и при этом произносите их вслух. Понятно?
Он два раза кивнул головой из стороны в сторону.
– А теперь поверните книгу первой страницей к себе и корешком влево.
Он повернул.
– Открывайте её за правый край крышки.
Он проделал и это и с удивлением обнаружил, что книга в его руках открывается.
– Доктор! – воскликнул он. – Это же чудо! Я думал, что мне более никогда не придётся лицезреть номера страниц в книге, а сейчас – смотрите: три, пять, семь…
На четвёртом десятке я его остановил:
– Попробуйте закрыть книгу и повторить то же самое.
Он настороженно посмотрел на меня – видимо, боялся обмана с моей стороны.
– А я смогу её ещё раз открыть?
– Да, конечно, – ответил я. – Только прежде, чем её открывать, произнесите вслух те команды, которые я вам давал.
– Так… – он наморщил лоб. – Надо взять книгу так, чтобы надписи были сверху, а корешок слева. То есть вот таким образом. Угу. А теперь потянуть за правый край переплёта. Угу. Ой! Она открывается!
– Вот видите, – сказал я. – Дома потренируетесь ещё. Только обязательно громко произносите, что собираетесь делать – это помогает.
– Конечно, – кивнул он, – я на всю аудиторию кричать буду – лишь бы не оставить себя без этого удовольствия… Вы мне так помогли, доктор! Сколько я вам должен?
Когда он ушёл, я взял с полки тетрадь и подумал, что неплохо бы записывать в неё что-то вроде истории болезни каждого из посетителей.
Я привычно попытался отвернуть обложку в сторону и вдруг заметил, что просто раздираю корешок.
– Чёрт побери, – сказал я, – у меня же это только что получалось!
Я повесил на дверь табличку "Закрыто" и двое суток пытался вспомнить алгоритм открывания книг. Безрезультатно.
"Что ж, – подумал я, – в конце концов, не такой уж полезный навык. Переживём".
Посетитель #2 / 5 апреля, 9.30 /.
Это было лёгкое и невинное создание с пронзительно синими глазами. Оно впорхнуло в кабинет, вдруг смутилось и робко подошло ко мне.
– Садитесь, – сказал я и заметил на её щеках нездоровый румянец – наверно, искусственный. Я послюнявил палец и провёл им по её лицу. Румяна размазались.
– Что это… вы? – удивлённо спросила она.
– Ничего, – ответил я. – Так, проверил одну свою догадку. Я слушаю. Какие у вас проблемы?
– Проблем-то никаких, – ответила девушка. – Я просто хочу кое-что узнать.
– Я готов ответить на любой ваш вопрос, – сказал я.
– У меня есть одна такая… привычка, – начала она, сделав грациозный жест рукой. – Мне кажется, это не совсем нормально. Моя подруга, студентка биофака, порекомендовала мне вас. Видите ли, я учусь на отделении математики и очень люблю оперировать с числами.
– Кого оперировать? – переспросил я.
– Да, – ответила Студентка. – И когда я иду или сижу или стою, а бывает, ещё и лежу, или, может быть, плыву – неважно, лицом вниз или вверх, главное, чтоб была вода, солнце, пальмы… А вы были когда-нибудь в Ялте?
– Не был, – ответил я. – И что же вы делаете во всех этих положениях?
– Ну, многое, – она задумалась. – Бывает, что я сплю… Бывает, что я читаю или на спицах вяжу. А вы не вяжете на спицах?
– Нет, – ответил я. – Но давайте перейдём к делу.
– Чего это вы? – удивлённо спросила она.
Я отдёрнул руку от её юбки и пробормотал:
– Так… ещё одна глупая мысль.
– Ну да, – сказала она, – я вспомнила. Так бы я, конечно, не пришла, но эта привычка очень раздражает мою подругу – она ведь с биофака.
– И что же это за привычка? – спросил я, попробовав на зуб её браслет.
– Я очень люблю считать, – медленно и тягуче заговорила она. – Иногда я считаю железнодорожные вагоны, если вижу, что идёт поезд, или лампы на потолке…
– Так, – я начал кое-что понимать. – И если вы попадаете в новую обстановку, вы пересчитываете в ней все заметные предметы?
– Ага, – сказала она. – Вот теперь я и вас сосчитала.
Я постучал пальцами по её груди:
– Я знаю, в чём дело. Вы слишком верите в математику. Это неправильно. Не делайте из неё абсолюта. Будьте более диалектичны. Вот, например, сколько в этой комнате углов?
– Четыре, – убеждённо сказала она и отняла у меня свою сумочку, которой я собирался прихлопнуть таракана.
– Не будьте так уверены, – сказал я. – Предположите, что их не четыре. Если вы допустите, что их больше или меньше, то их количество станет вам просто безразлично.
– Но как же? – спросила она. – Ведь я точно знаю, что их четыре. Разве нет?
– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Возможно, их и больше. Давайте встанем.
Мы встали.
– Посмотрите вон на тот угол. Считайте – раз. Повернитесь на 90 градусов. ещё один угол, не правда ли?
– Да, – согласилась она, – два угла. Но там и ещё есть, я помню.
– Правильно, – я повернул её ещё. – Вот это угол номер три. Повернитесь. Это – четвёртый. Так. Если вы теперь повернётесь снова, то увидите угол, следующий после четвёртого – то есть пятый.
– Но их же было четыре, – припомнила Студентка.
– Как четыре? – удивился я. – Мы четыре уже пересчитали. Это – пятый.
– Ой, да, что это я? – пробормотала она и начала считать дальше:
– Шесть, семь… Ой, а восьмой какой красивый… Девять…
Я водил её по кругу, следя, чтобы она не спотыкалась, и помогал отыскивать следующий угол. Через пару тысяч углов мне это здорово надоело.
– Между прочим, – сказал я, – у этого дома снаружи углов ещё больше. Вы не хотите пересчитать?
– Да, – сказала она, – но ведь для этого надо выйти, а дверь осталась между первыми двумя углами.
– Вы думаете, что в этой комнате одна дверь? – улыбнулся я. – Вон, видите, после угла номер две тысячи сорок семь ещё один прекрасный выход.
– Вижу, – сказала она и вдруг вцепилась мне в руку: – Ой. А вдруг там тигры?
– Там нет никаких тигров, – ответил я.
Она вздохнула и направилась к двери.
Я постучал молоточком:
– Вы бюстгальтер на столе забыли!
– Спасибо, – сказала она, сунув его под каску, и ушла.
Потом я не раз её встречал около нашего дома с микрокалькулятором в руках. Взгляд её блуждал, а губы чуть шевелились, и, если подойти поближе, можно было разобрать:
– Девять миллиардов шестьсот сорок три миллиона двадцать тысяч семьсот шестьдесят один угол… Девять миллиардов … – и так далее.
Кстати, она мне очень понравилась, и когда мне совсем нечего делать, я начинаю считать крокодилов на потолке. Но обычно кончаю на первом же десятке, чтобы не стало слишком страшно.
…Посетитель #17 / 6 апреля, 20.43 /.
Он был так похож на бездомную собаку, что его хотелось укусить за нос. Я сразу его спросил, что ему от меня нужно, а он, сволочь, попытался вывернуться:
– Мне и моя жена говорит, что я очень доверчивый. Мне скажут – я и делаю. Как же я могу отказать человеку, когда знаю, что могу ему навредить, если не сделаю? Вот я и делаю, что просят.
– Ма-алчать! – крикнул я. – Режьте себе палец.
Он вздохнул и отрезал.
– Ну зачем вы это сделали?! – вскричал я. – Вы что, не понимаете, что без пальца вам будет хуже?
– Понимаю, – сказал он, – но вдруг вам очень нужен мой палец?
– Мне не нужны ваши пальцы! – сказал я. – Режьте следующий.
Он отрезал и обиженно заморгал глазами:
– Ну как же, доктор… Я же Скрипач, я же без пальцев никто… Ну как же вы, доктор…
– Так зачем же вы их режете? – не понял я.
– Ну вам же лучше знать, что мне делать, – оправдывался он. – Вы же доктор…
Короче, я смог его убедить только после того, как на столе была свалена кучка из пятидесяти одного окровавленного пальца.
Когда он ушёл, я приставил назад те пальцы, которые идентифицировал как свои, и подумал, что мне пора бы отдохнуть.
Те немногие пациенты, которых я уже принял, платили мне щедро, не жалея ничего из своего имущества. Бизнесмен с проблемами в желудке, например, подарил мне всё своё состояние, когда я убедил его уйти в монастырь. Я уже купил себе виллу, тройку лошадей, бричку, несколько кубиков Рубика и даже электрическую розетку для голубой двухштырьковой вилки.
…
Посетитель #760 / какое-то июня, 9.99 утра /.
Он вошёл и с улыбкой посмотрел на меня.
– Что-новый хозяин-надо? – спросил я, спустив ноги со стола.
– Как вам сказать… – он снова осклабился. – Я зашёл, чтобы просто обменяться опытом. Я – психиатр, и много слышал о ваших успехах в этой области. Больные валят к вам валом… Впрочем, я кое-что уже понял, взглянув на ваши ноги.
– А что ноги? – удивился я. – Я просто кроссовки наизнанку надел.
– Вот-вот, – сказал он. – Я дам вам хороший совет. Если работаете с больными – неважно, шизофрения это или просто неофашизм – надевайте хотя бы марлевую повязку. Всё это такая зараза…
И он растворился в воздухе.
Посетитель #761.
Когда она вошла, я испугался. Впрочем, я сообразил почти сразу, что она меня вряд ли узнает в защитном костюме, крагах и противогазе.
– Здесь раньше жил мой муж, – сказала она. – Вернее, бывший муж. Вы не знаете, куда он переехал?
У меня задрожали руки.
– Случайно знаю, – прошептал я. – Он купил виллу за городом.
– Интересно, на какие деньги, – горько усмехнулась она. – А вы – доктор? От чего вы лечите?
– Я лесной доктор, – сухо ответил я. – Мне кажется, вы чем-то расстроены. И кажется, я могу вам помочь.
– Вряд ли, – сказала она. – Мне теперь даже небо кажется чёрным. И дома качаются от ветра…
– Да посмотрите в окно! – закричал я. – Вдохните воздух!
– Он пахнет только дымом, – возразила она.
– Нет, – сказал я. – Он пахнет рекой и лесом. И небо на самом деле жёлтое. Ну кто вам сказал, что этот цвет – чёрный? Называйте, как хотите.
Она чуть улыбнулась.
– А дома… Почему они качаются?
– Они же растут, – сказал я. – Но скоро они станут большими и окрепнут. И всё вокруг станет яркого солнечного цвета – такого, как у крон деревьев, у этого неба, у воды, у сияния звёзд… Вы верите мне?
– Да, – сказала она. – Я вижу. И верю. Но всё же – дайте мне, пожалуйста, адрес моего мужа.
Я продиктовал ей адрес своей виллы.
…
Вечером, когда мы с женой уже поужинали и о многом поговорили, она вдруг спросила меня:
– А как ты думаешь, какого цвета небо за окном?
– Жёлтого, конечно, – улыбнулся я и почувствовал, как она прижалась щекой к моему плечу:
– Только ты меня понимаешь. Спасибо.
Мне показалось, что тигр в двери тихо ухмыльнулся.
– Не подсматривай, – сказал я ему. Он исчез.
– Ну вот, – сказал я жене, – он, наверно, обиделся.
– Не переживай, – сказала она, – тигры всегда возвращаются. Ведь теперь мы всегда будем вместе – ты, тигр и я?
– Конечно, – и я запустил руку в её густые чёрные волосы.
Зеркала
Впрочем – так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины – к причине,
А глядишь – заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
В.Ф.Ходасевич, «Перед зеркалом», 1924
За окном пролетали огромные сосны, уходящие вершинами в серое, грустное небо. Лариса провожала их взглядом, почти приникнув к стеклу. Было скучно. Развлекали разве что колдобины, на которых машину слегка потряхивало, но благодаря подвеске «Тойоты» эта тряска размазывалась в унылую монотонную вибрацию.
– Рассказали бы анекдот, что ли, – проворчала Лариса, оторвавшись от окна.
Дмитрий никак не отреагировал, хмуро уставившись вперёд, в лобовое стекло, где серая лента дороги летела навстречу, убегая под днище.
– Что-то ни один анекдот не могу вспомнить, – отозвался Женя с переднего правого сиденья.
– Эх… – вздохнула Лариса. – Злые вы…
– Сама больно добрая, – буркнул Дмитрий, метнув на Ларису мрачный взгляд в зеркало. – Подняла ни свет ни заря, заставила ехать непонятно куда и зачем.
– Ну, интересно же, – возразила Лариса. Она взяла газету с полочки за головой и зачитала: – «Альберт Шкловский представляет Галерею Конвергентного Искусства. Скульптуры и инсталляции на тему бренности всего сущего и сущности всего бренного. Вход – 100 рублей. Инвалидам скидки. 88-й километр Кузнецовского шоссе, за деревней Вошки – налево, полтора километра, отдельно стоящий деревянный дом без номера».
– Ведь смешное же объявление, – добавила она. – Вдруг окажется что стоящее. Вон какая морда жуткая нарисована.
– Ну, смотри, – ответил Дмитрий, вписываясь в очередной поворот. – Если не найдём твой отдельный дом, сниму ремень – и по жопе.
– Ага, размечтался… – Лариса разозлилась. – Только про жопы и думаешь. Рули давай.
– Чего там ещё пишут? – вдруг спросил Женя и зевнул, прикрыв ладошкой рот.
Лариса повертела газету в руках, раскрыла на одной из страниц.
– Какая-то мамаша родила четверых детей… Машина сорвалась с обрыва, два женских трупа, оба не опознаны… С первого июля вступит в силу закон про бесплатные входящие… Чушь всякая.
Газета отправилась назад, на полочку.
– Эх…– произнесла Лариса, принявшись теребить тонкими пальцами свой каштановый локон, лежащий на плече. – А я сегодня утром зеркальце разбила…
– Плохая примета, – заметил Женя.
– Да нет, я не о том… Жалко… Старинное, от прабабки ещё осталось. В серебряной оправе, на длинной ручке, с камушком красным. Столько лет берегли, а я, дура, уронила.
– Дура, – подтвердил Дмитрий. Он явно был сегодня не в духе.
– Так ведь оправа же цела? – уточнил Женя. – Можно зеркальце новое вставить.
– Можно, – согласилась Лариса. – Но это уже другое совсем зеркало будет.
Наступило молчание. Лариса вдруг подумала, что и вправду зря она уговорила всех поехать в такую даль. Наверняка ведь ничего интересного в этой галерее нет. Как всегда – навалят груду досок, скажут, что это символ единства и борьбы противоположностей. Или поставят писсуар, испачканный кровью, чтобы шокировало. Или изобразят Жанну д’Арк столбом из кубиков, потому что скульптор «так видит». Надоело это всё… Нет, ста рублей, конечно, не жалко, но неужели же невозможно найти в мире что-то настоящее, чтобы позволило насладиться, утолить жажду новизны, убежать от скуки, которая пропитывает душу и тело, разъедая, делая мышцы дряблыми, а взгляд – тусклым…
А ещё она думала, что компания у них сложилась странная. Ну, в школе учились вместе, но ведь это когда было… Ну, иногда спят они с Димой, скорее для развлечения, чем из-за каких-то чувств. Дмитрий вообще Ларису раздражал всё больше и больше своей непробиваемостью, спокойствием и ленью. Казалось, что ему вообще ничего от жизни не хотелось, и на всё было наплевать. Женя – отдельный случай. Что-то в нём было такое, притягивающее Ларису, в чём она не хотела себе признаться. Довольно замкнутый, погружённый в книжки и собственные фантазии щупленький мальчик, которому ни за что не дашь двадцать пять. Тонкие пальцы, знакомые с работой разве что на клавиатуре, худое бледное лицо, мягкие шелковистые светлые волосы почти до плеч. Пугливый, застенчивый и беспомощный. Хотя – довольно умный, зарабатывает неплохо. Работает кем-то вроде программиста, но не совсем, в этом Лариса не разбиралась. Но даже не в этом было дело. Было и что-то ещё, заставлявшее Ларису неизменно приглашать Женю на все пьянки, во все поездки, вылазки и совместные с Димой авантюры. Если начистоту, то с ним было интереснее проводить время, чем с Дмитрием, хотя и трудно было объяснить, почему. Дмитрий относился к Жене снисходительно, как соперника не воспринимал, и они часто весело болтали – во всяком случае, когда Дима был в настроении.
Сейчас же он, сонный и небритый, сидел за рулём и молчал, изредка косясь то на Женю, то в зеркало, где встречался взглядом с Ларисой, и ей от этого взгляда становилось ещё тоскливее.
На самом-то деле ни о чём особенном Дмитрий не думал. Просто рассеянно вёл машину, хотел спать и немного злился на Ларису – даже не за то, что заставила тащиться хер знает куда из-за дурацкой галереи, а просто потому, что не понимал, зачем он её слушается, и вообще, продолжает с ней общаться. Дмитрий считал её недалёкой, капризной и взбалмошной. Никакой пользы он от неё не получал. Разве что секс, да и тот давно наскучил и превратился в одолжение друг другу.
Женьку же он считал другом. Хлюпик, конечно, и замашки у него слегка пидорские, но смешной и много всего знает – прямо ходячая энциклопедия. Кроме того, Дима чувствовал, что может положиться на него во всём. Была пара случаев, когда Женька практически спас Дмитрию жизнь. Оба раза это было связано с тем, что Дима выпил лишнего, и его потянуло на подвиги. Женя же почти не пьянел и всегда сохранял способность трезво мыслить. Один раз он уберёг Дмитрия от падения с моста, вытащив его, зацепившегося штаниной за ограждение и беспомощно повисшего головой вниз. Это стоило Жене нечеловеческих усилий – у Димы туша была здоровая, а Женькина мускулатура слабо годилась для подобных упражнений. Второй раз он спас Дмитрия от вооружённой шпаны, на которую тот по пьяной лавочке пытался наехать. Женька потом рассказывал, что и сам удивился, как его риторико-демагогические упражнения помогли уладить конфликт. Дмитрий не очень любил эти случаи вспоминать – гордиться нечем, но испытывал к Женьке искреннюю благодарность.
Женя тоже хотел спать. Он машинально считал проезжающие столбы и периодически позёвывал. Лариса ему нравилась. Но, во-первых, он считал её девушкой Дмитрия, а во-вторых, даже если бы это было не так, он бы никогда не решился ей признаться в своих чувствах, потому что считал её намного выше себя. Она была красивой – большие карие глаза, аккуратный тоненький нос, густые длинные волосы, обычно собранные в толстый хвост, тонкая талия и упругие бёдра… Впрочем, Женя об этом сейчас не думал. А думал о том, что Ходасевич – очень хороший поэт. Вот, к примеру:
По залам прохожу лениво.
Претит от истин и красот.
Ещё невиданные дива,
Признаться, знаю наперёд…
Внезапно машину тряхнуло, раздался громкий лязг и звон стекла. Женя отрывисто вскрикнул. Лариса зажмурилась, успев заметить, как сверкающие осколки разлетаются в стороны. Дмитрий чертыхнулся, дёрнулся, крутанул руль и нажал на тормоз. «Тойота» метнулась вправо и с визгом развернулась, выехав задними колёсами на обочину.
– Твою мать… – пробормотал Дмитрий, когда машина, наконец, замерла. – Что это было?
Они с Женей практически синхронно открыли двери и выбрались наружу. Дмитрий обошёл машину спереди, осмотрел фары и бампер. Повреждений не наблюдалось.
– Мне показалось, что мы въехали в стеклянную стену, – неуверенно сказал Женя.
– Точняк, – сказал Дмитрий. – Мне тоже. Я даже осколки видел.
– Но сейчас их нет, – заметил Женя.
Они с идиотским видом уставились на асфальт. Никаких осколков, и вообще никаких следов происшествия, кроме чёрного тормозного следа.
– Чудеса, – сказал Женя, помяв пальцами мочку уха.
– Чертовщина. Не могли же мы все разом сбрендить. Лара, а ты видела осколки?
Лариса приоткрыла дверь.
– Ну да, сыпались вроде… Да ладно, ребята. Поехали. Какая разница?
Дмитрий хмыкнул, снова придал своему лицу хмурое выражение и вернулся за руль. Хлопнули двери. Машина тронулась и, развернувшись, продолжила путь.
– Никогда такого не видел, – произнёс Дмитрий через пару минут молчания.
– Даже предположить не могу, что это могло быть, – поддакнул Женя.
– Может, зверь какой-нибудь? – предположила Лариса.
– Тьфу! – сказал Дмитрий. – Какой ещё зверь? Стеклянная летающая белка? Заткнись лучше.
Лариса смущённо затихла.
– Какой там километр? – спросил Дмитрий через минуту. – Восемьдесят восьмой?
– Ага, – ответила Лариса, – деревня Вошки, а за ней – поворот. Ой… Странно… Куда я газету дела? Вроде лежала здесь.
– Между прочим, – заметил Дмитрий, – восемьдесят восьмой километр мы уже проехали. Где твои Вошки? – Он вдруг осознал сказанное и неожиданно захохотал мерзким, железным смехом, потом, умолкнув, добавил: – Ну, где у тебя вошки, я догадываюсь. А вот деревни нет.
– А карту не смотрели? – спросил Женя.
– Кстати, да… – согласился Дмитрий и махнул в сторону правой рукой с огромными часами на запястье. – Там, в бардачке. Посмотри.
Женя аккуратно открыл перчаточный ящик и брезгливо извлёк из-под завалов разного мусора мятую карту. Развернул.
– Нет здесь никаких Вошек, – сказал он после короткого изучения карты. – Даже ничего похожего нет.
– Мля, – Дмитрий стукнул рукой по рулю. – Лара, ты помнишь насчёт ремня? Ты карту не могла заранее посмотреть?!
– А ты? – парировала Лариса.
– Идея твоя, – буркнул Дмитрий. – Ясно, что объявление – лажа. Назад надо ехать.
– Погоди, – сказала Лариса. – Видишь, впереди поворот? Может, туда? Там и домики какие-то.
– Ладно, – сказал Дмитрий. – Кого-нибудь встретим, спросим. Если не слышали о твоей галерее, поворачиваем. И жопу готовь.
– Мудак, – ответила Лариса. Настал её черед хмуриться.
Миниатюрная чёрная «Королла» замедлила движение и, совершив грациозный манёвр, плавненько съехала на просёлок.
– И день поганый, – заметил Дмитрий. – Вроде и жара, а небо всё в тучах.
Машина ползла по просёлку, поднимая клубы пыли в сухой тёплый воздух. Въезжали в деревню.
– Заброшенное место, – сказал Женя. – Все заборы покосились.
– И ни души, – согласилась Лариса, рассеяно глядя сквозь стекло.
Мимо ползли убогие деревянные домишки. Некоторые наполовину развалились, у каких-то разметало соломенную крышу, но даже и те, что устояли, являли собой жалкое зрелище. Окна выбиты, краски выцвели, крылечки и наличники прогнили.
– Смотрите, – сказал Женя. – Может, там кто-то есть?
Справа к ним приближался довольно большой дом, обшитый гладкими досками, крашенными в зелёный цвет. Над входом, где крыльцо венчалось острым коньком, висела надпись кривоватыми красными буквами: «ТАВЕРНА».
– Ишь ты, – проворчал Дмитрий. – Таверна, твою мать. В такой глуши посетителей, небось, полторы калеки, а поди ж ты – таверна! Ну, пошли, зайдём.
