Читать книгу: «Осколок», страница 2

4

Черный блестящий «майбах», припаркованный в конце узкого переулка, казался в этой местности чужеродным предметом, и не только из-за своих грандиозных размеров. Обычно такие линкоры разъезжали по правительственному округу, а не по району с самым высоким уровнем преступности в столице.

Марк оставил стоять незнакомую женщину, которая хотела поговорить с ним о его брате, и постарался уйти отсюда как можно скорее. Прежде всего потому, что у него было по горло проблем и без новостей о Бенни, но также ему необходимо было отдалиться от этого унылого места. К тому же на улице с каждой минутой становилось все холоднее.

Он поднял воротник кожаной куртки и потер уши. Они были самой уязвимой для холода частью его тела и реагировали на мороз тянущей болью, которая быстро распространится на виски, если он вскоре не окажется в тепле.

Марк как раз раздумывал, не перейти ли ему на другую сторону улицы, чтобы направиться к метро, когда услышал за спиной хруст широких шин. Водитель дважды подал световой сигнал, свет галогенных фар отразился в мокрой мостовой. Марк остался на своей стороне тротуара и прибавил шаг. Если работа на улице его чему и научила, так это тому, что в Берлине лучше как можно дольше не реагировать на незнакомцев.

Машина подъехала к нему, замедлила ход и почти бесшумно покатилась рядом.

То, что «майбах» двигался против движения, водителя, похоже, не волновало. Правда, автомобиль был настолько широким, что все равно не смог бы разминуться здесь со встречной машиной.

Марк услышал знакомое жужжание электрического стеклоподъемника. Затем женский голос с хрипотцой прошептал:

– Доктор Лукас?

Он звучал дружелюбно и немного слабо, так что Марк скосил взгляд и был удивлен тем, что говорил с ним, как оказалось, пожилой мужчина. На вид ему было далеко за шестьдесят, может даже за семьдесят. Обычно с возрастом голос становится ниже, но, очевидно, не в его случае. Марк ускорил шаг, когда узнал мужчину в полосатом костюме. Это он махал ему, стоя на краю бассейна.

«Черт, меня что, сегодня одни психи преследуют?»

– Доктор Марк Лукас, тридцати двух лет, проживающий на Штайнметцштрассе, 67А, в Шёнеберге?

Старик сидел на светлом кожаном сиденье спиной к дороге. Очевидно, салон лимузина был настолько большим, что можно было сидеть друг напротив друга.

– А кто спрашивает? – поинтересовался Марк, не поднимая взгляда. Интуиция подсказывала ему, что незнакомец с седыми волосами и разросшимися бровями шириной с большой палец не представлял для него никакой опасности. Но это вовсе не означало, что он не мог принести плохие вести. А их в последние недели Марку, ей-богу, было достаточно.

Старик прочистил горло и едва слышно произнес:

– Тот самый Марк Лукас, который убил свою беременную жену?

Марк застыл на месте, не в состоянии сделать ни шага. Влажный осенний воздух превратился в непроницаемую стеклянную стену.

Он повернулся к машине, задняя дверь которой стала медленно открываться. Ритмично зазвучал негромкий электронный сигнал, словно кто-то был не пристегнут.

– Чего вы от меня хотите? – спросил Марк, когда способность говорить вернулась к нему. Голос звучал почти так же хрипло, как и у незнакомца в машине.

– Сколько уже Сандра и малыш мертвы? Шесть недель? У Марка на глаза навернулись слезы.

– Зачем вы это со мной делаете?

– Давайте, забирайтесь в машину.

Старик добродушно улыбнулся и похлопал по сиденью рядом с собой.

– Я отвезу вас в одно место, где вы сможете исправить все случившееся.

5

Через тонированные стекла «майбаха» бесшумно мелькающие стены домов казались нереальной декорацией к какому-то фильму. Находясь в звуконепроницаемом салоне этого роскошного лимузина, было сложно представить, что за грязными фасадами там, снаружи, живут люди. Или что пешеходы на тротуарах не статисты: ни пенсионер, роющийся в урнах в поисках бутылок, ни группа прогуливающих уроки школьников, которые собирались перевернуть тележку бездомного. Конечно, встречались и неприметные субъекты, которые плелись в накрапывающем дожде. Но казалось, что даже они живут в потерянном параллельном мире, который Марк покинул, как только сел в эту машину незнакомца.

– Кто вы? – спросил он и подался вперед.

Тут же гидравлические воздушные подушки эргономического кожаного сиденья подстроились под его новую позу. Вместо ответа, пожилой мужчина протянул ему визитную карточку. Она оказалась необычно плотной, как вдвое сложенная купюра. Марк был готов поспорить, что визитка пахла древесиной, если понюхать.

– Вы меня не помните? – спросил незнакомец и снова добродушно улыбнулся.

– Профессор Патрик Бляйбтрой? – прочитал Марк и задумчиво провел пальцем по черному рельефному тиснению на бумаге. – Мы знакомы?

– Вы отправили электронное сообщение на адрес моего института, около двух недель назад.

– Подождите… – Марк перевернул визитную карточку и узнал логотип клиники. Талантливый художник-график переплел инициалы профессора в трехмерную, лежащую на боку восьмерку, знак бесконечности.

– Это объявление в «Шпигеле»… Оно ваше?

Бляйбтрой коротко кивнул, открыл подлокотник рядом с собой и вытащил журнал.

– Мы размещаем рекламу в «Фокусе», «Штерне» и «Шпигеле». Думаю, вы ответили вот на это.

Марк кивнул, когда мужчина передал ему раскрытый журнал. Чистая случайность, что он вообще заметил это объявление, листая страницы. Обычно он не читал новостных журналов, тем более рекламу. Но с тех пор, как ему пришлось ходить на перевязку два раза в неделю, он проводил много времени за чтением – в основном уже старых – журналов, которые лежали в приемной клиники его тестя.

– Научиться забывать, – повторил он заголовок, который уже тогда заворожил его.

«Вы пережили тяжелую травму и хотите стереть ее из памяти? Тогда свяжитесь с нами по электронной почте. «Частная психиатрическая клиника Бляйбтроя» ищет участников для полевого эксперимента, проводимого под медицинским наблюдением».

– Почему вы не отвечали на наши звонки? – спросил профессор.

Марк потер уши, которые постепенно отогревались со знакомой обжигающей болью. Вот, значит, откуда многочисленные звонки, которые он игнорировал в последние дни.

– Я никогда не отвечаю на звонки со скрытых номеров, – сказал он. – И честно говоря, никогда не сажусь в незнакомые автомобили.

– Тогда почему вы сейчас сделали исключение?

– Здесь суше. – Марк откинулся в кресле и указал на мокрое боковое окно. Встречный ветер гнал крупные капли дождя через все стекло. – У вас всегда шеф лично занимается новыми пациентами? – спросил он.

– Только если речь идет о таких перспективных кандидатах, как вы.

– Перспективных для чего?

– Для успеха нашего эксперимента. – Профессор забрал журнал и положил его на прежнее место в средней консоли. – Хочу быть с вами откровенным, Марк. Я ведь могу к вам так обращаться? – Его взгляд упал на кеды Марка и затем поднялся к колену, которое виднелось через рваные джинсы. – Вы не похожи на человека, который зациклен на этикете.

Марк пожал плечами.

– В чем суть этого эксперимента?

– Клиника Бляйбтроя является мировым лидером в области частных исследований памяти.

Профессор закинул ногу на ногу. При этом полосатая штанина приподнялась над носком, открывая волосатую икру.

– За последние десятилетия сотни миллионов были инвестированы в исследования, чтобы выяснить, как работает человеческий мозг. Говоря простым языком, речь в основном идет об аспектах, которые связаны с темой «обучения». Легионы ученых были и до сих пор одержимы мыслью, что потенциал мозга можно использовать намного эффективнее. – Бляйбтрой постучал себе по виску. – Нет лучшего компьютера, чем тот, что в нашей голове. Теоретически любой человек, прочитав один раз телефонную книгу, может наизусть повторить все номера. Способность строить синапсы и тем самым повышать объем памяти нашего мозга почти до бесконечности – не утопия. Однако, по моему мнению, все исследования в этой области движутся не в том направлении.

– Полагаю, вы сейчас расскажете мне почему.

Автомобиль, управляемый невидимым водителем за непрозрачным стеклом, выехал на перекресток с круговым движением.

– Потому что наша проблема не в том, что мы слишком мало запоминаем. Наша проблема в забывании.

Рука Марка снова потянулась к повязке на затылке. Заметив это бессознательное движение, он тут же отдернул руку.

– Согласно последним данным, каждый четвертый ребенок подвергается насилию, каждую третью женщину хотя бы раз в жизни принуждают к сексу или насилуют, – рассказывал Бляйбтрой. – Вообще на нашей планете практически нет людей, которые хотя бы однажды не становились жертвами преступления, и половине из них требуется психологическая помощь, по крайней мере кратковременная. Однако не только преступления, но и многочисленные повседневные события часто оставляют раны в нашей душе. Например, любовные страдания с психологической точки зрения чуть ли не более негативны, чем переживания при утрате близкого человека.

– Похоже, вы делали этот доклад уже несколько десятков раз, – заметил Марк.

Бляйбтрой снял с пальца темно-синий перстень с печаткой, надел на другую руку и улыбнулся.

– До настоящего времени психоанализ шел по пути осмысления вытесненных воспоминаний. Мы со своими исследованиями маршируем в противоположном направлении.

– Вы помогаете людям забыть.

– Именно. Мы стираем негативные воспоминания из сознания наших пациентов. Навсегда.

Звучит устрашающе, подумал Марк. Он предполагал, что эксперимент сведется к чему-то подобному, и, отправив электронное сообщение, тут же пожалел о своем пьяном поступке. На трезвую голову он никогда не повелся бы на это сомнительное объявление «Клиники Бляйбтроя». Но в тот вечер он сделал роковую ошибку и случайно назвал таксисту свой старый адрес. И снова оказался перед маленьким домиком, который все еще выглядел так, словно в любой момент откроется дверь и ему навстречу босиком выбежит улыбающаяся Сандра.

Лишь табличка «Продается», установленная на лужайке, напомнила ему о болезненной утрате. Он тут же развернулся, побежал прочь по безлюдной улице, где летом на асфальте играли соседские дети, а домашние животные спали на мусорных баках, потому что ни одна живая душа здесь не рассчитывала на что-то плохое. Он бежал все быстрее – как только мог – назад в свою новую бесполезную жизнь, в свою одинокую квартиру в Шёнеберге, куда переехал после увольнения. Но так и не сумел убежать от воспоминаний, которые гнались за ним. Воспоминания об их первом поцелуе в семнадцать лет; о смехе Сандры, когда она снова раскрыла ему интригу фильма, прежде чем он сам догадался; о ее недоверчивом взгляде, когда он говорил, какая она красивая; об их общих слезах, которые капали на положительный тест на беременность; и, наконец, воспоминание об этом объявлении, которое он только что прочитал.

Научиться забывать.

Марк сделал глубокий выдох и попытался сконцентрироваться на настоящем.

– Преимущества намеренно вызванной амнезии огромны. Мужчину, под колеса которому выскочил ребенок, больше никогда не будут преследовать жуткие картинки безуспешной реанимации. Мать не будет до конца жизни ждать, что ее одиннадцатилетний сын вернется с озера.

Машина мягко затормозила, но в обитом деревом баре все равно тихо зазвенели хрустальные бокалы.

– Не хочу скрывать, секретные службы тоже интересуются нашими исследованиями. Агентов больше не нужно убивать, опасаясь, что со своими знаниями они могут перебежать к врагу. Мы просто стираем опасные сведения у них из головы.

– Вы купаетесь в деньгах, потому что вас спонсируют военные?

– Признаюсь, это миллиардный бизнес, и он как никакой другой будет определять последующие годы. Но в медицинской промышленности так всегда. Пару человек она делает богатыми, но очень многих здоровыми и, возможно, даже счастливыми. – Бляйбтрой пристально посмотрел на Марка, словно собирался его допрашивать. – Мы находимся еще в самом начале, Марк. Мы пионеры в этой области и для своей работы ищем таких людей, как вы. Испытуемых, которые пережили тяжелую психическую травму.

Марк сглотнул и почувствовал себя, как шесть недель назад, когда его тесть, стоя у больничной кровати, сообщил ему жуткую новость.

«Она не выжила».

– Подумайте еще раз, – попросил его Бляйбтрой. – Разве не здорово было бы проснуться завтра и не думать первым делом о погибшей жене? О ребенке, который так и не родился? Вы избавитесь от чувства вины, потому что даже не будете знать, что врезались на машине в дерево. Снова сможете ходить на работу, встречаться с друзьями и смеяться над комедией, потому что осколок в затылке не станет постоянно напоминать вам о том, что вы отделались царапинами, а Сандра вылетела через лобовое стекло и истекла кровью еще на месте аварии.

Марк демонстративно отстегнул ремень безопасности и попытался нащупать ручку на боковой двери.

– Пожалуйста, выпустите меня.

– Марк.

– Немедленно!

Бляйбтрой мягко положил руку ему на колено.

– Я не хотел вас провоцировать. Я лишь повторил слова из электронного письма, которое вы нам прислали.

– Тогда я был на грани.

– Как и сейчас. Я только что видел вас на краю бассейна. Вы сказали, что думаете о самоубийстве!

Он убрал руку, но Марк по-прежнему ощущал ее тяжесть на своем колене.

– Я могу предложить вам нечто лучшее.

Хрусталь снова зазвенел, словно два духа насмешливо чокались друг с другом. Только сейчас Марк заметил, что у него вспотела спина, хотя температура в салоне была комфортная. Он снова взволнованно потрогал повязку на затылке. Однако на этот раз не убрал руку с зудящей раны.

– Чисто гипотетически, – сказал он осипшим голосом, – ваш эксперимент… Как это вообще работает?

6

В магазине Эдди Валки пахло кошачьей мочой и розами. Ничего необычного, если знать Эдди поближе. Необычно было лишь то, что он уже так рано захотел его видеть. Все-таки его выпустили лишь два дня назад, а ультиматум истекал только на следующей неделе.

– В чем дело, хочешь сделать мне предложение? – засмеялся Бенни и потер левое плечо, которое оба идиота ему чуть не вывернули, когда пытались засунуть в багажник.

При этом он бы и добровольно сел в машину. Никто не сопротивляется, когда с ним хочет поговорить Валка. По крайней мере, долго.

Эдди быстро взглянул на него, затем снова занялся розами на длинных стеблях, которые лежали перед ним на рабочем столе. Он поднимал их одну за другой, оценивал длину, обрезал садовыми ножницами и опускал к остальным в серебристое жестяное ведро.

– Сначала ты должен попросить моей руки у родителей.

– Твои родители мертвы, – глухо сказал Валка и оборвал одной розе головку.

Видимо, ему не понравился цвет ее бутона.

– Ты знал, что, если срезанные цветы подвяли, их нужно ненадолго опустить в кипящую воду? – Эдди щелкнул небольшими садовыми ножницами в руке, чем спугнул кошку, которая хотела запрыгнуть к нему на стол.

– Бутонами или стеблями? – пошутил Бенни.

Он проводил взглядом кошку, которая побежала к своим сородичам под батарею. Никто не знал, почему Валка вообще терпел около себя этих зверьков. Эдди животных не любил. Точнее говоря, он в принципе не любил ничего живого. А цветочный магазин открыл лишь потому, что не мог указать в налоговой декларации свои настоящие источники дохода и, кроме того, не позволял продавцам роз, которые по ночам ходили по барам и забегаловкам города, брать свой убогий товар в других местах. Если он контролировал какой-то бизнес, то на все сто процентов.

Бенни поискал, к чему бы прислониться, но душный магазин не был рассчитан на ожидающих. Казалось, он вообще не был заинтересован в покупателях, так как находился слишком далеко от главных торговых улиц Кёпеника и к тому же располагался рядом с боксерским клубом, крепкие посетители которого вряд ли составляют основную клиентуру флориста.

– Кстати, красивое название, – сказал Бенни, взглянув на стеклянную витрину. «Война роз» – было написано там перевернутыми буквами, которые располагались полукругом. – Отлично подходит.

Эдди одобрительно кивнул:

– Ты первый, кто это заметил.

Чешская фамилия Валка в переводе означала «война», чем главарь всех вышибал Восточного Берлина невероятно гордился.

Вытерев руки о зеленый резиновый фартук, Эдди впервые посмотрел ему в глаза.

– Ты выглядишь лучше, чем раньше. Уже не такой дохлый. Занимаешься спортом?

Бенни кивнул.

– Черт, похоже, психушка хорошо на тебя повлияла. Как получилось, что тебя уже выпустили?

– Каждые пару месяцев проводится обследование. Такое правило.

– Угу.

Валка достал из ведра особенно длинную розу, понюхал и удовлетворенно кивнул.

– Значит, психиатры думают, что ты больше не опасен для общества?

– После того как мой дорогой брат наконец-то изменил свои показания… – Бенни взялся за лист пальмы юкка, – да, после этого меня отпустили.

– Им нужно было и меня спросить, – заметил Валка, и Бенни ухмыльнулся.

– Честно говоря, я не уверен, что в глазах правосудия у тебя благонадежная репутация.

Эдди обиженно скривил рот.

– Никто лучше меня не подтвердит, что ты и мухи не обидишь. Сколько мы уже знакомы?

– Больше семнадцати лет, – ответил Бенни и задался вопросом, когда Валка наконец перейдет к делу. Вряд ли эта встреча будет посвящена воспоминаниям о старых временах.

– Черт, моя сегодняшняя подружка тогда еще даже не родилась. – Улыбка Валки исчезла так же внезапно, как и появилась. – Сначала мы не хотели тебя брать. Ты был для нас слишком мягким. – Еще одна роза лишилась бутона. – Именно это я сказал бы психиатрам, которые заперли тебя в психушке. Я бы им втолковал, что у моего бывшего сотрудника синдром HSP.

Бенни улыбнулся. Редко кто знал этот медицинский термин, обозначающий его психическое расстройство. Но Валка был из тех людей, о которых нельзя судить по внешнему виду. Крепкий, с плоским высоким лбом и кривыми зубами, он казался хрестоматийным вышибалой. На самом же деле он окончил гимназию и даже отучился четыре семестра на психолога, прежде чем понял, что хочет стать не решением, а причиной ночных кошмаров окружающих его людей.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Бенни.

– Ну, я часто задавался вопросом, что с тобой не так. Почему ты совсем не такой, как твой брат, который не уходил ни от одного конфликта.

Эдди подергал заклинивший ящик под рабочей столешницей и с трудом открыл его.

– Я никогда не видел тебя с бабой. И думал, что ты голубой или типа того. Но потом нашел вот это.

Он достал из ящика газетную вырезку.

– HSP, – вслух зачитал он. – Highly Sensitive Person¹. В обиходной речи термин также обозначает человека с болезненной гиперчувствительностью. Такие индивиды воспринимают свое окружение значительно острее, чем обычные люди. Они чувствуют, видят, ощущают все вкусы и запахи намного интенсивнее.

Бенни отмахнулся:

– Это все чушь.

– Неужели? Здесь утверждается, что раньше люди с болезненной гиперчувствительностью были советниками и мудрецами при королевском дворе. Или – из-за своего умения поставить себя на место другого человека, проникнуться его мыслями и чувствами – становились дипломатами, художниками, успешными финансистами… – Эдди оторвал взгляд от текста. – Это объяснило бы, почему ты все время уговаривал меня сменить гнев на милость, сжалиться над моими врагами и втирал подобное дерьмо. – Он шмыгнул носом. – И это объясняет, почему я тогда сделал тебя своим бухгалтером.

Бенни и бровью не повел, хотя Валка наконец-то подошел к настоящей причине их встречи – деньгам.

– Правда, здесь также написано… – Эдди снова заглянул в статью и прищелкнул языком, – что, к сожалению, у таких, как ты, нередко случается депрессия. И эти сумасшедшие часто кончают жизнь самоубийством.

– Я пока жив.

– Да. Но это заслуга не твоя, а твоего брата.

– Мы обязательно должны говорить о Марке?

Эдди рассмеялся.

– Хорошо, что ты мне напомнил о том, что я хотел тебе показать. Пойдем со мной.

Валка бросил фартук на рабочий стол, взял садовые ножницы и подал Бенни недвусмысленный знак проследовать за ним в дальнюю комнату.

Прилегающее помещение использовалось как склад. Правда, не для цветов, удобрений или ваз, а для мусора, как выяснил шокированный Бенни. Для человеческого, еще живого мусора.

– Пришло время наконец-то излечить твою гиперчувствительную болезнь, – сказал Валка и указал на голого мужчину, который висел на Х-образном кресте. Во рту у него торчал оранжевый мячик с маленьким отверстием в середине, через которое можно было дышать. Казалось, мужчина вот-вот начнет задыхаться, потому что практически не мог втягивать воздух сломанным носом.

– А теперь смотри внимательно, – сказал Эдди и включил строительную лампу, которая свисала с потолка. При этом он ритмично защелкал садовыми ножницами в руке. Глаза подвешенного округлились, когда он услышал лязганье. Он пока не видел лезвий, потому что его голова находилась в приспособлении, напоминающем зажимные тиски, и он не мог повернуться в сторону. В ушах у него торчали фиксирующие шурупы. Из левого уже текла кровь.

Бенни хотел отвернуться.

– Нет, нет, нет. – Эдди несколько раз щелкнул языком, словно хотел успокоить лошадь. – Смотри сюда.

Он подошел к голому мужчине и поднес ножницы ему к лицу. Блестящие лезвия отразились в зрачках его задыхающейся жертвы.

– Статья просто открыла мне глаза, Бенни. Там написано, что у гиперчувствительных невероятно выраженное восприятие боли. Это правда?

От ужаса Бенни не мог произнести ни слова.

– Некоторым даже не помогают обезболивающие средства. Представь жуткие муки у зубного врача.

Садовыми ножницами Эдди оттянул верхнюю губу своей жертвы в сторону. У мужчины были плохие, желтые от никотина зубы.

– Но самое интересное, что люди как ты, Бенни, особенно восприимчивы к страданиям других. Якобы они чувствуют чужую боль интенсивнее, чем собственную.

Эдди приподнял большим пальцем правое веко мужчины.

– Прекрати, – простонал Бенни, зная, что это бесполезно. Валка хотел продемонстрировать, что случится с Бенни, если он не вернет девяносто тысяч евро, которые одолжил у него.

Эдди в последний раз обернулся к нему:

– Это упрощает дело, мой чувствительный юный друг. Потому что теперь я могу причинить тебе боль, не прибегая к физическому насилию.

Бенни глядел на ритмично вздымающуюся грудь голого мужчины, которому было не больше двадцати пяти лет. Смотрел в его выпученные глаза и чувствовал запах страха, который наполнял влажное помещение. Он ощущал его на своей коже, под языком и знал, что через несколько секунд почувствует жуткую боль. Словно это ему выдавили глаза из глазниц и ржавым ножом перерезали зрительный нерв.