Читать книгу: «На острие ножа», страница 4

13

Обратный путь прошел легче. Три бургера с картошкой фри спасли их от голода, и когда Фэйми предложила друзьям зайти к ней пропустить по стаканчику, они согласились. Она достала бутылку джина, несколько банок с тоником и наполнила миску льдом.

Фэйми широко распахнула окна гостиной, впуская в комнату прохладный вечерний ветерок, спасавший от духоты квартиры. Она взяла ноутбук и устроилась на диване.

– Вам не нужен синоптик, чтобы знать, в какую сторону дует ветер, – произнесла она слова из записки. – О чем речь? Есть какие-то идеи? – Она посмотрела на Сэма и Томми, разливавших тоник по стаканам.

– Звучит смутно знакомо, – пробормотал Сэм. – Может быть, цитата из фильма?

Он протянул Фэйми коктейль.

– Может, из рекламы какой-то, – предположил Томми, наливая себе вторую порцию.

– Понятно, вы официально признаны бесполезными, – засмеялась Фэйми. – Посмотрим, что скажет «Гугл». – Через несколько секунд она развернула ноутбук так, чтобы всем был виден экран. – Ну, посмотрим.

Черно-белое видео. Молодой Боб Дилан в жилете стоит на обветшалой улочке, в руках у него листы белой бумаги.

– Что это? – спросил Томми.

Фэйми театрально закатила глаза.

– Что это? – спросила она. – Ты серьезно?

Томми пожал плечами.

– Это, – сказала Фэйми, – одни из самых культовых видеоклипов всех времен².

– Поверю тебе на слово.

– Напомни мне, чтобы я не поручала тебе никакие репортажи, связанные с культурой! – рассмеялась Фэйми.

Они смотрели, как певец показывает листки в камеру и бросает их на асфальт. На каждом было важное слово или фраза из песни.

– А это Аллен Гинзберг, на другой стороне улицы. – Томми открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Фэйми продолжила: – А если ты спросишь, кто такой Аллен Гинзберг, уволю.

Томми вздохнул и ничего не сказал.

– Но к чему все это? Я не понимаю, – сказал Сэм.

– А вот я кое-что вспомнила! – воскликнула Фэйми. – Мой папа все время включал эту песню.

Дилан перешел ко второму куплету. Большие черные буквы. «Окружной прокурор». «Берегись». «Не важно». «На цыпочках». «Кофеиновые таблетки». «От тех». «Пожарный шланг». «На рожон». «Люди в штатском».

– Я все еще не понимаю.

– Заткнись, Томми, – прикрикнула Фэйми, поставив видео на паузу и немного отмотав назад. – Просто слушай. – Она снова запустила видео.

Когда Дилан бросил листок с надписью «Люди в штатском», он спел слова, которых они ждали: «Вам не нужен синоптик, чтобы знать, в какую сторону дует ветер». В руках у него был листок со словами «Дует ветер».

В комнате повисла тишина.

– Так и что это значит? – спросил Сэм. – Теперь мы знаем, что это строчка из песни Боба Дилана.

– Из «Подземного блюза тоски по дому», – добавила Фэйми.

– Хорошо, это строчка из «Подземного блюза тоски по дому». И?

– И… – Фэйми взмахнула руками. – И я понятия не имею, что это значит! Какая-то мысль свербит, но пока ничего толком сказать не могу. А клип отличный. Я и забыла, как люблю его песни.

Она выбрала несколько треков из плейлиста на ноутбуке, и из колонок зазвучали первые аккорды «Опутанного грустью».

– Твой мозг был одурманен Моцартом, но наконец-то вернулся к нормальной музыке, – сказал Сэм, сделав глоток.

Они сидели в тишине, приятной, хотя и грустной. Фэйми посмотрела на своих друзей: Сэм прикрыл глаза, Томми разглядывал пол. Неотвратимо приближалось время постпохоронных и алкозависимых разговоров, так что она решила начать первой:

– Сегодня был ужасный день. И вчера тоже. И позавчера. Зато бургер был отличный. И вот джин, – она взмахнула стаканом. – Поэтому я увольняюсь. Ваше здоровье! – Она снова подняла стакан.

Томми посмотрел на нее с удивлением, а Сэм нахмурился. Она улыбнулась озадаченным коллегам. На самом деле Фэйми и сама была удивлена – вовсе не эти слова она собиралась сказать. Но прозвучало отлично, так что она еще раз повторила:

– Отличный бургер и джин, и я увольняюсь.

Томми покачал головой.

– Фэмс, это бессмыслица какая-то, а не предложение. Вторая половина предложения не соответствует первой. Разве в школе журналистики вас этому не учили?

Фэйми отложила ноутбук и повернулась к друзьям.

– Может, и бессмыслица, и, может, утром я вам напишу, что беру свои слова обратно, но сейчас я абсолютно серьезна. Это имеет смысл. Во всяком случае, для меня. С меня хватит. Хватит корпоративных реструктуризаций и улучшений, которые всегда только портят положение. Хватит всего этого дерьма. Мне давно все это надоело, еще до… до необходимости влезать в эту одежду. – Она указала на траурные костюмы Сэма и Томми и свою черную юбку. – Почему это превратилось в нашу униформу?! Почему который день надо влезать в черное?! С меня хватит!

Она встала с дивана и вышла из комнаты настолько быстро, насколько позволял джин. В спальне она переоделась в джинсы и футболку и вернулась в гостиную, на ходу затягивая молнию.

– Вот. Я увольняюсь. Что скажете?

– Думаю, ты просто злишься, – заметил Томми.

– Злишься, но, кажется, говоришь серьезно, – предположил Сэм.

Фэйми ткнула пальцем ему в грудь:

– Именно, Сэм. Понятия не имею, что буду делать дальше, но точно знаю, что больше не готова провести хоть секунду жизни в ужасе. Если раньше я была просто подавлена из-за работы, то теперь я подавлена и напугана. И вот это уже слишком. Для любого из нас.

Она почувствовала удивительное, восхитительное возбуждение от собственных слов и подумала, не позвонить ли Чарли. Удивительно, как быстро поменялись роли: теперь она искала одобрения у собственного ребенка.

– Прости, что я снова за свое, Фэмс, – прервал Томми ее размышления, – но как именно бургер и джин связаны со всем этим?

Фэйми сидела на полу, скрестив ноги и поставив стакан на колено.

– Еще как связаны, Томми, еще как. После похорон мы хотели поесть и выпить. И мы получили по бургеру и коктейлю, и вкус у них был восхитительным. Вот какой должна быть жизнь!

Томми посмотрел на нее скептически.

– Бургер и джин каждый день?

Плечи Фэйми поникли.

– Это метафора, Томми, не придирайся. Я говорю о нормальной жизни, в которой так нуждаюсь. Вот и все.

– Нормальная жизнь не для тебя, – заметил Сэм. – Никто из нас ее не выдержит.

– Может быть, – кивнула Фэйми, – может быть. Но сейчас мне куда сложнее постоянно гадать, не поджидает ли за углом какой-нибудь псих с ножом.

Много часов спустя, когда Фэйми встала, чтобы закрыть окна и выпить обезболивающее, она подняла с дивана записку из конверта. Она сидела в темноте гостиной, ожидая, пока подействует таблетка, и гадая, кто и почему оставил для нее это послание. На других машинах конвертов она не заметила. В тишине ночи эта загадка казалась еще более странной и более важной, чем раньше. Она включила свет и поморщилась от его яркости. Еще раз посмотрела на листок бумаги, провела пальцами по выпуклым буквам. Кто вообще в наше время пользуется печатной машинкой?

– Вам не нужен синоптик, чтобы знать, в какую сторону дует ветер, – произнесла она вслух.

Навязчивая, но несформулированная мысль не отпускала, и Фэйми потянулась за ноутбуком. Она еще раз вбила фразу в поиск и пролистала результаты. Вот и оно. Фэйми читала быстро, водя пальцем по строчкам.

Архив данных по терактам. 1969. СИНОПТИКИ.

СИНОПТИК МЕТРО. Леворадикальная американская террористическая организация, совершившая серию взрывов в середине 1970-х. Названа по строчке «Подземного блюза тоски по дому» Боба Дилана (1965): «Вам не нужен синоптик, чтобы знать, куда дует ветер»³.

Сознание Фэйми быстро прояснилась, головная боль прошла благодаря приливу адреналина. Она удобнее устроилась на диване, и речи не было о возвращении в постель.

Итак, эта строка стала названием основополагающего документа, который эта террористическая группа опубликовала в 1966 году. В нем они призывали к уничтожению империализма в США и установлению мирового коммунизма. И теперь Фэйми должна была прочитать их выступления, проверить, с какими запрещенными организациями была связана их деятельность и нет ли у них последователей – огромное количество информации.

Она смотрела в окно: небо светлело, линии серых облаков были испещрены желтыми солнечными отблесками, – только Фэйми ничего из этого не замечала. Она снова посмотрела на записку. Внезапно она опять оказалась на месте редактора: оценивала, сравнивала, сопоставляла. Она покачала головой:

– И почему я даже не удивлена…

14

Четверг, 7 июня

Фэйми сварила кофе и устроилась за кухонным столом. Она открыла ноутбук и глубоко вздохнула. Через три чашки заявление на увольнение было готово. Она знала, что получилось грубовато, и заставила себя несколько раз пройтись по квартире, обдумывая текст. «Уходи с изяществом», – сказала бы ей Чарли. «Зачем создавать еще больше проблем?» – в то же время твердил в голове голос матери.

– Да надоело! – Она допила кофе и нажала «Отправить».

Зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя «Эндрю Льюис», а чуть ниже более мелкими буквами: «Не хамить».

– Господи, как ты быстро, – сказала Фэйми в трубку.

– Что?

– Привет, Эндрю. Просто я только что отправила тебе письмо, а ты сразу перезвонил. В общем, в письме заявление на увольнение.

Повисла тишина.

– Извини, – добавила Фэйми.

Она услышал, как босс сделал глубокий вдох.

– Хорошо, – сказал он. – До некоторой степени я этого ожидал. Слушай, но ты могла бы все равно приехать? Кое-что случилось, но я предпочел бы поговорить в офисе, если ты не возражаешь.

– Конечно. Я все равно собиралась заехать. Попрощаться с соратниками, так сказать.

Она приняла душ и оделась, чувствуя себя гораздо лучше, чем в течение нескольких последних недель. В своей лучшей футболке и любимых джинсах она села в метро. Надев наушники, выбрала самую яркую и веселую арию, какую только могла придумать. Она не думала о Гарри, погибшем на ступенях Кентиш-Тауна, и о Брайане, который оказался под поездом в Пимлико. Вместо этого она сосредоточилась на переливах мелодии, проносящейся в ее голове.

В толпе на пересадке на станции «Грин-парк», она осознала, что обыденность часа пик расстраивает ее. Лондон вернулся к нормальной жизни. Поезда ходили по расписанию, вагоны были полны. Фэйми казалось, что весь город пожал плечами и продолжил жить дальше. В последних статьях писали про сохранение спокойствия, возвращение к работе и молниеносных атаках – похоже, большинство решило, что случившееся – не более чем нападение на журналистов. И если ты сам не журналист – можно не беспокоиться.

«Неблагодарные ублюдки», – подумала Фэйми.

Однако через месяц она тоже перестанет быть журналистом. Так что же это значит? Может, террористы победили, раз она убегает.

Она отправила заявление начальнику отдела кадров Гибсону Перксу, которого считала высокомерным дураком. Она знала, как трепетно он относится к своему имени, поэтому всегда называла его Гиббо. Даже письмо с просьбой об увольнении она начала со слов «Привет, Гиббо». Теперь она с нетерпением ждала их встречи. Представляла, что он будет ждать ее вместе с шефом бюро Эндрю Льюисом и разговор будет достаточно жестким. Вообще-то Гиббо заботился о своих сотрудниках и знал, что журналистам нужно для работы. А когда в прошлом году начались забастовки, он первым вышел на улицу. Фэйми знала, что он будет огорчен и разочарован. Возможно, попытается отговорить ее. Но решение принято.

Доехав до «Кэнэри-Уорф», она написала Сэму и Томми, что уволилась, как и обещала, но зайдет в офис, чтобы попрощаться. На площади она остановилась, наблюдая за бегущей лентой новостей. «Теракты в Лондоне: разыскиваются еще трое подозреваемых. Новое заявление министра внутренних дел. Жена жертвы просит оставить ее в покое». Фэйми сняла наушники и потянулась за пропуском, с которого на нее глядела серьезная круглолицая тридцатилетняя женщина без очков. Она вспомнила, что с Чарли было особенно тяжело, когда была сделана эта фотография: истерики, энурез и даже конфликты с учителями. Фэйми казалось, что все это напряжение отразилось во взгляде на фотографии. Как же хорошо, что больше не придется видеть его каждый день.

Фэйми взбежала по ступенькам в здание «АйПиСи» и поднялась на лифте на четвертый этаж. Она оглядела огромный зал редакции новостей, заваленные столы и работающие компьютеры, и внутри у нее все сжалось. Все это она потеряет. Пора прощаться. Она нащупала в сумке машинописную записку с лобового стекла и вытащила ее, решив прочитать еще раз.

– Да будет так, – успокоила она сама себя.

Фэйми направилась к кабинету босса, не поднимая головы и ни с кем не разговаривая. Как и ожидалось, Льюис был на месте, а Гиббо топтался снаружи.

– Привет, Гиббо, – бросила она Перксу в спину, после чего постучала и вошла в кабинет.

Полный порядок, две стены стеклянные, две другие завешаны фотографиями семьи и сертификатами. На столе не было ничего кроме монитора, телефона и вазочки со сладостями. В отличие от многих журналистов его поколения, Льюис не расставлял в кабинете награды. И никаких сувениров или фотографий из Берлина, Чечни, Йоханнесбурга или Рима. Это была одна из причин, по которой он нравился Фэйми.

Эндрю Льюис закончил разговаривать по телефону и жестом пригласил ее сесть в кресло. Перкс, вошедший за ней, остался стоять.

– Мятную конфетку? – Льюис протянул Фэйми вазочку. Она отрицательно покачала головой, но сам босс сунул в рот леденец. – Что ж, – сказал он, резко выдохнув. – Как я уже говорил, не могу сказать, что я удивлен. Конечно, мне очень жаль, но я не удивлен.

Фэйми подумала, что он выглядит немного лучше, чем на похоронах Сета. По крайней мере, на щеках появился хоть какой-то румянец.

– Сколько? – спросила Фэйми.

– Ты двенадцатая.

– Тринадцатая, – поправил Перкс. – Еще Брук Хитчинг – сегодня утром.

Льюис его проигнорировал.

– Я полагаю, что нет смысла отговаривать…

– Абсолютно никакого, – сказал Фэйми.

– Я так и думал.

Фэйми смотрела на своего будущего бывшего босса, гадая, не раздумывает ли он сам об увольнении. Ему было за шестьдесят, реорганизации потрепали ему нервы – в общем, она бы тоже не удивилась.

– Ты можешь стать четырнадцатым, Эндрю. Ты ведь думал об этом?

Перкс возмущенно зашуршал бумагами.

– Не совсем уверен, что это…

– Отвали, Перкс, – сказал Льюис, махнув рукой. – Подожди снаружи, мы обойдемся без комментариев подпевалы руководства.

Фэйми фыркнула. Перкс покраснел, поджал губы и выскользнул за дверь.

– Класс, – усмехнулся Фэйми, – особенно если учесть, что его руководство – это ты.

– Именно так и написано на двери моего кабинета. Но в последнее время я не очень терпим к болванам типа Перкса. – Он снял очки. – И, да, конечно, я думал о том, чтобы уйти. Мэри определенно этого хочет. Но я обещал всем новое яркое и модернизированное будущее, Фэйми, и теперь вряд ли могу от него отказаться. – Тут он заметил листок у нее в руках: – Что за записка?

Фэйми уже и забыла, что достала из сумки таинственное послание.

– Как ты думаешь, кто их убил? – спросила она. – Кто это сделал? Журналисты строят догадки, но ты же всю жизнь занимался криминальными историями – какова твоя лучшая теория?

Льюис оперся локтями о стол.

– Полиция с тобой уже разговаривала?

– Всего один раз, – ответила Фэйми. – Боюсь, я оказалась совершенно бесполезной. Не смогла вспомнить ни одного разговора об их делах. По-моему, с компьютерами они тоже потерпели неудачу. Спрашивали, где мы храним данные по работе, файлы. В тот момент они еще ничего не нашли. Не знаешь, есть прогресс?

Льюис покачал головой:

– Похоже, никакого. Оказалось, самые поздние рабочие файлы расследователей были от первого марта. После этого все пошло не по плану. Вот что мне сказали.

– И это все?

Льюис развел руками.

– Электронная почта есть, а рабочих файлов и контактов – нет.

– Но где-то же они все хранили…

Льюис пожал плечами.

– Наверное. Но мне об этом неизвестно.

Он замешкался, и Фэйми воспользовалась моментом, чтобы положить записку на стол.

– Кто-то оставил на лобовом стекле во время похорон Мэри.

Она смотрела, как шеф читает и перечитывает слова.

– Это Боб Дилан.

– Да что ты говоришь! – Льюис выглядел оскорбленным. – «Подземный блюз тоски по дому». У меня есть пластинка. – Он вернул листок Фэйми. – И что? Зачем ты мне это показала?

– Дело не только в том, что это Дилан, – сказала она. – Эти слова связаны с американской группой «Синоптики». Они организовали несколько взрывов в семидесятых.

Льюис потер лоб.

– О них я тоже знаю, Фэйми, но какое это имеет отношение к делу?

Она чувствовала, как уверенность ее покидает – высказанное вслух предположение прозвучало нелепо.

– Просто подумала, что кто-то пытается мне что-то сказать, вот и все. Интересен тот факт, что эти слова связаны с политическим насилием. Разве нет?

Она посмотрела на Льюиса с большим вызовом, чем хотела. Он достал папку с бумагами и подтолкнул к ней. Фэйми догадалась о содержании.

– Послания от любителей зеленых чернил?

Льюис кивнул:

– И сообщения по электронной почте от таких же фанатиков, верящих во все безумные заговоры, о которых ты слышала. Хотя некоторые и тебя удивят. И у каждого случилось «прозрение» и, конечно, есть «доказательства». Может, добавить твою сюда же? – Он протянул ей записку.

Фэйми вздрогнула и выхватила бумажку.

– Знаешь, Эндрю, это несправедливо и высокомерно. Записка была адресована мне. Кто-то оставил ее специально для меня. Это что-то значит. Так что, нет, не собираюсь я класть ее в твою сумасшедшую кучу.

Она бы и сама тут же ушла, но, понимая, что это может быть их последняя встреча, задержалась еще на мгновение.

Льюис вздохнул:

– Извини, если мой тон был неуместным. И ты должна узнать еще кое о чем, прежде чем покинешь нас с гордым видом.

Фэйми смотрела на него выжидающе.

– Я собирался тебе позвонить…

– Говори же, Эндрю.

– Насколько хорошо ты знала брата Сета?

– Амаля? – спросила она, удивленная вопросом. – Видела его на похоронах. Но знакомы мы не были. Они же почти не общались. А что?

По секундной паузе Фэйми догадалась, что ответ ей не понравится.

– Потому что, – сказал Льюис, – он член Аль-Джихада⁴. И он исчез.

Господи. Фэйми села. Аль-Джихад. Неудивительно, что Льюис отмахнулся от ее записки.

– Исчез?

– Возможно, скрывается в Сирии. Или Ираке. Он уже в розыске.

Фэйми почувствовала, как земля уходит из-под ног. Значит, полиция скоро снова будет у нее – это лишь вопрос времени. Льюис избавил ее от необходимости уточнять:

– И да, они знают о тебе и Сете.

Она едва слышно ответила:

– Конечно, знают. Аль-Джихад? Серьезно? Сет был атеистом и… и борцом за права человека. И при этом его брат – исламистский террорист?

– На следующий день после похорон он уехал в Берлин, – сказал Льюис. – А потом исчез.

Повисла тишина.

В конце концов Фэйми заговорила:

– Что ж, должна признать, зацепка убедительная.

Льюис кивнул:

– В любом случае получше, чем Боб Дилан.

15

Констебль Джон Милн – детектив, оставивший Фэйми свою визитку, – ответил на ее звонок с первого гудка. Оказалось, он уже был в здании «АйПиСи» и пообещал подойти через десять минут. Эндрю Льюис предложил Фэйми подождать полицейского в кабинете, а сам вышел поговорить с Перксом. Фэйми повеселил явно раздраженный вид начальника отдела кадров.

Она расхаживала по комнате. Тот факт, что брат Сета был членом Аль-Джихада, наверняка испортит ей жизнь, но она не могла отрицать логику истории. Милн, конечно, будет с ней предельно любезен, притворится, что заботится о ее благополучии, спросит о дочери, но в итоге разговор все равно перейдет на террористические связи ее бывшего любовника. Она взяла один из леденцов со стола шефа.

Джон Милн появился ровно через десять минут – он шел через всю редакцию, не сводя глаз с кабинета Льюиса. Следом за ним спешила миниатюрная женщина.

Фэйми осталась стоять. Она восхищалась полицейскими, знала, насколько сложна и важна их работа, но это не значило, что ей нравилось иметь с ними дело.

– Фэйми Мэдден? – Небрежный стук, и в дверном проеме появилась голова.

Она кивнула, и Милн вошел. Рост примерно метр девяносто, белый, лет пятидесяти, поношенный пиджак цвета хаки и бесформенные брюки. «Гардероб человека, который не особо волнуется о своей презентабельности», – подумала Фэйми.

– Констебль Милн, – сказал он, показывая удостоверение. – Мы встречались пару недель назад. А это констебль Хантер. – Он указал на круглолицую темнокожую женщину, которая кивнула Фэйми.

Серый костюм, белая рубашка, короткая стрижка. Она тоже показала свое удостоверение. Вежливая улыбка.

– Что ж, добро пожаловать, – сказала Фэйми, оглядываясь по сторонам. – Чувствуйте себя как дома.

Она села за стол Льюиса, Милн устроился в кресле для посетителей, а Хантер осталась стоять у двери. Фэйми решила сразу перейти к делу:

– Сперва поговорим о Сете или сразу о его брате? Я согласна на любой вариант. – Милн начал было отвечать, но Фэйми не остановилась: – Когда я встречалась с вами раньше, констебль, я понятия не имела, что Амаль – член Аль-Джихада. До дня похорон я ни разу с ним не встречалась. Видела только на фотографиях, которых у Сета тоже было не особо много. Он мало о нем рассказывал. Точнее – вообще ничего. Время от времени я спрашивала его о брате, но он только пожимал плечами, мол, они давно не виделись. – Фэйми поняла, что говорит слишком быстро и бессвязно и внезапно занервничала. Она взяла еще одну мятную конфету.

Милн воспользовался паузой:

– Позвольте мне сразу извиниться за личный характер вопросов. Понимаю, сейчас очень тяжелое время для вас и всех ваших коллег.

«Манчестер, – отметила про себя Фэйми, – хотя за годы работы в Лондоне акцент смягчился».

– Спасибо, – ответила она чуть спокойнее, – и не нужно извиняться. Я знаю, что это ваша работа. Что вас интересует?

Милн указал на свою коллегу, и констебль Хантер подошла к столу.

– Как долго вы были знакомы с Сетом Хуссейном?

– Давайте я сэкономлю вам немного времени и сразу опишу наши отношения, – решила Фэйми. – Мы впервые встретились, когда он начал работать в новостях Африки около трех лет назад. Мы были вместе около шести месяцев и расстались в феврале прошлого года по обоюдному согласию. Вот и все. – Она сложила руки на коленях.

– У вас была сексуальная связь?

– Вы серьезно?! – фыркнула Фэйми.

Милн и Хантер остались невозмутимыми.

– Была. Еще какая.

«Лишние подробности, – подумала она. – Думай, прежде чем говорить».

Хантер заглянула в свои записи:

– Получается, вы начали встречаться с Сетом, когда он присоединился к отделу расследований?

Фэйми кивнула:

– На самом деле все и началось на вечеринке, которую он устроил в честь своего повышения в отделе расследований. Сначала я думала, что он так мил со мной из сочувствия – я тоже подавала заявление на эту позицию и была очень расстроена, – но потом поняла, что он ко мне клеится. – Фэйми улыбнулась воспоминаниям и добавила: – В общем, я позволила себя утешить.

Милн нахмурился. По обветренной и морщинистой коже его лица было видно, что он проводит много времени на улице и на солнце.

– Значит, ваши отношения начались только после того, как он стал одним из расследователей. Как вы думаете, почему?

Фэйми проигнорировала его покровительственный тон и пожала плечами, а потом язвительно улыбнулась:

– Может, раньше я не нуждалась в утешении? Кто знает? Вот почему вы вместе с миссис Милн? Ну или мистером Милном? Или ни с кем. Но если я правильно поняла вашу мысль, что он выбрал меня именно из-за своей должности в отделе расследований, то это полная чушь.

Милн позволил ей немного успокоиться, прежде чем объяснить:

– На самом деле моя мысль была ровно противоположной.

Теперь нахмурилась Фэйми.

– В смысле?

– В том смысле, – медленно произнес Милн, – что вы выбрали его только после того, как он стал расследователем.

Лицо Фэйми помрачнело. Она перевела взгляд с Милна на Хантер и обратно.

– И с чего вы так решили?

Милн снова подал сигнал Хантер, и та подошла к столу Льюиса. Женщины не сводили друг с друга взгляда.

– Мисс Мэдден.

– Мисс Хантер.

Фэйми гадала, что же произойдет дальше.

– Мисс Мэдден. Почему бы нам не поговорить о вашем пребывании в Пакистане?