Читать книгу: «Тёмный лорд по имени Клементина», страница 3

Глава 4
Интересный поворот, или Конец света

Дорогой Элитор!

Честно признаться, я удивлена, как долго ты мне сопротивляешься. Слухи о твоей слабости явно преувеличены.

Но сейчас не время топать ногами (или тем, что от них осталось). Мы оба отлично знаем, что снять проклятие не сможет никто, кроме меня. Конечно, с единственным недоказанным исключением. Я была удивлена ещё сильнее, что ты, судя по всему, не прибег к этому… исключению. Ах, как благородно с твоей стороны! Неужели и у тёмных лордов есть пределы коварства?

Как я уже говорила, мне бы не хотелось проявлять ненужную жестокость при захвате замка Провал. Зачем обрекать на лишние страдания невинных жителей Семи Сестёр – а если уж на то пошло, то с ними и твою дочь, – при неизбежной передаче власти? Если ты не станешь поднимать шума, я даже позволю большинству из них пожить – разумеется, до тех пор, пока не получу всю полноту силы тёмного лорда.

Владычеству дома Заколдун над Семью Сёстрами пришёл конец, так же, как и тебе самому. И то и другое неизбежно. Однако за тобой всё ещё остаётся выбор, что исчезнет раньше.

Жду ответа.

Лесная ведьма

Тёмный лорд Элитор Заколдун дочитал письмо и захотел бы презрительно фыркнуть, если бы ему не было так трудно впускать и выпускать воздух через щели в носу. Стружечная ведьма весьма искусна в ворожбе – этого у неё не отнимешь. Терпение, с которым она столько лет таилась в тени, копя силы и избегая разоблачения, было тем выдающимся качеством, каким не могли похвастаться большинство её коллег. Они вечно поднимали шум, как только находили причину: злостная вырубка леса, недемократичная система власти тёмных властелинов, – и тем самым выдавали себя, после чего отправлялись на костёр или просто исчезали без следа, не успев ничего предпринять (в этом тёмный лорд был хорош как никто). Даже имевшие разрешение на колдовство Злые ведьмы были слишком заняты сиюминутными удовольствиями вроде запекания в печке младенцев или юных неопытных рыцарей. Им не хватало сосредоточенности и деловой хватки, чтобы накопить ресурсы и власть и править так, как умеют лишь тёмные лорды.

Однако эта Стружечная ведьма мало походила на прочих. Её красивые слова о ненужной жестокости никого не обманули. Они оба отлично знали, почему ведьма пока не напала на замок в открытую и даже не попыталась убить лорда Элитора. Ведь именно здесь, в родных стенах, под защитой Четвёртой Сестры, его могущество было сильнее всего. Одних наложенных на ферму чар достаточно, чтобы поднять в бой целую армию. (Правда, лорд понимал, что на армию его не хватит. Разве что на самую маленькую. И за всю его жизнь в этой армии ни разу не возникло необходимости.)

Элитор подозревал, что сила самого́ проклятия не безгранична – вот почему ведьма не устроила публичной казни, попросту снеся голову его симулякру, то есть копии. Прирождённым даром Стружечной ведьмы оставалась арбомансия. И хотя практически ни одно дерево не могло устоять перед её чарами, подчиняясь любой её прихоти, власть над деревьями оставалась временной. Стоило её чарам ослабнуть, как растения возвращались к своему естественному состоянию. Чтобы изменить что-то насовсем – например, превратить спокойный светлый лес в зловещую хищную чащу, – требовалось потратить не меньше времени и сил, чем для того, чтобы вырастить хотя бы одно дерево. И скорее всего, попытка изменить сущность такого сложного объекта, как человек (особенно на расстоянии, как в случае с лордом Элитором), выжимала из её драгоценного леса все соки.

А ещё Элитор подозревал, что есть другая причина медлить и ждать, что он добровольно сдастся. Судя по письму, Стружечная ведьма хочет не просто убить Элитора, она мечтает сама сесть на трон тёмного лорда. Она не бросалась в его адрес обычными для ведьм обвинениями и угрозами, но при этом неспроста упомянула о его владениях и титулах и вряд ли собиралась бороться с недемократичной системой его правления. А это означало, что ей придётся играть по правилам.

Если Стружечная ведьма попросту прикончит Элитора сейчас, её осудят как заурядную бунтовщицу, посягнувшую на устои власти Совета тёмных владык. Совет обрушится на неё со всей силой и уничтожит до того, как она успеет прыгнуть на метлу, чтобы совершить триумфальный полёт. Но если ей удастся убедить кого надо, что она вовсе не против существующей системы, а просто хочет стать новым тёмным лордом в долине Семи Сестёр, никто не возразит против её официальных претензий на трон лорда Элитора.

Собственно, на его трон мог претендовать любой желающий, однако шансы на успех были столь ничтожны, что никто особо не рисковал. В хрониках дома Заколдун лорд Элитор не нашёл упоминания ни об одном действительно серьёзном вызове их власти на протяжении столетий. Кажется, это вообще случилось впервые.

Лорд Элитор отбросил ведьмино письмо, но даже углубившись в остальные послания, доставленные на птичьих перьях, он не мог позабыть ещё об одной причине – реальной причине – столь упорного желания Лесной ведьмы занять место тёмного лорда, чтобы владеть Семью Сёстрами.

Она мечтала поймать в здешних горах единорога.

* * *

– Пожалуйста! – повторила Клементина. – Ради всего плохого на свете, мне нужно, чтобы ты снесла яйцо!

Вредка как ни в чём не бывало сидела в ветвях ядовитой яблони и вертела головой, демонстративно не замечая хозяйку. Она захлопала бумажными крыльями, где каждое перо пестрело выцветшими чёрными, серыми и алыми буквами некогда начертанных на её страницах заклинаний, и поднялась к самой верхушке дерева, подальше от Клементины. В подобные минуты девочка думала, что иметь сборник заклинаний в виде весьма взбалмошной курочки-несушки крайне неудобно.

Конечно, Клементина была сама виновата в превращении её гримуара в курицу. Когда она была совсем маленькой, то так мечтала поскорее овладеть всем возможным волшебством, что утаскивала книгу заклинаний всякий раз, стоило папе отвернуться. И не важно, какие чары накладывал лорд Элитор для защиты. Книга могла стать тяжёлой и неподъёмной, как камень, или жалить руки, коснувшиеся её без разрешения хозяина, или спрятаться в самом тёмном углу библиотеки за дверью, охраняемой головой жуткой химеры, – в итоге он всё равно находил малютку Клементину где-нибудь в укромном уголке с гримуаром в обнимку. Малышка восторженно лепетала строки заклинаний, которые пока даже прочесть толком не могла, но которые вполне могли сровнять замок Провал с землёй. Иногда тёмный лорд не мог сдержаться и говорил дочери, что она слишком хороша для тёмного лорда. От этих воспоминаний Клементина улыбнулась.

И вот однажды девочка попробовала наложить новое заклинание, чтобы превратить жаб в несушек. (Вообще-то она была готова превратить в несушек кого угодно, просто так уж получилось, что под рукой оказались одни жабы, и они наверняка были только рады немного побыть курицами). Однако было достаточно одного неверно произнесённого звука, и вдруг гримуар сам обернулся гигантским фейерверком. Когда развеялся дым и волосы Клементины от испуга сделались ярко-алыми, в общем… жаба как была, так и осталась жабой. Зато гримуар превратился в несушку-переростка. Его бесценные страницы стали пёстрыми перьями, на которых нельзя было различить ни слова, а таинственная печать из алого воска на обложке затвердела, превратившись в острый клюв. Гнев лорда Элитора, обнаружившего столь неудачное колдовство, был… впечатляющим.

Чудом избежав участи быть подвешенной вниз головой в подземелье замка, Клементина надолго отправилась чистить стойла на ферме и целые месяцы старалась вести себя тише мыши. Но даже тогда, после тщательного обследования Вредки, лорд Элитор не пожелал вернуть ей форму книги. Девочке только и оставалось, что учиться на своих ошибках.

Гримуар же так серьёзно отнёсся к своей новой роли наседки, что отныне снабжал Клементину новыми заклинаниями исключительно в виде яиц, и только тогда, когда считал, что она к ним готова. Хотя девочка вообще не понимала, что значит быть готовой к тому или иному заклинанию. Всё-таки гримуар принадлежал ей – точнее, её семье, и главным образом папе, но и ей – по праву рождения. Кто наделил это недоразумение в облике курицы властью решать, способна Клементина усвоить новое волшебство или нет? Зато лорда Элитора, судя по всему, очень порадовало это обстоятельство: наконец-то он мог быть уверен, что до поры до времени самые тёмные и опасные тайны гримуара надёжно спрятаны от дочери.

Но тем не менее Вредка должна была почувствовать, что в замке что-то изменилось. Что безвозвратно миновали те времена, когда невинная, беззаботная Клементина могла часами возиться с новым снесённым заклинанием, отрабатывая его до совершенства. Новая Клементина должна была справляться с новыми обязанностями – и здесь требовалось намного больше волшебства. А обязанностью Вредки было ей помогать.

Однако мольбы девочки так и остались сотрясанием воздуха. Единственным, кто обратил на них внимание, был чёрный барашек, взявший в привычку таскаться за Клементиной по пятам, пока она занималась делами на ферме. Скорее всего, он просто боялся оставаться один среди пугал, ведь поведение этих работников становилось всё более непредсказуемым. Вот и сейчас он улёгся в тени одной из яблонь, изящно спрятав под шерстистым брюшком блестящие копытца, и посматривал на хозяйку с таким скептическим выражением, что можно было не сомневаться в его мнении о том, как выглядит эта унизительная торговля наследницы Заколдун с зазнавшейся наседкой.

Клементина оглянулась на свой сад и вздохнула. До сбора урожая ядовитых яблок оставалось не меньше месяца, но если её не подвело богатое воображение, этим яблокам вообще не суждено было дозреть. Они даже выглядели какими-то… пятнистыми. Девочка сорвала одно мелкое яблочко и внимательно осмотрела. Так и есть: на кожице зеленели странные пятна, а один бочок вообще был порченым. Клементина брезгливо отбросила яблоко в траву.

Ядовитые яблоки обязаны выглядеть превосходно. Их кожица по гладкости и алому цвету должна не уступать рубину. А сочная мякоть сиять белее снега. К ним даже грязь приставать не смеет, чтобы предполагаемые жертвы не смогли отвести взгляд от такого совершенства, – в этом и заключался весь смысл. Однако эти яблоки мало напоминали полированные рубины. Они выглядели… обычными. Скучными, несовершенными и – что напугало её сильнее всего – напрочь лишёнными волшебства. Клементина взяла образец, чтобы передать на проверку Счетоводу. Стараясь не думать о том, какие выводы сделает Счетовод насчёт урожая яблок, Клементина снова обратилась к Вредке:

– Если ты снесёшь мне заклинание, которое поможет вылечить деревья, я… я отпущу тебя играть с огнедышащими курами, сколько захочешь!

Ну вот, от такого предложения Вредка не откажется ни за что! Гримуар постоянно пытался сломать изгородь, отделявшую его от огнедышащих сестёр, но Клементина и Элитор не позволяли этого сделать из опасений развеять дымом по ветру всё колдовское наследие Заколдунов. (Ну, скорее запретил-то Элитор. Клементина готова была разрешить несколько недолгих встреч под строгим контролем.)

Вредка лишь демонстративно клюнула яблоко острым алым клювом.

– Эй, перестань! – Клементина возмущённо топнула. Она понятия не имела, как подействует недозрелое ядовитое яблоко на здоровье волшебного гримуара в облике наседки, и не собиралась выяснять.

– Что-то она не очень слушает, а? – раздался чей-то голос.

Клементина так и подскочила на месте, ударилась головой о низко висевшую ветку и плюхнулась на землю с громким ох. Почесала ушиб и посмотрела на Вредку: уж не надумала ли эта курица показать своё новое умение? Однако птица как ни в чём не бывало продолжала клевать яблоко. Девочка поднялась.

– Кто это сказал? – сердито спросила она и оглянулась в поисках нарушителя границ. Но никого не увидела.

– Ага, так теперь ты меня слышишь, верно? – спросил голос. Он вроде бы принадлежал мальчику, но казался каким-то дрожащим и гнусавым, как у человека с простудой.

Клементина уставилась на чёрного барашка.

– Пожалуй, это довольно… э… интересный поворот, – заметил барашек.

– Ты говоришь?! – воскликнула Клементина.

У неё подогнулись ноги, и девочка рухнула на колени прямо в грязь, не думая о том, что испачкает дорогое платье или что на него попадёт сок ядовитых яблок. (А вот о последнем, пожалуй, подумать стоило: сок содержал такую сильную кислоту, что прожигал ткань насквозь, если его не смыть.)

– Уверяю тебя, – барашек как ни в чём не бывало хлопал тяжёлыми веками, глядя на хозяйку, – что я удивлён не меньше.

– Сомневаюсь, – выдохнула Клементина, не спуская глаз с существа перед собою.

Вообще-то она не удивилась, что барашек умеет говорить. Ну, или удивилась не слишком сильно. Она с самого начала заподозрила, что эта тварь чересчур умна для барашка, и нетрудно было представить, что избытком ума наградил его лорд Элитор в результате экспериментов – или что изначально это вообще был не барашек, а человек. Впрочем, как он превратился в барашка, её не касалось – но чтобы барашек был говорящим? Это невозможно! Потому что животным на ферме Заколдунов полагалось молчать – и не важно, были они животными всегда или нет.

А раз барашек заговорил, это означало, что все признаки, которые Клементина так старательно пыталась не замечать: сбежавшая, несмотря на подписанный кровью договор, кухарка; застывающие на месте пугала; пропажа огнеупорных заклятий, – больше не замечать нельзя.

Если тихая ферма заговорила, это значит лишь одно: волшебство тёмного лорда Элитора теряет силу.

Глава 5
Тёмный лорд в своей башне, или Как врать, стиснув зубы

Клементина барабанила в дверь. Она не стукнула тихонько и даже не поскреблась еле слышно, она сжала кулаки и обрушила их на дверь.

– Отец! – закричала она тому, кто был по ту сторону двери. Не «шепнула» и даже не произнесла «пониженным тоном». Бараны заговорили, пришёл конец света, и это было правильно – вести себя как можно громче. Потому что она должна быть услышана – а лорду Элитору надо это услышать. – Отец, пожалуйста, открой дверь! Нам надо поговорить!

В мастерской что-то прошуршало, но дверь осталась запертой.

– Отец, пожалуйста! – она снова заколотила кулаками.

И стучала, стучала, стучала, пока вдруг… шшшух. Тяжёлые створки повернулись на петлях, и кулак врезался в воздух. Однако в дверях никто не стоял.

Клементине стало ясно, что это она распахнула дверь – и не кулаками, а волшебством. Только что она сняла одно из заклятий своего отца, причём сделала это нечаянно.

Девочка вошла в мастерскую, внезапно оробев от произведённого ею шума. Хорошо же она выглядела со всеми этими стуками и криком. Вот бы её кто-нибудь сейчас увидел: в панике, ничего не соображавшую от страха – уж он-то обязательно воспользовался этой возможностью застать её врасплох.

Разве не учил её отец сдержанности в этой самой мастерской, когда наставлял в искусстве Тёмного Владычества? Стоило ей сделать хоть малейшую ошибку в заклятии – и его слова свистели в воздухе, как кнут, и ранили куда больнее, чем последствия любой ошибки. От этого она ошибалась снова и снова, отчего Элитор бесился ещё сильнее, и они без конца повторяли урок, пока отец не вылетал вон, пылая от ярости, а Чёрный Дворецкий катился следом за ним, жужжа и щёлкая с самым презрительным видом. В этой самой комнате Элитор услышал, как она поёт – всего однажды, – и мановением руки заставил её горло полыхать огнём каждый раз, стоило ей забыться и запеть. В этой комнате Клементина толкла в ступке рыбьи глаза для его зелий и крошила свежие мандрагоры, кричавшие и корчившиеся от боли.

Сердце замерло у неё в груди. Эта комната явно не была её любимой.

Клементина шагнула внутрь и всмотрелась в царивший здесь полумрак. Отец постарался найти самые плотные тёмные шторы для единственного узкого окна, прорубленного в гранитной стене. В щели между шторами едва пробивался жалкий лучик света, сверкая на кипящих снадобьях, гранях стеклянной посуды и никогда не пустующих медных клетках. Девочка повернулась к окну, и по её безмолвному приказу чары раздвинули плотную ткань, впуская в мастерскую дневной свет.

Лорд Элитор с сердитой гримасой заслонился от солнца, но недостаточно быстро: Клементина успела увидеть его лицо. Он сидел, скорчившись за рабочим столом из мрамора спиной к девочке перед тускло светившей лампой. На ногах, больше не достававших до пола, болтались ставшие слишком большими башмаки. Дворецкий затаился под ним, как будто чёрный кот, свернувшийся клубком в тени, вот только коты не стараются то и дело поправить башмаки на ногах у хозяина.

Лорда Элитора стало трудно узнать. Вместо волос на месте бровей и усов остались мазки чёрной краски на грубой, потрескавшейся коже. Щёки ввалились, и кости торчали, как будто его морили голодом. И хотя лорд постарался отвернуться, Клементина заметила, как сжалось в кулаки то, что оставалось от его рук.

Больше всего ей хотелось сейчас кинуться к отцу, чтобы разжать эти бедные тонкие пальцы, пока они не треснули от напряжения, поцеловать их и прижать к щекам, даже рискуя пораниться об их острые края. Впервые за долгое-долгое время девочке хотелось положить голову к папе на колени и просто выплакаться. У неё на глазах выступили слёзы. Однако она не посмела дать им волю – особенно в этой комнате. Только не в башне тёмного лорда.

– Клементина, – сказал отец, по-прежнему глядя в свои бумаги. – Кажется, я велел тебе не мешать мне работать.

– Д-да, папа, но…

– Запри за собой дверь, когда будешь уходить.

– Я попытаюсь, папа, но…

– И наведи порядок в курятнике. Ты вся провоняла дымом.

– Да, папа, но я пришла сюда, чтобы…

– Я НЕ ПОВТОРЯЮ ДВАЖДЫ! – Элитор стукнул по столу кулаком с громким треском, вскрикнул от боли и прижал руку к груди.

– Папа! – позабыв обо всех страхах перед этой башней, Клементина рухнула на колени возле отца. Если ведьмино проклятие так разрушает его снаружи, жутко подумать, что же с ним творится внутри. Она осторожно погладила руки отца. Дворецкий так и кружил под ногами с тревожным воем.

– Это не больно, – пробормотал лорд Элитор, попытавшись оттолкнуть Клементину. Тычком башмака он заставил Дворецкого замолчать. – По крайней мере, не так… как тебе кажется, – он вздохнул.

На столе остались щепки от руки. Клементина не успела их собрать: сквозняк из окна сдул их на пол. Да и лорд Элитор, похоже, не собирался их возвращать.

– Папа, – сказала Клементина. – Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты скоро снимешь проклятие. Пожалуйста, скажи, как тебе помочь.

Лорд Элитор ничего не ответил. Единственными звуками в мастерской были его свистящее дыхание да низкое жужжание Дворецкого. Клементина в отчаянии оглянулась.

– Папа, на ферме что-то происходит, – тихо проговорила она. Ферма умирает. – Волшебство… я уже не могу сказать, сколько ещё я… мы… сможем поддерживать всё как есть. – Девочка с таким интересом разглядывала складки своего прожжённого соком платья, как будто не видела ничего удивительнее, и старалась дышать как можно ровнее. Наконец она почувствовала осторожное прикосновение. Изуродованная, жалкая рука отца робко гладила её по волосам. Она подалась вперёд.

– Неужели ты совсем не веришь в мои силы? – наконец произнёс тёмный лорд, однако в голосе не хватало прежней надменности.

– Я верю в тебя как никто, папа, – возразила Клементина. – Но ещё я знаю, что ты… ты ведь умираешь.

Его рука замерла в воздухе. И как бы ужасно это ни звучало, но Клементина почувствовала… что-то сродни облегчения, когда произнесла эти слова вслух. Больше не надо было прятать их на задворках сознания, отравляя все остальные мысли.

Она машинально смахнула с подола мелкие щепки.

– Клементина, я сниму это проклятие, – сказал отец, опуская руку. – Не для того Заколдуны правили столетиями в Семи Сёстрах, чтобы сдаться перед…

– Ведьмой? – закончила Клементина, на сей раз едва слышным шёпотом.

Лорд Элитор вздохнул.

– Клементина, пообещай мне кое-что. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы снять проклятие. И до тех пор, пока я это не сделаю, ноги твоей не будет в этой башне.

– Но как же тогда…

– Это не важно. Мой помощник обо всём позаботится.

Чёрный Дворецкий зажужжал, подтверждая слова хозяина, и яростно замигал огоньками на полированном чёрном диске.

Клементина собралась было спорить, но внезапно всё поняла. Отец не хотел повторения сегодняшнего события. Он не хотел, чтобы Клементина видела его в таком состоянии – особенно если всё станет ещё хуже.

– Присмотри за фермой, если сможешь, – хотя тебе придётся иногда появляться и в деревне, чтобы там ничего не заподозрили. Никому не доверяй и ни с кем не разговаривай. Понятно?

Клементина сглотнула комок в горле и кивнула.

– Д-да, папа.

– И кроме того, пообещай мне, что не станешь сама её искать.

Клементина подняла взгляд на отца и, даже несмотря на острые торчащие скулы и то, с каким трудом ему давалось каждое слово, увидела в его глазах то, что напугало её до смерти: страх. Лорд Элитор Заколдун, жестокий Владетель долины Семи Сестёр, профессиональный угнетатель и творец Мерзких Штучек, дрожал от страха.

– Обещай мне, – повторил он, – что не станешь сама искать Стружечную ведьму.

* * *

Лесная ведьма шла через лес и пела.

Птичий щебет и возня мелких лесных зверюшек замирали, как только раздавалось это странное, заунывное пение. Белки забывали о собранных орехах, роняя их на землю и торопясь убраться как можно дальше от этих звуков. Молодая лань застыла на месте, дрожа всем телом, как будто попав под прицел охотника, и не смела шелохнуться, пока ведьма не скрылась из виду. Только деревья, зачарованные пением, жадно склонялись к широко распростёртым рукам.

Тихое жужжание с отчётливым хлопком привлекло её внимание. Она прекратила пение ровно настолько, чтобы рассмотреть маленький плетёный оберег, подвешенный на дубовом суку и лопнувший пополам, так что обрывки нитей затрепетали на ветру, как остатки паутины, прежде чем упасть на землю. У здешних попрыгушек не было против неё ни малейшего шанса. Она это знала, и они это знали. Вот почему они удирали в дальние чащобы, ещё не покорившиеся её чарам. Однако совсем скоро она завладеет всем этим лесом. Как-никак это её дар.

Ведьма покрутила головой, сердито кряхтя из-за треска и хруста. Она провела пальцами по шее и совсем не обрадовалась, найдя кожу ещё более дряблой и обвисшей, чем нынешним утром. В последнее время ведьма слишком напрягалась, вынужденная трудиться на пределе возможностей. Старые кости утомлялись гораздо быстрее, чем когда она была моложе на несколько сотен лет. Чем старее кости, тем более мощное волшебство требуется для их обновления, для того, чтобы кожа оставалась упругой, а светлые волосы отливали чудесным блеском. Вот почему ей был так необходим толчёный рог единорога: старые запасы Стружечной ведьмы давно подошли к концу.

Однако её усилия оправдаются, уверила она себя и снова запела. Уже скоро ей будет принадлежать не только этот лес. Скоро, когда лорда Элитора сломит отчаяние или когда его чары ослабеют, она станет полноправной владычицей Семи Сестёр. И в качестве нового тёмного лорда получит власть над укрытием единорога. Когда она его поймает, ей больше не придётся беспокоиться о потере сил.

Ну, по крайней мере, на ближайшие полторы сотни лет. Ведь у чар вечной юности жуткий аппетит.

* * *

Клементина осторожно закрыла дверь в отцовскую мастерскую. Девочка потёрла красные опухшие глаза, откинула с лица волосы и чуть не налетела на комок чёрной шерсти. Опять этот барашек! Каким-то чудом он смог сюда пробраться – он что, умеет и по лестницам лазать? – и теперь очень серьёзно смотрел на неё.

– Ты ведь собралась нарушить его правила? – проблеял он гнусавым дрожащим голосом.

– Тсс! Брысь отсюда! – Клементина испуганно оглянулась на дверь: она была плотно закрыта и надёжно заперта. Отец заболел, но не оглох, и ему вовсе незачем знать, что дела на ферме настолько плохи, что заколдованный барашек уже шастает по всему замку.

Клементина погнала его прочь по коридору.

– Надо полагать, ты успел всё подслушать, – сердито заметила она. – И с чего это ты взял, будто я не стану ему подчиняться?

– Я уже видел у тебя этот взгляд, – отвечал барашек, спускаясь по лестнице. (Между прочим, он на удивление ловко умел передвигаться по ступеням.) – Это взгляд «сейчас я не послушаюсь папы». Уж я-то хорошо его знаю.

Клементина застыла на последней ступеньке и посмотрела на барашка.

– Я не нарушу своё обещание, – возразила она. – Я всего лишь немного… его изменю, – по коридору девочка вышла на балкон, откуда вся долина была как на ладони. – Искать сведения о Стружечной ведьме – не одно и то же, что искать саму ведьму.

Клементина положила руки на каменные перила. Подумать только, до чего она дошла: не успела пообещать отцу ни с кем не разговаривать – и вот, пожалуйста, делится самыми опасными подробностями их положения с существом, явно умудрившимся так разозлить лорда Элитора, что тот превратил его в барана.

Но хотя Клементина отдавала себе отчёт в том, что от совещания с бараном вряд ли будет много толку или помощи в борьбе с таким могучим противником, как Стружечная ведьма, и что её поступок скорее продиктован желанием поговорить с кем-нибудь… (хоть с кем-то, пока отец затворничает у себя в башне), и что сам лорд Элитор велел никому не доверять… она не смогла отказаться от своей идеи.

– И ты мне поможешь, – заявила Клементина.

От удивления барашек заблеял.

– Я не смогу одна и управляться с фермой, и искать сведения о ведьме, – продолжила Клементина. – И если ты мне поможешь, я обещаю… – она перевела дух и отважно взглянула на барана. – Я обещаю найти способ снова сделать тебя человеком.

Барашек молча жевал верхнюю губу, явно задумавшись над её предложением.

– И ты разрешишь мне читать в библиотеке? – спросил он.

Клементину невольно шокировала картина: мохнатый бараний зад на одном из трофейных тронов её отца.

«Компромиссы важны!» – напомнила себе девочка.

– Я согласна!

* * *

Охотница укрылась в лесной чаще. Она могла бы остановиться в деревне – когда в последний раз ей довелось спать в настоящей постели? – однако неудачная стычка с бандой чумазых мальчишек на школьном дворе мигом положила конец всяким нелепым фантазиям. Едва успев укрыться от подозрительных взглядов местных жителей, она скатала плащ и спрятала в мешок до конца пути, отчасти радуясь возможности больше не кутаться в него в летнюю жару. Кажется, ни деревья, ни горы не оскорбляло её присутствие, в отличие от представителей людского племени. И вдобавок чем ближе ты к своей жертве, тем лучше – удобнее прятаться и выжидать, и быть готовой к тем неожиданным препятствиям, что могут возникнуть на пути.

Шагая под деревьями, охотница не обнаружила никаких следов своей дичи – да и вряд ли они могли появиться так близко к деревне. Однако всё чаще попадались другие следы, и это говорило о том, что не одна она ищет пристанища под сенью этого леса. Намётанный взгляд моментально обнаружил систему в якобы случайных белых метках на стволах – скорее всего, чья-то тропа – силки на кроликов и оленей, а также маленькие кучки гальки, клочки шерсти и щепки. На первый взгляд обычный лесной мусор, а на самом деле волшебные обереги. В лесу явно обитали попрыгушки, и вряд ли им придётся по вкусу род её занятий. Она постаралась как можно скорее сойти с размеченных ими троп, предпочитая укрыться в менее обжитой части леса.

Это была совсем непролазная чаща, однако охотница научилась легко продвигаться через любой бурелом. Решение переместиться из сердца чащобы ближе к горам оказалось верным. В конце концов, она и по следу шла через горы. Она успела вдоволь наслушаться разговоров в деревне, прежде чем позволила местным себя увидеть, и все слухи указывали на одно и то же. Лихорадочное покалывание в костях, тёплые поцелуи ветра, дувшего ей в затылок с Третьей и Четвёртой Сестёр, шептали о том, что жертва близко и она сейчас в месте своей силы.

Конечно, у неё не было ни одного вещественного доказательства. Выследить такое изощрённое чудище намного сложнее, чем идти по следу оленя, медведя или даже дракона. Ей не помогали ни отметины на земле, ни взрытая когтями земля, ни обломанные ветки. Однако это покалывание, эта щекотка, зарождавшаяся в костях и тревожившая старую рану, ещё сильнее кривили губы при воспоминании об испытанной боли, и этого было достаточно, чтобы она убедилась в своих подозрениях. Она словно шла вдоль натянутой струны, гудевшей от напряжения между нею и тварью, которую она разыскивала. Охотница поднималась всё выше и выше в горы, пока не оказалась в непроницаемом тумане.

Да, в этих местах точно обитал единорог.

И Дарка Веск-Старзек была полна решимости его убить.