Читать книгу: «Ветер с той стороны», страница 3
Соседка стояла посреди пустого двора, но при этом пыталась идти и всё равно оставалась на месте. Её тело дёргалось, как на ускоренной перемотке, на мгновения теряло объём и становилось двумерной картинкой, а потом снова разворачивалось в третье измерение. Инна что-то бормотала, но её голос зажёвывался и разбивался на отдельные звуки, прокручивался наоборот.
Ян влетел в чёрную пасть подъезда и дальнейший ход событий наблюдал уже оттуда.
Инна – точнее её изображение на поверхности двора, иначе Ян просто не мог осмыслить происходящее – пульсировала и сворачивалась внутрь самой себя, расплывалась по ткани реальности ужасным деформированным пятном, в котором с трудом угадывалось что-то человеческое. Часть её «текстур» была на уровне второго этажа, часть расползлась по земле. Заевший голос сменился тонким писком сломанного прибора – этот звук ещё долго стоял в ушах Яна. Реальность качнулась в последний раз, и то, что осталось от Инны, исчезло, втянулось в само себя, просочилось сквозь невидимые поры в анти-мир. Писк оборвался.
Ян бежал домой со странной смесью искрящегося ужаса и восторга, за который ему было стыдно. На следующий день он вернулся во двор. Тот был так же безлюден, и до мальчика наконец дошло, что двухэтажка заброшена.
Неловко ступая, он приблизился к месту, где растворилась Инна, и застыл. Теперь там стоял небольшой каменный фонтан, покрытый трещинами и поросший мхом. Ян мог поклясться, что вчера его там не было, но фонтан был не просто реальным, но ещё и выглядел старше окружавшего его двора: от бортика отвалился кусок, обнажив скелет арматуры, краны сгнили, а на дне валялись бутылочные осколки.
– Её Город проглотил, – спокойно сообщила Агата и натянула плед повыше, до самых щёк.
– Что это значит?
– Город у нас такой. Голодный вечно. Выбирает человека, а он начинает в него прорастать. Это как… – Агата посмотрела в темнеющее небо. – Как чёрная дыра, которая захватывает звезду и перемалывает её десятки тысяч лет. Город цепляет поле человека, а потом многие годы деформирует его и втягивает в себя. Не смотри так, это очень долгий процесс, мне до такого далеко, – легко рассмеялась она.
– Поле? Это ещё что?
– Что-то вроде отпечатка данных человека. Вообще всех данных.
– Это ещё каких?
– О том, как он менял мир.
Ян недоверчиво прищурился, ожидая дальнейших пояснений, но Агата лишь развела руками, показывая, что всё сказала.
– Но зачем это всё… Почему Город такой?
Она равнодушно пожала плечами.
– Был у меня хороший знакомый. Сгинул три месяца назад, как твоя Инна. Упоминал какую-то засекреченную катастрофу, после которой Город стал таким. Но подробно никогда не рассказывал. Боялся.
– Ну так и что должны делать те, кто… кого…
– Гулять. Смотреть.
– И всё?
Агата сделала такое обречённое лицо, что Ян прикусил язык. Паззл в его голове только что сложился.
– Прости. Я идиот.
– Всё в порядке. Ну да, сначала Город не требует гулять много. Потом… сам знаешь, как происходит. Знакомый говорил… Как же он там говорил? А! Он говорил, что в моменты таких приступов ему позарез надо было наступить чуть ли не на каждый квадратный метр Города. Каждую стенку потрогать, на каждой скамейке посидеть. Как будто без этого не было смысла жить. А в конце, когда поля не остаётся… Ну ты видел.
Ян сжал кулаки, вспоминая звон ключей Инны и её шарканье по лестнице в шестом часу утра.
– А что ощущает человек, когда его… Ну…
– Не знаю. Мне кажется, его сначала парализует потихоньку, как когда из Города выбираешься. Тело ведь немеет из-за истончения поля, просто в одном случае это обратимо, а в другом… Даже думать не хочу.
Они помолчали, не желая подступать вплотную к точке, куда неизбежно зашёл их разговор.
– Ты тоже исчезнешь? – спросил Ян, стараясь звучать максимально по-деловому.
– Видимо, да. Когда-нибудь.
Его неприятно пробрало морозом от её встречного будничного тона.
– И с этим ничего нельзя сделать? Уехать совсем никак?
– Всё, что вне Города для меня – это как безвоздушное пространство. Уехать – значит добровольно приблизить то, что произошло с Инной.
Ян не видел рук Агаты, но услышал знакомый хруст пластика и фольги под пледом. Агата отвернулась, отгораживаясь тёмно-серой шторой волос, а затем щедро отхлебнула из бокала вопреки всем противопоказаниям.
– Я боюсь исчезнуть, Ян. Я ужасно боюсь исчезнуть. Я так не хочу.
Ян застыл. Он никогда не знал, как правильно утешать, несмотря на то, что за свою жизнь выслушал сотни самых разных слов утешения во всех возможных комбинациях. Но от них никогда не становилось легче. Может, в этом и была проблема? Каждый раз, когда кому-то рядом было плохо, он замирал и ждал, что человек успокоится сам – по крайней мере, так он не делал хуже.
– Ты только не говори ничего, пожалуйста, – спохватилась Агата. – Я сама не знаю, что хочу услышать.
– Это хорошо, потому что я не знаю, что сказать, – выпалил Ян, пугаясь собственной прямолинейности. – Но я знаю, что можно сделать. Может, ты могла бы научиться задерживать дыхание?
* * *
Вот уже четыре года по выходным они выезжали из Города на стареньком красном «Рено» Яна, каждый раз останавливаясь чуть дальше, чем в предыдущий. Агата падала в траву и неподвижно смотрела в небо, фиксируя нарастающее в мышцах онемение и пытаясь если не ослабить его, то хотя бы сдержать. А Ян стоял поодаль и следил за шумом, который начинал исходить от Агаты спустя некоторое время. Она объясняла, что за пределами Города перестаёт быть упорядоченной, что бы это ни значило. Он делал вид, что понимал.
Иногда трава была чересчур высокой, и девушка скрывалась в ней полностью. В такие моменты Ян ощущал, как в его венах пульсирует нарастающая паника, и незаметно подходил ближе, чтобы держать в поле зрения хотя бы часть Агаты.
По ночам он представлял, что было бы, если бы она исчезла. Наверное, он бы тоже исчез. Молчаливая, отстранённая, но при этом заботливая и остроумная Агата настолько вросла в его повседневность, что он не мог представить жизнь без неё так же, как и не мог вообразить, что будет после смерти. Мозг попросту не знал, что рисовать.
Он бы мог уехать сразу после университета – уже на последнем курсе, после практики, ему предлагали поработать за границей. Но он сразу понял, что без неё смысла в этом не было. Хотя Агата никогда ни о чём таком не просила, Ян покидал Город только по выходным – вместе с ней. Когда ей удавалось пробыть за его чертой дольше обычного, они безудержно смеялись и представляли, как спустя ещё пару-тройку лет таких тренировок смогут отправиться куда захотят. Непременно на самолёте. Он видел, как менялось её лицо каждый раз, когда небо наполнялось далёким шумом двигателей, и мечтал увидеть её восторг, когда они окажутся в тысячах метров над землёй. Полёт стал их общей целью.
Каким бы маленьким ни был Город, пока в нём жила Агата, Ян не ощущал себя его пленником.
Ян сам не знал, на что надеялся вот уже четыре года. Что она полюбит его? Однажды Агата прямо сказала, что не может дать ничего больше дружбы. Чем дольше он общался с ней, тем больше понимал, что это правда. Она могла вытаскивать его из передряг, приезжать с лекарствами и фруктами, когда он болел, обсуждать всё на свете – от работы до его неудачных свиданий, целый день смотреть с ним дурацкие сериалы и понимать так, как он сам себя не понимал, но как только между ними проскальзывала хотя бы тень чего-то большего, Агату словно заменяли на злобного двойника. В лучшем случае она закрывалась в себе или уходила. В день, когда произошёл худший случай, он забыл, как пользоваться банковской картой.
* * *
Тот день должен был стать особенным. В какой-то степени он таким и стал – такой опустошённой и разбитой Ян не видел Агату никогда. За все годы их знакомства она проявила меньше эмоций, чем за те пару часов дома у Яна, куда он позвал её на их традиционные пятничные роллы и сериал.
Она тогда сказала много злых слов в сердцах, но он не особо слушал. Позже он понял, почему подруга так отреагировала на его признание в любви – это была защита от него и для него. Грубая и примитивная в своей прямоте. Но одну стену Яну всё же удалось сломать и тем самым нечаянно удовлетворить любопытство, зудевшее в нём с тех пор, как опустела соседская квартира. Когда Агата не выдержала напора эмоций и всё же сорвалась в рыдания, мир в пределах её влияния сдвинулся и ненароком приоткрыл завесу, за которой таилось то, что позже они в своих разговорах назвали «та сторона».
Если бы Яна спросили о том, как она выглядит, он бы ответил: «Поток». Глазами это не воспринималось, только телом и чем-то ещё внутри, о существовании чего Ян задумывался лишь один раз в жизни – когда Агата рассказала ему про «поле». Теперь он понимал. Теперь он верил. Даже не так – знал.
Всё его поле, поросшее сделанными за двадцать шесть лет выборами, скопившимися эмоциями, оставленными на поверхности мира отпечатками, оказалось вмиг подхваченным потоком, и пока их с Агатой тела застыли посреди комнаты, настоящий он летел прочь среди бесчисленных сигналов с таких же полей, среди строк неизвестного кода, на котором было написано вообще всё. Движение было и формой, и сутью, только оно имело смысл, только в нём и был заключён весь мир. Так легко… Как он всю жизнь мог не замечать, что тело ужасно тяжёлое и неудобное? Линия времени развернулась в плоскость, а затем – в многомерную фигуру, названия которой Ян не знал. Впрочем, никакие названия больше не имели смысла. Только поток.
