Читать книгу: «Всего лишь ремесло», страница 3

В спешке намыливая голову, нащупывая с зажмуренными глазами мочалку, Александр опрокинул бутылку с шампунем. Добрая четверть густой жидкости отправилась в канализацию. «Все…. Неделю придется одним мылом пользоваться. В противном случае до конца месяца не хватит», – сделанный вывод на фоне недавно представляемых событий, мог довести до слез кого угодно, но подоспевшая злость спасла парня от отчаяния. «Такое экономить!» Вместе с шампунем сквозь решетку на полу просачивались и поугасшие мечты. Меркли пестрые краски, возвращалась настоящая жизнь, а вместе с ней и душевая, покрытая отваливающейся от стен плиткой, с неуклюже свисающими с потолка лампочками, ржавчиной на полу. Ненавистью и завистью одновременно поливал Клот тех, о ком мечтал, в чьи ряды хотел влиться. «Они живут недоступной, дорогой и красивой жизнью, а мне экономить», – уже не злясь, а грустя, он аккуратно закрутил пробку. Ведь, как ни горько, а экономить шампунь все же приходилось, как и спички, газ, электричество, еду и все, поддающееся экономии.

Не смотря на жгучее желание засесть за работу, менять планов Александр не стал – зашел в приветливые магазины. Карман и душу грели выданные мастером деньги. Купил новую цепь на пилу, пару понравившихся сувениров: глобус, металлическую флягу для коньяка, стеклянные фигурки рыб, порадовал себя очередной зажигалкой со встроенным фонариком, которой пользоваться не спешил, и газом не заправлял, хотя баллончик предусмотрительно приобрел. Клот оставлял все накопленное на лучшие времена, когда он не сможет испортить красивую вещь, замусолить ее на грубых физических работах. Ожидая звездного часа хозяина, каждый месяц очередной набор побрякушек летел в сервант.

Полюбовался электронным измерителем нитратов, пересчитал остаток зарплаты, проклял его космическую цену…. Еще хватало на резиновые, утепленные мехом, сапоги. Подобные покупки не радовали парня, но являлись постоянно отлаживаемой необходимостью. «После возьму. И так потратился». Вместе с карманом оскудела и радость. Экономя, Клот отказался от поездки в автобусе. Благо, спешить было некуда, а возвращаться домой не хотелось. Включив плеер, он побрел сквозь озябший, уставший от зимы город, вызывая в памяти очаровательных исполнительниц, вспоминая их клипы. Качество и смысл песен в расчет не брались, Александру больше нравилась та музыка, которая исходила от более сексуальной, более красивой девчонки.

Он снова впадал в мечты, не замечая того, ускорял шаг, все сильнее и сильнее сжимал холодный металл зажигалки, жестикулировал руками и морально готовился к всевозможным ситуациям в будущем: «…Как не выставиться глупцом, если красавица с микрофоном неожиданно умостится у меня на коленях, обнимет за плечи, коснется ресницами щеки? Что делать, как отвечать?» Александр придумывал, заучивал фразы для выхода из любой возможной неловкости, произносил их вслух, пока внезапно ни очнулся и ни устыдился своих наивных мечтаний. Пытаясь уменьшиться, стать невидимым, Клот сжался, страх, что кто-то подслушает его слова, а главное, мысли, не отпускал. Боясь выдать тайну, он продвигался вперед, как можно медленнее. Иногда останавливался, заглядывал в урны – вдруг повезет как в фильмах: «Ведь есть же на свете богатенькие дурашки: взял и выбросил толстую пачку денег. Психанул, и все тут…, для кого-то пустяк обеспечит мое существование». Во что, конечно, с трудом верилось. Нет, не в находку плотной, с особым запахом упаковки – это как раз возможно, а вот существование людей, имеющих такие деньги, к тому же потеря которых никак не отразится на их жизнях, ни займет и минуты мыслей, не вызовет сожалений – вот это казалось ложью. Так или иначе, он упорно заглядывал в мусорные бачки, разбросанные вдоль тротуаров города. Из той же оперы выкарабкивались надежды о тайном поклоннике его творчества, разумеется, весьма состоятельном, безвозмездно решающем все его финансовые проблемы. В свою очередь Александр обещал не жадничать и также помогать обделенным, но даровитым. Такие обещания непременно должны были услышать неведомые силы и добавить ему шансов на исполнение собственных желаний. Но, ни психованные дурашки, ни тайные почитатели не торопились входить в его жизнь и менять что-то к лучшему. Судьба вообще ничего парню не давала, хотя ничего и не отбирала. Александру ни разу не посчастливилось найти хотя бы мелкую монету, но он их ни разу и не терял. Все, оказывающееся в его распоряжении, все, на что он мог рассчитывать, исходило из его же усилий. Именно благодаря нейтралитету судьбы, Клот в нее и не верил…. Кругом маячили люди. Многим из них чертовски везло, другие захлебывались в хронических несчастьях, а он так и оставался на обочине, позабытый, не востребованный третьими силами, которые почему-то упорно его игнорировали.

Наконец, после нескольких часов утомительного путешествия показался знакомый проулок, ведущий к безымянной деревушки, коих в округе и не счесть. Столь резкий переход из города в нищету выгонял из головы Александра надуманные за дорогу глупости. Всего два шага отделяли роскошь величественных многоэтажек и огромных особняков от грязных грунтовых дорог деревни с раскинувшимися по ее краям приземистыми избушками. Летом еще ничего: буяющая зелень маскировала серость… Сейчас же вся ничтожность поселка, не уступающая в бесцветности хмурому небу, ничем не прикрывалась. Покосившиеся от старости кривые дома утопали в сугробах.… Редко встречались обновленные металлочерепицей крыши, поправленные цветным кирпичом заборы – крошки красоты, требующие от хозяев долгих лет физического труда и скрупулезных финансовых накоплений, что делало постройки еще омерзительнее, еще явственнее кричащими о бессмысленности вложенных в них трудов.

Достав сигарету, проверив карманы и не найдя спичек, Александр свернул к ближайшей калитке. Идти до своего дома оставалось немного, но ему приспичило закурить прямо сейчас. После звонкого лая собаки, на пороге появилась хозяйка.

– Что?

– Подкурить, если можно…

– Во двор заходи. Не бойся, цепь у Цыгана крепкая….

Женщина вынесла коробок спичек и, поеживаясь от холода, направилась обратно в дом.

В своем собственном обиталище его встречали картины тех же красок и направлений – жалкие лачуги, угрожающие развалиться в самую неожиданную минуту, вряд ли поддающиеся ремонту и реконструкции, и это в то время как перед глазами вставали большие, прекрасные, не плачущие гнилью особняки, не помышляющие ни трескаться, ни разваливаться.

«Те, кому я строю, мой дом под снос бы определили». Как Александр ни старался любить свое маленькое убежище от мирских невзгод, выглядело оно весьма убого.

Около проржавевшей калитки дремал Гром. Из будки торчало несколько кошачьих голов. На нем самом, возвышаясь двумя белесыми клубками, умостились несколько котят – так уютнее спалось всем. Не желая сгонять маленькие грелки, Гром приоткрыл глаза, едва шевельнул хвостом.

– Спите, спите, – согласился Клот с желанием друга не вставать, разрешил себя не приветствовать.

Оказавшись у экрана компьютера, парень долго всматривался в мерцающий курсор новой строчки – первоначальный порыв к творчеству остыл, а фантазию истощили праздные мечтания и интенсивная ходьба. Хотелось отдохнуть – почитать, послушать музыку, посмотреть любимые фильмы. «Зачем мне так много увлечений?» – вздыхал Александр, не зная, чему отдать предпочтение.

«Она ждет. Одна. Моя Лита. Ради нее я обязан пытаться. Другого мне не остается. Бросить все, признать невозможность нашего счастья? Сдаться?» Вспомнилось красивое лицо девушки, последний вечер, проведенный вместе. Комната наполнилась мертвым одиночеством, а сердце – жалостью к себе, по венам разлилась тёплая нежность.

«Нужно продолжать, больше негде заработать нормальных денег». Клот придвинулся к столу, достал записи. Вскоре он поймал себя на прочтении одной и той же строчки в третий раз подряд и не понимании смысла написанного. Глаза начинало резать огнем. Клот бросал вычитку, приступал к написанию нового, но и тут летел вперёд, не вдумываясь, не останавливаясь. Александр уступал мысли порыву – без разбору выливал слова на бумагу. Дело продвигалось. Напечатав страницу за пятнадцать минут, Клот удовлетворенно просмотрел готовый, по его мнению, к публикации текст. Взятый темп придавал сил.

«За страницу можно и перекурить, а лучше завтра продолжу». Сделав музыку погромче, Александр в приподнятом настроении направился в кухню. «Может, еще страничку? Нужно делать больше, быстрее, – скреблись в голове сомнения, но писать не хотелось. – Без того дел накопилось невпроворот, и потом время на творчество еще найдется». Да, добьюсь, непременно, а сейчас нужно ремонтом заняться. Положу пару квадратов плитки, заодно музыку послушаю», – уговорил себя Александр и, покончив с сигаретой, замешал клей. «Медленно, но уверенно ремонт-то идет», – подсчитал деньги, вложенные в стены. Выходило немало по его меркам. Воодушевленный достижениями, принялся за дело с удвоенной энергией. Сил хватило ненадолго. От усердного ползания по полу и перетаскивания тяжестей ломило спину, ныла шея. Александр все чаще устраивал перерывы, варил кофе, курил. Что-то понукало сесть за стол и продолжить рассказ…, и в то же время он находил тысячи оправданий этого не делать, все, вроде бы, сходилось: «Устал, не высплюсь, голова уже не способна на свежесть мыслей». Но и другое Я не сдавалось: «Отговорки, – твердило оно. – Так и вечность пройдет, а задуманного не исполнишь. Пиши!»

Походив по комнате, Клот уселся за компьютер, но думать никак не хотелось, и после первого же неумелого предложения самоуговоры подействовали, настойчиво доказав свою разумность: «Завтра. Времени всегда хватит, его иногда девать некуда», – убеждал Клот суровые портреты писателей, живущие на стенах, твердящие: «Завтра точно ничего не получится. Давай сейчас». Александр уже прислушался, почти сдался, почти решился пожертвовать нескромным количеством времени, как вдруг погас свет. Все решилось само по себе. «Ну, ведь никак», – расстраивался Клот, не зная, что улыбается.

Облегченно заныли натруженные мышцы. Чрезмерное переутомление не позволяло уснуть. Александр мучился, пока не зазвонил телефон.

– Деньги перевели! – бодрый голос Ивана и радостная весть приподняли Клота с постели. – Я тебе очередь занял. Давай скорее, иначе до завтра стоять будешь. Народу собралось…. Я и не знал, что у нас столько работает.…

– Бегу, – коротко бросил Александр, вскакивая с дивана.

Усталость испарилась вместе с плохим настроением. Но во время пути одно обстоятельство все же подпортило внезапную радость: на плеере сел аккумулятор. Клот не намеревался прогуливаться поздно ночью, а потому и не произвел ежедневную подзарядку устройства. Сейчас же хотелось слушать веселую, непременно жизнерадостную, хоть и бессмысленную музыку. Под нее в голове легче разворачивались сказочные картины, возрождались надежды на скорую будущность. Пока звучала музыка, он настойчиво перелистывал попадающиеся «песни о жизни», заставляющее прислушиваться к собственным чувствам.

– Ты что так долго? – Клот застал Ивана, уже опускающего деньги в карман. – Пошли, как бабки в школу, – усмехнулся напарник, продвигая Александра вперед. Над толпой пронеслось недовольное жужжание.

– Куда без очереди…?!

– Он здесь не стоял…

– Молодежь совсем обнаглела…

Клот, защищаемый Иваном, успел снять наличность и отойти от банкомата, так и не испытав обычных в таких случаях волнений, вынуждающих скуривать одну сигарету за другой, топтаться на месте или ускоренно щелкать семечки. Не состоялись и преобладающие в очередях опасения: «Вдруг на мне деньги закончатся? А если сейчас подойдут занявшие раньше, ненадолго отошедшие по делам? Может, найдутся и отталкивающие меня в край очереди…»

Пересчитав деньги, Клот присоединился к толпе уже получивших, на зависть окружающим, зарплату. Компания расположилась неподалеку от круглосуточного магазинчика, вмещающего в себя неиссякаемые запасы спиртного.

– Так, чего ты так долго? – поднося парню бокал пива, Иван повторил вопрос. – Кошка дорогу перебежала, круголя давал?

– Нет, я в такое не верю, далеко живу. Сам знаешь. Ладно, я пойду, назад еще топать…, – сделав пару глотков и попрощавшись, Александр двинулся в обратный путь.

До его слуха донесся один из тысячи поржавевших анекдотов и дружный хохот рабочих. По пути Клот наткнулся на не ясно, для чего всегда открытый обувной магазин. Улыбнулся зажатой в ладони монете: «Орел или решка? Ерунда, какая», – так и не подбросив ее в воздух, заглянул внутрь. Сожалея, что в его краях не вечное лето, выбрал теплые, со слов заспанной продавщицы, непромокаемые сапоги.

Так как радоваться выходило больше нечему, добраться до дома оказалось нелегко. Трудный день, несколько сложных походов и столь стремительный забег к банкомату вытянули из него последние силы. Парень едва доплелся до компьютера, еще раз расстроился из-за невыхода нового эпизода про звезды и рухнул на диван. Перед самым забытьем голову посетила интересная мысль. Нужно было встать, записать, но лень. «До утра не забуду», – успокоившись таким решением, Александр погрузился в сон. Естественно, с рассветом от ночной гостьи не осталось и следа.

Глава 4

Утро началось как обычно со звонка Нины. На этот раз Александр с тревогой поднял трубку: воскресенье, и будить на работу его незачем.

– Привет, сынок, – радостные нотки в голосе матери успокаивали, – поздравляю с обновкой. Молодец, не поскупился. Мы с отцом половину суммы вернем, не сомневайся…. Ты салатницу так и не нашел?

– Нет, я приносил.

– Не все, двух длинненьких, с синими крышками не хватает. Поищи получше, мне же тебе обед некуда складывать.

Еще раз убедившись в разведывательных способностях матери, истоки которых Александр обнаружить даже не пытался, испытав знакомую пустоту, приносимую словами, поблагодарил Нину и положил трубку.

Сегодня утро выдалось холоднее обычного. Тем не менее, парень, увиливая от вчерашних обещаний, нашел, чем заняться: почистил во дворе снег, разложил по полочкам в сарае инструмент, починил поломанную будку. Хозяйским взглядом осмотрел унаследованную землю. Хотелось весны, тепла, времени, когда засаживают огород, радуются наливающимся на деревьях почкам, а вечером при поливе наблюдают оживление подвявших за день растений. Клот любил возиться в земле, любил, не смотря на жару, не смотря ни на что. С радостью копался целый день во дворе, переделывая сотни больших и мелких дел, доходя до физического бессилия и счастья одновременно, за что соседи часто расхваливали Александра. И не сыскать в округе тех, кто бы ни знал, что в этом доме живет трудолюбивый, упорный человек, нередко наставляемый в пример и укор другим.

Заработавшись до захода солнца и исчерпав возможность сделать что-нибудь еще, Александр уселся за написания рассказов, но вслед за светилом ушли и последние силы. День изнурительного труда, который он ненавидел не меньше Бальзака, но и бросить тоже не мог, оставлял плохой осадок. В итоге за письменный стол Клот попадал, когда с чувством выпряженного, едва держащегося на ногах животного, люди заваливаются спать. Обдумывать и планировать последующие шаги в творчестве он уже не мог, не говоря уже о способности оценивать качества написанного, зачастую измеряемого количеством выдавленных из себя слов: скупых, повторяющихся, несущих сплошную пустоту. Иногда погода вмешивалась в обстоятельства, и тогда Александр оказывался у стола в самое нужное, самое плодотворное время суток – утром. Тогда начинало получаться лучше, но перечитывать старое на свежую голову он боялся, справедливо предвидя уровень рассказов, написанных в полуобморочном состоянии. Свежая голова или нет, Александру все равно приходилось уговаривать себя писать, ведь всегда находились дела поинтереснее. В борьбе с ленью, взяв пример с великих авторов, Клот попытался определить минимальное время, ежедневно затрачиваемое на творчество. Уловка провалилась. Мучаясь, он досиживал до установленного времени, тратя большую его часть на перекуры и рассматривания пейзажей в окне. Вместо сюжетов воображение рисовало легкую, красивую будущность, и работе в ней отводилось немногое, зачастую она виделась развлечением в периоды душевной скуки, задержек веселых встреч и праздников. Шел дождь или падали на землю прожорливые морозы, в любом случае Клот пытался найти хоть какое-нибудь занятие, позволяющее избежать сочинительства. Стоило проснуться и увидеть, что сама природа понукает его к делу, сразу портилось настроение. Толком Александр и сам не знал, чего боится, ведь начальства над ним не было, никто не мог заставить его писать, а значит, и осудить, и наказать за промахи тоже было некому. Не смотря на это, страх все равно не проходил, а настроение улучшалось при одной мысли, что скоро конец, что можно встать из-за стола и заняться…, да не важно чем, главное – встать и уйти от неслаженного, сыплющегося сюжета и деревянных героев, а затем целый день чувствовать удовлетворение, что все-таки решился и писал. Если же выходило недурно, Александр сразу сомневался, его ли рукой написаны предложения. Возможно, кто-то сделал работу, пока он спал или витал в облаках. Клот до бесконечности прокручивал в голове написанное. Иногда из текста нечаянно вырисовывались выводы, о которых автор и не думал говорить, но радовало, что остальные непременно их заметят. Но и тут Александра подстерегал неясный трепет, запрещающий отправить выстраданные строки в журналы или выложить их на всеобщее обозрение в интернет. Решая: «Еще рано. С публикацией можно подождать», – и написанное тут же становилось прекраснее, озаряясь сказочным светом бездействия.

«Хоть бы кто позвонил, приехал. Скукотище», – время творчества в очередной раз успешно миновало, погода ухудшилась заперев Александра в доме, где, обойдя каждый угол, он не нашел, к чему придраться, что протереть или подправить. Ухватившись за идею о гостях, Клот сварил кофе, пережаренное, кислое, чересчур разрекламированное; сейчас черная бурда казалось вкуснее обыкновенного.

«Пригласить друзей. Посидеть». Забыв добавить холодной воды в чашку, он, не замечая, обжигал горло. Договорившись по телефону с приятелем о встрече, забегал по комнате: «В магазин скупиться, и тут до логического конца довести, – покосился на оставшийся со вчерашнего вечера подсыхающий в ведре клей, – на пару плиточек, но и ему пропасть не дам». Кое-как закончив с ремонтом, прихватил добрую часть оставшихся денег, отправился за угощением.

Завидев постоянного клиента, продавщицы недовольно хмыкнули в ответ на его тихое «Здрасте». Девушки хорошо помнили вошедшего зануду и всегда ругались, выясняя, чья очередь обслуживать скрягу, придиру, которого нечего и думать обсчитать – олицетворение в одном лице всех, им яро ненавистных. «Каждую горошину обнюхает, а купит на копейку».

Вопреки их ожиданиям, сегодня Александр взялся удивлять, ему и самому пробудившаяся расточительность оказалась в новинку: накупил много и не из дешевого.

– Видно, дела у него пошли…, – выходя, услышал он за спиной.

– Ну?!

– На, пятерочку, – отправила одна из них в карман помятую купюру.

– Дай бог, не последняя….

Задержавшись на ступенях (а вдруг еще что приятное скажут), Клот случайно обратил внимание на фасад магазина. «Плитка в два раза дороже, чем у меня в ванной. Рабочих много, делают все за неделю; а я уже сколько вожусь, а все на месте, и не так ровненько, как у них получается». Не намечайся у Александра скорая встреча, он бы впал в отчаяние на несколько дней. Скрупулезно и хмуро продолжил бы ремонт, подмечая все мелкие недочеты, выражая постоянное недовольство, что, как правило, заканчивалось нервотрепкой, расстройством желудка и еще худшим результатом работы, с последующим начинанием ремонта заново.

До прибытия гостей оставалось несколько часов.

«Сварю креветки».

«Королевские» – тешило самолюбие название на упаковке. Помявшись, отложил спичечный коробок в сторону, подкурил от газовой конфорки. Специальным ножом, очень неудобным и отбирающим кучу времени, зато не срезающим и грамма лишнего, начистил картошки…. Поставил в морозилку вино.

«Черный предупредил, что будет не один и не с друзьями», – приятная дрожь от предвкушения новых знакомств пробежала по телу.

Александр взялся за веник, но в комнатах все блестело. Тогда решил устроить небольшой, строго спланированный беспорядок: набросал стопки книг и блокнотов на стол. «Заметят, обязательно спросят, чем это я тут занимаюсь». Вынул из укрытий то немногое, что накопилось у него ценного: электронный переводчик, старый нерабочий принтер и несколько мобильных телефонов «прошлого столетия»; разложил все на подоконниках, ошибочно полагая, что немного роскоши среди общей бедноты подымут его в глазах гостей, намекнут на состоятельность хозяина. Вспомнил о резервном куске мяса, поставил на плиту сковороду. Посомневавшись, вернул приготовленную спичку обратно в коробок, нашел горелую, и от уже зажженной конфорки воспламенил следующую. Затем от той же спички подкурил и, чуть не опалив пальцы, выбросил огарок в ведро. «Больше ею не воспользуешься».

Лай во дворе возвестил о прибытии гостей. Александр скинул с входной двери крючок, стараясь не шуметь, прокрался обратно в кухню.

– Сюда?

– Темно, ужас, – раздались сладкие голоса незнакомок.

Не успев представить их внешность, насладиться волнующим моментом, Клот поспешил на помощь.

– Ничего, я проведу. Осторожно, здесь яма.

– Меня не забудьте! – услышав про яму, забеспокоился мужской бас. – Сколько в ней кубов? – осмотрел Черный зияющую дверь в землю.

– Три с половиной.

– Вручную! Как у тебя терпения хватило? Я бы бросил.

На каменистых стенах выгребной ямы отчетливо вырисовывались рваные полосы от ударов кирки и лома. Вокруг высились глыбы разбитых, но все еще внушительных пластов сланца.

– Сколько мучился?

– Месяца два.

– Я бы бросил! Каждый день…!

– Соседи тоже не верили, что получится, особенно в первую неделю, когда начинал врываться, – усмехнулся Александр, вспомнив прохожих, непременно заглядывающих вниз. Каждому кортело спросить: «Сколько возишься? Для чего?» – и, получив ответы, сделать вывод: «Да зачем оно нужно, так копать?!» – что добавляло Александру сил действовать дальше, делало его сильней других.

Сейчас это воспоминание, как и долгое рассматривание ямы, являлось чрезвычайно важным делом и вызывало у всех огромный интерес. Каждый подмечал или торчащий острый камень, срезанный перфоратором, или ночное насекомое, барахтающееся на дне, строили догадки, как оно туда попало и почему зимой. Всему придавалось первоочередное значение во избежание разговоров и мыслей о действительно интересных всем собравшимся занятиях, уже спешащих продолжить вечер.

– Да! – неопределенно протянул Черный.

Следом раздался неразборчивый нежный голосок, вызвавший у Александра желание вернуться назад, закинуть в петлю крючок: «Постучат, постучат и уедут». От глупости, как это ни странно, спасала темнота. По бетону постукивали две пары каблучков.

«Как на них смотреть, что говорить?» – волновался Клот, знакомиться доводилось нечасто.… Разве что Лита. Да и когда это было, и то после года общения через интернет, когда уже в какой-то мере стали близки друг другу. А тут? За экраном не спрячешься. Не выставиться бы скучным нелюдем или, наоборот, балаболом. Александр, как и любой другой, хотел понравиться сразу. Часто при знакомстве первое впечатление сильнее доводов разума и после еще долго способно затмевать любые недостатки человека. Просто понравиться без далеко идущих планов, как все думают или как все самообманываются. Ведь стыдно заранее представлять то дальнейшее, для чего на самом деле собрались, а после уж легко – ничего не изменить, а значит поздно о чем-то сожалеть. Скрипнув, дверь поддалась, впустила в дом гостей.

– Здорово, домосед, – крепким рукопожатием поприветствовал Черный Александра.

– Привет, чёрный человек.

Сам-то черный был блондином, сегодня чисто выбритым, предпочитающим исключительно траурные наряды, за что и получил свое прозвище.

«Не побрился, забыл», – провел Александр ладонью по своей трехдневной щетине. Хотя на самом деле не забыл, просто в целях экономии пользовался станками раз в три дня, а прошло всего два.

Возясь со шнурками, приятель закрыл своей шкафообразной фигурой теснящихся позади девчонок.

– Пардонте! – догадавшись про доставляемые неудобства, он пропустил их вперед. – Вот. Вика и Евгения. В кафе познакомились….

Прихожая наполнилась сильным запахом духов вперемешку с кисловатым ароматом вина. Вздрагивая от холода, девушки пытались протиснуться вглубь комнаты.

– Привет, – бросила каждая из них, нагибаясь и снимая обувь, толи со стыдом, толи с завистью покосившись на плакаты конкуренток.

Александр, с трудом поборов волнение, выдавил из себя ответное приветствие.

Поддерживая обеих за талии, Черный, улыбаясь во всю белизну зубов, делал Александру нескромные знаки, намекая, какая кому из гостьей предназначена. Оставив на стульях верхнюю одежду, прошли в зал. Запах духов усилился. Рассмотреть Клот их не успел, но понял – обе красивы, а приятель не ограничился вином, а потому уже и чересчур навеселе. Да Черный другим и не бывал, за что носил второе, более обидное прозвище «Поддатый». В глаза его мало кто так называл – его физическая сила не таяла от постоянного потребления спиртного.

– Слушай, хватит конфеты жрать, – попытался Клот отогнать прожорливого нахала от вазы со сладостями и фруктами.

– А зачем ты их тут поставил? – откидывая десятый фантик в сторону, набитым ртом пробормотал Черный.

– Для красоты, конечно. Ну, одну-другую когда-никогда съели, так, между прочим, а не целенаправленно желудок набивать. У нормальных людей всегда такие вазы стоят, и никто их не разоряет….

– Ты бы поменьше телевизор смотрел…, – покончив с шоколадом, Черный аппетитно захрустел яблоком. – Это все равно, что водку в холодильнике держать. Долго она там продержится? Заведешь бар, так сопьешься, пока не опустошишь и на улицу не выйдешь…. Скоро хоть к Аксену на свадьбу, там наемся без нытья…. Ты про гулянку не забыл?

Махнув рукою, Александр бросил бесполезный разговор и уселся на диван подле телевизора. В рядом расположившихся девушках, как и в нем самом, чувствовалась некая смущенность, торопливость в движениях, угадывалась обрывочность взглядов. Положение поспешило исправить спиртное. Стеснение таяло, разглядывание друг друга переходило в наглость, а ответные взгляды выдерживались без опускания глаз.

«Всегда так сразу, – отвлеченно молчал Александр, больше не опасаясь показаться невежливым. – Загадки, интерес – узнаешь одно и то же…, а после еще начинаются капризы, недовольства, приходит ощущение тысячелетнего знакомства. Скукота! Но не сейчас! Не в первые встречи. Каждый раз ждем, а вдруг не так, как обычно, вдруг что-то особенное; но какое там особенное, если сам обыкновенный».

По мере того, как в голове нарастал гул, разговоры становились громче, а шутки и смех бесстыднее, провалы в памяти Александра все чаще и быстрее чередовались с невероятно тонким и ясным пониманием происходящего. Он познавал суть самых отвлеченных вещей, о которых трезвый и не думал задумываться. Как ему ни хотелось отдаться хмельному течению мысли, а нашлось, что посмотреть – интересные идеи откладывались на после. Клипы, клипы – шикарные один за другим. Знаменитости, дорогие машины, красивые женщины.

«Если продолжу бездельничать, ничего мне не светит», – полились старые мечты о возможных знакомствах. Красота на экране, манящая роскошь вызывали зависть, будили тщеславие и чувство собственного ничтожества, так как все не для него. «Но они ведь тоже люди. Женщины их родили, в конце концов, не дети богов. Едят, спят, и мелочности в жизни хватает. Но кто ее видит? Не выставляют напоказ житейское, оно есть у всех, но никому неинтересно. Вот Виктория, осмотрев мою ванну, ничего не сказала, да и не присматривалась она, а просто попросила показать, где…. Ей не интересны ремонты, что говорить о тех… на экране!?»

В программе среди «козырных», продолжая портить праздник, мелькали и писатели современности, забирающие принадлежащее Александру. Входили в привилегированное общество и красивые молодые романистки, поэтессы.

«…Шикарный отдых, многоэтажные виллы…», – продолжал программу ведущий, поднимая в парне горькую желчь. Александр пробегал взглядом через свои комнаты, искал хоть что-то стоящее, достойное восхищения. Глаза то и дело натыкались на темный экран компьютера, выглядывающий из-за шкафа. Там в нем заключалась возможность стать наравне с ними, заявить о себе, возможность, во имя пустяков так грубо отлаживаемая Клотом на потом. Все, чем он владел, не шло и в жалкое сравнение…, скорее, вызывало стыд, а не зависть окружающих.

«Двумя ноготками текст набирать успевают. Я десятипальцевый набор специально освоил…. Так чего же?» – как он и ожидал, про работу говорилось немного, все больше о благах, ею приносимых, что свидетельствовало о легкой жизни творческих людей.

Вскочив с дивана, Клот заметил на полках корешки книг своих извечных собеседников.

«А вы, что жили впроголодь? При жизни – ни известности, ни денег, ни почета? Для чего писали? Не могли добиться сразу?»

Фото великих предшественников, покрытых пылью времени, никак не походили на лица современных художников: ни лоска, ни красоты, ни удовлетворения; наоборот, все больше мучений, переживаний, необъяснимой боли и страданий. Гонением, порою даже голодом рыдали выцветшие портреты, отвечая:

 
Тогда в мозгу,
Влеченьем к музе сжатом,
Текли мечтанья
В тайной тишине,
Что буду я
Известным и богатым
И будет памятник в Рязане мне.
 

С. Есенин

Эти слова не являлись воспоминаниями ранее прочитанного, вовсе нет. Александру не приходилось прилаживать усилия и вызывать стихи в памяти, он попросту слушал.

«А эти все в дорогих украшениях, побрякушках; зачастую писатели, и бизнесмены одновременно».

И снова клипы с красавицами – беленькими, без изъянов на лицах и телах. Александр ощущал их физическую чистоту, верил, что они ждут его, примут с радостью, и он станет таким же блестящим, без лишних заморочек.

– Очнись, чего ты? – смеющаяся Виктория приглашала Клота танцевать.

Обнимая ее тонкую талию, ощущая упругую грудь, Александр продолжал думать о своем, не замечая разгоряченной женщины, хотя и пристально ее рассматривал, правда с другой целью, вовсе не той, о которой думала наивная девушка. И пусть Виктория была трижды прекрасна: стройна, нежна, с огромными серыми глазами, зовущими любить, он ощущал на ее ладонях маленькие бугорки мозолей, вдыхал щедрое количество дешевых духов, не справляющихся с задачей – от нее все равно тянуло кисловатым потом. Свежесть юного лица омрачала рабочая усталость, преждевременные морщинки и другие мелкие недостатки, чего не находилось у тех, к которым стремился Александр, у тех, чей запах дурманит голову и никакие духи не способны соперничать с ароматом их чистых тел, не знающих физических усилий, домашней нервотрепки… Простуженная хрипотца в голосе, грубоватые выражения, дешевизна одежды, неумение толком краситься – сейчас только этим обладала Виктория в его глазах. Александр жаждал большего, нежели жизни, время от времени подбрасывающей ему девушек-второсортниц, с одной из которых он сейчас танцевал.