Читать книгу: «По эту сторону неба. Непростая книга для взрослых», страница 6

5 июля. Ночь

Он постоянно ругал себя за растрачивание времени в интернете. Это зависимость, как алкоголизм и мы всегда находим тысячи оправданий. А планы на вечер летят к черту, пока мы выбираемся из лабиринта ссылок.

«Ужасная трагедия в центре города.

Молодая девушка была сбита автомобилем на тротуаре, в самом центре города. Пострадавшая доставлена в реанимацию в тяжелейшем состоянии.

«Сейчас рано давать комментарии, – сообщил нам заведующий отделением, – состояние пострадавшей крайне тяжелое. Но, однозначно, с подобными травмами шансы близки к нулю.»

Он взглянул на фото и содрогнулся. Синее платье, похожее на набитый мусором мешок с торчащей копной спутанных человеческих волос.

А это что? Что за пятно наверху? Он увеличил изображение. Какое-то легкое розоватое облако над телом. Он увеличил еще и еще, пока изображение не рассыпалось на пиксели. Определенно, что – то есть. Мистическая дрожь скользнула по его спине.

Он репостнул фото в соцсеть с заголовком «Душа?». И тут же под ним стали появляться комментарии.

2:32. Боже мой. Смотрите, действительно в этом пятне ее лицо. Справа – волосы.

2:33. Да, в центре, четко вижу нос. Это точно лицо

2:35. Жесть

2:36. Жуть какая

2:38. Народ, не тупите? Там ничего нет. Это просто «шумы» на фотографии. Глюки матрицы.

2:45. Это глупость то, что вы пишете

2:46. Глупость это то, что вы тут напридумывали. Говорю вам, это просто дефект фото.

2:50. Я фотограф. Такие шумы и аберрации обычно возникают на краях. А здесь, похоже, реально что-то есть.

2:52. Идиоты, да это нафотошопили просто, а вы и поверили.

2:55. Иди спать, тролль.

Он взглянул на часы – пол четвертого. Спать, спать, спать!

Он плюхнулся на диван, наспех скрючился под одеялом, натянув его к подбородку. Но сон не шел. Фотография из статьи не выходила из головы, он лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок с бликами фар.

Стало страшно. Воображение представило, как синий силуэт девушки, со скрюченными формами, хрустя сломанными костями, медленно поднимается в темноте в самом центре темной комнаты.

Бррр… он включил лампу, стало легче и лежал размышляя. Он всегда верил в существование Души. Его мать, верующий человек, считала Душу – ангелом живущий внутри нас. У него свое мнение, аргументы, отношение к происходящему. Она наш цензор, цыкающий, когда мы грешим, краснеющий за нас, когда мы врем. Душа может испугаться, как маленький ребенок или наоборот подарить нам взрослую веру в себя. «Только представь, – говорила ему мама, – внутри тебя живое сознательное существо, преданное тебе до самой смерти».

Действительно, невозможно представить человека без Души. Белковая субстанция, не может испытывать страх, любовь, ненависть, зависть только от того, что внутри происходят биохимические процессы. Люди испытывают счастье, неудовлетворение жизнью, сходят с ума или совершают героические подвиги, спасая жизни других. Как это может сделать биологическая особь, без ангела внутри?

Глупость! – скажут скептики. Удовлетворение, страх, ненависть – все это следствия инстинктов, а любовь – это общепризнанная химия. Мы просто придали этому поэтическую окраску, чтобы чувствовать вкус жизни. Например, смерть – это прекращение жизнедеятельности, но мы создали культ, ритуалы. Поклоняемся этому, боимся, изучаем, ищем смысл. Весь мир делиться на тех, кто боится смерти и тех, кто к себе ее призывает. А весь шум, вокруг простого физиологического явления, как выключатель на стене: отключено электричество – становится темно. Вот и все.

Так, да не так. Душа стоит особняком в отлаженной системе электроснабжения. Это как сбой, вирус, вредоносная программа, которая вмешивается в просчитанные логические алгоритмы. Химия говорите? А сколько раз вы поступали вопреки логике? Да постоянно! Мозг тебе говорит «стой», а ты что? Идешь! «Спи», а ты? Ворочаешься! И уснуть теперь невозможно!

Он встал, пошел в ванную ополоснуть лицо теплой водой. В детстве это помогало уснуть. Он толкнул дверь и не узнал себя в зеркальной дверце шкафа. Его растерянное лицо было вытянуто, искажено, разрисовано непонятным орнаментом. Он, с ужасом, коснулся кожи пальцами. Это не орнамент. Какие-то непонятные древовидные узоры выступили над кожей, связкой пульсирующих бурых вен. Виски были холодны и все лицо ощущалось бесчувственной маской.

Он вплотную приблизился к отражению и понял: узоры не на его лице, а на поверхности зеркала! Зеркальной дверцы шкафа. Зеркало переливалось орнаментом. Как живое или что-то живое внутри шкафа. Он потянул дверцу с громким скрипом и проснулся.

Он, все-таки, заснул! Даже сам не заметил. Вот это сон!

Он присел на кровати, щупая лицо рукой. Теплое, ровное. Все хорошо. Странно, но скрип дверцы еще звенел в его ушах. И тут до него дошло, что звук был не из сна, звук идет из гаража и, собственно, разбудил его.

«Черт, – подумал он, – снова забыл закрыть! Ну как же так? Упрут что-нибудь»

Он засеменил, натягивая на ходу футболку и шорты. Прошел по лужайке и, дойдя до ворот, снял висящий на железном ушке открытый замок. Ключ болтался в нем цветным брелоком. Он взялся за ручку, чтобы закрыть ворота и различил отчетливый тихий лязг внутри.

– Кто здесь? – испуганно крикнул он внутрь.

Жерло гаража было освещено языком света Луны. Непривыкшие глаза не могли толком ничего различить.

Ответа не было.

«Может запереть до утра? – подумал он, – Хотя если это какая-то дворняга, она обгадит все так, что не отмоешь»

Он снова заглянул вовнутрь. Никого. Но было стойкое чувство, что кто-то там есть. Стало страшновато, тем более, после такого сна. Он бы включил свет, да лампочка перегорела год назад, и все не доходили руки заменить. Ох, как сейчас хотелось дать себе увесистого леща.

Глаза немного привыкли к полутьме. Он медленно сделал несколько осторожных шагов вовнутрь. Обошел мотоцикл, заглянул под верстак. Пусто. Тут лежала только его старая монтировка. Он вооружился ей на всякий случай.

Большой металлический шкаф у стены. Если кто-то и есть, только там, больше негде. Он сжал монтировку, решительно сделал шаг, молниеносно распахнул металлическую дверцу и оторопел. Внутри, в темноте, он увидел свое лицо, вытянутое и искаженное, как в глубине темного колодца. Верхняя часть лица смещена влево и неестественно сужена по отношению ко рту и всей нижней части. Испуганное растерянное выражение его лица, было пугающим.

Он не сразу понял, что это было его отражение в тонированном стекле мотошлема. Перед ним стоял кто-то в его куртке и шлеме.

– Кто ты? – спросил он дрогнувшим голосом, – Зачем ты одел мою одежду? Что тебе нужно?

Он почувствовал, что странный незнакомец смотрит на него сейчас изнутри и не знал, что ему делать.

Вместо ответа человек в шлеме сделал медленный осторожный шаг. Кожа на его одежде заскрипела. Хозяин попятился назад и наткнулся на мотоцикл за спиной, чуть не упал. А незнакомец, в этот момент, сделал еще шаг и медленно взял парня за руку.

Он почувствовал легкие покалывания, бегущие по ладони. Различил силуэт глаз за тонированным забралом. В следующую секунду, по стеклу проскочил разряд. Блеснул, но не исчез, а замер, слегка потускнев. Затем еще разряд, третий, четвертый с разницей в доли секунды. Они сплелись в яркую паутину, а места их пересечения светились блеском ярких точек. Юноша был поражен этой картиной. Ладонь стала горячей, дыхание сбилось.

Вдруг, одна ветвь стала наливаться светом. Свет полз вверх, добирался до соединений, замирал на секунду и продолжал движение по одному из направлений. Затем, снова соединение, снова пауза и новое направление. Не выбранные ветви угасали. Это было невероятно красиво. Ветвь пробралась наверх стекла шлема, резко ярко вспыхнула, как лопнувшая нить в лампе. Блики зайчиками заиграли в его глазах, и, на секунду, полость шкафа за спиной незнакомца засветилась, как сложенная из стеклянных кирпичей. И, в каждом из них, он увидел свое миниатюрное отражение.

Незнакомец повернулся и пошел к выходу. Шагал он как-то неуклюже. Потом остановился и посмотрел на мотоцикл рядом с собой. Смотрел на него с интересом, потом провернулся к юноше. Забрало светило пульсирующей зеленоватой змейкой.

Юноша полез в карман

– Не знаю, зачем я делаю это, – сказал он вслух, – Держи.

Он бросил ему ключ. Взвизгнул стартер и мотоциклист сорвался с места.

7 июля. Вечер

– алло, привет

– привет!

– планы?

– да вообще никаких.

– по пиву?

– я на нуле

– угощаю

– ох уж это волшебное слово! Когда приедешь?

– я уже у твоей двери. Открывай!

Дверь распахнулась

– вот это сервис! Только заказал пиво, а оно уже тут как тут!

Они плюхнулись на диван, пшикнули крышками.

– Ммм… отличное пиво

– еще бы тебе не понравилось

– Вот как? Вон из моей квартиры! Только пиво оставь, а то кино не с чем смотреть.

– что смотришь?

– «Интерстеллар»,

– столько слышал. Говорят, мощный фильм

– Да.

– ты же, вроде, смотрел уже

– нет. Ты, наверное, перепутал, тот был «Облачный атлас»

– а, да, точно. А этот как? Интересно?

– честно говоря, пока не разобрал, идет уже два часа и пока ничего не понятно.

– знакомый актер

– да, это, Макконахи

– ну и память

– Кстати, всегда считал его рядовым актером, такой, знаешь, смазливый парень, знаешь, как Гир с его мимишными поросячими глазками.

– а Шакал?

– Нет, ну соглашусь, там он сыграл неплохо, но мимика! Все его приемы одинаковые. Посмотри его «Красотку» и остальные фильмы. Он играет одного и того же персонажа из картины в картину.

– думаю, все уж так

– ну нет! Вспомни Тома Хенкса. «Форест Гамп», «Изгой», «Спасти рядового Райана». В каждом он совершенно другой. Смотришь Фореста – дебил, только и скажешь! Он говорит, как придурок, сидит как придурок, улыбается как придурок. А смотришь рядового Райана и видишь совершенно другого Хенкса, мужественного, сильного. Кстати, в «Облачном атласе», он играет сразу несколько совершенно разных героев. В этом и фишка.

– а в этом «Интерстелларе» что?

– тут Макконахи, полетел в космическое путешествие, оставил детей на Земле и пообещал, что скоро вернется, но, похоже, он их обманул. Это путешествие на всю жизнь.

– и что он вот так уже два часа просто летит?

– почти, они ищут первые экспедиции. Сейчас он вернулся на корабль с планеты, где искривляется пространство и время, и за полчаса пока они здесь, на Земле прошло несколько десятков земных лет. Вот он, видишь, смотрит видеопослания своих детей, которые накопились за эти полчаса, а по земному получается – десятилетия.

Они замолчали, потому что следующая сцена попросту шокировала их. Герой Макконахи смотрел, как на экране монитора в его космическом корабле проносятся мимо не световые года, а жизнь брошенных им детей.

«Здравствуй, папа!» – говорят они снова и снова, все более взрослея с каждым видеообращением. Рассказывают, как женятся, рожают, стареют. И вот уже внуки машут ему рукой в тусклом экране. Он пропустил их жизнь, в другой вселенной, всего лишь за какие-то полчаса.

Герой раздавлен, он рыдает не по-мужски, широко раскрыв рот, покраснев вспученными венами от боли, раздирающей его изнутри. Он превращается в униженное подобие себя, лишенное возможности взять себя в руки или, хотя бы, просто стыдливо закрыть лицо руками. Он жадно, всматривается в то, что упустил там, что посчитал менее важным и ошибся.

– Беру свои слова обратно. Это самая сильная сцена, которую я видел за последнее время.

Он отложил пиво.

– пожалуй, надо сделать паузу. Пошли на воздух

Они вышли на небольшую террасу.

– рассказывай

– Что рассказывать?

– Ты ведь приехал не просто так. Я тебя прекрасно знаю. Тебя что-то тревожит.

– Есть такое, – он глотнул из бутылки и замолчал.

Молчание затянулось.

– слушай, можешь рассказать мне, если хочешь, это останется между нами. В таких случаях, я по себе знаю, надо обязательно говорить, потому что это возможность услышать себя. Я сам тебе хотел рассказать, что со мной приключилась странная штука: позавчера ночью, в своем гараже, я столкнулся с необычным человеком. Не знаю, что он там делал там. Я даже не уверен, что это вообще был человек. Он был в шлеме, мой черный шлем помнишь? Вот в нем. И на стекле появлялись странные электрические разряды, не могу описать. Но мне показалось, что эти разряды, как будто, знаешь, шли от меня.

– что он сказал?

– ничего. Он просто забрал мой мотоцикл и уехал.

– забрал??

– как бы и да, и нет, я сам ему отдал ключи.

– ты обращался в полицию?

– нет

– почему?

– не знаю, мне показалось он… ммм… не со зла.

– я пришлю тебе ребят. Все им расскажешь. Они найдут его.

– нет, не надо, я не хочу.

– тебя обворовали! Не знаю как, но чем быстрее начать искать – тем лучше. Завтра во сколько тебе удобно?

– Гросс! Я не хочу! Пойми. Спасибо, что предлагаешь помощь, но я сам.

– хорошо, как знаешь

Гросс отпил и бутылки и вдруг произнес.

– меня тоже отправляют

– куда?

– в экспедицию

– какую?

– в другую галактику.

– что за шутки?

– Это не шутки, слушай меня, внимательно, – голос Гросса стал предельно холодным, – завтра собираешь свои вещи, документы и уезжаешь отсюда. Чем дальше, тем лучше. Если успеешь продать дом – будет отлично.

– Что случилось?

– так надо. Просто поверь мне. Уезжай. Плевать на дом.

– Гросс, ты серьезно?

– очень серьезно. Но никто не должен знать.

Гросс встал, развернулся и растворился в сумраке.

21 июня

Дана открыла глаза, одним взмахом, осмысленные, похожие на, измученные бессонницей, тревожные силуэты сдвоенной сумрачной Луны, с хорошо различимыми кратерами произошедшего. В отражении неба, они холодным светом выплыли из-за облаков, прямо по колыхающейся водной глади.

Ее голова лежала на рассыпанных по его коленям волосах. Он медленно провел рукой по линии локонов. Она не отреагировала, лишь еле качнулся полувзмах ее ресниц и, почти сразу, под ними, бликом, округлился силуэт прозрачной слезы, которая сначала дрожала, испуганной точкой, а затем, набравшись смелости, ниточкой, как испуганный уж, скользнула в убежище между корней ее волос.

Ее зрачки тонули в глубине глазниц, бесцветные, как камешки в родниковой воде.

– Дана, – тихо позвал он. – Я здесь, ты слышишь меня?

Она не услышала. Увидела только, шевельнувшиеся губы, и от них, кругами по воде, слова коснулись ее сознания. Веки дрогнули. Она взглянула на него и, внезапно, бросилась в объятья, прижавшись всем телом, сжав его руками.

– Не уходи. Пожалуйста.

Он стиснул ее руку и прижал к своему лицу, зажмурившись, стал осыпать ее частыми поцелуями. Она чуть отстранилась, не разжимая объятий, горячо улыбнулась ему и прижалась с новой неистовой силой.

– Не оставляй меня больше никогда, слышишь? – сказала она громким шепотом

– Обещаю, никогда.

Он взял ее, прижал ее к себе и медленно поднялся, держа в руках. Дана увидела, что они не в больнице, а в самом центре разрушенного города. Она положила голову ему на грудь, крепко обхватив его широкие запястья

Он нес ее по безжизненным улицам, которые она впервые увидела за шторой. Тогда они показались ей чудовищными

– так хорошо, с тобой. Спокойно, – сказала она, прижавшись к нему щекой.

В одно мгновение все встало на свои места, слилось в одну точку: желание, надежда, защищенность, уверенность. И это спокойствие, которое было рядом с ним. Непередаваемое, всепоглощающее.

Она снова и снова хотела смотреть в его глаза. И вдруг она осознала, что он сегодня без маски!

– ты без маски? – она внимательно всмотрелась в его лицо, скулы профиль губ.

– Да

– Почему ты снял?

– Не стоило? – он смущенно улыбнулся.

– Нет, ты очень даже ничего. Я тебя именно так представляла, как будто видела через маску.

Она пробежала взглядом по его губам, провела рукой по скулам, потом – по слегка небритому подбородку. Улыбнулась и, подняв глаза, долго и пристально смотрела в его.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросил он

– так, глупость, – сказала она, смутившись

– расскажи, – он не спускал с нее взгляд

Она помедлила.

– я столько времени видела только твои глаза. С самой первой минуты, когда ты пришел в своей повязке. Мне тогда показалось, что я вообще не вижу твоего лица и никогда тебя не узнаю, сними ты повязку. Но все не так. Даже не задумывалась никогда, что так много сосредоточено в глазах, так много можно сказать взглядом: отношение, доверие, глубину того, что чувствуешь. Человек может быть нем, но глазами рассказать о своем чувстве.

– что ты видишь сейчас в моих глазах?

– то, во что я очень хочу поверить.

Она подалась к нему всем телом, приоткрыв губы. И в ту же секунду они встретились. Проникновенно, с привкусом талой воды, сталкиваясь и отдаляясь, как части бьющегося сердца. Размыкаясь, чтобы быстрыми касаниями скользить к шее, где сладковатый запах кожи был непреодолим. А потом, впиваясь в нее, как во фруктовую мякоть, чуть обнажая зубы, внимать легкий стон. И снова – губы в губы, но уже сильнее. Беспардонно. Бесконтрольно. Задыхаясь. Еще!

Он обхватил ее голову, запустив пальцы в волосы и крепко прижал к себе. Она слышала сбивчивое биение его сердца. А потом, отголоском – биение своего. Оно билось чаще, словно торопилось за его биением. Не поспевая и пытаясь мелкими шажочками догнать его широкие удары.

– Стой, стой, – вдруг сказала она, отстраняясь.

– Что?

– Имя. Хочу знать твое имя. Пожалуйста.

Он сжал губы.

– Милан, – сказал он, – меня зовут Милан.

– Милан, – повторила она, мягко чеканя буквы, – красивое имя. Оно так идет тебе. Спасибо.

Дана скользила взглядом по его обнаженному лицу.

– я верю тебе, – медленно сказала она, – а еще, знаешь, я тебя помню.

– Мы встречаем именно тех, кто существует в нашем сознании, – ответил он

– Философ

– это сказал Фрейд.

– Как же долго я ждала вас, мистер Фрейд – сказала она горячим шепотом и, с легкой улыбкой, окунулась в его горячие объятья.

22 июня, вечер

Дана лежала убаюканная размеренным дыханием Милана. Он касался ее кожи пальцами, нежно рисуя на ее коже причудливые узоры. Украдкой, он коснулся губами ее плеча.

– я знаю тебя очень давно, – тихо сказала она, открыв глаза и повернувшись к нему, – всю жизнь

Милан долго внимательно посмотрел на нее.

– так и есть, – ответил он

Она вгляделась ищущим взглядом

– о чем ты? я чего-то не помню? У нас что-то было? Интересно. Расскажи!

Она звонко рассмеялась и игриво посмотрела на него. Милан поджал губы, сдерживая поток невысказанных слов.

– Дана, увы, это не то, что стоит вспоминать.

– ну почему, я хочу вспомнить. Я итак ничего не помню.

– нет!

– но почему же?

– потому что я обещал

– кому?

– я обещал себе.

Он резко встал и хотел сделать шаг, чтобы избежать этого разговора.

– Я люблю тебя много лет, – выдохнул он, – но мы не были вместе. Я любил тебя, а ты, похоже, нет.

– Не может этого быть! – громко воскликнула она, – я не могла тебя не любить!

Они замолчали. В нем была глубокая обида, обнажившаяся сейчас. И вдруг он начал читать на память стоки, смотря на нее пронзительным взглядом:

Я ни слова в тебе не исправлю

И, пером разрывая страницы,

Превращаюсь в чернильную каплю

Что из раны неслышно сочится

И пока боль кричит, остывая

Я кладу стежки быстро и грубо

Так рубцуется рана живая

В крепко сжатые бледные губы.

– что это?

– эти последние строки, написанные тебе. Я написал тебе много стихов. Но ты ничего не читала.

Он повернулся к ней. Губы ее дрожали в унисон бликам ее зрачков.

– прости меня, – сказала она дрогнувшим голосом, – пусть я не помню, что я сделала, но все равно прости.

И тут он приник к ней и поцеловал ее в губы с особой страстью и проникновением, так несдержанно и дерзко, что, словно тут же осознав это, осекся и остался с ней лишь поверхностью губ, тончайшим касанием, ласково. И, лишь разлепив губы так, что горячее дыхании скользнуло между ними, он сказал шепотом

– я люблю тебя.

И тут, уже она сама не сдерживая себя, обхватив его руками, неистово поцеловала его губы, стала покрывать быстрыми поцелуями его шею, а потом, вдруг, крепко прижалась к нему, рассыпав волосы по его взволнованной дыханием груди и почувствовала насколько нуждалась в нем, человеке, который не отпускал ее руки и всегда был рядом. Человеке, который преодолел прошлое ради нее, преодолел свою боль, ради любви к ней, сомневаться, в которой было безумством. Она чувствовала жажду быть с ним всегда, желать с ним одного, двигаться одной дорогой, пусть босой и без крова, но только с ним одним.

– я хочу быть с тобой всегда – сказала она, а затем прибавила с особой нежностью, – прости за все, что было. Я хочу быть с тобой, мой Милан.

Она снова взяла его руки

– обними меня крепко, – сказала она, не сводя с него глаз,

Он схватил ее так, что, не удержавшись, они повалились на землю. Смеясь, целуясь и обмениваясь горячими признаниями.

– Доктор, – спросила она, подшучивая, – а что на сегодня процедуры отменяются?

– да, – ответил он, почти серьезно, – сегодня только любовные солнечные ванны.

– это ваша новая методика?

– да совсем новая. Настолько новая, что еще не опробованная на людях. Вы не боитесь стать первой?

– нет, – сказала она, вдруг совсем серьезно – с Вами мне ничего не страшно.

Она почувствовала, как голова ее закружилась от всего, что произошло с ней за эти дни. Вот так, внезапно, любовь ворвалась в ее жизнь, прекрасной волнительной птицей с мечтательным оперенным крылом, увлекая их за собой на высоту от одной мысли, о которой захватывает дыхание. Но с Миланом, она была спокойна. Она не боялась ничего и, как никогда, сейчас хотела его страстным, необузданным жгучим желанием. Он почувствовал это и стал настойчив, покрывая поцелуями ее шею.