Читать книгу: «Меланхолия», страница 3

Лиззи снова попыталась образумить подругу и рассмотреть перспективы знакомства с мужчинами, пусть даже с инвалидами.

– Что могут дать друг другу двое инвалидов на колясках? – в голосе Кэрол послышалось раздражение.

– Любовь.

– Лиз, ты как глупый наивный ребёнок. Это в кино всё держится на любви, в книжках, в том числе и в тех, что писала я. Любовь это всего лишь химия. Она не может дать людям ничего, кроме временных утех и последующего разочарования, – Хант сдерживала себя, отвечая, как можно деликатнее.

– Любовь – не химия! Это отнюдь не правильная констатация фактов! То, что многие называют любовью, это ни что иное, как сильная увлечённость на некоем животном уровне, когда особь одного пола тянется к особи другого пола! Я бы даже назвала это одержимостью. То, что я привыкла называть любовью, приходит не сразу. Она томно зреет глубоко в душе. Её нельзя завоевать внешним обликом или каким-то одним вечером, как это могло бы сработать, будь нам по шестнадцать лет. Любовь – совокупность многих качеств и обстоятельств, переплетённых между собой. Вряд ли можно описать это явление простыми словами. Любовь – это вечное стремление и тяготение, тепло, привязанность, забота, вожделение, терпение и самоотдача. Это причина и смысл. Любовь – это начало союза двух людей. А союз из двух – это несокрушимая сила, ибо один дополняет и поддерживает другого, даёт ему сил. – Лиззи собралась с мыслями, чтобы продолжить реплику. – Я не умею говорить красиво, как ты, когда писала свои книги. Просто, любовь – это единство. Когда двое живут как один живой организм, где каждый – это одна половина этого организма. Когда организм начинает хромать на правую ногу, левая берёт всю тяжесть на себя, пока та не окрепнет и боль не отступит. Одной рукой можно сварить кофе, написать сообщение или почистить зубы. Когда рук двое, то можно свернуть горы.

Полуминутная тишина показалась Элизабет целой вечностью. В глазах Кэролайн она видела смешанные эмоции, самой очевидной из которых было удивление. Лиззи пригнулась ниже чтобы заглянуть в глаза собеседнице и получить наконец от неё комментарий.

– Недурно сказано, подруга, – с улыбкой сказала Хант.

– Можешь использовать это в своей следующей писанине, – хвастливо отшутилась мисс Уильямс.

– Я больше не писательница. Это в прошлом.

– Ну почему?

– Люди уже не читают такое. Нынче актуальны другие жанры и сюжетные линии, – ответила Кэролайн.

– Один всё-таки читает, – снова с ухмылкой вернулась к теме Лиззи.

Кэролайн закатила глаза и повела коляску в сторону холодильника. Кэролайн достала хлеб, листья салата, томат, кетчуп и бекон. Элизабет, обратив внимание, не отказала себе в удовольствии снова съязвить:

– Видишь, от этих тем у тебя даже аппетит разыгрался. Глядишь, на неделе уже сама пешочком за продуктами метнёшься.

Кэрол вооружилась помидором и начала преследовать Лиззи по тесной кухне, грозясь запульнуть в неё овощем.

– Я хочу сэндвич, – отдышавшись сказала Кэрол, так и не запустив в подругу сочный снаряд. – Я делаю два. Составишь ведь мне компанию?

– Мне два, – довольно ответила мисс Уильямс, усаживаясь на стол.

Просидев ещё около получаса, Лиззи отправилась к себе, «ритуально» припудривать носик и готовиться к рабочей смене.

Глава IV

Пять пятнадцать утра. Окно спальни было открыто и шторы изогнулись большой дугой, напоминая собой паруса на яхтах и шхунах. Поднимался ветер и небо замерцало яркими раскатами грома и молний. Безмятежная тишина ночи была нарушена. Рокот грома звучал как шквал канонады. Шум дождя, звучавший вначале как перешептывание скромных девиц, перерос в балаган, где в огромной толпе активно гуторили бородатые старцы и без устали пытались философствовать, перекрикивая друг друга. Ставни забились барабанными рудиментами. В комнату Кэрол ворвался порыв холодного осеннего ветра.

Пробудившись от шума ставень и раскатов грома, Кэрол потянулась к своей коляске, чтобы добраться до открытого окна и закрыть его. В полном одиночестве, в тёмной комнате, при такой гнетущей погоде за окном, Кэролайн Хант ощутила свою беспомощность и уязвимость. Всё это время её сознанием руководила замкнутость. Но в момент осознания своей незащищённости ей как никогда раньше хотелось почувствовать рядом сильного мужчину. И сила эта должна была быть не в мощи тела и мускулов, а в умении обуздать в её душе тревогу и смятение, посеять в душе гармонию и умиротворение.

«Возможно она права». Кэролайн Хант с детства привыкла быть сильной. Слабости не было места в её нелёгкой жизни. Однако, она оставалась женщиной, хрупкой и ранимой, нуждающейся в сильном мужском плече. За время своей творческой деятельности Кэрол написала множество сюжетов, в которых фигурировали сильные духом мужчины. Мужчины, рядом с которыми женщины чувствовали себя женщиной, в чьих поступках они видели бы знак, гласящий «Преданность. Ответственность. Забота.». Заглядывая в памяти в страницы своего прошлого, Кэролайн с грустью признавалась себе, что тот образ мужчин он черпала лишь из собственного воображения. Грёзы. Образы из грёз. Не более.

Задумавшись о мрачности томления в одиночестве, Хант не раз задавала себе вопрос «А что, если бы Лиззи не было в моей жизни? Что будет, если она решит уехать или выйдет замуж и ей будет не до меня?». Несмотря на образ женщины, предпочитавшей пребывать в одиночестве, она больше всего боялась остаться одна, но никому этого не показывала, ибо это считала признаком слабости.

Окно в спальню закрылось. Кэрол взглянула сквозь стекло. Улица превратилась в обитель разбушевавшихся осенних листьев, митингующих против припаркованных автомобилей и дорожных указателей. Ветер поднимал груду опавших листьев, мокрых от дождя, и безжалостно бросал на сонных прохожих, спешивших спозаранку на работу. За окном царил холодный сумрак. Хант томило гнетущее чувство, что она, как один из этих листьев, едва держащихся на суку при сильном ветре и её вот-вот понесёт на холодный и мокрый асфальт. Этот листочек ослаб, изрядно пожелтел. Он был истерзан насекомыми. А холодный ветер норовил покончить с ним раз и навсегда, стерев его с кроны дерева. Этому листочку не рад ни ветер, ни сильные морозы, что безжалостно атакуют по ночам, ни само дерево, отвергшее собственное чадо. Все отвернулись от него, все воспротивились ему, все стремятся избавиться от него. «Я с детства знала, каково это быть изгоем».

Кэролайн Хант была удочерена в возрасте шести лет молодой парой из Вермонта. Будучи отвергнутой собственными родителями при рождении, маленькая Кэрри своим младенческим разумом и наивным несформировавшимся характером отказывалась верить и признавать собственную ненужность. Её грели сладкие представления о счастливой жизни в кругу семьи. В тот момент маленькой Кэрол её будущее представлялось красочным и многообещающим. Но, пожив у новых родителей пару-тройку недель, её детский ум стал смекать, что её представления её охмурили. Кэролайн не баловали вниманием и не грели любовью и трепетом. Союз её родителей терпел фиаско. Отчим безмерно налегал на горячительные напитки, а мачеха сутками не появлялась дома. Обязанности по домашнему хозяйству были возложены на плечи маленькой Кэрри. Это стало отправной точкой в формировании характера личности Кэролайн.

Денег в семье почти никогда не было. Сверстники Кэрри всё время дразнили её из-за её бедноты. У неё так и не появились подруги в школе, а парни стеснялись заводить с ней общение, боясь быть засмеянными одноклассниками. И вновь Кэрол Хант подступил ком к горлу от переполнивших её чувств обиды. «Я изгой».

Когда ей исполнилось восемнадцать, она устроилась на работу охранником на склад при торговом центре. Хотя кандидатура Хант и не была совсем подходящей для этой вакансии, она получила эту работу. Нанимателю приглянулась симпатичная мордашка юной Кэрри, да и делать на этой должности особо было нечего, как говорил администратор. Обход здания и визуальное наблюдение. Кэрол несказанно нуждалась в любой работе и без промедления согласилась стать ночным сторожем. Каждый вечер, закончив дела по дому, она садилась на автобус, который ехал к большому супермаркету, стоявшему у автострады. Обойдя основное здание, она заходила в соседнее сооружение, где должна была проводить всю ночь. Помимо неё там работала пышнотелая миссис Шейн и взрослый бородатый мужчина мистер Кауфман.

Случаев проникновения на склад и, тем более, разбойных грабежей не было. И потому работа несла формальный характер. У будущей писательницы появилась работа, где у неё была уйма времени для прочтения книг, которые она не смогла бы прочесть, будучи дома. С головой увлекшись романами, Кэрол тогда впервые стала мечтать, что однажды она и сама попробует написать что-то подобное.

Материальные нужды были на грани отчаяния. Денег катастрофически не хватало. Семья жила на социальное пособие. Заработанные ею деньги отбирались отчимом и спускались, как правило, на выпивку. Громких семейных сцен не становилось меньше. Однажды мачеха объявила о своём уходе от отчима Кэрол. Это, безусловно, стало ещё одним поводом для беспробудной пьянки для мистера Хант. Осознание собственной ненужности всё больше и больше укоренялось в сознании молодой Кэрри.

Будущая писательница была угнетена своей участью. Её представления о жизни в семье не соответствовали тому, что она представляла себе все эти годы. Она не чувствовала себя частью этой семьи, ровно, как и приёмные родители не смогли в ней увидеть дитя, нуждающегося в их любви и опеке. Тем не менее, ею двигало непонятное ей самой чувство долга за то, что её всё же взяли в семью, хоть и неблагополучную.

В этом возрасте она впервые позволила ухаживать за собой молодому Ленни Льюису из Страттона. Кэрри впервые почувствовала себя нужной. Её захлестнули сердечные чувства, и она прониклась, как ей казалось, любовью к молодому человеку. Роман развивался бурно.

Когда супермаркет объявил о большой распродаже, миссис Шейн и мистер Кауфман привели на работу своих детей. Сотрудникам торгового центра полагались большие скидки, в том числе и на товары для детей. Пятилетний сын миссис Шейн был удостоен подарка в виде велосипеда, а две дочери мистера Кауфмана – домом для кукол со всеми атрибутами интерьера. Кэрри пригласила на работу своего мужчину сердца, чтобы сделать ему сюрприз – куртку с логотипом его любимой бейсбольной команды. Начальство склада не поощряло присутствие посторонних на складе, но в сезон распродаж, все были озадачены другими проблемами, и сотрудники центра часто этим злоупотребляли.

Когда охранники вышли на очередной обход, дети остались в пункте видеонаблюдения, а юный мистер Льюис дожидался Кэрри в отделе хранения бытовой техники. Возвращаясь с обхода, мистер Кауфман учуял запах дыма, идущего с нижнего этажа склада. Он бросился включать пожарную тревогу. Сработала сигнализация. К моменту обнаружения очага возгорания, выходы и коридоры завалило горящими коробками и предметами мебели, отрезав доступ к верхнему этажу Кауфману и Шейн. Вопреки надеждам охранников, системы пожаротушения оказались исправны лишь в некоторых частям сооружения. Огонь разгорался стремительно. Дым распространялся по всему зданию и медленно душил всех оказавшихся в здании. Время было на исходе. На кону уже стояли не хранившиеся на складе вещи, а их собственные жизни и жизни детей, что ждали их в пункте наблюдения. Охранники бросились за помощью к основному зданию центра. Кэрри устремилась на верхний этаж. Дети были перепуганы до ужаса. Молодого Ленни Льюиса нигде не было.

Огонь подкрадывался так быстро, что бороться с ним было попусту, а надежды на подоспевший пожарный наряд не оставалось. Действовать нужно было незамедлительно. Закрыв дверь и подперев дверной порог верхней одеждой, Кэрри открыла окно. С высоты сорока футов¹⁶ она стала выискивать любую возможность вызволить из горящей коробки детей и себя. Она посмотрела на мусорный контейнер, на дерево, на припаркованный неподалёку автомобиль. От подпирающей тревоги её тело начало трясти. Вдруг, из-за кроны дерева появлился отчетливый образ. Это бежал Ленни Льюис. Бежал без оглядки. Должно быть, он успел выскочить с пожарного выхода, когда огонь только разгорался. Этот удаляющийся вдаль образ в куртке с символикой бейсбольной команды надолго отпечатается в сознании Кэролайн.

Но что делать ей и детям? Прыгать с такой высоты на асфальт было самоубийством. Но времени оставалось всё меньше. Огненная фурия торопилась вломиться в помещение и испепелить всех, кто в нём был. В тот момент Кэрол решается перекинуть детей в мусорный бак, полный полиэтиленовых чёрных мешков, но который, к несчастью, оказался немного дальше от окна. За окном появилась толпа людей, которая в ужасе наблюдает за обречёнными на смерть людьми. В толпе появились мистер Кауфман и миссис Шейн. Они что-то кричали, но их голоса не разобрать. Кэрри с трудом удаётся уговорить сына миссис Шейн довериться ей и залезть на подоконник. Мальчик повисает, держась руками за руку Кэрри. Покачав несколько раз из стороны в сторону плачущего мальчика, она разжимает ладонь и отпускает его, направляя броском в мусорный контейнер, стоящий почти в десяти футах от уровня окна. Толпа с криками наблюдает страшную картину – летящего с высоты четвёртого этажа мальчика. Громкий удар. Окружив контейнер, люди поспешно вытаскивают малыша. Он жив! Кэрри щемится проделать то же с двумя оставшимися в комнате детьми. Девочки в ужасе. Они не были согласны лезть в окно. Громкий плачь. Кэролайн схватила одну из сестёр и силой направила к окну. Она опустила ребёнка, опираясь грудью на подоконник и, раскачав как маятник, бросила ребёнка в контейнер, у которого уже стояла толпа зевак и отец ребёнка. Кэролайн стала задыхаться. Дым охватил всю комнату. Температура в помещении запредельно накалилась. Хант схватила последнего ребёнка. Глаза резал дым. Дышать было уже почти нечем. Дверь вовсю полыхала. Тикали секунды обратного отсчёта. Последняя из детей девочка была очень прыткой и капризной. Кэрол пришлось очень нелегко заставить малютку послушаться её и довериться ей. Девочка за окном и Кэрри снова легла на подоконник грудью. Рука, державшая ребёнка, обессилила. Когда Кэрол казалось, что всё позади и вот уже последний из детишек скоро освободится от свирепых лап огня, висевшее на руке дитя стало резко дёргаться от страха, пытаясь залезть обратно в окно. У Кэрол кончались силы. Она сложила всю оставшуюся мощь своих и без того ослабших женских мускулов. Бросок! Бросок получился неудачным. Девочка из-за своей несобранности и прыткости, в последний момент оттопырила ногу в сторону и, приземляясь, задела коленом об край мусорного бака. Удар пришёлся неслабый, но главное – жизнь была спасена. Скопище выбежавших на помощь людей поспешили достать из контейнера ребёнка. Кэрри была отравлена угарным дымом. Она была истощена. Вдруг на стенах соседнего здания замерцали огни пожарных машин. Но молодая девушка-охранник была уже не в силах ждать помощи. Собрав последние мочи, Кэролайн перекинула ногу через окно. Жар от огня буквально выпаливал её, выживая Кэрри со своей территории. Затуманенное сознание девушки всё же пробудило в ней инстинкт самосохранения. Прыжок.

Спустя несколько дней, стало известно, что причиной возгорания стало короткое замыкание в проводке. Оправлявшаяся от шока, ссадин и отравления дымом, молодая Кэрри оказалась в центре внимания и вокруг её больничной койки всё время семенили разные лица. И далеко не все они были восторженные. Среди всех этих лиц она так и не увидела лица Ленни. Она так и не удостоилась визита её кавалера.

Кэрол должна была бы стать всеобщей героиней, спасшей троих детей. Но вместо почестей за спасённые жизни, ей пришла нелепая повестка в суд за непреднамеренное причинение тяжких телесных повреждений лицу, не достигшему совершеннолетия. Разбитое колено девочки. В итоге суд приговорил её к штрафу и исправительным работам.

Но горькое послевкусие от предательства её возлюбленного Ленни было для неё куда больнее, нежели решение суда. Впервые она открылась кому-то, полюбила, а в ответ увидела только сверкающие пятки убегающего героя. «От меня сбежал любимый парень, оставив меня умирать в огне». В её жизни не было столько людей, кому она могла открыться. Казалось бы, она должна была быть переполнена чувством гордости за себя, за спасённых детей и чувством радости, что ей удалось спастись самой. Но чувства радости не было, и её не радовало восторженное ликование некоторого меньшинства из ватаги. Жизнь, которую ей удалось сохранить, снова заиграла меланхоличными минорными мотивами. Она полюбила молодого человека и именно от него она ждала того понимания, той любви и верности. И снова её представления её подвели. Кэрри поневоле задумалась о том, что представлять себе что-то это ничто иное как самообман и самоутешение. Она была сломлена мыслью о том, как с ней поступили. И осознание собственной ненужности укоренилось в сознании Хант ещё сильнее.

Глава V

Чьи-то громогласные беседы на лестничной площадке нарушили утреннюю тишину, пробудив ото сна Кэролайн.

– Я уже третий день прошу, чтобы мне сделали горячую воду, а вместо того, чтобы решить эту проблему, вы говорите мне, что я громко хлопаю парадной дверью, мол, из-за меня в доме ломаются все дери, – узнавался голос соседа по лестничной площадке.

Следующие возгласы было уже не разобрать, так как к прениям добавились ещё чьи-то голоса. Громкие дебаты подняли на уши весь дом. Кто-то кричал о вечно отключающемся электричестве, кому-то надоело терпеть холод в квартире, а некоторые просто поддакивали остальным и подливали масла в огонь.

Кэролайн стала подниматься и перебираться на коляску. Приводя себя в порядок, она поймала себя на мысли, что ей давно не спалось так хорошо. «Холодный свежий ветер сделал своё дело» – подумала она. Однако, причина была, скорее в том, что впервые за пару лет она ложилась спать, думая о словах Лиззи.

Пристально вглядываясь в своё отражение, заплутав в бесконечных лабиринтах мыслей, Кэролайн отодвинулась от зеркала, вслух произнося:

– Дура.

Ближе к полудню Хант решила проведать Элизабет. В отсутствии Лиззи квартира Кэрол была словно библиотека, где царило благодатное безмолвие. Бывшей писательнице нравилось общество своей неунывающей подруги, она находила в нём силы, черпала позитивный заряд эмоций. Но сама она мало делилась с ней. Причиной того было не стремление хранить мысли в секрете, а скорее, то, что жизнь Лиззи и её истории она находила куда более интересными, нежели свои собственные. Истории из её прошлого, как ей казалось, никому не интересны. Всё, что она могла рассказать в своё время, она рассказала в своих книгах, думала Кэрол. А в настоящем у неё никакой жизни нет и рассказывать, соответственно, не о чем.

Бывали эпизоды, когда в беседах ей хотелось упомянуть о случае из детского дома, либо о похожей ситуации с приёмными родителями. Но каждый раз она останавливалась. Ей казалось, что, заглянув в этот серый мир её прошлого, Лиззи Уильямс уже не будет такой оживлённой и жизнерадостной. Она боялась, что вязкая серая масса её унылого бытия замарает яркий и беззаботный образ жизни Лиззи, и отмыть эти следы будет уже невозможно. Кэролайн относилась к череде своих неудач как некоему проклятью, которое она боялась передать и другим.

Лиззи отворила дверь не сразу. Оказалось, она говорила по телефону и потому не сразу услышала стук в дверь.

– Привет! – мисс Уильямс была рада гостье.

– Привет.

– Ты тоже чуть с ума не сошла от сегодняшней перебранки?

– Что вообще случилось? – в недоумении поинтересовалась Кэролайн.

– Как поведала миссис Нэйбаум с первого этажа, всё, как и всегда, началось с мистера Блэка. Ты же знаешь, он не умеет разговаривать с людьми. Оказалось, он накричал на соседских детей, за то, что они топтали траву перед домом, сделал замечания верхним за их манеру одеваться, нагрубил моему соседу через стенку, за то, что он якобы ломает двери в доме, а когда собрались и другие жильцы, вовсе решил наказать всех, отключив всем кабельное. Это вообще законно?

Подруги выдержали паузу, глотнув воздуха. Они понимали, что, даже предложив поговорить с мистером Блэком тет-а-тет, они не смогут прийти с ним к общему знаменателю. Его сложные нравы и непоколебимые принципы сложно было оспаривать, сохраняя при этом спокойствие.

– На прошлой неделе, – вспомнила Лиззи, – он сказал, что я не вызываю у него впечатления порядочной девушки, так как возвращаюсь утром с ночной смены. Мерзавец!

– Может стоило сказать ему, что ты работаешь в круглосуточной закусочной?

– Я и начала, но он прервал мою речь, сказав, что ему не интересны мои оправдания. Урод!

Ноздри Лиззи расширились, лоб сморщился от угрюмых бровей.

– Лиз, он и другие ему подобные не стоят того, чтобы портить мыслями о них свою жизнь. Постарайся не думать. Забыть. – Кэрол самой не верилось в сказанное, но ей казалось, что это единственное, чем она могла бы утешить и утихомирить Элизабет.

– А ещё он сказал миссис Нэйбаум, чтобы она не ставила свой велосипед в вестибюль, – снова озлобленно стала говорить Лиззи. – Всегда можно было, а теперь, когда претензий к нему стало очень много, он решил всем насолить. Индюк!

– У меня тоже был велосипед, – вдруг сорвалось с языка у Кэрол.

– Ты тоже раньше каталась на велосипеде? Ты не рассказывала! – соседка сразу поменялась в лице и голосе. – Какого цвета велосипед? У кого он сейчас?

Кэрол быстро поменялась в лице. Она была в ярости на себя. Зачем она об этом сказала? Куда девались её принципы не вовлекать в своё прошлое Лиззи?

– Не помню. Разбила… Может по кофе?

Лиззи недоверчиво взглянула на собеседницу:

– Разбила?

– Какая разница? Это было давно. Кому нужен этот велосипед?! – Кэрол не переставала злиться на себя.

– Ты, кстати, никогда не рассказывала, как случилась та авария. Не на том ли велосипеде ты была тогда? – Лиззи всматривалась в глаза Кэролайн.

– Я не говорю об этом!

– Я не пойму. Ну почему?

– Потому что прошлое нужно оставлять в прошлом. Нечего ворошить его и говорить о вещах, которые мы не изменим, – сказала Кэрол.

– Ну мне-то ты можешь рассказать. Я же твоя подруга! – глаза юной Элизабет широко раскрылись с вопрошающим взглядом.

– Не могу.

– Почему?

– Не могу.

– Почему, чёрт возьми?

– Да потому, что я сама не знаю, как всё было! – голос Кэрол прозвучал как мушкетный выстрел в ущельях, отдавшим гулким эхом.

Кэролайн безмерно себя проклинала за то, что упомянула про велосипед, приведший к вопросам о несчастном случае. Она злилась на себя, укоряла себя за глупость. Больше всего на свете ей не хотелось обсуждать этот вопрос. Погружаясь в свои воспоминания, она медленно утопала в омуте уныния, где она отчётливо видела себя со стороны, но, где она ничего не могла для себя сделать.

Лицо Элизабет менялось соразмерно её эмоциям. Услышав такой неожиданный и звучный ответ, Лиззи молчала, пытаясь осмыслить сказанное и решить, что ей говорить дальше.

– Как это ты не знаешь?

Кэролайн уже поздно было менять тему. Разговор зашёл в тупик, где выходом было только признание.

– Когда мне было двадцать семь, я, после очередной писанины в кафе, поехала на велосипеде к своему молодому человеку. Дело было вечером. Каталась я не очень. Когда я подъехала к большой проезжей части у набережной, периферическим зрением я увидела какое-то движение поодаль. Я замешкалась, запаниковала. Всё случилось быстро. Я оцепенела. Я ничего почти не помню. Отчётливо помню тот визг колёс, который навсегда застрял в моих воспоминаниях.

Воспоминания, нахлынувшие на Хант, стёрли с неё живые краски, и лицо Кэрол заметно побледнело.

– А что было дальше? Что ты помнишь?

– Помню, что очнулась в больнице, – неохотно продолжила Кэрол, – меня окружали врачи. Среди них стоял полицейский. Мне диагностировали сильное сотрясение мозга и какую-то там травму позвоночника, от которой я не смогу больше ходить.

– А что насчёт полицейского? Ты ведь наверняка говорила с ним. Что он сказал? Ты поинтересовалась у него всеми обстоятельствами аварии? – недоумённо спрашивала Лиззи.

– Нет.

– Как это нет? – голос Лиззи прозвучал громче.

– Он записал мои данные, спросив моё имя и номер социального страхования. Когда он начал рассказывать мне про аварию, я прервала его.

– Ты сделала что?

– Прервала, – ответила Кэрол.

– Но…

– Я попросила его не посвящать меня в эти подробности. Я подписала какую-то бумагу, чтобы он быстрее ушёл. Он что-то буркнул и, спустя минуту, он ушёл. – Хант давно не позволяла прокручивать в голове этот фрагмент её прошлого и никому не рассказывала обо всём этом.

– И тебе не хотелось узнать, что это был за козёл и что с ним стало? – во взгляде Элизабет перемешались чувства гнева и непонимания.

– Нет.

– Я не понимаю, подруга…

– Узнав о водителе того автомобиля, я поневоле впустила бы его в обитель своих раздумий, где он сел бы на трон, поработив моё сознание, и все мои мысли были бы прикованы к нему. У меня и так хватает образов из прошлого, от которых я не могу избавиться…

Получив от подруги такое объяснение причины, Лиззи отнеслась с пониманием к её нерасположенности к беседам, касающихся печальных моментов её прошлого. А также и к отношению Кэрол к её нежеланию заполнить глубины мозга фактами, обрекающими её дальнейшее существование на ещё более глубокие вечные размышления и без того тягостных моментов минувшего.

– Ммм… Как говорят, не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответы.

– Верно смекаешь, – попыталась улыбнуться Кэрол.

– Надеюсь, этот гад получил по заслугам! – утешительно сказала Элизабет.

Вернувшись к себе, Кэрол села за компьютер. Сегодня ей предстояло написать небольшой обзор на одну из новинок современных прозаиков.

Став калекой и перестав писать романы, Кэролайн остро нуждалась в материальной помощи. Но от тех, кого она считала близкими, помощи она не дождалась. С трудом продержавшись на социальном пособии для инвалидов, Кэролайн Хант обзвонила немало издательств, чтобы найти себе работу. Спустя некоторое время, Кэрол позвонили с малоизвестного издательства и предложили писать небольшие статейки для новостной колонки. Администрация издательства была в замешательстве от того, что некогда известная в своих кругах писательница авантюрных романов решила попробовать себя в журналистике. Однако, эта идея пришлась им по вкусу, и они решили использовать имя Хант как пиар, для продвижения своего ещё малоизвестного издания. Бывшая писательница без промедления согласилась на все условия работодателя.

Задача Кэрол состояла в том, чтобы рассказывать подписчикам издания о значимых фигурах в мире литературы, а также их произведений, в частности. Ей не по душе была отведённая для неё роль некоего критика. Ведь изъявив своё субъективное мнение о произведении, писательница могла навлечь на себя негодование со стороны не только авторов, чьи работы она обозревала, но и аудитории их почитателей. Она прочитывала всё новые романы, детективы и прозы. Женщина изучала их манеру написания, выискивала всю необходимую информацию о самих авторах в сети, чтобы образно провести параллель между сочинениями и их биографиями, если это представлялось возможным. Найдя достаточно материалов для повествования о них в статье, Кэролайн, убрав всё лишнее и оставив только необходимое, разбавляла свои изложения щепоткой своего авторского красноречия.

С появлением колонки у Хант, издательство стало пользоваться большей популярностью. Но к самой Кэрол популярность так и не вернулась. Отчасти от того, что она избегала встреч с другими журналистами. Отчасти от того, что многие читатели находили её статьи интересными и вовсе не знали автора и её книги, некогда сделавшие её известной.