Читать книгу: «Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)», страница 7
Копье! Узкий граненый наконечник, целивший ему в живот, не достиг цели: Итиро с разбегу перепрыгнул через блеснувшее острие. Изумленное ругательство копейщика прозвучало уже за его спиной.
Меч! Длинный тяжелый клинок, норовивший снести ему пол-черепа, лишь рассек воздух над головой: Итиро вовремя склонился перед блеснувшей полоской металла и подался в сторону.
Секира! Стальной изогнутый полумесяц сверкнул у самой груди. Итиро, пригнувшись еще ниже, перекатился под боевым топором. Вскочил на ноги. Побежал дальше, словно и не падал.
А вот еще двое впереди, в узком проходе. С щитами и мечами. В тяжелых латах, в глухих шлемах. Идзинские самураи! И этих не обежать так просто. И между ними не проскочить.
Но Итиро не останавливался. Он несся прямо на них, неповоротливых, закованных в железо. А когда идзины выставили перед собой клинки и вознамерились насадить его на боевую сталь, как ощипанную куропатку на поварской прут, Итиро что было сил оттолкнулся от земли. Вверх. И вперед. Сильно, резко, вкладывая в гигантский шаг-прыжок с разбега всего себя.
Длинные мечи проткнули пустоту. Где-то там, внизу, под ним. Прыгучесть, которую Итиро не один год развивал изнурительными тренировками, наверное, и не снилась этим обвешанным железом идзинам. И сейчас он их попросту пе…
Земля, казалось, на время утратила над ним всякую власть.
…ре…
Полет воина-тени был легким и стремительным.
…пры…
Толчок правой ногой от верхнего края вражеского щита придал ему дополнительное ускорение.
…ги…
Идзины, оставшиеся внизу, не успели ни вскинуть свои мечи вверх, ни повернуться.
…вал!
Перепрыгнул! Живая преграда осталась позади. Земля вновь приняла легкое пружинистое тело Итиро. И он побежал дальше.
Рядом просвистела стрела, вторая. Итиро удачно увернулся от третьей. Потом обстрел прекратился. Видимо, его, запертого во внутреннем дворе замка, как в клетке, пытались взять живым.
Идзины перекрыли подступы к лестницам на внешнюю стену и даже зачем-то перегородили стеной щитов и копий запертые ворота. Но Итиро сейчас не нужны были ни лестницы, ни ворота. Сейчас ему нужно было добежать до углового излома наружных укреплений – туда, где стена смыкается с башней. И где к стене пристроена нижняя стрелковая площадка с десятком узких бойниц и без единого человека.
Он добежал. Неприступная каменная кладка башни высилась перед ним. Только не для Итиро неприступная. Не останавливаясь, не сбавляя скорости, а лишь наращивая ее, он бежал на угловую башню, словно намереваясь убиться о нее. А потом…
Толчок. Стопа – в камень. Сила набранной инерции прижимает к башенной кладке. И остается только быстро-быстро переставлять ноги. Под испуганные и удивленные вопли идзинов Итиро бежал по вертикальной плоскости столь же уверенно, как прежде – по земле. Быстрыми-быстрыми, мелкими шажками.
Шаг-шаг-шаг-шаг.
Выше, выше, выше, выше…
Шаг-шаг-шаг.
До уровня нижней боевой площадки на стенном пролете.
Шаг, шаг!
И еще чуть…
Ша-а-аг!
…чуть-чуть повыше.
В тот миг, когда земля неумолимо повлекла тело вниз, Итиро с силой оттолкнулся от каменной кладки. Прыгнул. Назад и в сторону. Протягивая руки в перчатках-сюко к перилам стрелковой площадки.
Все было рассчитано правильно. Взбежать до зубчатого гребня стены он бы, конечно, не смог, но железные когти на ладонях хрустко впились в прочную деревянную ограду нижнего яруса укреплений. А уж там…
На миг Итиро повис над головами изумленных идзинов. В следующий миг он уже был у лестницы, соединявшей нижний и верхний ярусы стен. А еще пару мгновений спустя стоял на верхней боевой площадке.
Перед новым противником.
* * *
Из темного проема угловой башни на него словно выскочил демон-они из адской бездны-дзигоку. Это был идзинский самурай в глухом шлеме-ведре с бычьими рогами. С противоположного конца стенного пролета бежали еще несколько воинов. Они, правда, были пока далеко, но рогатый идзин действовал решительно и без промедления, не дожидаясь подмоги.
Тяжелый меч прогудел перед лицом Итиро. Синоби едва успел отпрянуть в сторону. Идзин ударил снова, оттесняя противника от каменных зубцов и стараясь сбросить его во внутренний двор замка. Итиро увернулся, отведя вражеский меч когтями «кошачьей лапы». Но третий удар, нанесенный сразу же вслед за вторым, – очень быстрый, хотя и не очень сильный – непременно срубил бы Итиро, не подставь он под секущую сталь левое предплечье.
Под черной тканью куртки звякнул металл. Рука на миг онемела от тупой боли. Зато вражеский клинок скользнул в сторону. На этот раз жизнь Итиро спасли металлические щитки, вшитые в рукава уваппари.
Отскочив назад, Итиро стряхнул с ладоней и сунул за пояс когти-сюко. Увернулся от очередного выпада врага. Выхватил из-за спины темную сталь сикоми-дзуэ и на выдохе резким рубяще-режущим движением попытался снести железное ведро с латных плеч.
Раз попытался, два, три…
И с удивлением обнаружил, что чужеземец орудует мечом ничуть не хуже, а, быть может, даже лучше его, первого воина в клане! Несмотря на тяжесть доспехов, противник двигался с необычайным проворством, а увесистый клинок в его руке летал, как легкая бамбуковая палка. Незнакомые приемы идзинского кен-дзюцу20 оказались весьма эффективными. К тому же долго фехтовать мечом-посохом, лишенным защитной гарды, было непросто, а парировать удары – опасно: можно запросто лишиться пальцев.
Внизу, под стеной, пылали факелы и белели поднятые лица с провалами разинутых ртов. На них смотрели. За их смертельным танцем наблюдали. А драгоценное время уходило… уходило… у-хо-ди-ло!
Воин в рогатом шлеме – вне всякого сомнения, великий кенси21, у которого многому можно научиться – уверенно теснил Итиро, осыпая его градом смертоносных ударов. А хуже всего было то, что идзинский меч значительно превосходил по длине сикоми-дзуэ Итиро. Что ж, если в бою нельзя удлинить клинок, возможно другое…
Уклонившись от очередного выпада противника, Итиро ударил сам. Но на этот раз не просто ударил, а с силой выбросил правую руку, выкинул ее в буквальном смысле. Вместе со сжатым в кулаке мечом.
Бесконечные тренировки на грани человеческих возможностей, болезненные растяжки и вывихи, которым регулярно подвергали гибкое тело Итиро, сделали свое дело. С легким хрустом локтевой и плечевой суставы на миг вышли из суставных сумок. Рука удлинилась на добрую ладонь, увеличилась дистанция удара…
Такого приема враг не ожидал.
Темное острие сикоми-дзуэ рассекло кольчужную сетку под правым наплечником и вспороло рукав поддоспешника. Брызнула кровь. Идзин глухо вскрикнул. Отступил, споткнулся, упал, роняя оружие из ослабевших пальцев. Его меч, кувыркаясь, полетел со стены.
Раненый и обезоруженный противник больше не представлял опасности, и Итиро не стал его добивать. Не до того! По стене бежали другие идзины. Подбегали! Топот и звон железа доносились и из темного башенного проема за спиной Итиро. Там тоже кто-то поднимался наверх.
Суставы уже встали на место и почти не болели. Итиро сунул меч-посох в заспинные ножны, вырвал из поясного кармана широкий деревянный пенальчик. Щелк! Пенал открылся, и Итиро, подобно сеятелю, бросил металлическую «зернь» – мелкие, но остро заточенные «ежи»-тэцубиси. Вправо. Влево…
Россыпь железных колючек оказалась под ногами у воинов, бегущим по стене. Еще одна порция «ежей» полетела через раненого идзина на темную лестницу башни. Тэцубиси не отравлены, но они способны пропороть обувь и поранить ногу. Это должно на время задержать врага.
И в самом деле – задерживало. Уже почти добежавшие до Итиро идзины с воплями повалились друг на друга. На лестнице в башне тоже слышатся вопли, звон железа о камень, грохот падающих тел.
Пора! Итиро был готов к последнему рывку. Но чья-то рука вдруг схватила его за маску-дзукин. Рванула ткань…
Проклятье! Раненый идзинский самурай вновь стоял на ногах и пытался его остановить! Правая рука безоружного мечника висела плетью, левая – сдирала с лица Итиро маску.
Но пальцы уже нащупали в боковом кармашке бумажный мешочек. Итиро сжал тонкую оболочку. Бумага порвалась. Итиро швырнул жмень мелкого порошка в смотровую щель рогатого шлема. Над головой чужеземца заклубилась пыль – слепящая смесь из песка, железных опилок, высушенных и перемолотых в труху жгучих трав. Идзин заревел медведем. Шараханулся назад, споткнулся, упал.
Видел ли он лицо Итиро? Успел ли разглядеть, прежде чем ослепнуть? Если да – то плохо. Никто не должен видеть лица синоби. Так его учили…
Снова дождем посыпались стрелы: беглеца уже не надеялись взять живым. Или просто не хотели.
Итиро вскочил на зубчатый край стены. Одна стрела пропорола вздутую порывом ветра куртку. Еще одна – ударила в спину, соскользнув с округлого бока сумки-нагабукуро. Стрела звякнула о кристалл с Черной Костью и едва не сбросила Итиро вниз. А с такой высоты нужно прыгать самому. Аккуратно, умело и расчетливо нужно…
Итиро быстро перекинул нагабукуро на живот, вздохнул поглубже. Задержался еще на миг. Сконцентрировался перед опасным прыжком. И шагнул во мрак. Исчез в ночи под изумленные крики идзинов. Растворился тенью среди ночных теней.
Пару мгновений, показавшихся нескончаемо долгими, он, раскинув руки в стороны, удерживал тело в правильном – ногами вниз – положении. Итиро падал вдоль неровной кладки – спиной к выступающим камням, едва не касаясь их. Падал, как стоял.
Ночной воздух тугой, упругой струей бил в открытое лицо. Сухая земля – темная полоска между стеной замка и увенчанным частоколом валом стремительно приближалась, грозя ударить до хруста в костях и до хлюпанья в потрохах. Ударить, сломать, разбить, размазать.
Это был самоубийственный прыжок. Для любого другого – да, но не для опытного синоби. Не для лучшего генина клана. Еще стоя на зубчатом гребне стены, Итиро хладнокровно рассчитал ма-ай – соотношение времени и пространства. У самой земли, в нужный, самый нужный момент Итиро ударил ногами в кладку за спиной. Удар отозвался сильной болью в пятках. Сильной, однако не смертельной.
Промежуточный толчок погасил скорость. Тело, до сих пор падающее вертикально, отскочило от стены под углом. Итиро сгруппировался, прижимая нагабукуро с добычей к животу, стараясь уберечь кости. Свои кости. Черную Кость защитит прочный кристалл-саркофаг.
Приземление, конечно, не было безболезненным, но все же не убило и не покалечило его. Итиро по инерции докатился до вала с частоколом. Вскочил на ноги. Выхватил из кармана еще один бумажный мешочек, надорвал его и рассеял пыльное облако неприметного землистого цвета. Этот порошок предназначался не для людей. Он защитит его от собак, которых идзины могли пустить вокруг крепости. Если пес хоть раз вдохнет такую смесь, проку от него больше не будет: пес потеряет обоняние.
Не оставляя на плотной земле следов и присыпая путь отступления едкой пылью, Итиро быстро поднялся к частоколу, легко перемахнул через него…
Когда со стены в ночную тьму полетели горящие факелы, он уже спускался в ров. Без шума и всплеска погрузившись по горло в мутную воду, Итиро достал из-за спины сикоми-дзуэ, вынул клинок и не торопясь открутил с ножен набалдашник-кодзири…
Из крепости доносились переполошенные крики. Со скрипом и скрежетом опустился подъемный мост. Послышался стук подкованных копыт по деревянному настилу. Всадники с факелами рассыпались по ту сторону рва. Несколько конных идзинов направлялись в его сторону, и Итиро скрылся под водой с головой. Над черной поверхностью, почти не тревожимой прикосновением слабого ветерка, остались торчать лишь ножны-сая, обращенные на этот раз не в плевательную, а в дыхательную трубку. Среди водорослей и травы, разросшейся над стоячей водой, кончик ножен трудно было бы разглядеть даже днем, а уж ночью и подавно.
Вода оказалась прохладной, но Итиро не обращал внимания на подобные мелочи. Его тело прошло хорошую закалку-танрен, он мог часами лежать в снегу.
Итиро приготовился к долгому ожиданию. Пока идзинские всадники рыскают поблизости, уходить было опасно. Он ускользнет позже – когда погоня удалится или когда идзины, утратив бдительность, начнут возвращаться. Когда уже никому не придет в голову искать похитителя Черной Кости под самыми стенами крепости. А ждать Итиро умел. А ночь только-только перевалила за половину.
У него еще будет и время, и возможность незаметно уйти до рассвета. Уйти самому и унести добычу. Сознание Итиро погружалось в блаженное состояние макусэ – глубокой медитации и полной отрешенности от происходящего.
Глава 5
– Черные Мощи, ваше величество… – таковы были первые слова вестника, примчавшегося из Вебелинга и переступившего порог шатра.
В императорскую ставку на берегу Дуная прибыл сам Дитрих Кнауф, кастелян вебелингского замка и один из немногих императорских рыцарей, имевших представление о том, какое сокровище хранится в замковом донжоне. Это уже само по себе внушало беспокойство. К тому же Дитрих сейчас походил не на благородного дворянина из знатного рода, а на побитую собаку. Изнуренный долгой скачкой, пропахший своим и конским потом, в плаще, заляпанном грязью, с перевязанным темно-бурой тряпицей плечом, он стоял перед императором, опустившись на правое колено и не смея поднять глаз. Рядом лежала седельная сума, которую вестник зачем-то притащил с собой.
– Что? – с трудом вымолвил побледневший Феодорлих. – Что мощи?!
В императорском шатре не было никого, кроме самого императора, вебелингского рыцаря и советника-колдуна в красных одеждах. Стражу и свиту Феодорлих выставил прочь.
– Они… они похищены, ваше величество.
– Что-о?! – взревел Феодорлих.
Теперь лицо императора налилось красным и стало похоже по цвету на колпак и мантию придворного чародея.
– Что? – беззвучно, одними губами, вслед за Фридрихом прошептал Михель.
Маг подошел ближе, почти вплотную к Дитриху, вперился в него пронзительным взглядом.
– Мощи… похищены… – хрипло повторил рыцарь. И решился поднять лицо. – Мы не уберегли Реликвию, ваше величество.
– Когда? – выплюнул император. – Когда это случилось?
– Прошлой ночью, – смиренно ответил кастелян. – Кто-то проник в замок, пробрался в донжон и…
– Как?! – процедил Феодорлих. – Кто посмел? Кто сумел? Куда смотрела стража? Почему вор ушел живым?
Рыцарь глубоко вздохнул, прежде чем ответить.
– Это был не человек, ваше величество, и только поэтому…
– Что значит «не человек»? – прошипел Феодорлих. – Отвечай!
– Это исчадие ада, – Дитрих выпихивал слова, словно выдирал зазубренные наконечники стрел из раны – Это демон. Это сам… сам… сата…
– Это всего лишь слова, за которыми удобно прятать свою нерадивость и трусость! – гневно пророкотал император, вновь перебивая вестника. – Ты лжешь, Дитрих, и понесешь за это надлежащую кару.
– Ваше величество, он не лжет, – Михель, пристально следивший за вебелингским кастеляном, неожиданно вклинился в беседу. – Все, что говорит кастелян – правда. Либо он искренне верит в то, что это так.
Феодорлих резко повернулся к магу.
– Откуда тебе знать, Михель? Ты что, уже заглянул в его мысли?
– Да, ваше величество. Они открыты. Правда, мне трудно в них разобраться. Мысли Дитриха – как неготовое варево в бурлящем колдовском котле. Но он не лжет. Он просто находится в смятении и не знает, как объяснить случившееся.
Император, сверкнув глазами, подступил к колдуну.
– Вот как?! Тогда, может быть, ты объяснишь, Михель? Ты, помнится, убеждал меня, что мощи надежно защищены от любого магического воздействия извне. Ты утверждал, что никакой колдун, никакой демон и никакая иная тварь не способны проникнуть в замок при помощью магии, и что никто на свете не сможет использовать магическую силу, чтобы похитить Реликвию.
Михель кивнул.
– Я не отказываюсь от своих слов, ваше величество. Все так и есть. Если Черные Мощи похищены, значит, это сделано не с помощью магии. Но это вовсе не значит, что кому-то могло ПОКАЗАТЬСЯ иначе.
Феодорлих снова навис над несчастным кастеляном:
– Кто-нибудь хотя бы разглядел похитителя?
– Он был в черных одеждах, и на нем была маска, ваше величество…
– С каких пор демоны рядятся в одежды и носят маски? – негромко вставил Михель.
– Не знаю, – облизнув сухие потрескавшиеся губы, Дитрих растерянно смотрел то на мага, то на императора, – этого я не знаю, но…
– Что «но»?! – рявкнул Феодорлих.
Рыцарь торопливо потянулся к своей суме, судорожно дернул ремешки.
– Когда демон… или не демон… или кто он там есть на самом деле… – путаясь в словах и завязках мешка, бормотал рыцарь. – Когда он перебирался через внешнюю стену…
Дитрих, наконец, справился с сумой и сунул в нее руку.
– Мне удалось сорвать с него маску.
Рыцарь вытащил два куска черной ткани.
– Вот это было намотано на его голову.
Феодорлих брезгливо покосился на скомканные черные платы в руке кастеляна:
– И что же тебе привиделось под «этим»? Звериная морда? Череп с пустыми глазницами?
Дитрих покачал головой:
– Нет, ваше величество. Под ней было лицо. Человеческое. Но не лицо христианина. Узкие глаза, желтая кожа…
Император и маг переглянулись.
– Татары? – сдавленно прохрипел Феодорлих. – Все-таки они! Послы!
– Или тот, кто пришел с ними, – кивнул Михель. – Тот, о чьих тайных помыслах не ведал ни глава посольства, ни толмач-русин.
– Это не человек, – покачал головой Дитрих. – Это…
– Хватит! – яростно осадил кастеляна Феодорлих. – Я уже слышал!
* * *
На пару секунд в шатре повисла напряженная тишина.
– Позвольте мне, ваше величество, – Михель вопросительно поднял глаза на императора и, уловив слабый кивок, продолжил, обращаясь уже к вебелингскому рыцарю: – Почему ты считаешь похитителя демоном, Дитрих?
– Не только я, все так считают, – выдохнул тот. – Все, кто сталкивался с ним прошлой ночью и кто, столкнувшись, сумел выжить. Он вытворяет такое, на что не способен обычный человек из плоти и крови.
– Что именно он вытворяет?
В вопросе Михеля не слышалось интереса, словно все ответы Дитриха маг знал наперед и спрашивал для того лишь, чтобы ответы эти из уст вебелингского кастеляна услышал император.
– Он… – Дитрих замялся, но быстро совладал с волнением и продолжил: – Он выходит из мрака и бесследно растворяется в нем. Ловит стрелы голыми руками и руками же отбивает клинки. Может растягивать руку с мечом, как тетиву арбалета, а пальцами наносит такие раны, словно имеет когти. Он душит насмерть адским смрадом своего дыхания. Ослепляет едкой колдовской пылью. Бегает по стенам, как по земле, летает по воздуху…
– И летает тоже? – со снисходительной усмешкой переспросил Михель. – Вот даже как?
– Десятки рыцарей, слуг и оруженосцев видели, как демон спрыгнул с восточной стены. Вы знаете, какая там высота. Никто не смог бы упасть вниз и остаться в живых. Однако мы не нашли под стеной трупа. Значит… значит, демон улетел… – не очень уверенно закончил Дитрих.
– Демон что-нибудь оставил после себя, кроме своей маски? – маг пристально смотрел на суму вебелингца, которая вовсе не выглядела пустой.
– Да, да… – оживился рыцарь, – оставил… кое-что оставил…
Дитрих вынул из своего мешка сверток грубой толстой рогожи, размотал…
– Вот!
К ногам императора и мага лег странный кинжал, скованный с крюком. Темная, не отражающая света сталь. К рукояти привязан обрывок веревки из черного конского волоса. Судя по всему – рассеченной мечом или топором. На кинжал кастелян положил прочный моток с петлей на конце. Видимо, отрубленную часть веревочного хвоста.
– При помощи этого крюка и этой веревки демон спустился с донжона, – пояснил Дитрих.
Михель прищурился:
– Спустился, говоришь? По веревке? Но если демон способен летать, зачем ему понадобилась веревка с крюком? Почему он просто не упорхнул из крепости сразу, как только захватил мощи?
Кастелян захлопал глазами:
– Я не… не знаю…
– Покажи, что еще у тебя есть, – потребовал маг.
Из сумы был извлечен другой сверток – поменьше и поплотнее – из толстой кожи, намотанной в несколько слоев. Повозившись немного, Дитрих достал из него два металлических шипастых «ежа».
– Это ночной демон… вор… бросал нам под ноги.
Феодорлих тронул железную колючку носком сапога.
– Похоже на «чеснок», – пробормотал император. – Только маловат. Подкованное копыто может и не проткнуть. Если на влажной земле лежит, то всадника сразу и не остановит.
– Зато пропорет ногу человеку на темной лестнице или на крепостной стене, – заметил Михель. – И спрятать при себе такие шипы нетрудно. Вот только существо, способное летать и исчезать во мраке, вряд ли стало бы ими пользоваться. Как, впрочем, и веревкой, как и маской. А это еще что?
Дитрих с величайшей осторожностью извлекал из кожаной, затянутой шнурами обмотки плоскую черную звезду. Края странного предмета были заточены до бритвенной остроты.
– Это что-то вроде метательного ножа, – пояснил рыцарь. – Отравленного к тому же. Одна царапина – и человек гибнет.
– Опять неувязка, – хмыкнул Михель. – Много неувязок, слишком много. Для чего демону, который умерщвляет противников одним лишь своим дыханием, мазать ядом свое оружие? Зачем ему вообще оружие? И метать эти заточенные лезвия – зачем, если, как ты говоришь, его рука способна вытягиваться и разить врага на расстоянии? Впрочем, продолжай…
Следующими были две полые, сильно обгоревшие изнутри и потрескавшиеся снаружи трубки из неизвестного дерева. Больше всего они напоминали обрубки гигантского камышиного стебля. От трубок исходил резкий неприятный запах.
– Их нашли под трупами на лестнице донжона, – сказал Дитрих. – Видимо, это использованные факелы.
Михель покачал головой.
– Факелы ночным демонам не нужны, эти твари прекрасно видят во тьме. К тому же…
Маг поднял одну из трубок, внимательно осмотрел ее, понюхал, поморщился.
– Факелы к тому же так не воняют. Я, скорее, склонен полагать, что смрадное дыхание, о котором ты упомянул, испускал вовсе не демон, а эти штуки.
Михель задумчиво повертел в руке обгоревший деревянный обрубок.
– Если принюхаться, можно различить запах мышьяка и белены. Но наверняка здесь была и еще какая-то отрава.
Он брезгливо отбросил трубку и отряхнул руки.
– Что-нибудь еще удалось найти в замке, Дитрих? – нетерпеливо спросил Феодорлих.
– Ничего, ваше величество, – поник рыцарь, – в замке больше ничего нет.
– А за его пределами? Какие-нибудь следы?
– Никаких следов. Ни человеческих, ни лошадиных. Мы прочесали окрестности. Перекрыли все дороги и тропы. Но этот демон… вор этот… он действительно словно улетел по воздуху, ну, или сквозь землю провалился. Он исчез.
– Исчез, говоришь? – хмуро переспросил Феодорлих. – Собак спускали?
– Да, ваше величество. Только собаки следа не взяли. А два пса вовсе утратили чутье. Словно заклятье на них кто наложил. Единственное, что удалось обнаружить – это ряса. Она лежала в дупле и…
– Ряса? – изумился Феодорлих. – Какая еще ряса?
– Монашеская, ваше величество, – быстро ответил Дитрих. – Черная. Похожая на бенедиктинскую. И дырявая вся какая-то. А так – ничего примечательного. Я даже брать ее с собой не стал.
– Возможно, злоумышленник пробирался к замку, прикинувшись странствующим богомольцем, – пробормотал Михель. – Под монашеским куколем удобно прятать лицо. Но опять-таки, зачем укрываться рясой демону, который способен обретать невидимость?
На этот вопрос Дитрих ответить не смог, и маг задал другой:
– Кстати, а не было ли там, в дупле, нагрудного креста?
– Был, – побледнев, ответил вебелингский рыцарь. – Но ведь… ведь нечисть святого креста не наденет и даже в руки не возьмет.
Маг повернулся к императору:
– Что и требовалось доказать, ваше величество. Мы имеем дело не с исчадием ада, а с человеком из плоти и крови. Быть может, человек этот нечеловечески ловок, но не всемогущ. К тому же без монашеского одеяния ему придется трудно. Слишком уж приметная у нашего «демона» внешность.
– Я уже снарядил и выслал по дорогам дополнительные конные дозоры, – поспешил доложить Дитрих. – Весь замковый гарнизон поднят на ноги. Рыцари и кнехты прочесывают леса. Возможно, нам удастся найти вора и мощи.
– Что ж, тогда, возможно, ты будешь жить, Дитрих, – процедил сквозь зубы Феодорлих.
Широким твердым шагом он прошел к выходу из шатра и откинул полог.
– Стража!
На зов явились два мечника-телохранителя в начищенных латах.
– Взять его, – Феодорлих мотнул головой в сторону кастеляна.
Когда вебелингского рыцаря вывели из шатра, император перевел взгляд на придворного чародея.
– Думаю, теперь не лишним будет навестить наших гостей, – проговорил Феодорлих.
Улыбка на его лице больше походила на звериный оскал.
– Вы правы, ваше величество, – склонился перед императором Михель. – Следует проверить посольский лагерь.
* * *
Их обложили плотно и со всех сторон. Сразу же после турнира вокруг татарского куреня сплошным кольцом расположились пара сотен немецких рыцарей со сворами оруженосцев и слуг, пешие арбалетчики и отряды копейщиков. Латиняне были в доспехах и при оружии, однако держались в отдалении и не выказывали явной враждебности. Послам просто давали понять, что император не намерен выпускать из лагеря никого из них.
Странная осада длилась всю ночь и весь следующий день. На расстоянии выстрела из лука, группками и поодиночке, постоянно маячили всадники и бродили пешцы. Арбалеты латинянских стрелков были взведены. Напряжение росло.
Бельгутай велел своим воинам облачиться в доспехи, оседлать коней, собрать припасы в дорогу, проверить оружие и, по возможности, не выходить из палаток. Нойон обошел лагерь и перебросился краткими фразами с каждым десятником-унбаши. Унбаши молча и понимающе кивали. Бельгутай говорил быстро и тихо. Единственное, что смог разобрать Тимофей: речь шла о возможной стычке. Попытка расспросить ханского посла успехом не увенчалась. Бельгутай только раздраженно отмахнулся:
– Если дело дойдет до драки, просто держись меня, Тумфи, и делай, что я скажу. Тогда, может быть, уцелеешь.
Близилась ночь. Еще засветло дозорные развели костры вокруг лагеря, и, едва начало смеркаться, огни четко обозначили границу татарского стана, лишив латинян возможности подобраться незамеченными. Те, впрочем, и не думали таиться.
Вечером возле лагеря появился Феодорлих со свитой. Кольцо вокруг куреня еще более уплотнилось и сжалось. Латиняне открыто подступили к кострам и крайним палаткам куреня. Надвинулись почти вплотную. Словно петля легла на горло – пока еще не тугая, но готовая в любой момент затянуться, смять и раздавить немногочисленный отряд степняков. Как только в этом возникнет необходимость. Как только император даст команду.
Феодорлих в сопровождении Михеля и пары дюжин вооруженных рыцарей въехал на территорию лагеря, миновал палатки нукеров и приблизился к шатру Бельгутая. Император был облачен в боевые доспехи, у седла Феодорлиха топорщилась небольшая и явно не порожняя сума.
Большие щиты конных телохранителей надежно прикрывали монарха, да и сами закованные в латы всадники располагались впритирку друг к другу: копье не пройдет, стрела не пролетит. Придворный чародей держался подле императора и тоже находился под прикрытием рыцарей. Правая рука Михеля была чуть приподнята, чтобы в любой момент сотворить защитный магический знак.
Арбалетчики, выстроившиеся у огней посольского стана, держали заряженные самострелы наизготовку. За линией стрелков выжидала конница. Немецкие лошади фыркали и рыли копытами землю. За всадниками располагалась пехота. Колышущаяся стена пик закрывала татарам дорогу к бегству.
Вряд ли удастся прорваться через такое окружение, – трезво оценил ситуацию Тимофей. И едва ли возможно сейчас причинить императору вред. Если конечно, у татар нет в запасе какой-то особенной хитрости. Тимофей покосился на посла-нойона: от этих кочевников всего можно ожидать.
Бельгутай встретил императора перед своим шатром. Тимофей стоял справа от ханского посла. Позади, у коновязи, два неподвижных факельщика разгоняли огнями сгущающиеся вечерние сумерки. Пламя они держали прямо перед собой, закрывая лица от пристального взгляда Михеля. Это могло быть случайностью, а могло и не быть. Больше татарских воинов поблизости видно не было.
И посол, и толмач, и оба нукера с факелами дожидались незваных гостей без оружия – так распорядился Бельгутай. Да что там оружие! Как ни присматривался Тимофей, он не заметил ни у кого каких-либо подручных предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия. Ну, разве что на шее нойона болталась увесистая золотая пайзца, да пояса факельщиков оттягивали небольшие мешочки-кошели, в которые дозорные обычно клали просяные лепешки, если предстояло долгое бессменное дежурство. Но в такой мешочек не спрятать ничего страшнее камня. А какой вред может причинить булыжник закованному в латы рыцарю?
Бельгутай и Тимофей двинулись навстречу Феодорлиху, чтобы надлежащим образом поприветствовать императора, но были остановлены предупреждающим окриком и полудюжиной копий, направленных в лицо и грудь. Им запрещали подходить близко. Им открыто угрожали.
После этого пустую вежливость можно было отринуть и говорить по существу.
– Что происходит, ваше величество? – спросил Бельгутай, едва не упершись грудью в острые наконечники.
Тимофей перевел вопрос нойона, стараясь не обращать внимания на маячившую перед глазами сталь и настырное давление черных глаз Михеля, глядевшего из-за императорского плеча.
– Ничего особенного, – мирно, почти дружелюбно ответил Феодорлих. – Я всего лишь хочу вернуть принадлежащее мне.
Бельгутай выслушал перевод, нахмурился.
– Вы в чем-то нас подозреваете?
Ответ прозвучал не сразу. Видимо, император что-то взвешивал на незримых весах, о чем-то раздумывал, что-то решал.
– Лично вас – нет, – наконец, заговорил он. – Пока нет. Но у меня имеются основания полагать, что вместе с вашим посольством в мои земли прибыл злоумышленник, который прошлой ночью проник в Вебелинг и забрал одну ценную… очень ценную и дорогую для меня вещь.
Кажется, Феодорлих решил говорить прямо и откровенно, однако его слова ясности пока не вносили.
– Что забрал? – Тимофей позволил себе самостоятельное уточнение. – Какую вещь?
– Некую Реликвию, – глаза Феодорлиха внимательно следили за послом и толмачом. Взгляд Михеля, казалось, вовсе просверливал их насквозь. – Черные Мощи. Не слыхали о таких?
В голове Тимофея звякнул колокольчик. Да чего там – целый колокол загудел. Припомнилось, как Бельгутай после аудиенции в императорском шатре случайно, а может быть, и нет, упомянул о некоей Черной Кости. Уж не о ней ли идет речь?
– Я ничего не скрываю, потому что не вижу в этом нужды, – продолжал Феодорлих. – Тот, кто похитил Черные Мощи, знает об их похищении. Кто не знает – скоро догадается. И все же я надеюсь вернуть украденное. И от того, удастся ли мне это, напрямую зависит ваша судьба.
