Читать книгу: «Сотворение Волжской России. Книги 1,2,3», страница 8
– Сколько всего надо, мы подсчитали, а сколько имеется, не знаем. Вчера попытались выяснить на предприятиях, но или не дают информацию вообще, или долго выспрашивают: «А кто такие? А зачем? Ну есть один, а вам сколько надо? И так далее».
– Вот что, Сергей Никанорович, ставлю перед вами следующую задачу: подготовьте приказ, от моего имени, и включите в него трех-четырех человек, с требованием предоставить им всю информацию об автотракторной технике. Как будет готов приказ, берёте патрульную машину у Жилина и чтобы к 16-ти часам на заседание Совета обороны вы пришли с полной информацией о том, сколько, где, в каком состоянии и какой модификации трактора и другая сельскохозяйственная техника у нас имеется. Далее, объявляете фермерский и казачий призыв. Да-да, и казачий. Давайте раскроем скобки и увидим, что для надежной безопасности ваших крестьянских хозяйств установление пограничных застав и дозоров обойдется в кругленькую сумму, ничуть не меньшую, чем обустройство казачьих станиц. Но, если содержание казачьих застав, со временем, не будет стоить бюджету, почти, ничего, то обычная пограничная охрана так и будет всегда сидеть на деньгах государства. Поэтому просчитайте самые минимальные затраты по организации каждой казачьей пограничной линии отдельно: северной, южной, западной. Да-да, Станислав?..
– Петрович, – подсказал Удинов.
– Станислав Петрович, именно минимальные. Сами понимаете, сегодня у города ресурсы не просто ограничены, главное, пока совершенно отсутствует их пополнение. Вопросы есть?
– Есть, – Чанов закончил записывать что-то в свой блокнот, – как объявить призыв и где собирать фермеров и казаков?
– Напишите обращение к гражданам Волжской России и передайте его по радио, а собрать можно, где хотите, ну скажем ДК «Октябрь» подойдет?
– Вполне.
– Ну вот, и вперед. Всё, переходим к следующие вопросам. Что у нас с семенным фондом и с солью, Сергей Никанорович?
– Семенами у нас занимался Михаил Николаевич Костров, он и доложит.
Встал кругленький, невысокого роста агроном Костров, который последнее время работал снабженцем частной фирмы, занимающейся изготовлением и реализацией муки. Он стал докладывать о количестве ещё не перемолотого зерна ржи и пшеницы на трех мукомольных предприятиях, об овсе на пивзаводе, о запасах картофеля и семян других культур, но Ярославцев его прервал:
– Простите, перебью. Это, конечно, всё важно, но вот мы ставим задачу засеять сейчас десять тысяч гектаров? Скажите, на какую площадь у нас хватит ржи, пшеницы, овса, овощей и картофеля?
– Тут проблем не будет. Ржи у нас на три тысячи гектар, пшеницы – на пять с половиной, а картофеля, даже если использовать под семена только половину того, что завезли в город, хватит, чтобы засеять четыре тысячи гектар, всего, остального только на полторы-две тысячи гектар. По нашим подсчетам, при урожайности на 20% ниже среднегодовой по Волгоградской области, полученного продовольствия с избытком хватит до осени будущего года.
– Осени 1225-го года?
– Да, конечно.
– Ну что ж, хорошо, ещё и казакам семенного материала хватит.
Ярославцев отложил ручку, которой делал пометки в своем журнале,
– Что по соли? Кто будет докладывать, Сергей Никанорович?
– Пожалуй, я сам, – Чанов встал.
– Ближайшее к нам озеро Эльтон, где можно организовать её добычу, находится по прямой всего в ста километрах от города. Однако добычу надо организовывать с нуля, значит нужно отправлять людей не с пустыми руками, а подготовить оборудование, стройматериалы и тому подобное. Потребности города нами определены, соответственно и определена необходимая производительность эльтонского соледобывающего предприятия, она небольшая, до тысячи тонн в год. К сожалению, мы пока не нашли специалиста по добыче соли, поэтому сейчас, четыре группы студентов, по нашему заданию, роются в библиотеках города в поисках информации о технологиях добычи и переработки соли. Так что более конкретно о необходимом минимуме ресурсов для организации этой работы мы будем готовы говорить в лучшем случае завтра.
Чанов замолчал. Молчал и Ярославцев, что-то отмечал в своем журнале. Потом он встал, попросил Чанова присесть и подвел итоги встречи.
– Итак, учитывая недостаточную профессиональную… скажем, титулованность вашей комиссии в вопросах, которые вам поручили изучить, должен отметить, что поработали вы неплохо. Главное, определена стратегия. Вот теперь надо детально определить ресурсы и тактику создания базы для полного обеспечения города продовольствием. Так что объем работы у вас огромный – ни спать, ни раскачиваться некогда. Все свободны, за работу.
Оставшись один, Ярославцев ещё раз просмотрел свои записи, взглянул на часы – было без четверти десять. «Ого, прозаседали», – покачал он головой и, вспомнив неторопливую речь Чанова, подумал: «Ох уж эти ученые, расскажут, покажут, как делать, а вот сами организовать, самим сделать – слабо. Что ж, кто умеет – делает, а не умеет, учит?». Он усмехнулся и решил: «Всё, пора зенинских офицеров к ним подключать, иначе не справятся, затянут, или вообще завалят, что в нашем положении совсем не две большие разницы».
– Андрей Андреевич, от Кузнецова очень срочно на связи, – раздался в динамике селектора голос Дюжевой.
– Да, давайте их сюда, – Ярославцев нажал кнопку, и динамик микрофона почти тут же выдал голос командира летной группы.
– Товарищ Председатель Совета обороны, я по поручению Кузнецова.
– Да, слушаю.
– У нас на юго-восточном рубеже столкновение со степняками за аэродромом. Наши потери: пятеро ранено и четыре женщины из строительного полка захвачены степняками. С их стороны двенадцать убито, примерно столько же ушло в степь и шестеро пленных, из них пять человек ранено. Да, взято 11 невредимых лошадей и семь убито.
– Вы откуда звоните?
– С аэродрома.
– Я выезжаю к вам.
– Вас встретят на перекрестке.
Ярославцев, встал, подошел к шкафу, надел куртку и вышел из кабинета. На одиннадцать у него была назначена встреча с энергосырьевым комитетом Академии наук, поэтому он предупредил Дюжеву, что, возможно, задержится, и пусть учёные его подождут. Потом зашёл к Жилину и попросил его подписать приказ по Чановскому комитету за него.
Через 15 минут, встретив по пути четыре машины скорой помощи, его Волга подъехала к среднеахтубинскому перекрестку, где Ярославцев пересел на поджидавший его воинский УАЗик с офицером и двумя солдатами охраны, не считая шофера. Эта машина, проехав метров 50 на восток, пересекла линию будущего рва и вала и повернула на север.
Ров был только обозначен и походил пока на вспаханную полосу шириной пять метров, на которой довольно плотно работали люди. Проехав с четверть километра вдоль этой полосы, УАЗик остановился возле группы из полутора десятка человек, которые стояли метрах в сорока ото рва. Среди них, как-то сразу выделялся Кузнецов. Он повернулся к машине, встретил Ярославцева, представил ему присутствующих офицеров.
Произошло же здесь следующее. Ещё вчера, когда на местности Кузнецов определял со своим штабом линию обороны, он построил систему временной охраны этой линии и строительных частей. На внешней стороне рва, в тридцати-сорока метрах от него, располагалась в окопе вооруженная группа из трех-четырех человек, образуя узел обороны. На расстоянии 250 метров, вдоль фронта, располагалась следующая группа. Кроме того, впереди на расстоянии 500—600 метров ото рва курсировал по фронту в полтора километра боевой дозор из двух человек.
Ещё в восемь часов утра, этот дозор, заметил двух всадников, которые проскакали вдалеке от них. Заметили этих всадников и группы в окопах. В это время как раз начинал свою работу сорок пятый женский рабочий полк. Кузнецов ещё вчера, распределяя рабочие полки по периметру обороны, постарался женские полки поставить не в голой степи, а вблизи построек, как, например, здесь – вблизи зданий аэродрома.
Всадники, не приближаясь ко рву ближе ста метров, проскакали вдоль него километра два и ушли в степь, скрывшись за горизонтом. Через час с гиком и свистом, лава примерно из тридцати степняков пронеслась в разрез между узлами обороны, которые открыли по ним предупредительный огонь. Однако, не обращая внимания на совершенно не знакомые им звуки выстрелов и свист пуль всадники ворвались в ряды роющих землю женщин, которые в панике бросились бежать врассыпную.
Степняки догоняли их, хватали за шиворот, бросали животом вниз на спину своих лошадей, связывали им руки, приторачивали их тела веревками к седлам. Всё это происходило очень быстро. Выскочившие из окопов солдаты, боясь попасть по своим, стреляли только одиночными, продвигаясь навстречу всадникам, а те, закрепив добычу, разворачивали коней в степь. Часть всадников, прикрывая своих товарищей с добычей, бросилась на вышедших из окопов трех солдат, чтобы тут же найти смерть от пуль. Остальные, уходя в степь, попали под огонь боевого дозора, и только меньшая часть шайки ушла-таки на восток, увозя часть добычи. Кузнецов отправил на аэродром снайпера, который на вертолёте должен уже догнать степняков.
– Сразу же за разбойниками был отправлен БТР со среднеахтубинского поста, и, думаю, с помощью вертолёта мы их быстро догоним и обезвредим, – закончил свой доклад Кузнецов.
– Д-а-а, – протянул Ярославцев и, обращаясь к командиру строительного полка, одетому в штатское, спросил:
– Как настроение Ваших людей?
– Как настроение? Паршивое.
– Понятно. Вот что, Виктор Викторович, сегодня же составьте инструкцию для действий всех рабочих полков в случае внезапного нападения таких вот разбойничьих шаек и отрабатывайте ежедневно эти действия: построение в каре, фалангу… я не знаю, но чтобы вот так, как кур лисе ни одного человека мы больше не отдали. И продумайте мероприятия по более глубокой разведке и предупреждению таких нападений, а разбор этого столкновения со всеми самыми горькими выводами доведите до личного состава всех Ваших частей и подразделений. Вот так-то. А вы, господин комполка, «паршивое» настроение Ваших людей используйте для мобилизации их на сопротивление, а не на паническое бегство.
– Слушаюсь, – угрюмо и покорно принял указание штатский командир полка.
– Ладно, – махнул рукой Ярославцев, – Сегодня доложите, Виктор Викторович, о принятых мерах на Совете обороны. Что там вертолёт? Не отвечает?
– Ну-ка, вызови борт, – скомандовал Кузнецов стоящему рядом лейтенанту.
Тот развернулся и побежал к УАЗику с высокой антенной.
– Отдайте распоряжения, и пойдём к радиостанции, Виктор Викторович, предложил Ярославцев и пошёл за лейтенантом.
А в это время пилот вертолёта докладывал, что обнаружил налетчиков примерно километрах в пятнадцати к востоку от аэродрома, они добрались до своего стойбища на краю леса. Стойбище очень велико, по кругу радиусом метров 100, огорожено со стороны степи повозками. Дальше, за стойбищем, пасутся табуны тысячами голов.
В стане большой переполох, несколько сот человек с копьями занимают позиции у повозок. По вертолету, который завис над краем стана с юго-восточной стороны на высоте около ста метров, открыли стрельбу из луков, снайпер нашёл шатер, у которого свалили четырех связанных наших женщин и стреляет по всем, кто пытается подойти к ним. Бронетранспортер уже в километре от стана и вдоль редколесья приближается к северо-западной линии обороны противника…
…Вася Чухнов так и не попарился в баньке в ту злосчастную ночь, и даже поспать ему не удалось. Около четырех утра его призвали по мобилизации. Расписавшись в листе у посыльного, чертыхаясь, он простился с женой, с тоской посмотрел на спящих малюток и погнал свой КАМАЗ, бросив прощальный взгляд в правое зеркало заднего вида, в котором, в свете окна их дома, стояла одинокая фигурка его жены.
Сдав свою машину на проходной и послав к черту охранника, который пытался протестовать и отказывался её принять под свою ответственность, он в седьмом часу утра уже переодевался в защитную униформу и получал снайперскую винтовку. Чухнов не просто имел воинскую специальность «снайпер», но ещё и брал в округе первое место по стрельбе из боевой винтовки. Узнав, об этом, капитан, командующий формированием новых подразделений, конечно же, определил его в отдельную снайперскую группу.
К восьми утра Василия привезли на аэродром, где он после долгих организационных передряг и обустройства, в четыре часа пополудни, завалился спать на матрасе, постеленном на голом полу в диспетчерской, укрывшись шинелью. В шесть утра его растолкал командир отделения, и он отправился в боевой дозор, на ходу доедая последний бутерброд с овощной икрой, взятый ещё из дома. Это он был в том дозоре, который первым засек налетчиков. У них был приказ: огонь открывать только в самом крайнем случае, но сообщать о любых подозрительных вещах, что его напарник и сделал по рации, заметив приближающийся отряд всадников.
Однако никто не ожидал от них такой прыти и наглой дерзости, поэтому до последнего не открывали огонь. Зато, когда началась пальба у рва, они с напарником кинулись наперерез налётчикам, и он, выбирая тех, у кого к седлам была привязана воровская поклажа, успел уложить четверых. Винтовочная пуля, прошивая ворюг, сбрасывала их с сёдел и, пока его напарник вылавливал коней и развязывал пленных, Чухнов кинулся ко рву. Когда он добежал, уже подъехали УАЗики с Кузнецовым и радиостанцией. Кузнецов, которому докладывал раненный в левое плечо сержант, сразу заметил Чухнова со «снайперкой» в правой руке.
– Кто такой?
– Ефрейтор Чухнов, снайпер второго батальона, находился в боевом дозоре. Там отбили несколько женщин.
– Бегом на аэродром, на вертолёт. Догнать и уничтожить гадов!
– Есть!
Так Вася оказался в центре этой погони. В нём кипела злость за всё, что произошло с ним за последнее время, начиная с разбитого прицепа и разлуки с семьей и кончая наглой выходкой степняков у рва. Сейчас он отлично видел связанных, лежащих рядком четырех похищенных женщин. После того, как трое мужчин, которые стояли возле них, а также ещё один, пытавшийся к ним подойти, легли с простреленными головами возле пленниц, около десятка воинов, крутившихся вокруг, больше не решались подойти к четырем связанным. Один из них, показывая на пленниц и объясняя что-то седому бородатому старику, достал из колчана за спиной стрелу, но не успел он натянуть тетиву, как свист пули оборвал его жизнь, выпустив разбойничью душу на божий суд. Стрела, направленная было на связанную женщину, воткнулась в землю и сломалась под упавшим на неё телом хозяина. Старик поднял руки к небу, развернулся на восток и его взгляд уперся в гудящую высоко в небе на солнце стрекозу. Он опустил руки, что-то прокричал своим степнякам, потом протянул руки навстречу вертолёту и ухнулся на колени. Степняки стали собираться возле него, становиться на колени, протягивать руки к вертолету и сгибаться лицом к земле.
Чухнов повернулся к пилоту и прокричал ему в ухо: «Передай на БТР: они просят пощады», – и кивнул в сторону площади, куда продолжали стекаться соплеменники бородатого старика, чтобы присоединиться к нему.
Пилот сообщил на БТР и на центральный пост: «Похоже, степняки сдаются». С БТРа передали, что поняли и. разбив одну повозку-заграждение, ворвались во внутрь стана. Летчик сверху подсказал им дорогу. Пробравшись, наконец, к центральной площади, бронетранспортер остановился, заглушил двигатель, и из его люков вышли офицер и трое солдат. Солдаты сразу же бросились к пленницам и пока развязывали их и принимали на себя объятия и слезы радости, офицер подошёл к старику, безошибочно выделив его, как главу этого племени. Старик по-прежнему стоял на коленях, протянув руки к вертолету. В его глазах застыл ужас. Офицер, встав между ним и винтокрылой машиной, шагах в четырех от старика, повернулся к нему спиной и поднял вверх скрещенные руки.
– Всё, свободен, – крикнул он и махнул рукой, потом повернулся к БТРу и скомандовал, – Передай «борту», пусть возвращается на базу.
Вертолёт отвернул и. набирая скорость, пошёл на запад, а офицер повернулся к старику, усмехнулся и сказал:
– А мы побеседуем.
– Урус, урус, урус, – раздался шепот вокруг. Старик взглянул в глаза этому богатырю и, склонив голову, уронил руки.
Ярославцев передал по радио в администрацию, что задержится до одиннадцати тридцати, и на обратном пути заехал в больницу химкомплекса. Там находились трое солдат, которые первыми вступили в бой со степняками. Все трое были изранены стрелами налетчиков, которые перед своей смертью успели выпустить по две-три стрелы. Сержант был ранен в левое плечо и бедро, другой солдат – в левое предплечье и правую кисть, и только третий в тяжелом состоянии, раненный в шею, левый бок, левую щеку и грудь, находился еще на операционном столе.
– Спасибо, ребята, – сказал после краткой беседы с ними Ярославцев, – сегодня вы им устроили кашу. Они, кто живой остался, на всю жизнь зарекутся к нам соваться и детям своим, и внукам закажут. Выздоравливайте.
Затем он зашёл к женщинам. У одной из ягодицы извлекли шальную пулю, другая подвернула ногу при падении с лошади, а третьей ещё накладывали гипс на плечо, тоже неудачно слетела с лошади.
Ярославцев обрадовал пострадавших, сказав, что уже освободили их соседок-коллег по службе и приключению. Шок от случившегося у них уже прошёл и теперь, ещё и узнав об освобождении их подруг, женщины были словоохотливы, шутили и просто кокетничали перед ним. Тот отшучивался, пообещав молодой женщине, у которой извлекли пулю, лично проверить шов на ране на какой-нибудь очередной перевязке. Затем он прошёл с главврачом к нему в кабинет.
Послушав жалобы о проблемах с лекарствами, Ярославцев уловил настроение пока легкой паники у этого пожилого и уважаемого врача. Действительно, хотя лекарства в больницах и аптеках ещё были, причин для паники было больше чем достаточно, ведь они быстро кончатся, а где брать другие?
Председателя Совета обороны начало раздражать это беспомощное брюзжание.
– И что вы предлагаете?
– Я? Ничего не предлагаю. Вы власть, вы и думайте, где доставать лекарства, а мое дело лечить. Я могу дать вам список всего необходимого от аспирина до антибиотиков.
Ярославцевым начала овладевать ярость: «Ничего себе подходик. Этот эскулап что, с луны свалился?». Он даже прикрыл глаза, чтобы не сорваться на грубость. Чуть поостыв, тяжело взглянул на главврача. Тот тут же опустил глаза на папки, лежащие на столе, стал что-то перелистывать.
– Ну, вот что, уважаемый доктор, – в словах Ярославцева глухо прозвучала сдавленная ярость, – завтра в восемь утра я жду вас и ещё пять-шесть самых видных врачей и фармацевтов города на ваш вкус. Вы приходите и докладываете ваши предложения по организации производства самых необходимых лекарств. А нет, так и вам здесь делать нечего, завтра же пойдете копать ров. Не можете защитить, спасти граждан города в качестве врача, будете то же делать в качестве землекопа.
И, не ожидая реакции открывшего вместе со ртом и свои удивленные глаза главврача, Ярославцев встал и вышел из его кабинета, с шумом хлопнув дверью.
Уже в машине он, успокоившись, подумал о том, что вчера в суете мобилизационных мер, в самом деле упустил проблему лекарств. Но ведь ни один врач, НИ ОДИН не ткнулся к нему со своими проблемами. «Ткнёшься к тебе, небось уже и не прорваться, как к президенту, – усмехнулся Ярославцев, – Ну ладно, пусть прочувствует свою ответственность за судьбу здравоохранения, а то прикинулись обиженными.»
К шестнадцати часам, традиционному уже времени заседания Совета обороны, его Председатель определился ещё с двумя комитетами о перспективах их работы. Приток воды в Волжском водохранилище шёл удивительно быстро и превосходил самые оптимистические прогнозы. Как объяснили академики, это происходило по двум причинам: Во-первых: была очень снежная зима, а сейчас наступила дружная весна с резким таянием снегов. Во-вторых: здесь бассейн Волги, в отличие от его состояния конца двадцатого века, находится в сплошных малопроходимых лесах, а значит её дебет (полноводность) в полтора-два раза выше. Всё это даёт надежду, что в начале мая крайний срок до десятого, удастся запустить ГЭС на полную мощность и остановить ТЭЦ-2.
Что касается нефти, то единодушно решили, что её добычу надо вести на апшеронском полуострове, возле Баку. Там нефть качественная и, главное, лежит очень близко к поверхности. Начать её добычу и организовать доставку танкерами можно очень быстро, если так же быстро решить вопрос с хозяевами этой территории.
Собственно взаимоотношения с народами, проживающими на территориях, где будут добывающие предприятия, это особая проблема. Ещё вчера, при образовании академических комитетов, Ярославцев предупредил их руководителей, что они должны рассматривать чисто технические и экономические задачи создания сырьевых баз на любых территориях. Вопросы колонизации этих территорий, их обороны, взаимоотношения с местным населением будут рассматриваться отдельно. Тем не менее, все комитеты, начиная с сельскохозяйственно-продовольственного, всё же, так или иначе, затрагивали эту проблему, которая весьма обострилась из-за утренней маленькой войны со степняками.
Кроме нефти нужен ещё и уголь, – хлеб металлургии. Здесь сложность с транспортировкой. Если бакинскую нефть без больших проблем можно транспортировать по Каспию-Волге, то, уголь с Дона переправить на Волгу надо ещё прикинуть как. В конце концов, решили эту задачку оставить промышленно-транспортному комитету, а энергосырьевики начнут готовить две разведочные экспедиции – одну на Донецкий кряж, другую – в Баку.
У рудно-сырьевого комитета задача была посложнее. Ближайшее крупное железорудное месторождение – курское – отмели из-за тех же сложностей с транспортировкой, и вообще решили браться за Урал, поскольку там кроме железа были и медь, и алюминий, и хром, и всё чего захочешь. Но главное, все эти месторождения располагались либо возле реки Урал, либо вблизи рек и речушек волжского бассейна. Так что решили в первую очередь послать две экспедиции на реку Урал, в район Медногорска, и Магнитогорска и, третью, в район Златоуста. Это позволит уже этой осенью начать добычу железной, медной, апатитовой руды и создать базу для разведки руд других металлов. Пока это первоочередные решаемые задачи.
К трем часам, оставшись один, Ярославцев перелистал десяток листов своего журнала и, взявшись за голову, стал раскладывать по полочкам всю сегодняшнюю информацию, но прежде, чтобы найти решение одной, общей для всех экспедиций проблемы, он вызвал Дюжеву:
– Мария Ивановна, срочно разыщите, пожалуйста, Гринёва, пусть подъедет, как можно, быстрее ко мне, до начала заседания Совета обороны.
«Итак, – думал Ярославцев, – получается шесть экспедиций: Эльтон, Баку, Донбасс и три на Урал. Провести весенний сев, создать крестьянство и казачество. Сколько же надо на все это ресурсов? Хватит ли их на эти первые, самые необходимые шаги? Всё, пора к этим проблемам подключать Зенина. В любом случае все эти шаги, надо делать быстро, бегом, пока ещё есть хоть что-то у города в запасе. Вот уж точно – промедление смерти подобно».
Он снова стал что-то записывать в журнал, шлепать по кнопкам калькулятора. За этим делом его и застал голос Дюжевой:
– Андрей Андреевич, к Вам Гринёв.
– Зовите, – Ярославцев убрал калькулятор и отложил журнал.
– Разрешите? – открыл дверь Гринёв.
– Заходи, заходи, Александр Беркетович.
На юго-восточном рубеже Ярославцев разминулся с Гринёвым, которого вызвал вместе с Кэчтэном и Лайсманом для переговоров со сдавшимися степняками. И сейчас Гринёв стал подробно рассказывать о своей миссии. Сначала он, с помощью Кэчтэна и Лайсмана, допросил пленного и выяснил, что это кочевое племя гэров, которое, дождавшись таяния снега, двинулось на северо-запад к богатой травами просыпающейся лесостепи. Ещё в субботу Гринёв во второй половине дня, отдохнув сам и дав отдохнуть половцам и Лайсману, провёл подробную беседу с Кэчтэном о народах, населяющих степь, нанося на карту места их расселения и пути кочевий. Поэтому особого удивления от появления гэров вблизи города Гринёв не испытывал. Он уже знал от Кэчтэна о том, что это племя, прежде им дружественное, ещё три года назад тайно перешло на сторону татар и вместе с ними коварно ударило в спину половцам. Поэтому-то Кэчтэн и засиял своим обезображенным лицом, когда, приподняв брезент, увидел дюжину лежащих рядком трупов своих врагов и, разговаривая с пленным, гордо поднял голову и поглаживал рукоять своего меча.
По всем прикидкам докочевать это племя до города должно было не раньше чем через неделю. Сегодня утром Гринёв собирался обсудить с Кузнецовым проведение более глубокой разведки навстречу им, но вот на тебе… Из допроса пленного, который охотно и гордо рассказывал об их многотысячных табунах, стадах и отарах, выяснилась следующая картина: вчера вечером, когда стемнело, дозорные пастухи обратили внимание на какое-то зарево на западе. Была послана разведка, которая доложила, что там, в степях видели горящие на высоких шестах очень яркие огни и огромные юрты и, что какие-то люди роют в земле ямы (это были солдаты второго батальона, которые окапывались, строя узлы обороны).
На рассвете, на племенном совете, разведчики доложили об увиденном. Брат вождя заявил, что это вызов их племени, которое монопольно владело этими путями кочевья. Это подтвердил и Чингиз, под знамёнами которого они теперь ходили в походы. Если кто-то: греки, урусы, булгары посмели посягнуть на эти земли, они должны быть наказаны. Под одобрительные возгласы присутствующих вождь Гэров согласился с предложением своего брата, и тридцать всадников во главе с этим братом отправились в налёт, разведку боем. Далее, двое разведчиков, проведя осмотр места налета, доложили поразительную новость: странно одетые женщины копают землю, а в ямах сидят странные воины без копий с какими-то топориками. Их немного, три человека в одной яме и через 400 шагов еще три. Почему они там сидят? Правда, в степи, шагов за тысячу от копающих землю женщин, они видели ещё двух солдат, один с топориком на плече, а другой с палкой, похожей на короткую пику. Брат вождя рассмеялся и сказал: «Это какие-то глупые греки или даже римляне, которые пригнали сюда рабынь и даже охранять их не умеют. Мы заберём этих рабынь и посмотрим, хороши ли они на кошме».
Дальше налётчики кинулись за легкой добычей и нарвались на смертельно жалящих шмелей, которые вылетали с тарахтением и огнем из странных топориков солдат.
Выяснив это, Гринёв, Лайсман и Кэчтэн поехали в стан гэров для переговоров на той же ПМГ-УАЗке, которая и привезла их к аэродрому. На всякий случай взяли с поста на перекрестке двух автоматчиков. По дороге Гринёв прозондировал у Кэчтэна обычаи племён по наказанию обидчиков и принял окончательное решение о предмете переговоров с гэрами, уже подъезжая к их стану. Пройдя по разрушительным следам БТРа и мимо расступившихся людей, которые плотным кольцом окружили площадь, посланцы города застали следующую картину:
На БТРе сидели его командир, старший лейтенант, две женщины и ещё три солдата, держащие автоматы наготове и молча оглядывающие толпу, которая обступила их машину. По обоим её бортам стояли прикованные наручниками к поручням бронетранспортера по три степняка. Четверо солдат и две молодые горожанки стояли по левому борту от бронетранспортера и оживленно беседовали со степняками и степнячками, помогая себе жестами. Те, в массе своей, малорослые оживленно переговаривались между собой и тоже, помогая себе жестами, что-то объясняли своим победителям.
Когда УАЗка остановилась вплотную к корме БТРа, все замолчали, и под шум открывающихся и захлопывающихся дверей из машины вышли все её пассажиры. Тихое перешептывание степняков сменилось удивленными восклицаниями, когда на площади показался Кэчтэн со своим щитом и правой рукой на рукоятке меча. Видимо, этого воина здесь знали хорошо. Немало мужчин этого племени отправились в долину смерти к Большому Волку, или имели шрамы на теле от его меча.
Офицер спрыгнул с БТРа, скомандовал «Смирно», сделал шаг навстречу Гринёву, приложил руку к каске и четко отрапортовал:
– Старший лейтенант Козырев, командир штурмовой механизированной группы. Находимся в расположении сдавшегося противника. Ищем взаимопонимания с мирным населением.
– Вольно, старший лейтенант.
– Вольно.
– Подполковник госбезопасности Гринёв, – представился Александр Беркетович Козыреву, – кто тут вождь? Разобрался?
– Вот этот старикан.
– Отстегивай его, да и остальных тоже.
– Есть, товарищ подполковник, – старлей бравировал своей строевой выправкой, приводя в изумление наблюдавших этот ритуальный воинский спектакль степняков. Они, глядя как по команде вытягиваются в струнку солдаты, как ведёт себя перед прибывшими офицер, принятый ими чуть ли не богом, восхищенно зацокали, с уважением и страхом глядя на Гринёва. Тот же, глядя на потиравшего запястье и подавленно ожидавшего своей участи вождя, спросил его:
– Пашгэр, это ты отправил своих людей на разбой?
Кэчтэн, который уже ориентировался немного в русской речи двадцатого века, с помощью Лайсмана, разъяснявшего ему наиболее сложные обороты и слова, стал переводить.
– Да, – ответил старик и склонил голову, ожидая решения своей участи.
– Созывай Совет.
Здесь же на площади Гринёв объявил им решение об их наказании за разбой; и был заключен договор о мире, который предложил Гринёв в ответ на их просьбы и заверения.
С помощью советов Кэчтэна, как союзника Волжской России, пришли к следующему соглашению:
1. В наказание за разбойное нападение на город гэры выплачивают контрибуцию в размере тысячи голов лошадей, ста голов коров и ста быков немедленно и в течение четырех месяцев, начиная с мая, поставляют городу по сотне овец в месяц.
2. Гэры возвращают 100 лошадей и 200 овец кэчам. (Кэчтэн заявил, что их род в прошлом году потерял от разбоя татар, вместе с гэрами, гораздо больше, но гэры признались, что они и так отдают всю свою долю добычи от разгрома половцев, остальное забрали татары и другие их союзники).
3. Город отдает им тела погибших соплеменников и возвращает пленных.
4. Местом кочевья гэров остается левый берег Волги от Волжского до Каспия на полосе шириной 100 километров.
5. Гэры никогда больше сами не предпримут агрессии против Волжской России.
6. Если их принудит к такой агрессии кто-то другой, то они обязательно предупредят об этом город.
Шестой пункт родился после того, как выяснилось, что у «татэр» находятся в заложниках три сына вождя. Чингиз, да и не только он, применял такой метод, чтобы союзники или данники-вассалы не вздумали ему изменить. Гринёв согласился на этот пункт, но посоветовал гэрам вызволить заложников и порвать с татарами. В этом случае он гарантирует им, что Волжская Россия возьмет их под свою защиту.
