Читать книгу: «Лицо лжи», страница 3
Детонатор страха
Страх – он как бомба, вечно таящаяся в душах непосвящённых. Эту всеразрушающую субстанцию не нужно даже доставлять на объект поражения. Если там есть люди – он уже там. Нужен лишь детонатор, чтобы рвануло…
Кута Ш, Улл. «Руководство по активной политике», св. 1, стр. 16
Я за рулём. Я опять веду машину к столице, к Инаркт. В этот раз никакого лимузина: Крылатый остался в гараже на базе. Я на джипе, хотя тысячу километров на нём пилить довольно утомительно. Даже по Шоссе. Но в этот раз дело серьёзное – мне поручено расследование. Может быть, придётся помотаться по окрестностям столицы. Я посчитал, что «на той стороне» мне понадобится джип, чтобы колесить по местным дорогам, которые немногим лучше, чем у нас, в Кодде. Лимузин для этого не подойдёт.
Какое расследование? О, сейчас расскажу! Тема что надо! На контейнерном терминале, что примыкает к лётному полю Космодрома у Восточного портала, по ночам были замечены какие-то таинственные явления. То ли блуждающие огни, то ли призраки… Да ещё и пост Гражданской гвардии у посёлка Пятидесятка запеленговал исходящие оттуда же какие-то отрывочные радиосигналы. Вот это класс! Самая настоящая таинственная муть! Первыми пожаловались на эту ерунду таможенники, которым приходится коротать ночи среди многокилометровых рядов громадных герметичных восьмигранных металлических ящиков. Стандартизованных универсальных контейнеров для межпланетных перевозок, которые давно уже никто никуда не перевозил…
Большинство этих контейнеров попало сюда вместе с грузами многие десятилетия назад, когда товарооборот был ещё вполне приличным. А теперь, когда корабли на Имллт стали летать куда реже, пустые контейнеры безнадёжно ожидают обратных порожних рейсов. Такие рейсы случаются, конечно, однако их слишком мало, чтобы всё это вывезти. Но я знал и то, что удивило бы многих обывателей: далеко не все контейнеры на этом терминале площадью в десяток квадратных километров были пусты. Да-да, там было полно контейнеров, которые никогда даже не распаковывались! Конечно, рядовому здравомыслящему жителю нашей нищей колонии, незнакомому с основами межпланетной экономики, это может показаться противоестественным расточительством, но это так…
Какие-то грузы заказывались правительством по всяким льготным программам, да потом, в связи с перманентным финансовым кризисом, их так и не удалось выкупить… Какие-то товары завозились сюда торговцами впрок, попутным грузом, в расчёте потом продать – и расчёт не оправдался… И перспективы до сих пор неважные… Что-то поступило в рамках экономической помощи по линии Малого Кольца, но поскольку уже первые этапы всяких реформ и программ реструктуризации Кондукторией обычно проваливались или бесконечно затягивались, то грузы, которые должны были быть переданы правительству на втором, третьем и последующих этапах, так и оставались за таможенной границей, на контейнерном терминале.
О том, чтобы вернуть это всё обратно отправителям, и речи быть не могло. С учётом стоимости космических перевозок, особенно если вспомнить, что при возврате грузов автоматически исключались льготные транспортные дотации со стороны Космодрома… Так и томилось тут всё это добро долгие годы. Жарилось под летним солнцем… Поливали его бесконечные осенние дожди… Зимние ветра стегали метелью… Но звёздная сталь гермоконтейнеров не боялась ни жары, ни дождя, ни снега. Даже краска на них выглядела всё такой же свежей – не облупилась, не потускнела. Но какая-то обида, как мне кажется, может накопиться и в неодушевлённых предметах… Особенно когда их так много да в одном месте! И всех их так одинаково обижают… Давно уже пора было призракам завестись на контейнерном терминале у Восточного портала!
Насколько я понял, сами призраки как таковые никому не мешали. Радиопередачи вряд ли могли содержать нечто важное – что нового, ранее неизвестного, можно узнать среди тысяч и тысяч заброшенных на года герметичных стальных ёмкостей? Но рядом был Юго-Восточный портал, Главная Резиденция Космодрома, как-то неприлично получалось… Словно мыши у нас в чулане завелись… В итоге ещё и запрос по этому поводу недавно поступил – по линии Парламентской Миссии Малого Кольца. Вот и отправили меня разбираться!
С утра небо хмурилось. И Уарата с высоты Первого моста выглядела как-то неприветливо, тяжело отблёскивая неровной поверхностью своих вод на перекате. А как раз после Круга пошёл моросящий дождик. Ужасно лень было останавливаться у самой столицы и поднимать складную крышу джипа… И я только скорость прибавил, надеясь на тайны аэродинамики – полагал, что за счёт вихря у лобового стекла не так сильно намокну. Да и тёплый летний дождик – это вовсе не ледяной осенний ливень.
Сержант велел мне не торопиться: прежде чем лезть к таможенникам на терминал, сначала изучить обстановку, посетить контору Папаши Корна и проглядеть таможенные ведомости по скопившимся на терминале контейнерам. А ещё я хотел заехать посоветоваться к Чакту – может, старый звёздный охотник что-нибудь подскажет по поводу призраков на площадке для космических контейнеров? Да и Сержант мне это настоятельно советовал… В общем, получалась целая операция, на несколько дней. Это и правильно: расследование – так расследование. Всё нужно делать обстоятельно. Куда спешить?
Вот я проехал Континентальную стрелку Шоссе. Всё-таки странно, что стрелка у столичных в черте города. Выглядит как не слишком большая площадь, вокруг тротуары и даже скверик. И житейская суета, по-моему, как-то скрадывает значимость этого объекта – машины снуют туда-сюда, люди ходят… На мой взгляд, должной торжественности нет. То ли дело у нас, в Кодде – восьмиугольную бетонную площадку Океанской стрелки Шоссе окружают величественные сосны. И ни души, тишина… Хотя, возможно, жителям Инаркт просто трудно понять значение идеальной дороги длиной в тысячу километров. Зачем куда-то ехать из столицы?
На проспекте Торжества Кондуктории я постоянно кручу головой. Я редко бываю в Инаркт, и мне здесь всё интересно. Магазины, нарядно одетые люди, лёгкие цветные зонтики вместо привычных для меня капюшонов тяжёлых рыбацких плащей… Ну конечно, я ведь деревенщина… С другой стороны, как призраков на контейнерном терминале гонять – так меня позвали! Ни за что местная полиция к инопланетным контейнерам не полезет! Тут нужен специалист соответствующего уровня. Странно, но эти два вроде бы взаимоисключающих начала как-то во мне сочетаются…
Вот остался позади поворот на улицу, ведущую к Правительственной площади. Я не видел сейчас, проезжая, но легко представил себе, как равнодушно смотрит на неё своей глухой, подмоченной дождём стеной тяжеловесное здание Кондуктории. А на стене той – след пулемётной очереди, как знак памяти событий на пятое Переворота.
Мне нужно проехать ещё несколько кварталов. И вот она, штаб-квартира таможенного крыла адвослужбы. Это прямая противоположность организованной по-военному базе оперативного крыла, где я служу. Таможенная штаб-квартира – это банальный офис. Ну, может быть, шикарный, по нашим колониальным меркам, офис. Но не более того…
Лениво ворочая рулём, я выписываю размашистый вензель по обширной стоянке, размеченной, наверное, на сотню автомобилей. Однако у многоэтажного здания с фасадом передового дизайна, сплошь из дымчато-зеркального пластика, не припаркована ни одна машина. Нет, сейчас будет одна – моя.
Идеально гладкий асфальт пустой парковки, мокрый от дождя, отражает хмурое небо. И дымчатое зеркало фасадных панелей – тоже… И опять мне почему-то вспомнилась пустая стоянка у Главной Резиденции Космодрома под проливным дождём… Теперь эта история с Посланием, наверное, вечно мне в голову будет лезть…
Впрочем, аналогия сейчас была вполне очевидная – что-то общее действительно наблюдалось. И не только образная ассоциация: таможня вполне логично связана с внешним грузопотоком. И если его почти нет, то пусто будет и тут, перед зданием с зеркальным фасадом, и там, на площадке для грузовиков-контейнеровозов. А там уж и до какого-нибудь Послания совсем недалеко…
Первым делом я поднял крышу джипа: а то вернусь потом к машине, усядусь за руль – и сразу зад намокнет… Я не торопился: был только третий час дня, недаром же я затемно из Кодда выехал. Судя по полному отсутствию машин, Папаши Корна на месте не было, а девчонки из его секретариата начнут по домам разбегаться не раньше шести. В том, что все материалы для меня готовы, я не сомневался – Сержант вчера сказал, что с таможенным адвомаршалом всё улажено…
В коридоре центрального офиса таможенного крыла адвослужбы явственно висела пыль. Две молоденькие брюнетки с нашивками младших референтов выглядели измученными и смотрели на меня затравленно. Рукава их белых блузок были закатаны, тёмные форменные юбки все в серых полосках – следах прикосновений пыльных папок. В зале для брифингов огромный стол был завален разноцветными стопками древних коносаментов…
– А что, электронный архив уже отменили? – искренне удивился я, представившись по форме и предъявив свою профессиональную карточку.
– Не отменили. Но шеф велел всё заново вручную сверить! – развели руками девушки.
Это они не моего, а своего шефа имели в виду – Папашу Корна. Тот, оказывается, тоже бывает строг…
– Сверить? – я растерянно оглядывал бесчисленные кипы пыльных листов писчего пластика, заполненного убористыми надписями и таблицами на языке технический итик.
– Да, сверить весь зависший груз за двадцать пять лет! – жалобным хором сказали девицы.
Двадцать пять лет! Двадцать пять лет назад мне было ещё только два года от роду! И уже тогда, оказывается, поступали на планету какие-то ценные грузы, не востребованные до сих пор… Обалдеть…
– И вы вдвоём… – я просто не знал, что и сказать.
– Это всё… – я поражённо обвёл руками заваленный пачками коносаментов зал.
– Вшестером! – воскликнули девушки и поведали мне, что за эту ужасную неделю Пакил порезала о папки руку, рука сильно воспалилась, и бедная Пакил теперь на больничном. Ула и Уара тоже заболели, а у Иалу открылась аллергия, и она, несмотря на принятые таблетки, сейчас беспрерывно чихает и плачет в туалете.
Стоп! За неделю?! Опять получается, что операция началась раньше, чем я, главный исполнитель, о ней узнал? Впрочем, пора бы уже привыкнуть… Не в первый раз…
Конечно, они не вбивали всё это заново своими пальчиками с терминала. В верхнем правом углу каждого бланка коносамента даже сквозь пыль десятилетий сиял оттиск восьмилучевой золотой звезды – шифропечати Космодрома. Вживлённый в неё микрочип в точности дублировал в закодированном виде содержание каждого документа. Это был шифрованный децентрализованный архив. Достаточно было только по одному подносить листочки к скоростному электронному сканеру… Но всё равно – работы очень много получалось…
– Ну и как, всё сошлось? – осилил я, наконец, правильный вопрос.
Хотя раз Сержант заставил Папашу Корна перепроверить архив, он заподозрил недоброе… В том, что это наш Сержант настоял на проверке, я был просто-напросто уверен. А раз сам Сержант что-то заподозрил – то это с большой вероятностью так и окажется…
– Нет! – подтвердили мою догадку девушки.
– Но этого не может быть! – не сдержался я. – Таможенный архив – это же государственное… Это же общепланетное значение… Доступа же ни у кого…
Девчонки переглянулись и одарили меня двумя грустными улыбками.
– Шеф наш всё то же сказал – слово в слово! И ногами ещё топал… Тогда-то Уара в обморок и упала…
Я взъерошил волосы и принялся ходить по залу.
– И что не совпало? Недостача груза, расхождение с коносаментом?
– Нет, не так… – девушки вразнобой махнули руками. – Коносамент в пластиковом архиве есть, а в нашем электронном архиве его нет.
– А в архиве Космодрома тоже нет? – изумился я.
Не могли же контейнеры с неба попадать?
– Но там ведь только номера от бумажек, а список грузов не хранится… – девушки были явно удивлены, что агент с зелёным кристаллом на профкарте не знает таких простых вещей.
– И сколько таких «призраков» оказалось? – разволновавшись, я невольно вплёл в торопливо заданный вопрос кое-что из своего служебного задания.
– Не так уж много, – вздохнула одна из девушек.
– Штук сто пятьдесят примерно, – уточнила другая.
«Ничего себе», – подумал я. – «Это же несколько тысяч тонн груза».
– И что там, в этих неучтённых контейнерах? – я всё пытался найти какое-то логическое объяснение произошедшему.
– Разное, – девушки только плечами пожали.
Наконец мой мозг из расслабленного дорогой состояния смог переключиться на оперативную волну, и вопросы стали более осмысленными:
– А кто получал доступ к архивам в последнее время?
Одна из девушек, пройдя к терминалу, над которым сияло призрачное полотнище голографического проектора, устало спросила:
– За какое именно время?
– За последний месяц, – наугад потребовал я.
– За последний месяц – никто, – был мне ответ.
– Что, вообще никто?
– Вообще никто, – девушка, опустив перепачканные в пыли руки на пирамидку, покорно ждала следующего вопроса.
– За полгода?
Девушка пошевелила пальцами на интерфейсной пирамидке и, наклонив голову, смотрела, что компьютер пишет ей в ответ.
– Только сотрудники адвослужбы… Дважды, – сказала она и, не дожидаясь моего нового вопроса, уточнила. – Только я и господин Корн.
– А за пять лет?
Девушка вновь пробежала пальцами по интерфейсной пирамидке.
– Тоже никто из посторонних, – вздохнула она. – Только агенты адвослужбы… Только сотрудники Парламентской Миссии Малого кольца…
– Кто-кто? – встрепенулся я.
Видимо, я снова не сдержал эмоций, и потому младший референт таможенного крыла адвослужбы колонии Имллт очень удивилась:
– Ну так ведь по межправительственному соглашению же… Мы же обязаны… Но только на основании официального запроса… А что тут такого-то?
Прикрыв глаза, я жестом остановил её… Я боялся, что вопрос – тоже очень важный, – только что родившийся у меня на языке, соскользнёт, позабудется, и я потом буду мучиться, топтаться на месте и пыхтеть, пытаясь вспомнить…
– А вы не пытались сверить списки номеров коносаментов из архива Космодрома с вашим электронным архивом, чтобы точно узнать, каких именно не хватает? И чтоб ни одного не пропустить?
Что-то мелькнуло в глазах девушки, стоявшей у терминала, – видимо, с этого мига мой статус в её глазах вновь поднялся до должного уровня.
– Вот!! – опять хором воскликнули обе устоявшие в канцелярском сражении младшие референтки. – Только что три последних на пластике отыскали! И ввели заново!
– То есть ваш архив теперь полный? – я ошалело потёр лоб. – А восстановленные номера догадались пометить? Чтобы знать, что пропадало?
– Конечно-конечно! – с радостной ехидцей пропели мне усталые девушки, которых я теперь мог с полным основанием называть коллегами…
«Сто пятнадцать тысяч четыреста восемьдесят две штуки гермоконтейнеров! – твердил я себе под нос, старательно объезжая ямы и выбоины на почти пустом проспекте Торжества Кондуктории, благо на блестевшем от непрекращающегося дождя дорожном полотне они были заметны издалека. – Несколько квадратных километров ими сплошь заставлены… И найти там сто пятьдесят три штуки подозрительных! Спасибо вам, девочки… Вы-то хорошо потрудились. А вот что мне делать…»
Стыдно признаться, но я даже не знал, с чего начать. Самое главное, что у меня даже не было уверенности, что странности с учётом застоявшихся контейнеров как-то связаны с поселившимися на грузовом терминале призраками, которых меня послали отлавливать. Хотя… «Где скребётся – там и мышь», – так гласит народная пословица общины Земледельцев. Ну и что мне толку сейчас с этой народной мудрости?
Но как же смотрели мне вслед эти пропылённые девчонки, с честью выдержавшие битву с четвертьвековым архивом! Как махали ручками! Уж они-то были уверены, что агент с зелёным кристаллом доведёт дело до конца… Эх!
За этими невесёлыми размышлениями я почти до самой стрелки Шоссе по проспекту доехал. Но вот мой оперативный джип сворачивает с прямой и понятной дороги куда-то налево, в неприметную улицу…
Наступал вечер, однако солнце должно было быть ещё довольно высоко. А летом и темнеет-то поздно… Но казалось, что сумерки уже наступили – такие тучи собрались сегодня на небесах, что в окнах кое-где даже свет зажёгся.
Узкие улочки окраины Инаркт… Я не очень-то хорошо их знал. Да, в своё время я тут часто бывал, но тогда я ходил пешком от ближайшей остановки автобуса на проспекте Торжества Кондуктории. В те годы мне не было необходимости держаться дорог, я ломил напрямую, через пустыри, по едва приметным тропкам… По прямой получалось чуть больше шести километров. Часто я даже пробегал этот маршрут, чтобы и время сэкономить, и физическую форму побыстрее набрать… Сначала было трудновато, а к старшим курсам университета – пробегал уже единым духом! И в любую погоду причём… Это сейчас я сдерживаю машину на кривых улицах посёлков-спутников, чтобы не проскочить нужный поворот в хмурой дымке моросящего дождя…
Каждый раз, как еду сюда, всё гадаю – заблужусь, не заблужусь? Ну не шлем же надевать, в конце концов! И сам себя вопрошаю: «Неужто юношеская память не выведет меня?» Но ни разу это чутьё, зародившееся как-то незаметно, не подвело… Я чувствую звёздный корабль Чакта! Он, по моему мнению, тоже достоин прописной буквы, как и Шоссе… Корабль… Он где-то там, я ощущаю направление. И пускай для кого-то это просто экзотическая железяка на пару десятков тысяч тонн, вросшая в землю где-то на глухой столичной окраине. И пусть тысячу раз правы те, кто называет это просто космическим металлоломом… Для меня Корабль навсегда останется сказочной тайной, которая уже самим фактом своего существования оправдывает и эти покосившиеся сараи вдоль дороги, и потемневшие крыши, и щербатые заборы, и редкие ранние огоньки под хмурой пеленой мороси… Вот видите, некоторых ни возраст, ни профессия не излечивают до конца…
И вот уже под колёсами почти заросшая просёлочная дорога, ветви кустов тянутся к лобовому стеклу, шелестя мокрой листвой. Дорога ныряет в неглубокий, но широкий овраг, а потом взбирается на бугор, по гребню которого торчат покосившиеся столбы воздушной линии волновода. Этот волновод – первый признак близости Корабля. Местные умельцы его сварганили, и мой старый учитель потихоньку через него приторговывает энергией со своей вспомогательной силовой установки, которую ему удалось починить. На целый небольшой посёлок хватает…
По дальнему скату бугра тянется перелесок. Вот деревья подступают ближе, и линия волновода уходит в просеку. Примерно в этих местах, на другом конце этой просеки, меня когда-то ранили ножом…
Теперь мне уже нипочём не сбиться с дороги! Вот сейчас кустарные деревянные столбы линии волновода начнут взбираться на потемневший от дождя крутой склон, а дорога вильнёт вправо, огибая выросший впереди холм, потом пойдёт вниз… Там глина, и колёса могут скользить. Когда дорога размокает, нужно осторожнее… Справа овраг.
Конечно, дорога проложена не к Кораблю, но проходит очень близко от места, где он упал. Нужно только знать этот съезд, не пропустить небольшой перерыв в густом придорожном кустарнике…
Сам Корабль хорошо виден только с холма. С дороги его совсем не видно, и потому тринадцать лет назад, во время событий на пятое Переворота, наш маленький отряд ополченцев из гимназистов-первокурсников вынужден был бросить грузовик у поворота просёлка. Волоча с собой тяжёлые устаревшие импульсные винтовки, мы вскарабкались по склону на безлесную вершину и увидели всё…
Столб пыли, поднятой Кораблём при падении, постепенно оседал, с неба сыпались какие-то веточки, травинки… Огромный вал рыжей, только что вывороченной земли и уткнувшийся в него металлический исполин… Если смотреть сверху, по форме звёздный корабль напоминал то ли морского ската, то ли плоский наконечник стрелы охотничьего арбалета. Это был корабль-охотник, именно охотник – я уже тогда в этом хорошо разбирался. Может, даже пират… Наружные его формы были предельно просты и рациональны. Но даже выпускник ремеслухи с одного взгляда мог почувствовать огромную разницу между внезапно соприкоснувшимися мирами… Сложный узор толстенных броневых плит из тёмного металла буквально завораживал взгляд…
Это я, именно я, завидев из кузова грузовика падающий звёздный корабль, стуча кулаком по крыше кабины, стал кричать, что нужно повернуть и ехать за ним. Не на какие-то неизвестные никому баррикады – а за ним! Я был уверен, что это сейчас во сто крат важнее… И вот мы его нашли, и никто не знал, что делать дальше… Я тоже не знал. Но, продев голову в оружейный ремень и подтянув винтовку так, чтобы она улеглась поперёк спины, я первым стал спускаться вниз по склону. И первым с земляного вала перебрался на корпус корабля. А потом стал карабкаться по нему, скользя перемазанными в глине ботинками по холодному чёрно-серебристому металлу и цепляясь руками за скошенные края толстенных плит обшивки, исходя из каких-то загадочных инженерных решений положенных внахлёст… Каждый раз, касаясь корабля, я подсознательно боялся, что это всего лишь мой материализовавшийся детский сон и вся эта громадина вот-вот растает в воздухе… Но, к сожалению или к счастью, это был никакой не сон… Это была моя судьба – не больше, не меньше…
Потом я часто поднимался на вершину холма, прежде чем подойти к Кораблю. Стоял, думал, вспоминал… С годами вал выброшенной при ударе земли зарос травой и уже почти не отличался от элементов окружающего ландшафта. Только звёздному металлу ничего не делалось – дожди и снега, летняя жара и зимний холод не оставили на нём никаких видимых следов. Всё так же чётко был прорисован чарующий узор тёмных, с едва заметной серебринкой, не тронутых ржавчиной броневых плит наружной обшивки…
А однажды с этого холма было мне видение… Случилось это холодным солнечным вечером, примерно в середине Снегопада, первого месяца зимы. Взобравшись на холм, я увидел девушку. Всё вокруг было в белом пушистом снегу. Кроме самого звёздного корабля, конечно… Покрытые инеем голые ветви деревьев и кустов, что росли по склонам холма, пускали алые и золотые искры. Выстуженное морозом небо над головой, удивительно чистое и голубое, постепенно наливалось нежными красками заката. И самая обычная девушка, в серо-зелёной куртке и длинной тёплой юбке, шла по плитам обшивки корабля, которые в лучах заходящего солнца казались иссиня-чёрными. Невысокая ростом, тёмненькая, симпатичная – она, не замечая меня, привычно шагала с плиты на плиту, сдвинув на затылок капюшон куртки. Уверенно подойдя к горловине абордажной шахты, она, перешагнув через клиновидные зубья кольцевой фрезы, опустилась на одно колено, быстро подоткнула под себя юбку и, убрав со лба волосы, взялась за скобу бронированного люка со скрытой в ней кнопкой…
Я знал, что у Чакта были, так сказать, контакты с отдельными жительницами окрестных посёлков. Злые языки говорили, что это местная община так частично рассчитывалась с ним по долгам за полученную энергию, добивая остальное свежими продуктами и предметами первой необходимости. Денег-то, как обычно, не было ни у кого… Но никто из местных дам не рисковал проникать внутрь звёздного корабля – Чакту даже пришлось заказать плотнику маленький домик вроде сторожки. Приткнулось это сугубо планетянское сооружение в укромном месте, между склоном холма и бортом корабля. Так вот, эта девушка совсем не походила на посетительниц сторожки, выстроенной на культурной границе миров планетян и косможителей. Но всё равно я ещё маялся минут десять, раздумывая – стоит ли мне сегодня идти подниматься на борт, через ту же самую абордажную шахту левого борта… А оказалось всё по-другому – выяснилось, что в тот период я был у Чакта уже не единственным учеником из планетян.
Девушка была с Дамо́да, одного из далёких миров Малого кольца. Звали её И́лед. Попала она к нам на Имллт по программе так называемого молодёжного обмена, которую почти в открытую признавали мероприятием по оздоровлению и перемешиванию генофонда. Училась она в экономическом колледже при особом женском пансионе на специалиста по межпланетной торговле. Этот закрытый пансион считался чрезвычайно престижным и напрямую финансировался по какому-то гранту Парламентской Миссии Малого Кольца – даже филиалом столичного университета он побрезговал назваться. Но как ни ковали из уроженки Дамода представителя будущей местной экономической элиты, всё ей было не в радость.
Дамод считался не слишком-то развитым миром, но по сравнению с ним наша малонаселённая колония Имллт показалась девушке просто пределом дикости и отсталости. Да и по пути сюда у неё что-то там необычное произошло. Какая-то история при орбитальной пересадке у ДиУлла – умудрилась попасть в рабство к пиратам вместе с несколькими подружками-экспатриантками. И в конце своих злоключений она безнадёжно влюбилась в молодого командира корабля-охотника. Не в того, что захватил её с подружками в рабство. В другого, который, выменяв на что-то при орбитальной торговле попавших в беду планетянок, благородно довёз их до изначального места назначения. А потом продал за бесценок правительству Кондуктории, умудрившись и доброе дело сделать, и негласный кодекс звёздных охотников не нарушить. У немолодого правительственного агента на Космодроме тряслись руки от волнения – на его бюджетной карте не было ни одной лишней эквы, и он даже думать боялся, что было бы, если бы охотник потребовал обычную цену за головы молодых рабынь… Но рейдер запросил за каждую ровно ту смехотворную сумму, которую готово было уплатить правительство…
Благородный светловолосый капитан улетел, а Илед осталась… Молодому звёздному охотнику девушка тоже, вроде как, приглянулась, но они были из разных миров, и не только космические дали теперь разделяли их… Глубину пропасти между планетянами и косможителями Илед успела быстро изучить на собственной шкуре. Но физические пропасти и любовь существуют в разных измерениях мироздания…
На нашей планете Илед была совсем чужой. Она почти ничего не знала про Имллт, даже прожив здесь больше года, только к адапту-25 слегка привыкла. И уж конечно, история колонии её вовсе не интересовала. Кровавые события на пятое Переворота были для Илед совершенной абстракцией и существовали в её мозгу только как один из вопросов на зачёте по краткому курсу колониальной государственности и права… На корабль Чакта она наткнулась случайно, слоняясь от скуки по окраинам Инаркт.
И это всё поменяло в её жизни! Опять появилась надежда! Даже за призрачный шанс выучиться чему-то, что может помочь упорхнуть из планетарной клетки, которой, видимо, представлялась ей наша колония, Илед была готова отдать что угодно… Только вот не было ничего у неё за душой… Но Чакт если и был из пиратов, то непременно из тех самых, почти мифических, «благородных пиратов». Как я теперь понимаю, занимался с нами Чакт больше от скуки. Или в ленивых попытках проверить на практике свою концепцию гуманизма… Сделка престарелого командира навеки застрявшего в глухой колонии корабля-охотника и юной планетянки по уровню космического бескорыстия была сродни той, что заключил с колониальными властями принёсший её на Имллт рейдер: «Всё, что у тебя есть – на всё, что нужно, чтобы уйти в космос и не быть там обузой». И появилась у старого звёздного пирата ещё одна ученица. В обмен на смешную по сути плату.
Кстати, у косможителей не принято такими вещами шутить, у них всегда всё серьёзно – я знал, что все годы своего обучения Илед жила впроголодь и честно приносила учителю почти всю свою грошовую стипендию, что выдавалась на руки в пансионе. Я не помню у неё никаких украшений – ни колечек, ни серёжек, ни даже цепочки на шее… Сделка – значит сделка! Не думаю, что Чакту нужны были эти деньги. Когда он когда кормил нас с ней в корабле в перерывах между тренировками и ремонтными работами, наверняка куда больше потратил в финансовом исчислении. Но педагогический эффект был несомненным. Возможно, это был один из моментов воспитания косможительницы из планетянки.
Я, в отличие от Илед, покидать свою родную планету не собирался, и потому учились мы с ней, в общем-то, разным вещам. Да и посещали Чакта чаще всего в разное время. Но порой он устраивал нам кое-какие совместные занятия, да и работы по обслуживанию и ремонту повреждённых систем корабля, на которые нас по выходным припахивал звёздный учитель, мы часто делали на пару. Ну и, конечно, рассказы об обычаях мира косможителей, о торжественных внутрикорабельных ритуалах, а также всякие легенды мы оба слушали, открыв рот.
Ах Илед, молчаливая темноволосая красавица… Чьё сердце унёс с собой в другие звёздные системы светловолосый космический охотник… Я до сих пор фотографически точно помню твоё круглое личико… Твои удивительные зелёные глаза… Острый носик, плотно сжатые терпеливые губы, тонкие пальцы, перемазанные в графитово-молибденовой смазке… Конечно, я в тебя влюбился! Но, увы, у моей первой любви не было шансов. Совсем никаких…
Скажу больше: провозившись весь выходной день во мрачных внутренностях лежащего на грунте звёздного корабля, мы даже спали частенько в одной каюте. И ничего… И дело было даже не в том, что, измученные космической техникой, мы падали каждый на свою койку как убитые. Всё было сложнее: Илед и стеснялась-то меня только из уважения. Примерно как брата… Она всегда верила, что у неё получится задуманное. И это было сильнее моих скромных чар. Однажды я, потеряв немного контроль, чуть придержал её у переборки санузла, когда она выходила из душа. Илед же только посмотрела мне прямо в глаза и, плотнее стянув на груди полотенце, стала ждать, пока я её отпущу. Одного её долгого взгляда мне оказалось достаточно. Я понял, что она была уже вся там – в своём космосе…
Да, теперь каждое моё возвращение на корабль Чакта – это воспоминания. Словно приоткрывается дверь в мою юность… Раньше я за собой такого не замечал. Может, это всё потому, что я тут бываю теперь очень редко? Гораздо реже, чем даже на Космодроме. Что поделаешь, служба…
Едва заметная дорожка, скорее просто прогалина в кустах, огибая холм у самого подножия, выводит меня на лужайку прямо у Корабля, упираясь в ту самую сторожку на интимной границе миров. Борт космического исполина нависает над лужайкой чёрным тысячетонным металлическим крылом. С него свисают несколько старых армейских маскировочных сетей. Я заруливаю под них – сети повешены так, что спрятанную за ними машину даже с холма не увидеть. Взяв свой боевой шлем под мышку, я какое-то время иду под самым корабельным бортом, изредка касаясь пальцами холодных плит звёздной брони. Зачем? Неужто всё боюсь, что мой детский сон исчезнет? Нет, не исчезнет мой сон – он уже и кровью моей с этим миром повязан. Но пойди это своему подсознанию объясни…
