Читать книгу: «Усыновить ровесника, или Любовь на засыпку. Часть 1», страница 2

А потом Женя родила, а у капитана Морозова расширился объём работы. Убойный отдел всё-таки…

И снова в «доме презрения поменялись» воспитатели – на место обычных, как водится, пришли подобные Володе Недоделанному. Впрочем, к тому моменту Влад уже никого не боялся. Капитан Морозов сумел внушить в парня уверенность в своих силах, плюс ко всему Влад подрос, сильно вытянулся и раздался в плечах, начал ходить на тренировки по боксу в спортзал Дома железнодорожников. В третий раз он даже не убежал, а ушёл. Просто не вернулся с тренировок.

Переночевал тогда Влад у знакомого пацана, своего напарника по тренировкам. У Игоря в тот день родители уехали в другой город навестить больную бабушку – парень сразу пригласил Влада к себе, чтобы не скучно было. А потом, чтобы не нагорело от дяди Вани, Влад просто решил в «дом презрения» не возвращаться. Попросил у Игоря взаймы пятьсот рублей (родители у приятеля были неплохо обеспеченные), самому сказал, что едет в гости к Даше (парень, конечно же, такую инициативу сразу одобрил), и с утреца отправился на автовокзал. В автобус можно было сесть, не предъявляя паспорта. За сто рублей Влад укатил в областной центр – в самый Томск. Даша ведь писала ему письма из ПТУ. К тому моменту она, правда, его уже закончила, а куда устроилась, не написала. Владик, разумеется, не верил, что Даша писала ему так редко. По его твёрдому убеждению, большую часть Дашиных писем от Влада скрывали воспитатели – из обычной вредности. Но в Томске он рассчитывал через то самое ПТУ разыскать и Дашу. Увы, не получилось: в общежитии ПТУ удалось выяснить, что Даша неожиданно вышла замуж за военного и уехала с ним чуть ли не во Владивосток. А куда конкретно, не знала даже лучшая её подруга, по-прежнему жившая в том общежитии. Но Владу уже и не надо было знать, куда именно увёз Дашу его неведомый соперник. Конечно же, Владик тогда вовсе не думал о Даше как о потенциальной невесте. Какие невесты в четырнадцать лет. Она ему была почти как сестра, единственная, любимая, самая близкая из всех людей, которых он когда-либо знал на тот момент жизни. И, почему-то ему так показалось, она его предала.

Переночевав в общежитии швей-мотористок (подруга Даши Нина отвела его в комнату, из которой все в то время уехали на каникулы к родителям), Влад утром позавтракал с Ниной овсянкой и яичницей, напился чаю с лимоном и мёдом, поболтал с накормившей его хозяйкой комнаты до обеда, потом, последний раз откушав сваренных Ниной щей и сарделек с макаронами, отправился на вокзал. Добро было бы лето, а то ведь февральские морозы трещали на улице. Из Томска за ночь Влад автобусом перебрался в Омск. Там проболтался, не зная, куда податься, до вечера. Ночь провёл на автовокзале. Под утро его арестовал милиционер. Привёл в отделение, сравнил с фотороботом.

– Ты, голубчик, похоже, на особом счету в своём городе стоишь, – усмехнулся принявший его сотрудник детской комнаты милиции. – И чего тебе на месте не сидится? Ей богу, не пойму вас, детдомовских. Кормят четырежды в день, одевают, в баню водят, в школе учат. Так вы друг другу житья не даёте. Это потому что на всём готовом живете, горя не знаете. А потом выходите в самостоятельную жизнь беспомощными, – с умным видом подытожил мент, оформляя для Влада справку на получение бесплатного билета до дома.

Ночевать ему пришлось в одном из подростковых приютов, в котором, к счастью, все пацаны оказались младше и слабее Влада, а воспитатели следили только за тем, чтобы никто не сел за стол, не помывши рук, и не слопал заодно чужую порцию. Утром за Владом приехал сам дядя Ваня с физруком Андреем Васильевичем, подтянутым пожилым волейболистом, к которому Влад относился с некоторой долей уважения. Когда они вышли из приюта, Владу показалось, будто у дяди Вани очень чешутся ладони – отвесить Владу хороший подзатыльник. Но ничего подобного не произошло. С ним даже не стали разговаривать. Только Андрей Васильевич как-то странно подмигнул Владу. Было не понятно, подбадривает он его или осуждает.

«Дом презрения» к тому времени поразительно изменился. По крайней мере, для Влада. Или, скорее всего, изменился сам Влад. Настолько, что уже не замечал вокруг себя всякой мышиной возни и разборок между сильными и слабыми. Когда его задирали, он равнодушно бил обидчика резким хуком или свингом. Хотя секцию бросил. И пятисотку Игорю так и не отдал. Тот, впрочем, простил его. Но дружба их как-то незаметно сошла на нет.

Побеждать физически ему удавалось не всегда. Иногда кто-нибудь из старших «крутых», игнорируя всякие правила бокса, просто валил Влада на пол, укладывал на лопатки и, усаживаясь на Влада подобно всаднику, крепко давал ему сверху по физиономии, иной раз до крови и фонарей под глазами. Это теперь не воспринималось им как издевательство или что-то явно нетерпимое. Даже побитый, он равнодушно цедил сквозь зубы, что очень скоро отомстит. И обидчики на несколько недель забывали про непокорного «щегла».

После «предательства» Даши жизнь вокруг Влада протекала как в сером тумане. Другие девчонки его почему-то не интересовали, хотя перед каждой дискотекой или так называемым балом кто-нибудь из них обязательно спрашивал, придёт ли он. Он не приходил. И девчата решили, что Влад просто не любит и не умеет танцевать, поэтому надеяться на белый танец, чтобы наконец-то его пригласить, совершенно бесполезно. Через какое-то время и девочки потеряли к Владу интерес, хотя, как он слышал краем уха, его считали симпатичным, даже красивым. И недоумевали, почему он при своей такой интересной внешности всё время ходит хмурый и ни с кем не общается.

К моменту, когда Влад решил покинуть «дом презрения» навсегда, чего бы это ему ни стоило, он понял, что ему просто претит вся атмосфера детдома. Всё в нём казалось Владу холодным, отталкивающим, паучьим. На этот раз он ушёл в конце сентября, в тёплую солнечную погоду. Пешком.

Знакомство без стакана

– Ну ты чего? – на Влада в упор смотрела симпатичная юная рожица с улыбкой до ушей. – Как себя чувствуешь? Может, есть хочешь? Пить?

Губы Влада сами собой разъехались в ответной улыбке. Как-то неожиданно для него всё это было. Как-то не так. То есть, как в жизни не бывает. Потому что просто не может быть.

Но он чувствовал, что в здравом уме. И что это не сон, не бред. Хотя и температурил будь здоров как. Только не верилось, что ощущения не врут. Фантастика какая-то…

– Ладно, не отвечай. Сам знаю, что с таким жаром кроме воды ничего в горло не лезет. Сейчас я чаю принесу, с лимоном. И лекарства пора принимать. Стас скоро приедет. Обещал по пути заскочить на пару минут. У него рядом два вызова. Сказал, ерундовые.

Юра побежал на кухню, и через полминуты до горячих ушей Влада донеслось яростное шипение чайника.

«Надо же, – произвольно возникло у Влада в голове, – тоже детдомовец. Только, во-первых, московский – не чета нам, сибирякам. А во-вторых, уже отмучился. Если вообще мучился… Интересно, это его хата или снимает?».

Влад тут же устыдился «бабского» любопытства. Какая разница, чья квартира! Все равно тут ему долго не задержаться. Два мужика в одной хате. Ненормально.

На табуретке перед Владом возникла чашка с поднимающимся к потолку густым горячим паром. Насыщенный тонкий аромат пробил даже заложенные ноздри Влада. Давно не пил свежезаваренного чая. А лимон? Как здорово он пахнет!

Впрочем, Влад вдруг вспомнил, как закусывал водку долькой лимона. По коже тут же пробежала неприятная волна. Фу, мерзость. Не лимон, конечно, а те придурки, садисты, гады. А ещё москвичи, скины. Которые, как они всех уверяют, бьют исключительно «черножопых». Может быть, еще и немцев с латышами и эстонцами. За что его-то избили да ещё раздели на морозе – он так и не понял. Влад, понятное дело, захмелев (ведь не жрал нормально сколько времени!), мог чего-нибудь не то сболтнуть. Ведь сначала бритоголовые его пригрели. В подвале той самой котельной.

– Ну! Пей чай давай, пациент! Перед доктором надо в лучшем виде предстать, чтобы касторки не выписал! И хлористого кальция! – натянуто пошутил Юрка, присаживаясь у дивана на другую табуретку. – Тебе не холодно тут? – спросил прямо как папа какой, озабоченно, по-взрослому. – А то я могу тебя ко мне в комнату перетащить. Она теплее, чем гостиная.

Влад привстал на локтях, потянулся к чаю, судорожно отхлебнул, скривился:

– Кипяток! Чуть горло не сварил…

– Обжёгся? – Юрка немножко испугался. – Извини, не остудил. Ничего, сейчас остынет.

– Да ладно, всё нормально, – Влад почему-то старался казаться развязным, шпанистым. – Слушай, а чикалдыкнуть за знакомство у тебя случаем нет?

Юрка развёл руками:

– Извини, браток, не держим.

– Да я так, – нарочито протянул Влад, осторожно прихлёбывая чай. – Я на самом деле на алкоголь не западаю.

– Знаешь, – Влад вдруг оживился. – Ну, в общем… Как тебя?

– Да, мы ведь ещё и не познакомились! – спохватился Юрка. – Юрий Петров меня зовут. Можно просто Юрик. Живу, как видишь, один. Мама погибла в автокатастрофе – давно. Папа тоже.

– Оба значит, – вздохнул Влад.

– Бабушка шесть лет назад умерла. Да, ты что-то хотел попросить, если я не ошибаюсь?

– Да я это, – Влад засмущался.

– В сортир, что ли, – засмеялся Юрка.

– И это не мешало бы. Только я… короче, очень жрать почему-то охота. Я и сам удивляюсь, – Влад по инерции начал оправдываться.

– Так бы и сказал.

Юрка немедленно отправился на кухню и минуты через три вернулся с горячим куриным бульоном, в котором плавали кусочки белой курятины.

– Стас приказал тебе пока только это давать. Спадёт температура, что-нибудь посущественнее приготовим.

– Спасибо, – Влад снова улыбнулся, будто застенчивая девушка.

И принялся жадно пить бульон. Потом есть куриное мясо, вылавливая его пальцами, потом вернулся к остывшему несладкому чаю. Потом Юрка заставил выпить его таблетки, микстуру и какой-то чрезвычайно кислый порошок. Наконец Владу удалось сходить в клозет. На диван он вернулся с удовольствием, так как, во-первых, его сильно шатало от неимоверной слабости, а во-вторых, в одних трусах было очень зябко. Хотя, как выяснилось позже, в гостиной было около двадцати градусов.

Накрылся толстым Юркиным одеялом и забалдел. Самому даже странным казалось: всё тело ломает, знобит, голова тяжёлая, нос заложен – и при таком состоянии он по-настоящему захлёбывался от счастья. «Это потому что на собственной шкуре испытал, почём фунт лиха, – невольно нашлось объяснение такому парадоксу. – Совсем вроде недавно помирал на морозе, и вдруг, не шевельнув пальцем, оказываюсь в чистой уютной квартире, на мягком диване под тёплым одеялом. И мне ещё прислуживает приятный парень. Конечно, лучше бы девушка. Но всё равно – разве не чудо ли со мной произошло! – с блаженством в душе подумал Влад, закрывая глаза.

Спал, ворочаясь сначала от озноба, потом от жара и пота, во сне вскрикивал, постанывал и со страхом в сердце просыпался. Вокруг него было тихо, уютно, безмятежно. Он даже не думал о том, куда вдруг исчез не по-человечески заботливый хозяин «берлоги». Оглядываясь по сторонам, успокаивался, начинал невольно думать о хорошем и незаметно для самого себя опять проваливался в целительный сон.

Потом снова перед глазами возникал Юрик, рядом с ним тот самый врач, которого Юрик называл Стасом. В руках у Стаса появлялся шприц. Потом он что-то прослушивал в груди Влада, что-то простукивал своими сильными пальцами, о чём-то тихо говорил с Юриком. И также, как и появлялся, неожиданно исчезал.

В комнате то темнело, то вдруг зажигался свет или наступал день. Волшебным образом перед Владом возникала вкусная еда, даже апельсины, груши и яблоки. «Сколько же я буду ему должен!» – вспыхивало в голове у Влада. И возвращалась блаженная безмятежность.

Однажды вместо Стаса Влад увидел рядом с Юрой стройную девушку с очаровательной улыбкой, большими чёрными ресницами и необыкновенно бархатистой кожей лица. Заметив, что Влад в смущении смотрит на неё с дивана, девушка положила свою аккуратную головку Юрке на плечо и, у Влада вдруг сильнее забилось сердце, подмигнула ему. Не Юрке (он в тот момент не мог видеть её глаз). Она подмигнула Владу!

В тот вечер они так и не заговорили друг с другом. Девушка и Юрик, видимо, не хотели тревожить больного. А Владик застеснялся. Да и, по большому счёту, ему вполне хватило её улыбки и… воздушного поцелуя, который, показалось Владу, девушка послала ему украдкой.

Юрик что-то спросил Влада, типа «как самочувствие, нет ли жалоб, может что-нибудь хочешь». Влад улыбнулся в ответ (со стороны было не ясно, кому именно он улыбается), но ничего не ответил, потому что балдел от какой-то странной, прямо волшебной волны накативших на него ощущений. Так обычно бывает, когда кто-то симпатичный тебе начинает вдруг мягко листать, к примеру, твою тетрадку. Или что-то выравнивать, разглаживать, приводить в порядок из твоих вещей. Влад вспомнил, что такого рода ощущения, всегда вызывавшие в нём состояние полной безмятежности (балдежа, как он говорил обычно), возникали у него, когда Даша, тогда ещё старшая воспитанница детдома, начинала проявлять о нём заботу – подчищала ляпы в его тетрадках, одевала в полиэтилен его учебники, вытряхивала мусор из его портфеля…

– Ну ладно, спи, – сказал Юрка. – Не будем тебе мешать. Что понадобится – позовешь, лады?

Они притушили в гостиной свет и, воркуя, как голуби, удалились в спальню.

«Даже не познакомил нас», – спонтанно подумалось Владу.

Впрочем, он и так догадался, что это Юля. Слышал, как Юрка общался с ней по мобильнику. Говорил таким ласковым голосом, что ты!

Странно! Влад поймал себя на том, что, оказывается, он чего-то ревнует. Не кого и не к кому – именно чего-то. В смысле почему-то ревнует. Но ревнует как-то не конкретно, скажем, Юлю к Юрке (как он может её ревновать, если увидел девушку впервые). Ну чем же она так напоминает ему Дашу? Ведь непохожа, совсем не похожа. Разве что взгляд, которым она одарила Влада. Именно одарила! А не случайно окинула. Случайно так не улыбаются. И тем более не подмигивают. А она точно подмигнула? Или ему показалось! Температура у него уже дня три как не выше тридцати восьми – при такой не бредят. Нет, она всё-таки подмигнула!

Ему снова сделалось как-то необычайно хорошо, «балдёжно». Как будто поплыл, «потащился». Надо же! Всего-то ещё раз припомнил, как она ему подмигнула – с Юркиного плеча – и тут же «потащился». И чего так! Ну, красивая девушка – и что? Мало ли он видел красивых девушек.

Неожиданно Влад отметил, что Юля красивее Даши – намного. Хотя, вряд ли она его ровесница. Скорее, она, если и моложе Даши, то максимум года на два.

«И чего это я на старших западаю? Ума не приложить… А Даша… Все они такие! Сначала подмигивают, ухаживают, уверяют, что лучше тебя никого в мире нет… А потом предают, легко и быстро… Взяла, и вышла замуж! Как будто жить без этого не могла… Я, мол, тебя ждать буду. Выпустишься – приедешь ко мне в ПТУ, я там останусь работать. Господи, какое вранье! Любят они красиво врать – жить без этого не могут! (пауза) Ведь не любила! Нисколечко я ей не нравился как пацан. Просто бабы любят кого-нибудь опекать. Наигралась в старшую сестричку, и надоело ей. А тут гормоны попёрли во всю мочь. И телок подвернулся подходящий, небось, со своей хатой – вот и укатила за ним, дура!».

***

Горькие мысли – хорошее лекарство от любви. Влад уже давно усвоил: хочешь жить, не разочаровываясь, никогда не очаровывайся. Жизнь ему такую установку начала вбивать в подкорку чуть ли не с самого рождения.

– Не жилец, – говорили врачи, пичкая маленького Владика уколами.

А он тогда ещё не знал, что Владик. И речи человеческой не понимал. А вот поди ж ты – запомнил каким-то чудом, что никто из врачей роддома, куда младенца притащила, по сути, милицейская собака (нашла его случайно в мусорном контейнере), не верил в победу Владика-подкидыша над смертью. А он выжил – на зло всем.

– Иммунитет у парня – ого-го! – сказал тогда профессор.

Не важно, старая нянечка рассказала это Владу, или он сам схватил тогда мысли доктора. Главное – от него с самого начала хотели избавиться, в живучесть его не верили, а он – такую большую дулю показал им всем, в том числе и той мерзкой женщине, которую язык не поворачивался мамой назвать.

… – Владик, как дела! Вла-дик! – радостно пропел профессор.

– Почему Владик-то? – ухмыльнулась акушерка. – Хотя, не спорю, имя красивое.

– Владик, гу-гу! – засюсюкал профессор, не обращая внимания на глупый с его точки зрения вопрос коллеги…

А усыновить, увы, никто из них, по-доброму равнодушных людей в длинных белых халатах, не захотел. Спасибо, имя дали. Имя ему всегда нравилось. И звучит благородно, и по смыслу сильное – тот, мол, кто владеет славой. Он и прославился – с рождения. Чем не слава?!

Нянечка, конечно же, так рассказать Владу не могла – не сумела бы. Да и не была она в реанимационной роддома. Но Влад, с момента, когда научился (само собой, разумеется – не целенаправленно) внутренним взором видеть картины, именно так себе и представлял тот маленький, но весьма значительный эпизод из его жизни. Эпизод, который он во время «игры» в нём ещё не мог осознавать…

Засыпая, Влад подумал о своём последнем спасителе:

– А Юрка-то, похоже, красивый парень. Классно они смотрятся вместе. Счастливые ребята – не чета мне…

Так-так

– Слушай, Юрик, мне так его жалко! – мягко протянула Юля, виновато глядя Юрке в глаза.

Она, как это часто у них бывало, с вожделением пристроилась у парня на животе, оседлав его точно наездница. Юрка сам её приучил к такому выражению чувств. Притащил её однажды на тренировку по самбо. Потом дома предложил ей шутливо побороться. Специально поддался. И попался «на крючок». Потом что Юле это вдруг очень понравилось. Не бороться, разумеется, а сидеть верхом на Юрке. Особенно перед тем, как они собирались активно заняться (так обычно шутила Юля) сбросом лишних гормонов. С того момента у них, говоря избитой фразой, и повелось – сперва немного борьбы в одежде, потом потихоньку друг друга раздевая (Юрик обычно предоставлял девушке инициативу: так больше кайфу приходило). Ну, а дальше, как водится, «нанайская борьба» (студенческий эротический жаргон. Прим. авт.) плавно переходила в нежные поцелуи и ласки…

– Правда жалко, Юр…, – взгляд её стал виноватым настолько, что Юля даже начала косить глазами в сторону.

«Та-а-ак…» – протянул про себя Юра.

Нараставшую волну возбуждения как ветром сдуло. Она вообще с того вечера, как только увидела Влада, стала какая-то «не своя». Тогда у них секс не пошёл. Но Юрка и сам не особенно хотел: после тренировки вымотался до предела. И Юля спешила домой – доделывать курсовую работу по цитологии (жутко «вредная» дисциплина).

Потом два раза всё проходило как-то пресно, словно в спешке. Юрка, впрочем, тогда значения этому не придал. Не всё же время ночной сказке бывать. И потом, он читал в специальной литературе, что настоящая чувственность развивается не раньше, чем к двадцати пяти – тридцати годам. А жить с восемнадцати лет, как он начал с Юлей (к счастью, самой первой его девушкой), – врачи вроде бы и вообще не рекомендуют. Но Юра с Юлей почему-то очень быстро пережили период романтической влюблённости.

Положа руку на сердце, Юрка даже немного стыдился такого развития отношений. Юле (а ей исполнилось тогда девятнадцать), оказались не особенно нужными ни серенады под Луной, ни долгие разговоры ни о чём по разным подъездам, ни постоянные походы в кино или кафе. Она сразу взяла быка за рога. А если говорить языком пошлости, то… за одно место.

Ну конечно – не так уж и сразу. Юрка ведь всё равно сгорал от нетерпения. И она это видела. И не стала парня мучить. А зачем, когда, во-первых, они уже совершеннолетние и сами за себя отвечают (вот, возьмём, мол, и поженимся), во-вторых, на дворе XXI, а не какой-нибудь XYIII век – иная мораль, иные нормы поведения. В конце концов оба они – люди воспитанные, не распутные, просто сексом абы с кем заниматься привычки не имеют. Наконец, в-третьих, у парня есть своя собственная квартира. И Юра ей действительно понравился как мужчина. Не надо пошлости. Нравиться как мужчина – для порядочной девушки (а она у него, извините, тоже самая первая оказалась) далеко не сразу связано с понятием «попробовать». Для начала достаточно просто увидеть… лицо и фигуру – в одежде. Услышать голос. Он у Юрки обалденный – мягкий, бархатный, приятно басовитый.

Сыграло свою роль, конечно, и одиночество парня. То, что он детдомовец, насторожило только Юлиных родителей – её саму это даже расположило к нему. Просто потому что сразу стало парня жалко. А такого рода жалость немедленно вызывает желание погладить по головке (прошу не думать в меру своей испорченности, господа!), поцеловать в макушку, пришить пуговицу на его рубашке (даже если для этого сначала придётся украдкой её оторвать).

У них на самом деде с Юриком получилось как-то всё естественно и легко. А то, что он, по природной стеснительности своей, во многом уступал ей инициативу, даже улучшило и ускорило развитие их отношений.

– Юлечка, вы же ещё дети! – пыталась образумить слишком самостоятельную дочку Вера Валентиновна, Юлина мама.

А Сергей Николаевич Шмыров, папа девушки, только один раз хмуро и сухо предупредил:

– Залетишь: с ребёнком или с ЗППП – неважно (он по-особому язвительно выделил эти четыре буквы) – обеспечивать себе реабилитацию в этом вопросе будешь сама. Так и знай!

И всё – больше ни слова. Мама, правда, какое-то время причитала. А потом неожиданно успокоилась и мало-помалу стала поворачивать сентенции об этом в другое русло. Мол, надо заранее готовиться к семейной жизни, привыкать стирать, убирать, гладить, подшивать, варить.

– И главное, Юлечка – пора тебе, наконец, начинать изучать ценники в гастрономе! Ты же, голуба моя, не знаешь, сколько булка хлеба стоит – наверняка ведь не знаешь. А готовить умеешь только из дурацких рекламных пакетов (пропади они пропадом!), да еще в свч-печке. А надо бы начинать учиться варить без моих подсказок, из свежих продуктов, на газовой плите. Да-да, дорогая невестушка наша!

– Мама! С чего ты взяла, что я…, – Юля пыталась «успокоить» Веру Валентиновну, но мама на сентенции дочки даже не обратила внимания.

– Все так говорят, дочка. Мол, и умеем, и знаем, и замуж не хотим. Только почему-то никто из вас, нынешних молодых да ранних, не хочет подумать о том, что мы, родители, во-первых, ещё не старые – у нас помимо родительских забот ещё и собственные интересы могут быть; во-вторых, мы ещё не на пенсии, и работа отнимает у нас много времени и сил, а в-третьих… В-третьих, ты бы спросила сначала мать, горит ли она желанием буквально завтра стать бабушкой.

– Мама! Да чего ты так завелась-то!

– Я дочка не завелась – я не машина, чтобы заводиться. Станешь матерью – всё сама поймёшь. Только ты имей в виду: мать всегда на твоей стороне. Даже если ты окажешься полностью неправой. А Юра, между прочим, подранок. Ты усвой это попрочнее, пожалуйста, голуба моя. Испортишь парню жизнь – тебе от совести своей до старости не спрятаться. Ты же ведь старше его…

– Всего-то на год! – в сердцах перебила тогда Юля Веру Валентиновну.

– Да, всего-то! – ничуть не смутилась мама. – Он только что из детдома пришёл. Ему от армии освобождение. Знаешь почему? Они в детдомах становятся инфантильными во много раз большими, чем избалованные дети из обеспеченных семей. И вообще – при разнице не в пользу девушки у мужчин один год за два идёт. Ты ему вскружишь голову, а потом встретишь зрелого мужчину, с которым просто как женщина – будущая мать – захочешь создать семью. Так нередко бывает. А парню куда деваться? Ты наперёд подумай об этом, доча.

А потом она просто стала потихоньку передавать Юле свой собственный опыт ведения домашнего хозяйства. И отношения в семье стали даже лучше, чем были до первой Юлиной любви.