Читать книгу: «Уроки для молодого экономиста», страница 2

2.2. Отличия общественных наук от естественных

Экономика – общественная наука, то есть она изучает людей и некоторые аспекты общества. Другими примерами общественных наук могут служить психология, социология и антропология. Естественные же науки изучают различные аспекты мира природы. В их число входят физика, химия, биология, астрономия и метеорология.

В силу различий в предмете изучения общественные науки сосредоточивают свое внимание на целенаправленной деятельности, в то время как естественные – на бессознательном поведении. Даже если исследователь, занимающийся общественными науками, этого не осознает, его объяснения и теории, по крайней мере неявно, основываются на гипотезе, согласно которой на события влияет разум (или сознание) других людей. В полную противоположность этому ученый, занимающийся естественными науками (за существенным исключением биологии), при объяснении событий, происходящих в своей сфере специализации, как правило не ссылается на сознающий интеллект.

Осведомленность о существовании разума у других людей и о том факте, что у других мыслящих людей есть собственные индивидуальные мотивы, пронизывает все общественные науки. Это касается не только построения теорий, объясняющих события: даже «сырые факты» общественных наук включают в себя психический или ментальный аспект и не являются чисто природными или физическими. Например, социолог может выдвинуть теорию, связывающую рост преступности с увеличением коэффициента разводимости (отношения числа разводов к числу зарегистрированных браков). Но даже для того, чтобы собрать данные для проверки этой теории, ему необходимо «проникнуть в разум людей» чтобы просто узнать, какие именно события следует классифицировать как преступление и как развод. И то и другое не является простым фактом природы.'

Например, если Салли сбивает Джо своим автомобилем и тот умирает, то это может быть, а может и не быть классифицировано как убийство. Если у Салли начался сердечный приступ за пять секунд до столкновения, то это, вероятно, не убийство, а несчастный случай. Но если полицейский, поспешивший на место происшествия, услышал, как она

Даже сами «факты» общественных наук связаны с человеческим сознанием

Возьмите такие понятия, как инструменты, продукты питания, лекарства, оружие, слова, предложения, средства общения или акты производства… Я считаю их достаточно хорошей выборкой объектов человеческой деятельности того рода, что постоянно встречаются в общественных науках. Нетрудно убедиться, что все эти понятия <…> отсылают нас не к каким-то объективным свойствам, которыми обладают вещи или которые наблюдатель может в них обнаружить, но к мнениям по поводу этих вещей, которых придерживаются какие-то другие люди. Такие объекты вообще невозможно определить в физических терминах, потому что здесь нет никакого единого физического свойства, которое должно было бы быть у каждого представителя того или иного класса. <…> [Этим понятиям] можно дать определение, только показав связь между тремя элементами: целью; тем, кто эту цель имеет; предметом, который считается этим лицом подходящим средством для достижения поставленной цели.

Ф. Хайек.

Индивидуализм и экономический порядок (Челябинск: Социум, 2016. С. 72)

кричит: «Ты больше не будешь мне изменять!» – то самое время зачитать ей ее права. Заметьте, что в конечном счете разницу определяет сознание Салли; для того чтобы определить, имело ли место преступление, социологу приходится строить догадки о том, каковы были осознанные намерения Салли. Даже сколь угодно подробное физическое описание само по себе не может дать ответа на этот вопрос, если оно не дает возможности пролить свет на то, что Салли думала в тот момент, когда ее автомобиль сбил Джо. Еще раз подчеркну эту мысль: никакой разницы в физическом состоянии автомобиля в этих двух случаях нет; физик и химик не заметят никаких различий в молекулах, из которых состоит автомобиль. Напротив, если мы говорим, что Салли «превратила автомобиль в орудие убийства», то мы тем самым выносим суждение о неосязаемом, напрямую не наблюдаемом состоянии ее сознания. Физические движения ее ног и рук в ходе управления автомобилем не являются решающим критерием; то, должны ли мы увеличить на единицу общее количество преступлений, зависит только от ее осознанных намерений.

Как показывает пример Салли, сбившей Джо на автомобиле, даже в «сырых фактах» общественных наук присутствует неотъемлемой составной частью наше понимание сознания других людей. Напротив, для естественных наук характерно то, что ни сырые факты, ни разработанные для их объяснения теории, как правило, не опираются на понимание намерений других мыслящих существ. Ученый-естествоиспытатель смотрит на физический мир со стороны и пытается предложить объяснения его «бессознательному» поведению.

2.3. Успешность естественных наук по сравнению с общественными

Существует отчетливое различие между, с одной стороны, такими науками, как физика, химия и биология и, с другой стороны, такими, как психология, социология и антропология. Первую группу наук мы называем «точными» (по-английски о них говорят «hard sciences», то есть «твердые науки») в отличие от второй группы, которую называют «гуманитарными» (по-английски «soft sciences» – «мягкие науки»). Поэтому создается ощущение – особенно у представителей точных наук! – что «точные» или «твердые» науки являются более строгими и потому более «научными», чем гуманитарные науки. Вообще говоря, самые умные и самые знаменитые в мире ученые обнаруживаются именно в среде точных наук; кроме такого очевидного кумира, как Альберт Эйнштейн, воображение публики покорили физики Ричард Фейнман и Стивен Хокинг. Получить же премию в области психологии вовсе не так престижно, и мало кто может даже назвать самых выдающихся социологов прошлого века. Хотя некоторые люди могут осудить конкретных физиков, участвовавших в создании атомного оружия, подавляющее большинство одобряет физику как таковую. В то же время многие относятся скептически и даже враждебно к некоторым общественным наукам, особенно к экономической теории и психиатрии, и в этом состоит еще один резкий контраст.

Что же происходит? Если бы мы заранее не знали ответа, то могли бы ожидать прямо противоположного – что общественное мнение будет преклоняться перед учеными, которые исследуют людей, а не безмозглые частицы.

Один возможный ответ состоит в том, что общественные науки находили оправдания некоторым крайне неприглядным действиям, таким как применение электрошоковой терапии к людям, лишенным свободы против их воли, или массовый забой миллионов свиней во время Великой депрессии, в то время как многие американцы голодали. Так что вполне возможно, что именно такого рода эпизоды объясняют, почему многие не доверяют психиатрам и экономистам. Но опять-таки, разве не склонны люди точно так же осуждать физиков за Хиросиму и химиков за изобретение пороха?

Мы предполагаем, что причина состоит в том, что физические и химические теории, на которых основано действие мощного оружия, верны. Физики сказали военным: «Если вы сбросите этот предмет с самолета, то начнется цепная ядерная реакция, в ходе которой выделится невероятное количество тепла». И это предсказание будет совершенно точным. В противоположность этому психиатры говорят суду: «Дайте нам власть принудительно лишать свободы людей, которых мы считаем психически больными, и позвольте нам вводить им лекарства и проводить над ними другие эксперименты. Это приведет к их выздоровлению, и в общество вернутся уравновешенные люди, не склонные к девиантному, асоциальному поведению». В XX и в начале XXI века многие вроде бы первоклассные экономисты тоже говорили правительствам: «Дайте нам контроль над печатным станком, и мы навсегда спасем мир от разрушительных депрессий и безудержной инфляции цен». Но очевидно, что реальные достижения психиатров и наиболее влиятельных экономистов оказались не столь достойными похвалы, как результаты естествоиспытателей.

По какой-то причине оказывается, что даже самые выдающиеся гении, занимающиеся общественными науками, могут завести свою дисциплину в тупик, и все больше экспертов в этой сфере (как и широкая публика) начинают подозревать, что «последние достижения науки» являются бессмысленной тратой времени. Многие согласились бы с утверждением, что «в психиатрии дела шли хорошо… пока не пришел Зигмунд Фрейд», или что «когда на сцене появился Джон Мейнард Кейнс, экономика свернула на совершенно ложный путь». Но никто не скажет: «Исаак Ньютон сделал очень много великих открытий в физике, а потом пришел этот чокнутый Эйнштейн и все поломал».

Одна из важных причин пропасти между успешностью и авторитетом естественных наук, с одной стороны, и посредственными результатами общественных наук и враждебностью к ним – с другой, заключается в том, что в естественных науках объекты изучения довольно просты, а их поведение, по-видимому, направляется набором четко формулируемых правил. Соответственно для проверки своих теорий точные науки могут (в общем случае) полагаться на контролируемые эксперименты. Именно поэтому гораздо менее вероятно, что физика забредет в тупик подобно тому, как это, по мнению многих, произошло с фрейдистской психиатрией и кейнсианской экономической наукой. Предсказания физических теорий касаются объектов материального мира. В точных науках, таких как физика, новомодной, но по существу худшей теории было бы очень трудно завоевать всё профессиональное сообщество, так как ее слабость была бы неоднократно продемонстрирована в экспериментах. Хорошо известно, что Эйнштейн выступал против некоторых философских выводов из квантовой теории, но ни один физик, включая его самого, не смог бы оспорить точность предсказаний этой теории в отношении экспериментальных измерений, относящихся к субатомным частицам.

Учитывая тот факт, что, насколько нам известно, субатомные частицы не обладают сознанием, для понимания их поведения – то есть для того, чтобы «объяснить» эти частицы, – невозможно требовать от физической теории чего-то большего, чем все более и более точное предсказание их поведения в тех или иных условиях. Разумеется, здесь следует отметить, что в реальной практике, в повседневной работе физиков все устроено не так просто. Одна теория может дать лучшие предсказания в нескольких экспериментах, а другая быть более простой и элегантной. Некоторые физики могут «верить» в более элегантную теорию и пытаться найти слабые места в экспериментах, ставящих ее под сомнение. Но при всем этом в точных науках теория, систематически и бесспорно дающая лучшие предсказания, в конечном итоге постепенно вытесняет соперничающие теории.

Большинство специалистов по общественным наукам считает, что тот же самый метод – «научный метод» – должен применяться и в их сфере тоже. Однако проблема заключается в том, что изучаемые ими объекты в буквальном смысле слова обладают разумом и сознанием. Оказывается, чертовски сложно придумать набор четких законов, которые точно предсказывали бы поведение людей в тех или иных обстоятельствах. В общественных науках, особенно в экономике, все устроено настолько более сложно, что во многих случаях попросту невозможно поставить по-настоящему контролируемый эксперимент.

Для иллюстрации этого важного различия между естественными науками и экономикой давайте представим себе, что две группы физиков спорят по поводу величины электрического заряда какой-то элементарной частицы. Одна группа ученых, работающая в Австралии, проведя эксперимент с использованием нового хитроумного метода, объявляет, что прежняя оценка должна быть пересмотрена. Но другая, не согласная с этим группа физиков утверждает, что австралийский эксперимент ошибочен, так как близость лаборатории к Южному полюсу приводит к систематической ошибке в измерениях. Они доказывают свою позицию путем проведения аналогичных экспериментов на разных широтах, с тем чтобы показать, что чем ближе лаборатория расположена к экватору, тем ближе результаты измерения к прежней оценке. Ключевые допущения, стоящие за всем этим исследованием, состоят в том, что фундаментальные законы, которым подчиняются элементарные частицы, остаются неизменными и что экспериментаторы могут сохранять все прочие (релевантные) факторы неизменными, отделяя от них влияние геомагнитного поля, линии которого проходят через магнитные полюса Земли. Этот гипотетический сюжет дает представление о том, почему физика так хорошо «работает». И действительно, есть все основания полагать, что с течением времени физики будут разрабатывать теории, которые будут все точнее и точнее предсказывать, что происходит в физическом мире.

Когда же по поводу соперничающих теорий спорят две группы экономистов, ситуация оказывается далеко не такой простой и понятной. Например, одна группа экономистов – кейнсианцы – убеждена, что причиной Великой депрессии было резкое сокращением «совокупного спроса» и что президенту Герберту Гуверу, а после него – Франклину Рузвельту для противодействия сокращению производства следовало продавить через Конгресс решение о значительном дефиците государственного бюджета (то есть о расходовании денег, взятых в долг). Экономисты, принадлежащие к другой группе – австрийской школе, – с этим совершенно не согласны. Они полагают, что первоначальный крах 1929 года был следствием предшествовавшего ему «бума», устроенного Федеральным резервом – американским центральным банком, который учредило государство. Согласно теории австрийской школы неразумная интервенционистская политика Гувера и Рузвельта привела к тому, что депрессия затянулась более чем на десятилетие. Экономисты-австрийцы оспаривают кейнсианскую теорию дефицита, указывая, что в период правления администраций Гувера и Рузвельта бюджетный дефицит был рекордно высоким (для мирного времени), но при этом восстановление экономической активности оказалось самым медленным и мучительным за всю экономическую историю США. Кейнсианцы отвечают на это, что, несмотря на огромный дефицит бюджета, «очевидно», что государство брало взаймы и тратило недостаточно, доказательством чему служит затянувшийся период высокой безработицы.

На этом начальном этапе изучения экономики мы пока что еще не освоили понятия, которые позволили бы продолжить анализ этого конкретного спора – который происходит в реальности, а не придуман с целью иллюстрации. (В последующих уроках вы овладеете инструментами, необходимыми для лучшего понимания позиций участвующих в этой дискуссии сторон.) Сейчас же ключевой факт состоит в том, что спор остается неразрешенным, несмотря на то что профессиональные экономисты обсуждают причины Великой депрессии уже больше восьмидесяти лет. Полемика не угасает, потому что конкретная экономическая ситуация конца 1920-х годов была уникальной. Экономисты не могут проверить кейнсианскую теорию, скажем, зафиксировав в неизменном состоянии всё, кроме дефицита федерального бюджета США в 1932 году, для того чтобы пронаблюдать его воздействие на уровень безработицы.

Несомненно, экономисты, по моральным или политическим причинам выступающие за большие государственные расходы, будут склонны поддерживать кейнсианскую аргументацию в отношении причин Великой депрессии. Точно так же не вызывает сомнений, что противников «большого государства» будут привлекать экономические доктрины, которые поддерживают благотворность низких налогов и маленького государственного бюджета. Но именно из-за невозможности проведения контролируемого эксперимента могут продолжать существовать столь диаметрально противоположные экономические теории, и при этом представители обоих лагерей остаются твердо убежденными в том, что они правы, а их оппоненты – либо нечестные люди, либо халтурщики.

Таблица 2.1

Дефицит федерального бюджета и безработица в США в 1930–1939 гг.

Источники: The American Presidency Project (http://www.presi-dency.ucsb.edu/data/budget.php), Bureau of Labor Statistics.

Экономисты не могут сойтись во мнениях по поводу правильного метода лечения депрессий

Адекватной рекомендацией правительству во время депрессии являются сокращение бюджета и предоставление экономики самой себе.

Мюррей Ротбард, экономист австрийской школы

Сберегая, мы попали в депрессию, значит, чтобы выбраться из нее, мы должны стать мотами.

Вёрджил Джордан, экономический обозреватель журнала «Business Week», 1932

(Цит. по: М. Ротбард.

Великая депрессия в Америке. М.; Челябинск: Социум, 2016. С. 279, 411)

К счастью, все не так плохо. Несмотря на то что методы естественных наук имеют весьма ограниченное применение в экономике, существуют другие пути к открытию экономических принципов и законов, которые опираются на методы, недоступные физику или химику. По мере того как вы будете усваивать уроки этой книги, у вас будет формироваться новый инструментарий интерпретации окружающего мира. То, что раньше казалось запутанным и обрывочным, приобретет для вас ясный смысл. И, как вы увидите, для обоснования правильности принципов и законов эти уроки не будут апеллировать к результатам экспериментов или даже к историческим наблюдениям. Как только вы поймете основные идеи каждого урока, с этого момента они навсегда останутся с вами. Вы можете решить, что эти концепции будут для вас полезны или не очень, но вам уже не нужно будет беспокоиться о том, что некое новое, недавно опубликованное экономическое исследование докажет, что они ложны.

Как такое возможно? Это мы объясним в следующем разделе.

2.4. Как мы открываем базовые экономические принципы?

Как мы уже говорили выше, экономисты-теоретики сталкиваются с двумя колоссальными проблемами: объекты их изучения обладают собственным сознанием, и провести контролируемый эксперимент в экономической науке намного труднее, чем в естественной науке вроде химии. Эти различия отчасти объясняют, поему так называемые точные науки пользуются намного лучшей репутацией в том, что касается объективности и успешности, чем науки гуманитарные, включая экономическую теорию.

Однако у экономиста есть одно огромное преимущество перед ученым-естествоиспытателем: экономист-теоретик и сам является мыслящим существом с осознанными целями. Так как у него есть возможность увидеть экономику изнутри, ему легче понимать стимулы и ограничения, с которыми сталкиваются другие люди, действующие в экономике. Напротив, физик, изучающий элементарные частицы, не имеет никакого представления о том, «каково оно – быть кварком», и поэтому физику, для того чтобы разобраться в поведении кварков, приходится полагаться на известные методы эмпирических исследований.

Ранее в этом уроке мы уделили особое внимание важному различию между целенаправленной деятельностью и бессознательным поведением, так как это различие является ключом к выработке полезных экономических принципов. Экономические принципы, которые мы будем формулировать в этой книге, представляют собой логические следствия того факта, что существуют другие люди, обладающие сознанием, которые пытаются достичь своих собственных целей. Иными словами, если мы в качестве исследователей, занимающихся общественными науками, решаем придерживаться «теории», что в мире есть другие обладающие сознанием существа – в дополнение к тому, что каждый из нас имеет непосредственный опыт наличия сознающего разума у себя самого — то эта «теория» начинает производить из себя другие фрагменты знания, являющиеся ее следствием. Вы, вероятно, будете удивлены при чтении урока 3, когда мы покажем вам, сколь большая часть экономической теории заложена в простом наблюдении: «Джо действует, стремясь к некоторой цели». Но сейчас мы не будем приводить эти результаты, потому что сначала вам следует точно понять, что именно вы будете делать, работая над материалом урока 3.

В поиске руководства к тому, как следует вырабатывать правильные экономические принципы, вместо физики и химии будет гораздо полезнее посмотреть на геометрию. В стандартной (так называемой евклидовой) геометрии мы начинаем с некоторых базовых определений и допущений, которые представляются достаточно разумными. Например, мы определяем, что мы подразумеваем под точкой и прямой, объясняем, что мы понимаем под углом, который образуется при пересечении двух прямых, и т. д.

Сформулировав исходные определения и допущения, мы можем использовать их для построения «теорем» – это «умное» слово означает дедукцию, или логический вывод из первоначальных определений и допущений. Учебник геометрии начинается с самых основных теорем и затем использует каждый новый результат для вывода чего-то другого более сложного. Например, простая теорема в самом ее начале может выглядеть так: «Если имеется четыре отрезка прямых, образующие прямоугольник, то можно прочертить пятый отрезок прямой, делящий этот четырехугольник на два равных треугольника». Как только эта (очень простая) теорема доказана, ее можно присоединить к нашему набору инструментов, и на одном из шагов доказательства следующих, более сложных теорем можно будет на нее сослаться.

Эта процедура (или метод), применяемая в геометрии, очень похожа на то, что мы будем делать в этой книге, занимаясь построением основных экономических принципов. В следующем уроке мы определим некоторые понятия (такие как прибыль и издержки) и покажем, как они соотносятся с нашим исходным допущением, что движущей силой событий в социальной реальности являются целенаправленные действия. По мере продвижения от урока к уроку мы будем добавлять все новые и новые идеи, основываясь на предыдущих уроках и вводя новые сценарии, к которым можно применить прежние результаты.

На данном этапе вам следует отметить для себя два важных наблюдения, которые можно почерпнуть из примера с геометрией. Во-первых, бессмысленно требовать от математика, чтобы он пошел и «эмпирически проверил» теоремы, содержащиеся в учебнике. Рассмотрим, к примеру, теорему Пифагора, которая, вероятно, является самым знаменитым из всех результатов геометрических исследований. Она гласит, что если имеется треугольник, один из углов которого составляет 90°, то в соответствующих буквенных обозначениях будет выполняться следующее равенство:

После того как вы познакомились с существующим доказательством теоремы Пифагора, вы понимаете, что она не может не быть истинной. Ради развлечения вы, конечно, можете взять линейку и транспортир (используемый для измерения углов) и «проверить» теорему на треугольниках, которые вы начертите на бумаге. Однако вы обнаружите, что на практике теорема не будет выглядеть правильной в смысле абсолютной точности; например, может оказаться, что величина в левой части равенства составит 10,2, а в правой – 10,1 квадратного сантиметра. Но если вы придете с таким «опровержением» теоремы к математику, то он объяснит вам, что угол треугольника, который вы измерили, на самом деле не был равен в точности 90° (возможно, он был равен 89,9°), и линейка, которой вы измеряли длины отрезков, – неточный инструмент, потому что на ней столько-то делений, и в реальности длину каждого из этих отрезков вы в какой-то степени «оценили на глаз». Важное наблюдение состоит в том, что математик знает, что теорема Пифагора истинна, потому что он может доказать ее, используя бесспорные пошаговые логические выводы из первоначальных посылок.

Это хорошая аналогия тому, как мы будем открывать экономические принципы, или законы. Мы начнем с некоторых определений и с допущения, что имеется существо, обладающее сознанием, а затем начнем логически выводить последующие результаты. Как только мы доказали тот или иной экономический принцип или закон, мы можем положить его себе в карман и использовать в будущем для доказательства более сложного результата. А если кто-то спросит нас, «подтверждают или опровергают» фактические данные наш экономический принцип, мы можем ответить, что этот вопрос бессмыслен. Кажущееся «опровержение» экономического закона просто-напросто означает, что не выполнялись первоначальные допущения. Например, в уроке 11 мы будем изучать закон спроса, который гласит: «При прочих равных условиях увеличение цены приведет к уменьшению величины спроса на продукт или услугу». Конечно, если мы попытаемся «эмпирически» проверить закон спроса, то наверняка найдем исторические примеры того, как цена чего-нибудь выросла, а люди тем не менее стали покупать больше единиц этого блага. Но это открытие не опровергнет закон спроса; экономист просто сделает вывод: «Что ж, значит “прочие условия”, должно быть, не были “равными”».

Теперь перейдем ко второму важному наблюдению, которое следует вынести из нашего обсуждения геометрии: именно потому, что нечто логически выводится из ранее принятых определений и допущений (иногда называемых аксиомами), полученные утверждения вполне могут содержать важную и полезную информацию о реальном мире. Мы делаем акцент на этом моменте потому, что многие думают, что область исследований может быть «научной» и давать «информацию о реальном мире» только в том случае, если ее утверждения могут быть хотя бы в принципе опровергнуты с помощью экспериментов и измерений. Очевидно, что в случае геометрии это требование не выполняется, и тем не менее каждый согласится, что изучение геометрии определенно полезно. Инженер, собирающийся строить мост, достигнет большего успеха, если до этого он изучил логические, дедуктивные доказательства на занятиях по геометрии, несмотря на то что все теоремы, содержащиеся в учебнике, представляют собой (в некотором смысле) «всего лишь» преобразования информации, уже содержавшейся в исходных посылках.

То же самое справедливо (как мы надеемся!) в отношении экономических принципов и законов, рассматриваемых в этой книге. Нам не нужно будет предпринимать дополнительные усилия, чтобы опытным путем проверить эти утверждения на предмет их истинности, потому что любое кажущееся эмпирическое опровержение будет просто означать, что некоторое условие, использованное в доказательстве, отсутствовало в момент «проверки». Тем не менее вы обнаружите, что приобретение этого «кабинетного знания» посредством тщательной интроспекции и логических рассуждений действительно позволит вам понять реальный мир во всей его сложности. Когда вы освоите логичные (хотя и непроверяемые экспериментально) уроки, содержащиеся в этой книге, вы сможете лучше разбираться в том, как работает реальная экономика, и понимать достигаемые ею результаты.