Читать книгу: «Свет», страница 5
Теперь пора закончить дело.
Барыга вернулся через «голову» в Сады и к середине дня пробрел их насквозь, прижимаясь к основанию холма, где точно нет подснежных пустот и реже рыскает хищник, и добрался до ледового водопада «Площадки 22». Веревочный подъемник, которым Синоптик взгромождал свои покупки на пятидесятиметровую высоту, не использовался давно – огромная нахлобучка снега козырьком нависала над верхушкой водопада. Столько за ночь не скопится.
Митяй двинул дальше. Он внимательно держал автомат наготове и, врываясь в уплотнившиеся и опавшие облака нехоженного снега, набивал свою тяжелую тропу вдоль Южного хребта. Здесь месяцами не бывало людей, и даже матерые охотники опасались этих мест, кроме тех отчаянных, что не державшихся за жизнь. И она позволяя им, как слепым, брести куда вздумается, раз уж они безнадежны. Многое бы они рассказали, если бы возвращались.
Барышников, не заглядывая в мелкие трещины и приямки, двинул сразу к заброшенной шахте, поскольку в пустоши водопада не сыскать норы для ночлега надежнее.
Шахтная промзона утонула в снегу, чернея лишь несколькими кирпичным складами очень старой постройки и прилепленным к скале, таким же кирпичным корпусом, через который шахта червем проела дыру в отвесной каменной монолитине и уползла в жирные угольные глубины. Забросили ее задолго до Великой войны – признали опасной. Война ее кое-как реанимировала, но землетрясения тех лет обрушили входную горловину, и шахта теперь была заброшена и пуста, как и весь этот пустой и заброшенный мир.
Барышников вскользь заглянул в издавна знакомые ему лазейки, мимо которых приходилось идти, но не слишком углублялся: первым делом нужно обследовать саму шахту.
Дверей в пристроенном к скале помещении было не найти – все они погребены снежной массой. А вот верхние окна еще годились для входа.
Барышников протиснулся в одно из них, съехал по снежному сносу вовнутрь, встал, отряхнулся, приготовил автомат и тихо двинулся дальше – в жутковатую темноту пустого коридора. На бархатистой пыльно-угольной поверхности пола отчетливо пропечатывались белые следы. Свежие.
Митяй вошел в пространный холл неправильной формы, ответвляющийся по подсобкам. Сливающаяся с угольной пылью темень тут же вперилась в ненавидящие ее глаза, и пришлось ждать, пока они смирятся. Здесь лучше не торопиться: Барышников, как и все «подземщики», сносно видел в тусклой темноте, но не внятнее волков, которые в мире брошенных людских домов и строений давно уже не ютились по норам, предпочитая «заброшки».
Обвыкшись, Митяй подкрался ко входу в верхний штрек: съезженная полукруглыми следами пыль на полу, выметена открывающейся дверью. Недавно одна из створок открывалась.
Митяй бесшумно вошел в шахту. Темнота и тишина. Он остановился и, закрыв глаза, вслушался в молчаливое пространство. Нечто здесь явно присутствовало. Нечто живое… Оно мягко шуршало из конца коридора, и вроде бы даже одышливо сопело.
Вынув смартфон, он запустил режим ночного видения и осмотрелся. Рядом со входом чернело остывшее пятно кострища, чуть поодаль валялся чей-то распакованный рюкзак. А вот и жестяной ящичек с инвертором, пристроенный к покосившейся вертикальной балке. Ненадежное место…
Деревянная крепь шахтной горловины превратилась в трухлявые ватные столбы, и уж давно ничего не подпирала и не крепила, а скорей успокаивала и усыпляла бдительность, готовая обрушиться по самой мелкой причине, а то и без нее.
Коридор упирался в тупик. Здесь, у старого завала, вызванного землетрясением и оборвавшего путь, подпорки сплелись в путаницу вертикальных линий, проложенных под разными углами. Часть их рухнула совсем недавно.
– Здесь кто-то есть? – послышался усталый и тревожный хрип, доносившийся из-под нагромождения балок и досок: зажатый древесной мешаниной человек лежал на полу спиной к Митяю.
Митяй спрятал телефон и включил фонарик, а бедолага повернулся запачканным лицом к Барышникову, щурясь от света:
– Ярослав, это ты? – удивился Митяй. – Так это ты заварил всю эту тухлую кашу? Уж от кого, а от Ярикова не знаешь, чего и ждать…
Инженер Яриков – излишне-худощавый, длинный, нескладный, с большой головой на тонкой хилой шее и умными глазами, притуманенными задумчивой грустинкой и отгороженными от мира толстыми линзами очков, как ни старался спрятаться, а то и дело попадал в центр внимания окружающих, ибо вечно впрягался в возвышенно-важные добрые дела и защиты неправедно-обездоленных. А поскольку, кроме энциклопедических знаний другими скиллами не обладал, то все его наивные «борьбы» вызывали лишь всеобщие улыбки. А иногда и хохот, подогреваемый шутками и издевками. Но Яриков не обижался, не умел особо. Да и на что обижаться, если ситуации в его руках и впрямь выскакивали из-под контроля неожиданно и в самый неподходящий момент. Как и сейчас, когда он нелепо и смешно лежал на полу у ног своего преследователя. Впрочем, обладания не терял:
– Ты что, сказок не читал? Вначале накорми, напои, а уж потом вопросы задавай.
Барышников внимательно оглядел путаницу дощатых нагромождений, пазл за пазлом разобрал кучу и высвободил Ярикова, который отделался пока только ушибами.
– Ты знаешь, что я пришел тебя убивать? – хмуро спросил Барыга, когда они, оба уставшие до крайности, уселись на пол друг напротив друга, прислонившись спинами к противоположным стенам прохода.
– Знаю, – потупился Яриков. – Так сделай это. Только вначале выслушай прощальную речь.
– Ну, вещай, – Барышников отслонился от стены, и сидя, хотя и неудобно, покряхтывая и стараясь не беспокоить рану на груди, стащил рюкзак левой рукой, помогая ей раненой правой, неловко, как бесполезной культей.
– Я знал, что ты пойдешь вдогонку, – начал свои объяснения Яриков. – Предположил, что этот случай действенно тебе покажет, чего все это стоит. У Яшки были свои планы на счет инвертора, это всегда было очевидно. Да и на счет тебя. Скорее всего, вы поссорились?
– Что-то вроде того… – Барышников достал пластиковый бокс с перекусом, и разложил еду на расправленном рюкзаке, как на столе.
– Он не смог бы найти меня по следам, – продолжил Ярослав, с голодным любопытством следя за движениями Митяя. – А значит, если бы не нашел ты, то не нашел бы никто. И я бы вернулся через сутки с инвертором.
– Но я нашел тебя, – выбрав рыбешку, Барышников «навесиком» бросил ее в руки Ярослава. Тот поймал, поднес к лицу и с удовольствием втянул запах вяленой рыбы.
– Да, я надеялся на это. Так у меня появилась возможность поговорить с тобой на высоком уровне восприятия, так сказать, рядом со смертью, когда мелкое действительно становится мелким. Иначе меня к тебе не подпускали, да и сам ты… Давно меня не подпускаешь.
– Хм… Ярик, да ты хитрый стратег, – Таким же путем Барышников отправил ему рыжую грибную лепешку.
– Я просто хорошо знаю тебя, знаю себя. Знаю Яшку, – самооправдательно пробубнил Яриков, и прожевав, добавил запальчиво: – Ты не должен увозить инвертор в столицу! Погибнут пять с лишним тысяч человек!
– А под бревна тоже залез исходя из стратегических соображений? – Митяй облегченно и устало улыбнулся.
– Да нет… – Яриков тоже улыбнулся, откликаясь на смягчение обстановки. – Здесь вентиляция исправна, думал перенести костер сюда – тянет хорошо, дым бы утягивало. Ну, я ее открыл, а когда спускался, упал и зацепил крепеж. В общем, так получилось…
Барышников снова улыбнулся и кивнул в знак согласия, мол, я так и думал, просто не повезло. Как всегда у Ярикова… А идея была неплохая: мелкие былинки, заметные в свете фонаря и похожие на любопытных мушек, действительно увлекались в квадратную дыру вентиляции, под которой сейчас сидел Ярик.
– Но, все это не существенно, – задумчиво и устало протянул он. – Важно, чтоб ты услышал, чтобы ты… Людей столько, там одних детей с полтыщи… Ты должен поступить мудро.
– Я не собираюсь! – усмехнулся Митяй. – Яшка, конечно, всегда хотел в столицу, в Звездный, а мне везде хорошо, где я жив. Свет в поселке и мне нужен, всем нужен. Я не собираюсь его забирать.
– То есть… Ты оставляешь инвертор? – Яриков перестал жевать и встрепенулся: – Мы собрали тридцать тысяч! Это не то, на что ты рассчитывал, затевая предприятие, но в пределах рентабельности… Частичной, так сказать. И уж точно не позволит тебе стать нищим, ты же теперь…
– Все! У меня… Будет. Хорошо! – перебил его Митяй и притворно-шутливо улыбнулся, как улыбаются с насмешливой хитринкой те, кто знает нечто, но пока не говорит. – Но не такой ценой, а просто потому, что таков мой выбор. Лучше построй на эти деньги больницу наконец. А я возьму, что мне нужно. Просто, без натуги и спокойно. Все есть и всего хватит каждому.
– А-а-а… По-онял, – осененный догадкой протянул Ярик, – ты разговаривал с папой?
– С отцом? – поправил Барышников. – Нет.
– Но, это его… э… онтологическая теория, – Яриков снова вгрызся в грибную лепешку и продолжил говорить, не прекращая жевать. – Но только мы с Яшкой… ее не осилили… Он и не углублялся… особо… А я пробовал…. Как ты говоришь… просто взять свое, но оно ускользает. Не хватает принятия потери. Но, полное принятие… делает меня манекеном, знаешь, безвольной щепкой.
– Принятия недостаточно, – Барышников сунул опустошенный бокс в рюкзак и застегнул лямки. – «Принимай и действуй» – таков закон.
– Да, но, насколько я помню, в этой теории достижения основаны на полном принятии обстоятельств и людей. Включая близких… А ты даже свою семью принять не в состоянии, фамилию вон сменил, – Ярик съежился и добавил затухающим голосом: – Друзей сделал… бывшими. Не принимаешь!
Барышников снисходительно улыбнулся, затем зло усмехнулся, и, наконец, неудержимо расхохотался раскатисто, да так, что просто задыхался от хохота, не мог внятно выдавить ни слова, и все хлопал себя ладонями по коленям:
– Фами… Фами… Боя… Ха-ха-ха… – он все хохотал и хохотал, пока не выхохотался всласть. Когда же стих, отер слезы и, вздохнув глубоко, объяснил: – Какая глупость! Совсем же был сопляком тогда. Решил, кто будет меня уважать, если я Боярышников? Смешно, да? Боярышник… Это что, ягодка такая синяя?
– Красная. Из семейства розоцветных, как шиповник, – поправил Яриков и оживился: – Но, это не существенно… Ты пойми, это великая фамилия! Там этимология – просто завораживает! Бог – это «бо», а «яр» – это яркий, светлый! Хотя, там и еще глубже смыслы… Но, это как божественный свет! А теперь что?
– Барыга, – улыбнулся Митяй.
– Бары-ы-ыга, – недовольно и грустно кривляясь, передразнил Яриков.
– Бары-ыга! – донесся чей-то вопль от входа в шахту.
Барышников и Яриков вскочили на ноги и выключили фонарик.
– Выходи! Инвертор у меня! – судя по сиплому и гнусявому голосу, кричал Скользкий. – Но без твоей головы я не уйду!
– Спрячься, – шепнул Митяй Ярику, остановив его порывистое движение выставленной ладонью, и ответил Скользкому: – Иду к тебе!
Подхватив свой АКС и подняв смартфон на уровень глаз, Митяй в темноте поднялся по наклонному коридору шахтной горловины к двустворчатой входной двери. В ее проеме стоял Скользкий с обрезом в руках, прикрытый десятком вооруженных отморозков, заполонивших проходной холл и изготовившихся стрелять.
– Автомат давай, – злорадно оскалившись, приказал Скользкий. Половина его лица была перебинтована желтой тряпкой с рисунком из мелких золотистых звездочек – обрывок Яшкиной рубахи.
Барыга передал оружие, и Скользкий с нажимом ткнул дуло обреза ему в живот:
– Жить – это опасно, говоришь? – прохрипел он гневно сквозь сжатые ненавистью зубы. И выстрел горячей дробью разорвал бы внутренности Барыги, но из-за второй створки двери на голову Скользкого обрушилось бревно в ногу толщиною и распалось на две длинные гнилые чурки. Скользкий отлетел назад в холл, разбрасывая руки в стороны.
– Ярик! – догадался Митяй и прикрыл дверь, которая тут же превратилась в решето от десятка выстрелов. – Назад!
Вжимаясь в стены и приседая, они метнулись обратно к тупику, и спрятались за толстыми подпорками.
– Ну, держись! – проревел взбешенный Скользкий и накатом швырнул в проход гранату. Та в середине спуска с грохотом и треском взорвалась, обрушивая ватный крепеж и давно готовый обвалиться, уставший каменный свод.
– В вентиляцию! – скомандовал Барышников. В миг Ярик влетел в вентиляционный ход, и на четвереньках пробрался вглубь, освобождая место для Митяя. Тот втиснулся в дыру, но двинулся в противоположную сторону – к шахте:
– Сюда! – крикнул он.
Добравшись до тупика с вентилятором вытяжки, они уселись рядом. Клубы черной пыли, вызванной обвалом, потянулись к выходу, к вытяжному стояку, возвышающемуся снаружи шахты над постройками и складами.
– Здесь пыли не будет, – объяснил Митяй. – Все потянет к выходу.
Теперь они лишились всего – и оружия, и рюкзаков с такими необходимыми сейчас припасами, и… инвертора.
– Что же теперь будет? – обреченно выдохнул Яриков, уткнувшись лицом в сцепленные в замок руки.
– Я не знаю, – задумчиво и отстраненно ответил Барышников. – Подождем, пока выветрится пыль. А там посмотрим. Пусть будет, что бы ни было – чужого не ждем, а свое возьмем.
– Смотри! Это же наше, – удивился Яриков: на некогда оцинкованной жести он увидел оржавленную, нацарапанную коряво и неровно надпись, частично скрытую заледеневшими поползновениями конденсата, и от того читаемой лишь частично: «Митяй. Ярик. Яшка.», а чуть ниже в две строки их любимый детский девиз, тоже частично упрятанный льдом: «Один за… одного». – Один за одного… Да… Помнишь тот день?
– Помню. Помню все, – уперевшись спиною в стенку, Митяй попытался счистить ботинком заиндевелую наледь, но гнилая жесть проломилась до огромной дыры, размером с ботинок.
– Да, – печально поджал губы Ярик. – Это не восстановить. Что ушло, то ушло.
– Но мы не будем… – продолжил работать ногой Барыга, но теперь ударяя с силой и разбивая края дыры так, чтобы можно было в нее заглянуть. – Пе… Ча… Лить… Ся!
Дряхлая конструкция, уже давно разрушенная временем и ожидавшая лишь команды, распалась, боковина жестяного хода вывалилась целым двухметровым куском, и их взору открылось начало шахтного штрека, стальной крепеж, провисшие электропровода, фрагмент рельсовой дороги и тележка с углем.
– Тридцать тысяч… говоришь? – усмехнулся Барыга, переводя дыхание: – Да здесь… целый… миллион!
Не спускаясь в шахту, они осмотрели ее, заглядывая туда, куда хватало луча фонарика: шахта вполне рабочая. По предположению Ярикова от нее можно было ожидать тысяч тонн угля.
– Это новая эпоха, Митяй! – воодушевленно всплескивал он худыми тонкими руками. – Это эпоха тепла и тепловой энергии! Этот уголь… сейчас он ценнее алмазов! Хотя, мало чем отличается и состоит из углерода, как алмаз. Но, это не существенно… Мы вошли в новое время!
