Читать книгу: «Черное Солнце», страница 2
Память начала возвращаться к ней. Воспоминания о прибытии в шумную кантину были вполне четкими. Она даже вспомнила свой первый стакан с выпивкой. И второй, с анисовым привкусом на языке.
А еще там была женщина.
Черные волосы с цветком.
Уипил, обнажавший плечи.
Они вместе смеялись, и танцевали, и… Все семь преисподен! Теперь она вспомнила. Они пришли в дом этой женщины, и все шло очень хорошо, пока не заявился ее муж. Ксиала смутно помнила, как врезала ему по лицу, – что, кстати, объясняло, откуда взялись ссадины на руке, – но сделала она это лишь потому, что он орал и не пускал ее к двери. Все остальное было в тумане. Должно быть, он приказал ее арестовать, и вот теперь она в темнице. И ей грозит смертная казнь.
Ей, пожалуй, стоило бы бояться тупиле и законов и неправедного суда, но страха не было. Она знала, как это делается в Кьюколе. Какой-то господин проявил к ней интерес, так что ее вытащат из темницы. Но зачем? Богатеи обычно не проявляют интереса к таким, как она, если им, конечно, что-нибудь не нужно.
Мужчины наконец договорились, тупиле приказал открыть дверь, и Ксиалу вывели наружу.
Она попыталась заговорить, но ее непрошеный спаситель, господин Балам, обратил взор на нее. Пристальный взгляд, глаза его расширились, и Ксиала дерзко вскинула подбородок. Его же взгляд упал на ее ноги.
– Где ее вторая сандалия? – спросил он.
Стражница, шаркая ногами и что-то невнятно пытаясь объяснить, поднесла ее обувь, и Ксиала с трудом сдержалась, чтоб не позлорадствовать.
Довольно скоро ее вывели со двора с тюремными камерами, и девушка вздохнула с облегчением. Она была свободна.
В голову закралась идея немедленно сбежать, но для этого надо было знать, где ты находишься, а район был совершенно незнакомым, хотя и абсолютно типичным для сельской местности. Аромат жарящихся яиц и маисовых лепешек витал в воздухе, и Ксиале показалось, что она все еще чувствует запах цитрусовых, выставленных на продажу, хотя ни одного из продавцов не было видно. В животе заурчало, тем более что она не могла припомнить, когда ела в последний раз, а потому была дико голодна. Впрочем, пока о голоде стоило забыть. Для того чтобы поесть, нужно сказать господину Баламу, чтобы он дал денег, а делать этого совсем не следовало. По крайней мере до того, как она узнает, что же он хочет.
– Кто?.. – начала было она.
– Ты заставила меня приехать в Кухаран, – прервал ее Балам. У него был приятный мелодичный голос, да и говорил он так легко, словно поддразнивал друга. – А я не люблю Кухаран.
– Кто вы? И что, будь оно проклято, такое Кухаран?
Он обвел рукою окрестности:
– Это Кухаран. Сейчас мы находимся недалеко от города, в маленькой фермерской общине. Ты не помнишь, как попала сюда? – Взгляд, которым ее одарили, точно зная, что ответ будет «нет», заставил ее покраснеть. – Тебе еще повезло, – продолжил он. – Не знаю, смог бы я подкупить городского чиновника так же легко, как деревенского. – Его губы изогнулись в улыбке. – Должно быть, она была очень красива.
Ксиала покраснела еще сильнее.
– Очень! – с вызовом выпалила она.
– Все, что мы делаем, мы делаем ради красивых женщин, – понимающе вздохнул он.
Ксиала прикусила язык. Она ни на секунду не поверила, что стоявший напротив нее мужчина мог совершить глупость ради красивой женщины. Или мужчины, если уж на то пошло. Для того чтобы поддаться такой мелочи, как зов плоти, господин Балам выглядел слишком сдержанным.
– Возможно, ты не знала, что здесь запрещен этот вид любви? – мягко поинтересовался он.
Ксиала сплюнула:
– В городе такого размера не должно быть столько чопорных придурков.
– Ах, но мы не в городе, – тяжело вздохнул он. – Но даже в городе надлежит… – Он не договорил, но Ксиала и так прекрасно знала, о чем он сейчас спросит. – Там, откуда ты родом, все по-другому? – невинно поинтересовался он. – Там, среди тиков?
– Где ваши люди? – Она попыталась сменить тему разговора. Это не его дело, откуда она пришла и кого любила.
Он склонил голову набок:
– Люди?
– Слуги. Паланкин. Я думала, что у таких господ, как вы, нет ног.
Он рассмеялся:
– Я предпочитаю ходить пешком, и Кухаран прекрасно подходит для утренней прогулки.
Это была ложь. Он пришел один, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он был здесь. Но почему? До сих пор было не ясно, почему он пришел за ней и вообще, как ее нашел?
– Вы до сих пор не сказали мне, кто вы.
– Меня зовут Балам. Господин Балам из Дома Семи. Торговый правитель Кьюколы, Покровитель моря Полумесяца, Белый Ягуар по Праву Рождения.
У всей знати были такие имена, и это значило для нее так же мало, как и все, что она слышала ранее.
– Это должно меня волновать?
– Ну, я надеялся, что это произведет на тебя впечатление, – сухо откликнулся он. – Это сэкономило бы нам немного времени. – Он вновь улыбнулся, а может, никогда и не прекращал. – В конце концов, я знаю, кто ты. – Он замолчал, чтобы встретиться с ней взглядом, дабы она поняла весь смысл его слов. – Точнее, что ты.
Разумеется, он знал. Раз уж проделал весь этот путь в ненавистное ему место – и все для того, чтобы вытащить ее из темницы. Определенно он должен был знать, кто она такая.
– И что вы хотите, повелитель… Кошек, так, кажется? – поинтересовалась она. – Богатеи не разговаривают со мной до тех пор, пока им что-нибудь не нужно от меня. И, уж разумеется, они не подкупают тупиле.
– Для начала, мне хватило бы уважения, – мягко сообщил он. – Но, похоже, это маловероятно.
– Разумеется. – Она решила сразу внести ясность. – Чтоб вы знали, я не торгую своими костями.
– Костями? – поразился Балам.
Она попыталась понять, не притворяется ли он удивленным. Балам сказал, что он знает, кто она, а значит, он знал, что она из тиков. Некоторые коллекционировали кости тиков как амулеты на удачу. Говорят, косточка из пальца подарит хорошую погоду или благоприятный ветер. А еще говорят: поймаете тика и вырежьте ему гортань – и это гарантирует вам хороший улов на глубоководье. Она коснулась отсутствующего сустава на мизинце левой руки – сама виновата в том, что потеряла его. Она слишком много выпила тогда и доверилась не тому мужчине – хорошенькому, с глазами цвета земли после весеннего дождя и руками, которые скользнули ей между ног и… ладно, уже не важно. После этого у нее на поясе появился кинжал, и этого было достаточно, чтоб отпугнуть всех искателей приключений. Кинжал, который она потеряла прошлой ночью: либо случайно оставила его где-то, либо его конфисковали в темнице. Что ж, возможно, это к лучшему. Она не любила кинжалы. Он был скорее для видимости, потому что если бы ей опять угрожала опасность потерять какую-то часть тела, то для того, чтоб выпутаться из проблем, она бы Спела. Если, конечно, была бы достаточно трезва для того, чтоб справиться с голосом. Люди могут быть обескуражены видом кинжала, но от мысли, что ты пытаешься зачаровать их Песнью, они становятся просто кровожадными.
– А, речь о глазах? – с вызовом спросила она. – Я видела, вы их разглядывали.
У некоторых тиков глаза были голубыми, как ярчайшие воды, у некоторых – серыми, как самые страшные шторма, но у некоторых, очень редко, глаза были как у нее: похожими на калейдоскоп драгоценных цветов, меняющихся, как солнечные брызги на мелководье. Человек в одном из портов, который она уже и не помнила, как-то сказал ей, что знать Товы коллекционирует глаза тиков – такие же, как у нее, – чтоб носить на пальцах, как украшения. Она без сожаления спела тому ублюдку Песнь, дабы погрузить его в сон.
В том, что вы не проснетесь вовремя, чтоб успеть утром на пристань, нет ничего страшного. Конечно, вы потеряете работу и утратите жалованье. Но это совсем небольшой ущерб. Хотя и заслуженный.
– Мне не нужны ни кости, ни глаза, – провогласил Балам с театральной дрожью в голосе. – У меня есть работа для вас, капитан. И, я слышал, вы в ней нуждаетесь.
– Господин Пек. То есть вот как вы нашли меня?
Он кивнул.
Разумеется, все правители общаются между собой. А это означало, что ее перспективы подзаработать уменьшались с каждым мгновением. Ведь она была не просто опасным тиком. Она была еще и тиком со сложным характером.
– Что за груз?
– Люди.
– Рабы? – Она покачала головой. Пусть она и была в отчаянии, но не настолько. – Я не перевожу людей.
– Не рабы. – Он скорчил гримасу, словно сама мысль об этом была ему противна, но она в это не поверила. Правители Кьюколы не чурались работорговли.
– Тогда кто?
Он погрозил ей пальцем:
– Спрашивать надо о том, куда.
Он, конечно, уклонился от ответа, но на этот раз она пропустила это мимо ушей:
– И куда же?
– В Тову.
Она никогда там не была, хотя и знала о ней. Да любой знал! Ее называли Жемчужиной Континента, Святым Городом и Городом тех, кто Создан Небесами. Это был город на утесе, расположенный высоко в горах, легендарное место рождения кланов, Созданных Небесами, дом Жреца Солнца и Наблюдателей, чьей обязанностью было хранить календарь и бороться против хаоса. Това была религиозным сердцем континента Меридиан, как Кьюкола была его торговой столицей, а Хукайя – военным центром.
Она представила карту Меридиана – земель, чье население сосредоточилось вдоль серповидного изгиба береговой линии, с Кьюколой в нижней точке изгиба полумесяца, с устьем реки Товаше, воротами в Тову, в верхней левой части этого серпа, и Хукайей – в самой верхней части полумесяца на параллели с севера на юг от Кьюколы. На континенте, конечно, были и другие города и поселения, но ни одно из них не было столь велико и могущественно, как три великих города, что окаймляли Полумесяц.
– Это долгий путь, – протянула она. – В конце года этот маршрут опасен. Море Полумесяца славится осенними штормами, которые называются Уничтожителями кораблей. Волны в три раза выше человеческого роста. Ветры, что воют в небесах. И дожди. Проливные дожди.
В Тову можно попасть по суше, но кратчайший путь был по Морю Полумесяца, а затем – вверх по реке на барже или пешком. Большинство кораблей уже стояли в доках на межсезонье или совершали короткие путешествия у самого побережья. Да даже ее злосчастная поездка с господином Пеком должна была стать последней в этом году.
– Ты должна прибыть туда через двадцать дней.
– Двадцать дней?! Нет, в это время года это невозможно. С учетом плохой погоды и плохих примет, можно доплыть за тридцать, но и то, если вы сможете найти капитана достаточно глупого для того, чтоб взять вас на борт.
– Но по сути – это возможно?
– Я же сказала – нет.
– Но если море будет спокойным, а погода будет вам благоволить, а мой глупый капитан будет достаточно храбр для того, чтобы выйти в открытое море, а не жаться к берегам?
Кости и красивые глаза – это, конечно, одно. Но ее сила заключалась совсем в другом, и теперь она понимала, почему правитель обратился именно к ней.
– Моя Песнь так не работает. Я не могу ничего сделать с погодой.
– Но ты можешь успокоить море, и, говорят, такие, как ты, не боятся открытой воды.
– Такие, как я?! – надменно поинтересовалась она, но господин Балам не обратил внимания на ее тон.
– Тики, разумеется.
Она подняла глаза к звездам. Какой смысл вновь и вновь повторять тому, кто не желает слушать?
– Ты должна прибыть туда за двадцать дней, – настойчиво повторил он. – Иначе наша сделка не состоится.
Они миновали городскую стену и теперь шли по Кьюколе. Эта часть города была Ксиале знакома. Они шли по широкой длинной улице, которая, как уже выяснила Ксиала, вела между жилищами Дома Семи, упираясь затем в доки и заканчиваясь рядом с морем.
– И что за сделку вы предлагаете?
– Корабль с забитым товаром трюмом и полным экипажем, – промолвил он, – при условии, что ты продолжаешь работать на меня. Я отдам тебе десять процентов от прибыли, которую получишь от морской торговли, и это сверх постоянного оклада и комнаты в одном из моих домов, где ты будешь жить, прибывая в Кьюколу. Однако, если ты покинешь меня до истечения срока нашего договора, корабль останется у меня. Плюс я заберу все, что ты заработала.
– И что за срок предполагается?
– Двенадцать лет.
Двенадцать лет.
Двенадцать лет – это очень большой срок для любого, кто живет на крючке у хозяина. С другой стороны, если обещанный корабль и груз действительно хороши, за это время можно скопить неплохие деньги и сойти на берег в тридцать девять лет, будучи весьма состоятельной. Плюс ей не придется вырывать клыками работу, пресмыкаться перед другими людьми или доказывать команде, что сама она стоит больше, чем глазные яблоки и мизинцы по отдельности.
– Откуда мне знать, что вы не такой же ублюдок, как Пек?
Он ухмыльнулся:
– О, я ублюдок. Но честный. Ты не пожалеешь, что согласилась на мое предложение.
– То есть я работаю на вас и по истечении двенадцати лет получаю целое состояние.
– То, что ты заработаешь, – согласился он.
– А если я уйду раньше?
– Просто ничего не получишь.
Она закусила пострескавшуюся нижнюю губу.
– А меня могут выгнать?
– Только за нарушение норм морали.
Она разразилась лающим смехом. Слабая, но при этом неподдельная улыбка тронула уголок его рта.
– Двадцать процентов, – вызывающе бросила она.
Он остановился, заставив ее замереть рядом. Улица была достаточно оживленной, так что пешеходам приходилось огибать их, как вода огибает остров, но никто не осмелился потребовать объяснения от господина из Дома Семи. Если ему вздумалось остановиться на улице и вести разговоры с обряженной в штаны женщиной, от которой слабо пахло спиртным и мочой, – это его право.
– Я думаю, капитан, – деловым тоном сообщил он, – сейчас вы были бы счастливы любой работе, что позволила бы вам уехать из Кьюколы. Чем дольше вы будете за ее пределами, тем скорее некоторые тупиле забудут о ваших тяжких преступлениях. Не думаю, что после того, что вы сделали с Пеком, вам будет легко наняться на другой корабль. Тем более что он был просто в ярости. Уже одно это способно привести вас в тюрьму – а ведь есть еще и куча других грешков.
– Пятнадцать.
– Двенадцать. Но если вы продолжите со мной спорить, будет восемь.
Он подождал ее ответа и, не услышав его, продолжил:
– Тогда мы договорились.
– Еще одно.
Его губы сжались в тонкую нить, и она поспешно выпалила:
– Ванна. Я воняю.
Он расслабился:
– Рядом с доками есть баня. Если поспешите, сможете туда попасть.
Неплохая идея, но можно было получить еще кое-что.
– И чистая одежда.
– Капитан, я похож на прачку?
Она окинула взглядом торговые палатки вокруг. Большинство одежды шьется на заказ, и обычно требуется неделя, чтоб ее доставили.
– Тогда я постираю свою одежду в бане, – сдалась она. Пусть высохнуть она и не успеет, но жизнь на корабле приучила ее к постоянно промокшей одежде.
– Ну а теперь расскажите, кого я должна отвезти в Тову?
– Мужчину из Обреги, – безмятежно сообщил он. – Слепого. Со шрамами. Какие-то религиозные раны, как я понимаю. Безвредного. – Последнее было произнесено настолько быстро, словно он пытался что-то скрыть от нее.
– Обычно, – осторожно начала Ксиала, – когда о ком-то говорят, что он безвредный, выясняется, что он злодей.
Балам резко повернулся к ней, и от внезапно появившегося напряжения, горевшего в его темных глазах, у девушки перехватило дыхание – да так, что она инстинктивно потянулась за своей Песнью, подобно тому как любая другая женщина потянулась бы за оружием. У нее больше не было кинжала на поясе, но даже если бы он был – Песнь бы сорвалась с ее уст первой.
Балам прищурился, меря ее изучающим взглядом. Как будто знал, что она вооружена. Как будто он одобрял это. Но уже через мгновение он отвернулся от нее и продолжил спускаться к докам.
– Будем надеяться, что ты ошибаешься, капитан, – бросил он через плечо. – Это будет лучше для нас обоих.
Глава 3
Город Това. Утроба Койота
325 год Солнца
(день Конвергенции)
Сим объявляется, что каждый из великих народов, что заключили договор, должны посылать со своих земель четырех детей двенадцати лет от роду, дабы они прислуживали жрецам Солнца в городе Това и пребывали в небесной башне не менее шестнадцати лет, по истечении которых они могут вернуться домой, если пожелают. За исключением того, когда дитя будет назначено главой Ордена, вследствие чего будет служить еще шестнадцать лет. За исключением того, когда дитя будет назначено жрецом Солнца и вследствие чего будет служить до смерти.
«О восполнении Наблюдателей»,от подписания договора Хукайи и инвеститурыЖреца Солнца, 1 год Солнца
Хотя ведьма Затайя думала, что Наранпа умерла, та еще была жива. И пусть она не могла пошевелить конечностями или открыть глаза, и пусть вместо дыхания вырывался лишь легкий хрип, но она могла слышать и, что намного важнее, чувствовать все, что происходило вокруг нее.
Она чувствовала руки подмастерий – двух девчонок, которые изо всех сил напрягались, вытаскивая ее из реки. Она слышала, как Затайя приказала развести огонь, а затем она вдохнула дым, поднявшийся от костра. Она беззвучно закричала, когда горячая густая капля крови упала на ее обнаженную грудь, а затем Затайя приказала своим ученицам равномерно растереть кровь по неподвижно распростертому телу. Когда же ведьма накрывала ее одеялом, замерев лишь на миг, для того чтобы открыть ей рот и положить под язык соленый камень, Наранпа беззвучно заплакала.
Когда-то Наранпа была ребенком. Давным-давно, до того как присоединилась к жречеству, до того как научилась читать ход солнца и повелевать правительницами Созданными Небесами, она была попрошайкой из Утробы Койота, бедного района Товы. Часто, до того как улицы затапливали вечерние толпы аферистов, туристов и искателей удовольствий, прибывающих в Утробу, Наранпа присаживалась на самый западный край верхнего уровня этого района и вглядывалась в то ошеломляющее расстояние, что отделяло ее дом от более состоятельных кварталов. Глядя на город, она мечтала. О переплетении кружевных висячих мостов, что, как паутина, колеблются под нежными ветрами каньонов и позволяют свободно путешествовать по всем кварталам. О том, как она будет исследовать широкие дороги и величественные дома в четыре и пять этажей, сложенные из саманного кирпича, – и делать это она будет не как прислуга подобно матери, но как человек, который имеет на это право. И самое дерзкое, о чем она мечтала, – стать ученым в небесной башне в квартале Отса.
Ей тогда было всего десять, и судьба ее еще не была предрешена. Она еще не заучила, что она из бедняков, – а такие люди, как она, попадают в небесную башню только в качестве прислуги, а еще она не вызубрила, что, если ты был беден, люди продолжают тебя ненавидеть, даже если ты уже стал богат.
Она помнила летнюю ночь, когда она сидела со своей семьей вокруг кухонного очага, который они делили со своими соседями, и обсуждала, как ей хочется изучать звезды. В кварталах, Созданных Небесами, дети принимали пищу на больших общественных террассах, где еду готовили для сотен людей, но в Утробе люди разжигали небольшие земляные очаги прямо на улицах и жарили на них молотую маисовую муку или закапывали целые початки в горячий пепел, чтоб приготовить их за ночь.
Услышав ее слова, мать обменялась таинственным взглядом с отцом, и тот закивал.
– Это большая удача, что ты сегодня заговорила об изучении звезд, Нара, – сказала мать, повысив голос от восторга. – Я разговаривала с матроной, которой служу, и она сказала, что помнит тебя, помнит, какая ты умная и как хорошо ты учишься, и она согласилась поручиться за тебя в небесной башне.
Наранпа почувствовала, как у нее закружилась голова.
– Я стану ученым – жрецом? – Она знала, что в башне можно изучать и другие науки – целительство, письмо, историю или даже искусство смерти, но все, о чем она мечтала, – это изучать солнце, луну и движение звезд.
Отец рассмеялся:
– О нет, малышка. Они не возьмут тебя учиться. Ты отправишься работать и будешь прислуживать жрецам. Помогать готовить им пищу, стирать их облачение, мыть полы.
У нее в животе что-то оборвалось от разочарования.
– Но… – мать подарила отцу долгий взгляд. – Возможно, если ты будешь внимательно слушать, то чему-то научишься. Благодаря наблюдательности прислуга может многому научиться, если будет вести себя тихо.
– Тогда я буду тише воды! – торжественно поклялась она. – И многому научусь.
– Это нечестно! – запротестовал ее младший брат Денаочи. – Почему идет она, а не я?
– Кто захочет быть жрецом, если можно стать одним из Созданных Небесами? – спросил второй ее брат, Акел.
Наранпа закусила губу. Это действительно было бы захватывающе. Водомерки были ее любимым кланом, и ее мать служила именно его матроне. Водомерки правили недоступным для выходцев из Утробы районом Титиди. Наранпа видела изогнутые края его утесов, когда вглядывалась через разделявший их узкий каньон: видела огромные небесно-голубые знамена, каскадом спускавшиеся по стенам глинобитных зданий, покрытых стекающими вниз зелеными лозами и красочными побегами цветов клеродендрума. А здесь она даже не видела деревьев. Деревья! В Утробе не было деревьев. Титиди был садом из невероятной зелени и растений, с водопадом, который, прежде чем воссоединиться с рекой, делившей Тову пополам, бежал через город, подобно живой улице. Когда мать рассказывала об этом, Наранпа представляла Титиди как что-то сказочное, как место, о котором можно только слышать, но в которое ты никогда не попадешь. Но теперь…
– А какой клан выбрал бы ты, Акел? – поинтересовалась она.
– Почему все хотят быть кем угодно, кроме Беркута? – перебил ее Денаочи. – Все знают, что они самые могущественные из четырех кланов.
– Если мы отправимся на войну – нет, – возразил Акел.
– Ты хочешь, когда мы отправимся на войну, ехать на спине водяного насекомого? – Он вздернул острый подбородок. – Я же буду ехать на орле и гадить на тебя сверху!
– Я буду не Водомеркой, а Крылатым Змеем!
– Да какая разница!
Акел кинулся на младшего брата, но Денаочи легко уклонился от его слабого удара.
– Что это за разговоры о войне? – В голосе отца послышался сильный гнев. – Това ни с кем не воюет. С тех пор как жрецы объединили нас, мы живем в мире уже триста лет.
– Это Акел хочет драться. Я же хочу править! – Лицо Денаочи было столь самодовольным, что Наранпа могла только рассмеяться.
– Мальчишки не правят в Тове, – возразил Акел. – К тому же все, чем ты когда-нибудь будешь править, – это куча мусора. Ты и твои сраные птицы. А я отправлюсь в военное училище в Хукайе вместе с другой молодежью, и меня научат там сражаться.
– Хватит! – проворчал отец. – Вы оба не понимаете, о чем говорите. Неужели я вырастил таких дураков? Мечтаете стать правителями и воинами? Вам повезет, если найдете работу в шахтах или на полях на востоке, – фыркнул он. – Военный колледж не для таких, как ты, Акел. Если начнется война, ты станешь кормом для скота или, что еще хуже, жертвой на чужом алтаре в той стране, куда Жрец Солнца не принес света истины. А ты, Очи… – Он перевел взгляд на младшего сына. – Акел прав. Если ты где и будешь править, так это прямо здесь, в Утробе, а здесь можно править только мусором.
– Джейма, – упрекнула мужа мать, – они всего лишь дети.
– Они уже слишком взрослые для таких глупостей. – Он по очереди окинул взглядом детей. – Запомните хорошенько. Вы не молодежь из Созданных Небесами и никогда ею не станете. Выбросьте эти мысли из головы, или будете страдать всю оставшуюся жизнь.
После жестких слов отца в маленькой семье воцарилась тишина. Мать ничего не сказала, но Наранпа ясно видела, как та неодобрительно сжала зубы, да и выражение глаз было соответствующим.
– Когда я отправлюсь в небесную башню в Отсе, я приглашу вас всех навестить меня, – пытаясь поднять всем настроение, предложила Наранпа. – И ты сможешь прокатиться на беркуте, Очи. А ты – на крылатом змее, Акел. Но не на войну, а просто так!
– Я сказал, хватит болтать глупости, – проворчал отец – скорее устало, чем сердито. – Ты тоже, Нара. Хватит.
Разумеется, она так и не сдержала данное братьям обещание. Не только потому, что наездники огромных зверей, что принадлежали кланам, Созданным Небесами, считались элитой даже среди молодежи, и не только потому, что их специально выбирали из кланов и долго обучали, прежде чем позволяли взнуздать зверя, но еще и потому, что к тому времени Наранпа покинула свой дом и перебралась в Отсу не для того, чтобы стать просто прислугой – хотя и ею она побывала, – и не для того, чтоб стать просто адептом, хотя и им она успела стать, но для того, чтоб стать Жрецом Солнца – что было великой честью… Но еще потому, что к тому времени ее старший брат утратил жизнь, а младший – душу. Она до конца не знала, что стало с ее родителями, но думала, что они тоже умерли. И никогда не возвращалась для того, чтоб узнать, так ли это.
Потому что отец был прав. Прав в том, что, как бы она ни любила город, город не полюбил ее в ответ. Ему было мало пользы от девчонки-нищенки из Утробы, чуть-чуть больше – от умной прислуги, привлекшей внимание стареющего и эксцентричного Жреца Солнца, еще чуть больше – от невероятного адепта с поразительной способностью читать звезды, затмившего всех соучеников из Ордена, и в конце концов он просто воспользовался идеалистичным юным Жрецом Солнца, которая думала, что может изменить свой любимый город, и вместо этого лишь нажила врагов.
Снова и снова Това вынуждала ее зарабатывать уважение, и она делала это постоянно. Она успокаивала себя тем, что поступает так не ради славы или власти, а по самой худшей из причин.
Из-за веры. Веры в то место, которое она называла своим домом.
Но, лежа под одеялом, которым укрыла ее ведьма, думала она, измученная воспоминаниями о детстве и глупых фантазиях, с засыхающей кровью на коже и с солью, что жгла ей рот, вера не спасет меня сейчас.
