кафелем, – там сметана разных сортов, творог в деревянных кадушках, молоко в бидонах, масла, сыры, и сами братья орудуют в белых фартуках с черными блестящими (из кожи, что ли?) нарукавниками. А на углу Литейного была кондитерская «Ландрин». А дальше по улице к Соляному переулку – булочная Филипповых, утром я бежал туда за горячими рогаликами,
Культура Петербурга была бы немыслима без постоянного ощущения закатного румянца, и можно утешаться тем, что умудряется же, например, Венеция вечно тонуть и никак не утонуть. Иной чахоточный переживет сочного здоровяка, и угасание, бывшее вечным нашим стимулом, окажется бессмертней любого строительства.
Как известно, по дерзкому замыслу Петра василеостровские линии и должны были быть по началу не улицами, а каналами, соединявшими рукава Невы. Обывателям же василеостровским вменялось в обязанность иметь лодки, "дабы по этим каналам ездить". Однако первый санкт-петербургский губернатор, вороватый "светлейший" герцог Ижорский большую часть отпущенных казной для рытья каналов денег употребил на обустройство своего роскошного дворца на василеостровской набережной, развернув его фасадом, вопреки воле Государя, к Неве вместо здания Двенадцати коллегий. Каналы получились узкие, непроточные и такие грязные, что их пришлось засыпать.
Питеру всегда была свойственна некоторая надменность, горькое презрение к властям всех уровней, от ЖЭКа до государя императора: если "они" полагают, что со мной можно так обращаться, то вот вам, милостивый государь, мое немытое окно, получите-с.
Петербург строился не для нас. Не для меня. Мы все там чужие: и мужчины, и женщины...
...современная цивилизация - это движение от дикости к пошлости.
Александр Мелихов "Как бы нам остаться варварами?"
С. 174
Позднее, когда кое-что из этого было описано мной в упомянутом романе, кто-то из критиков поставил мне на вид то, что безденежный аспирант (герой романа) не мог поселиться в таком монументальном доме. Но, во-первых, дом оказался не столь уж монументальным, а во-вторых, будучи вчерашним аспирантом, я ведь - поселился. И вообще, выражение не мог в отношении русской действительности следовало бы использовать как можно реже. Я, младший научный сотрудник - что в определённом смысле хуже аспиранта, - жил в этом доме, не подозревая, что делать этого не могу.
Пикассо, как и все христианское искусство, рассказывает о страдании, он искажает мир в трагическом ключе, он идет к красоте через страдание. [...] Матисс, как известно, увлекался восточным искусством. Это делали многие и в XIX веке. Но Матисс стал чем-то больше, он воплотил в своем творчестве любовь к жизни и рассказ о рае. Именно рай изображало в разных абстрактных и неабстрактных формах мусульманское искусство. Рассказ о рае служил в нем средством религиозной проповеди, так же как рассказ о страданиях и аде служил той же цели в европейском искусстве. Матисс внес в европейское искусство эту альтернативную струю, струю радости. (322)
Над пилястрами точеными
Примостились птицы сизые
И химерами незлобными
Стынут, стонут под карнизами.
А внизу, равнины площе,
Залитая лунной синью,
Спит заснеженная площадь
В лучшем городе России.
.......................................
Я под лаской твоих очей
От тебя на любом расстоянии.
Я в бессоннице белых ночей
В дни июньского солнцестояния.
...люди любят бронзовые памятники почти так же страстно, как святую воду
Татьяна Москвина "На Васильевский остров я пришла..."
С. 155