Читать книгу: «Сценарист. Альманах. Выпуск 5», страница 3
В подъезде столкнулась с пьяным соседом, возвращающимся домой. Тот обнял её и пошёл выше.
57. Лёша-Ксения лежала и смотрел в потолок. Тот был очень близко, буквально в полметре от глаз. Потолок оказался обратной стороной ярусной кровати, будто в тюрьме или поезде, а на самом деле в номере хостела. Справа от Лёша-Ксении шуршали и шептали. На соседней секции кроватей парень залез к девушке на верхнюю полку, и вскарабкался на саму девушку. Он сопел и копошился. Девушка вроде не была против, только шептала с сильным южным выговором.
ДЕВУШКА: Щас обвалиться нафиг, Слав, что ты делаешь? Как, блин, платить будем? Слав! Давай на нижнюю. Ну Слааава!
Но Слава уже не мог ждать. Он начал двигаться. Повернул голову, его и Лёша-Ксенины глаза встретились. Парень по-звериному посмотрел на Лёша-Ксению, но потом отвернулся куда-то к стене. Девушка часто дышала. Лёша-Ксения неожиданно для себя сразу заснула.
58. Лёша-Ксения шла по Тверской-Ямской и остановилась перед грязно-белой дверью с несколькими звонками и табличками. Позвонила. Ей открыли. Лёша-Ксения зашла в подьезд, назвала охраннику название фирмы и попыталась пройти через турникет, но тот горел только красным. Охранник сидел в своём аквариуме, не шелохнувшись. Не открывал. Лёша-Ксения посмотрела на него, открыла рот, как рыба, будто бы что-то пытаясь сказать, но смолчала.
Охранник позвонил по телефону, пообщался, слов не было слышно за аквариумом, потом протянул через маленькое окошечко Лёша-Ксении трубку. Лёша-Ксения постояла, послушала, передала охраннику трубку обратно. Охранник протянул Лёша-Ксении конверт из белой бумаги. Лёша-Ксения, не глядя, положила его в рюкзак, и вышла.
59. Тум выехала на Ленинский, нашла свободной рукой в мобильном Ксению, позвонила, ей сообщили, что аппарат абонента отключен. Тум отложила телефон, остановилась на светофоре, закурила, потом поехала, выбросила сигарету, снова взяла телефон, нашла там Монахова и позвонила.
61. Лёша-Ксения сидела в Макдональдсе и пила чай. Народу было полно, люди с подносами шныряли туда сюда, в поисках свободного места. Лёша-Ксения перелила чай в термос и ушла. Простой кнопочный Лёшин телефон остался жжужать на столике.
62. Рано утром Лёша-Ксения с большим рюкзаком со свёрнутой пенкой сошла с поезда на вокзале небольшого города. В здании вокзала изучила расписание пригородных электричек, потом ела жареные пирожки на перроне. Мимо прошла бабка с тележкой на колёсиках. Бабка посмотрела на Лёша-Ксению и протянула ей вязаный берет с розовым цветком. Лёша-Ксения покачала головой.
БАБКА: Неужели и для любимой девочки не надо?
63. Было темно. Лёша-Ксенино лицо отражалось в окне электрички. Потом отражение исчезло и резко посветлело, потому что уже проехали туннель. Лёша-Ксения внимательно рассматривала карту в своих руках. Напротив сидела тётка с закрытой корзиной, оттуда периодически попискивало и мяукало. Больше никого в этом закутке сидений не было.
Внезапно появились парни. Крупные, в куртках с капюшонами. У одного было острое бледное лицо с чёрными волосами, второй был широкоскулый, бесцветный. Один сел рядом с Лёша-Ксенией, другой – с тёткой. Она положила руку на корзину и отвернулась в окно.
Тот, что напротив, передал этому, что был рядом с Лёшей, бутылку пива. Этот отпил, встретился с Лёша-Ксенией глазами и ей показалось, что она видит глаза быка: злобные и одновременно равнодушные.
Лёша-Ксения автоматически отвернулась к карте. Парень продолжал тяжело смотреть на Лёша-Ксении. Электричка стала притормаживать. Парень смотрел и смотрел на Лёша-Ксению, прямо в её висок, не отводя глаз. Внезапно Лёша-Ксения звонко, по-девичьи чихнула, и даже сама как-будто смутилась от такого своего чиха.
Парень, вздрогнув, очнулся, словно от дрёмы, передал бутылку второму, резко встал и пошёл в тамбур. Второй пошёл за ним.
В тамбуре первый стоял у двери, потом опустил рукав своей куртки, так, чтобы закрыть кулак, вдруг ударил им со всей своей силой, которую только успел скопить за свою 20-летнюю жизнь, в окно. Оно с жутким грохотом разбилось, посыпалось наружу и на пол тамбура. Лёша-Ксения подняла голову от карты, прислушалась, но почему-то посмотрела в другую сторону, туда, где уже вовсю темнел иссиня-чёрный лес.
Электричка остановилась, двери разъехались, парни вышли из вагона на полустанке. Двери снова закрылись, поезд поехал и в зияющую рваную дыру окна стала видна станция, яблоневые деревья, заброшенные бытовки, дачи и сами парни, идущие по перрону.
Мимо Лёша-Ксении по вагону прошагали друг за другом два мальчика лет 11. Один шёл позади другого. Тот, который оказался в тамбуре первым, увидел окно, вылез головой обратно в вагон и восторженно закричал отстающему.
МАЛЬЧИК: Иди сюда быстро, о… еть, что покажу!
И снова скрылся в тамбуре. Второй побежал к нему.
64. Лёша-Ксения шла с рюкзаком по просторному берёзовому лесу. Шла уверенным, размашистым шагом, так, как на экскурсиях по московским улицам. Уже совсем не хромала. На секунду, ей показалось, что за ней идёт курносая баба, повернулась, и увидела её. Курносая – действительно – шла за ней шаг в шаг.
Лёша-Ксения прошла ещё немного, потом остановилась. Постояла, не шелохнувшись, посмотрела на курносую. Та тоже стояла и смотрела. Лёша-Ксения вдруг приблизилась к ней, ткнула её пальцем в щёку. Женщина на этот момент прикосновения закрыла глаза и недовольно скривила рот. Было ещё светло, но пасмурно. Лёша-Ксения быстро развернулась и пошла дальше. Курносая спешила сзади, стараясь держать дистанцию.
Лёша-Ксения спустилась в небольшой овраг, потом вскарабкалась наверх и вдруг остановилась и стала разглядывать карту. Курносая выбралась из оврага, подошла, заглянула Лёша-Ксении через плечо, и тоже стала рассматривать. Лёша-Ксения перевернула карту, посмотрела ещё раз внимательно на неё, потом вокруг. И шагнула от оврага направо. Курносая баба осталась стоять на месте, только рассеянно поглядела Лёша-Ксении вслед и прямо, на ту дорогу, куда Лёша-Ксения должна была пойти.
65. Берёзы пропали, сменились на орешник. Лёша-Ксения вдруг остановилась и прислушалась. Справа раздавались рваные звуки. Лёша-Ксения пошла на них. Всё отчётливей и отчетливей становилось слышно, что кто-то пел, точнее орал – невероятно дурно, фальшиво, c сильным акцентом, а главное – обречённо.
ГОЛОС:
Лад ап ёр ганз энд бринг ёр френдс,
Итс фан ту лус и ту претенд
Шис авер борд енд сэлф ассурд
Ой ноу, ай ноу а дёрти ворд
Лёша-Ксения двигалась на голос, чем ближе тот становился, тем медленней она шла.
ГОЛОС:
Халооу, халлоу, халлоу,
Халлоу, халлоу, халооууу,
Халлоуууууууууууууууууууууууууу…
Лёша-Ксения вышла в открытое пространство, заболоченную поляну, за которой стеной стоял густой-густой разномастный лес – ему было ни конца, ни края.
Лёша-Ксения увидела подростка лет 12. Тот был одет в спортивную форму, на груди криво висел номер. Подросток лежал на мху на спине и пел.
66. Лёша-Ксения уверенным шагом ступала по высокому, хвойному лесу, держа в руках соединённые карты – свою и димину. За ней спешил Дима – так звали подростка, хромал на правую и хлюпал носом. Димино колено было перевязано рукавом Лёшиной сорочки.
ЛЁША-КСЕНИЯ: В этих лесах раньше жила мещера, финно-угорское племя. Потом они растворились в древнерусской народности и теперь их совсем не отличишь. Я уже третий раз здесь. Через полчаса мы должны выйти к ЛЭП, а по ней – к деревне.
ДИМА: Я прочёл в инете, но не поверил, что если человек один остаётся – он может свихнуться. Теперь, блин, понял, что – правда.
Над Лёша-Ксенией и Димой принялось темнеть небо.
67. Лёша-Ксения сидела на коленях, составляя на мху озябшими руками две карты. Дима держал Лёшин фонарик над картами. Было почти совсем темно.
ДИМА: Ну что?
ЛЁША-КСЕНИЯ: Удивительно, что ты такое старье поешь.
68. Лёша-Ксения с Димой двигались по темному лесу. Фонарик не помогал, они отчаянно всматривались в пустоту.
ДИМА: Я больше не могу. Круто я упал, короче.
ЛЁША-КСЕНИЯ: Линия должна быть тут.
ДИМА: Нога – вообще.
ЛЁША-КСЕНИЯ: Надо ещё пройти, потерпи.
ДИМА: Да заблудились мы!
ЛЁША-КСЕНИЯ: Скоро выйдем к деревне.
ДИМА: Нога – вообще!
ЛЁША-КСЕНИЯ: Нет! Послушай…
Дима уселся на небольшой холм.
ЛЁША-КСЕНИЯ: Вставай! Надо двигаться! Пойдём!
Дима лёг на землю, растянулся на холмике.
ДИМА: Не могу больше! Я в инете читал, что вот такие возвышения – это древние могилы.
ЛЁША-КСЕНИЯ: Про переохлаждение слышал!? У меня спичек нет. Поднимайся! Вставай!
ДИМА: А чего Вы врёте?! Вы никогда тут не были! Вы сами не знаете, куда нам идти!
Лёша-Ксения вдруг села на землю и заплакала, закрыв лицо ладонями и согнувшись закорючкой.
ДИМА: Ну блин…
Лёша-Ксения растирала слёзы по лицу. Дима сел и выпрямился, придерживая ногу.
ЛЁША-КСЕНИЯ: Я не могу….Он не сможет. Не сможет нас вывести…
ДИМА: Кто?
ЛЁША-КСЕНИЯ: …Потому что он умер. Упал… ветка проколола бедренную артерию…
69. Дима и Лёша-Ксения спали на возвышении в груде наломанных веток под Лёшиной курткой, прижавшись друг к другу спинами. Лёша-Ксения открыла глаза, повернула голову и посмотрела вверх. Над ними простиралось глухое тёмное небо без звёзд.
70. Утром Дима ковылял впереди с картами и с Лёшиным компасом. Лёша-Ксения плелась сзади и напевала про себя. Моросил дождь.
ЛЁША-КСЕНИЯ (тихо напивая): Мана-манна-ох-маннна-охи! Хихи-хи-хи-хихи-хиппиня! Пинь-пинь-пинь-зинь-тинь-перевинь! Пере-кон, пере-лон, пере-вжик-перелук-перелю! Лю-лю-лю! Люб-ла-ла-лака, люблак-а-люблак!… Ла-лас-лас-ласооня-оооо-коласоня…
Начался ливень. Дима увидев, что карта промокает, содрал с себя номер, достал его из пакета, и сложил в него карту, а номер выбросил. Тот остался валяться в траве.
71. Лёша-Ксения, промокшая с ног до головы, зашла за невысокий куст, сняла штаны и села на корточки. Справа раздался шорох. Лёша-Ксения повернула голову. На неё сверху вниз смотрел седой человек в камуфляже и кепке.
72. Дом егеря был серый, из деревянных досок. В комнате стояло старое, с многочисленными чёрными пятнами зеркало, неожиданно большого размера, почти в полный рост. Рядом – на тумбе стоял ламповый телевизор, в котором отражалось окно, а в нём, в свою очередь, торчал двор с невысоким, редким забором. Во дворе – ворота, низкая лавочка, куцая грядка, и верёвка – на которой сохла одежда Лёши и Димы.
Тут в телевизоре отразился мини-автобус, въехавший через ворота во двор. Из мини-автобуса выбрался лысеющий мужик лет 37 в беговых лосинах и куртке сверху, потом парень лет 25 с соломенными дредами и ярко-зелёном спортивном костюме, и женщина лет 40 в красной куртке. Женщина первой вбежала в дом. В соседней комнате раздались возгласы, женский плач, Димин бубнёж. Мама Димы крепко-крепко обнимала его, уткнувшись ему в плечо, гладила по голове резкими движениями. Он выглядел ёще младше, потому что был одет в егерскую куртку и брезентовые брюки не по размеру. Рядом топтались тренер и его помощник.
ТРЕНЕР: 32 километра от трассы, 10 от карты…
ПОМОЩНИК: Надо будет, блин, маршрут составить.
Дима попытался отстраниться от матери.
ДИМА: Мам, ну никто ж не умер…
Зашёл егерь в рубашке. Показал Диме его бумажный номер.
ЕГЕРЬ: Нужен?
Дима помотал головой. Егерь вышел во двор, сел на скамейку, разорвал его надвое, свернул номер трубочкой и засыпал в него табак.
В старом, с чёрными пятнами зеркале, отражалась женская фигура в длинном ситцевом, с большими жёлтыми цветами платье – с короткими рукавами – любимое платье покойной егерьской жены. Ксения смотрела на своё отражение в зеркале, трогала руками своё лицо, свои плечи, локти, груди, живот, пах…. – как будто знакомилась с собой заново.
КОНЕЦ
Июль – сентябрь 2014, Москва
В сценарии использованы:
1. Сказка Алексея Ремизова «Ночь тёмная».
2. Рассказ Андрея Платонова «Семён».
3. Письмо Андрея Платонова жене Марии Кашинцевой, Воронеж, 1921 год.
4. Песня Курта Кобейна «Feels like teen spirit».
Гостья
Аня Рубцова
1. НАТ. ОЗЕРО. ДЕНЬ.
По озеру к острову-кладбищу плывет моторка. В моторке лежит гроб. Вокруг сидят деревенские – видны только их ноги. Почти все обуты в резиновые сапоги, забрызганные грязью, только у одной женщины на ногах – чистые черные лаковые туфли. Вдали, на другом берегу, играет гармонь, поет мужской голос – дед Илья (за кадром).
ДЕД ИЛЬЯ (фальшиво, нетрезвым голосом):
Плыл по городу запах сирени,
До чего ж ты была красива,
Я твои целовал колени,
И судьбе говорил спасибо!
Гроб трясется, его придерживает рукой ВОЛОДЯ (48) – небритый, одетый в телогрейку мужик с грустными глазами, явно пьющий. По виду Володи сложно понять, сколько ему лет – то ли сорок с небольшим, то ли уже за пятьдесят.
Лодка приближается к острову – деревенскому кладбищу. На острове – разрушенная церковь с куполом без креста, очертания могильных крестов. Песня обрывается, женские голоса (за кадром) начинают ругать гармониста, но что они говорят, уже не разобрать.
2. НАТ. ОСТРОВ. КЛАДБИЩЕ. МОГИЛА НАТАЛЬИ. ДЕНЬ.
Накрапывает дождь. На влажной земле вокруг свежей могилы – следы от сапог и каблуков. Около могилы лежит деревянный крест, на нем табличка с именем «Наталья Соколова. Помним, скорбим», и датой смерти. Рядом лежит пластмассовый венок «От любящей сестры». Володя, один, заканчивает закапывать могилу. С трудом поднимает тяжелый крест, поскальзывается, вместе с крестом падает в грязь. Володя, перепачканный в грязи, встает, поднимает крест, устанавливает на могиле.
3. НАТ. ДЕРЕВНЯ. УЛИЦА. У ДОМА ТАТЬЯНЫ. ДЕНЬ.
Ливень. Из дома Татьяны доносятся голоса, в окнах горит свет. Дом Татьяны разделен на две части. Большая, ухоженная часть – Татьянина. Вторая – пристройка, в два раза меньше, с облупившейся краской и наполовину заколоченным окном – Татьяниной сестры Натальи, теперь покойной, и ее гражданского мужа Володи.
4. ИНТ. ДЕРЕВНЯ. ДОМ ТАТЬЯНЫ. ДЕНЬ.
За окном идет дождь. В комнате, где поминают Наталью, накрыт стол. На столе стоит фотография с черной траурной лентой – большой портрет Натальи (45), в крупных золотых сережках. Рядом стоит рюмка водки, накрытая куском хлеба.
Гости – КОЛЬКА (30), МАРИНКА (25), ВОРОНЦОВ (37), ЖЕНА ВОРОНЦОВА (30), ПЕТРОВНА (65), ДЕД ИЛЬЯ (68) и другие ДЕРЕВЕНСКИЕ – сидят за столом, с поднятыми рюмками. Закуска на тарелках и самогон в бутылках уже заканчиваются. ТАТЬЯНА (50) – полная женщина с короткими бордовыми волосами, сильно залаченными, голубыми тенями на веках, и бордовой, в цвет волос, помадой – сидит во главе стола, на ногах у нее чистые черные лаковые туфли. Грязная обувь остальных гостей свалена в кучу у порога.
ВОРОНЦОВ: Наталья была хорошая баба! Но смерть, как говориться, стерва хитрая. Хороших к себе первыми забирает.
КОЛЬКА (обнимает Маринку за плечи): Вот поэтому моя до ста лет проживет!
Мужики усмехаются, понимающе кивают. Маринка, жена Кольки, злится для вида, поводит плечами, отталкивая мужа. Колька смеется.
ПЕТРОВНА (Кольке): Ты что мелешь, Емеля? Разве не знаешь, что один покойник второго приглашает, а потом они вдвоем за третьим идут.
Татьяна поднимает стакан. Деревенские тут же замолкают.
ТАТЬЯНА: Давайте помянем сестру мою, покойницу… (Не договаривает, начинает плакать навзрыд.) Собачья жизнь!..
Деревенские смотрят на Татьяну с сочувствием.
ВОРОНЦОВ: Татьяна Васильевна! Не рви душу.
ТАТЬЯНА (всхлипывает): Добрая она была, никому плохого слова за всю жизнь не сказала… Так посмотрит на меня, бывало, вздохнет… И все молчит… (Успокаивается.) Тихушница.
Татьяна залпом выпивает рюмку. Деревенские, вслед за ней, тоже выпивают.
ТАТЬЯНА: Дед Илья, сыграй что-нибудь, душевное. Чтоб Наталья на небесах порадовалась.
ДЕД ИЛЬЯ (Торжественно встает. Ставит стул по центру комнаты. Садится. Начинает играть. Поет громко и фальшиво.):
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой,
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой…
Володя тихо входит в дверь. Он весь мокрый, руки грязные, ноги без сапог, сверху штаны в грязи до колен (ниже были прикрыты сапогами).
Деревенские не обращают на него внимания.
ДЕД ИЛЬЯ:
Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, в краю далеком,
Есть у меня жена…
Володя обходит деда Илью, садится на свободный стул за край стола, рядом с Маринкой.
Колька тянется за рюмкой, пачкая рукав в салате. Берет первую попавшуюся пустую рюмку, из которой уже кто-то пил. Колька вытирает рюмку об рукав, берет бутылку, наливает себе и Володе.
Бабы подхватывают песню.
БАБЫ:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой,
Там, в краю далеком,
Буду тебе сестрой…
Колька толкает поющую Маринку, передает ей рюмку с водкой. Маринка передает рюмку Володе. Володя замечает золотые серьги у нее в ушах, такие же, как на фотографии Натальи. Володя пристально разглядывает Маринку.
КОЛЬКА (всем): За тетку Наталью!
Кольку никто не слушает.
Бабы и мужики поют хором.
ХОР гостей:
Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, в краю далеком,
Есть у меня сестра…
Колька машет на всех рукой, поднимает рюмку.
КОЛЬКА: Ну, мир ее праху!
Колька залпом выпивает рюмку. Володя не пьет, смотрит то на портрет Натальи, то на серьги Маринки. Маринка замечает взгляд Володи, перестает петь, трогает серьги.
МАРИНКА: Тетка Наталья подарила. Маринка, говорит, ты мне заместо дочери. С себя сняла и вручила. Я – нет, ну что ты, тетка Наталья. А она – бери и носи. Ты девка молодая, должна наряжаться. А когда тебе твой алкаш что подарит?
КОЛЬКА (возмущенно, наливая себе рюмку водки): Вот городит. Тетка Наталья с тобой и двух слов за всю жизнь не сказала. (Выпивает рюмку.) В глаза твои бесстыжие смотреть не могла, ты ж как есть, шалава.
МАРИНКА: Заткнись, пьяная скотина. Ты что, свечку держал? Перед смертью, аккурат, подарила. В тот самый день.
КОЛЬКА: Спиздила, одним словом. Володька, я тебе говорю, она их спиздила. Шалава.
МАРИНКА: Ты бы так хером махал, как языком.
Колька резко бьет кулаком по столу. Тарелки звенят, бутылка опрокидывается, разливается по столу. Дед Илья перестает играть. Деревенские перестают петь, смотрят на Кольку и Маринку. За столом наступает полная тишина. Маринка встает со стула, медленно пятится назад. Колька сидит за столом, смотрит перед собой немигающим взглядом. Рукой, не глядя, нащупывает неострый столовый нож. Маринка идет спиной вперед, запинается за стул деда Ильи. Задетая гармошка выдает протяжный звук. Маринка выбегает из избы. Колька вскакивает, со столовым ножом бежит за Маринкой.
МАРИНКА (за кадром, на улице): Люди, помогите! Убивает он меня!
Гости выбегают на улицу, там слышны звуки потасовки. Володя остается один за столом. Закрывает лицо грязными руками, проводит ладонями по лицу. На лице остаются грязные влажные разводы.
5. ИНТ. ДЕРЕВНЯ. КОМНАТА НАТАЛЬИ. ДЕНЬ.
Володя рассматривает фотографии, висящие на стене в большой общей рамке – старые, черно-белые фото родственников. Рядом на стене выделяется квадрат не выцветшей краски – недавно там висела фотография Натальи.
ТАТЬЯНА (строго): Владимир, ты бы поторопился. Люди вот-вот приедут, а мне еще дом запирать.
Володя идет к шкафу с одеждой. Рядом, на кровати, лежит раскрытый чемодан. Володя достает из шкафа новую белую рубашку.
ТАТЬЯНА: Белая-то тебе зачем? На работу носить собрался?
Володя кладет рубашку на кровать рядом с чемоданом. Входит Петровна.
ПЕТРОВНА: Вы что, еще кровать до сих пор не вынесли? Господи твоя воля! (Садится на кровать.) Володька, вчера же тебе говорила, вынеси в курятник. И пусть петухи отпевают до сороковуста. А то, не дай ты, Господи, еще кто помрет на этой кровати…
Петровна и Татьяна наблюдают, как Володя достает из шкафа одежду и складывает в чемодан. Володя складывает только поношенные вещи, те, что выглядят прилично, убирает обратно в шкаф.
ПЕТРОВНА: Татьяна Васильевна, помнишь, Ефремиху, из Лыскова? Еще мужик к ней ходил одноногий. Цыган.
На улице слышны звуки мотора – приехала машина МЕНТОВ. Татьяна подходит к окну, выглядывает.
ПЕТРОВНА: Так вот, когда Ефремиха померла, царствие небесное… (Крестится.) Хоронить ее всей семьей приехали. Так Леха, сын Ефремихин, ума палата, тещу ночевать положил на материной кровати. Аккурат, где Ефремиха померла.
Из машины сигналят. Татьяна быстро выходит на улицу. Петровна смотрит ей вслед, но разговор не прерывает, оборачивается на Володю.
ПЕТРОВНА: На девятый день теща его преставилась, царствие небесное. (Крестится.) Так что, примета самая верная. Вот отпоет кровать покойника Петя-петушок, и спите себе дальше, на здоровье.
Петровна подходит к окну, выглядывает. Видит, как Татьяна, на улице, здоровается с ментами.
ПЕТРОВНА: Повадились, как коты на сметану. (Садится обратно на кровать.) Ты, Володя, уходить-то как будешь, стакан на подоконник не забудь поставить. Натальина душа мимо дома пролетать будет, устанет, захочет воды напиться…
Володя достает из серванта стакан. В серванте – запечатанная упаковка с инсулином, одноразовые шприцы. Володя достает упаковку, разглядывает, ставит инсулин обратно на полку.
ПЕТРОВНА: Ты как решил, после сороковуста в город поедешь? Ты ж рукастый, в городе не пропадешь… Может, и женишься там… Бобылем нельзя, Володя. Наталья померла, а ты живой. Значит, надо дальше жить, ничего не поделаешь.
Володя, со стаканом в руке, останавливается. Впервые смотрит на Петровну, в упор. Петровна испуганно замолкает. Володя наливает в стакан воду из рукомойника, ставит стакан на подоконник, открывает окно. С улицы слышны голоса Татьяны и ментов.
ТАТЬЯНА: Уходит уже. Сейчас, только дом запру, и вам все выдам.
МЕНТ: Ну, ты смотри, если что, сигналь. Мы его быстро оформим.
Володя отходит от окна, закрывает чемодан, берет его с собой, выходит. В дверях встречает Татьяна, проходит мимо, не прощаясь.
ПЕТРОВНА (рассматривает белую рубашку на кровати): Хорошая. Хлопковая?
ТАТЬЯНА (перебирает в руках связку ключей): Забирай. Может, дед твой еще куда поносит.
Петровна берет рубашку, встает с кровати.
ПЕТРОВНА: Вот деду-то радость. Ладно, Татьяна Васильевна, пойду я. (Уходит.)
ТАТЬЯНА: Балаболка старая.
Татьяна заглядывает в шкаф, потом еще раз осматривает комнату. Закрывает окно. Выходит. Слышно, как она закрывает дверь на ключ.
6. ИНТ. ДЕРЕВНЯ. ДОМ ТАТЬЯНЫ. ПОДВАЛ. ДЕНЬ.
Татьяна и мент спускаются в подвал. Там стоит самогонный аппарат, бутылки с самогоном в ящиках.
МЕНТ (достает из кармана мятые купюры, отдает Татьяне): Соболезную, Татьяна Васильевна. Такое горе – и аккурат на день рождения. Теперь каждый год – что не праздник, то поминки.
ТАТЬЯНА (пересчитывает деньги): Каждый в свой срок уходит.
МЕНТ (забирает ящик самогона): И то верно. Тут уж мы не в силах повлиять.
7. НАТ. ДЕРЕВНЯ. УЛИЦА У ДОМА ТАТЬЯНЫ. ДЕНь.
Менты грузят в машину ящик самогона. Садятся в машину. Машина уезжает.
8. НАТ. ДЕРЕВЕНСКАЯ УЛИЦА. ДОРОГА К ОЗЕРУ. ДЕНЬ.
Володя выходит из деревни, идет по дороге по направлению к озеру, везет ржавую тачку. В тачке лежат старый чемодан, ящик водки, продукты. Из окна своего дома, немного отдернув занавеску, за Володей наблюдает очень старая, сухая бабка.
9. НАТ. МАТЕРИК. БЕРЕГ ОЗЕРА. ДЕНЬ.
Володя подходит к берегу озера. На берегу пришвартована старая моторка с царапинами на корпусе, поодаль лежит перевернутая весельная лодка, еще более старая. На другом берегу виднеется кладбищенский остров. Володя кладет продукты, чемодан и тачку в моторку. Заводит мотор, уезжает к острову.
10. НАТ. ОСТРОВ. ДЕНЬ.
Володя везет тачку с продуктами по тропке к сторожке. Проходит мимо сторожки, но там не останавливается. Катит тачку в сторону могил.
11. НАТ. ОСТРОВ. КЛАДБИЩЕ. МОГИЛА НАТАЛЬИ. ДЕНЬ.
Володя сидит на могиле Натальи. Рядом – распечатанный ящик водки, хлеб, открытая банка с килькой. Поодаль валяется тачка. Володя открывает бутылку водки, достает два стакана, наливает водку в стаканы. Один стакан ставит на крест Натальи, накрывает куском хлеба. Второй выпивает залпом. Володя смотрит на венок «От любящей сестры», наливает себе второй стакан.
12. ИНТ. ДЕРЕВНЯ. ДОМ КОЛЬКИ И МАРИНКИ. НОЧЬ.
Колька храпит, развалившись «звездой» на кровати. Одну руку Колька небрежно набросил на Маринку. Маринка не спит, с трудом переворачивается лицом к мужу, кривит лицо от его перегарного дыхания. Маринка дует Кольке в ухо. Спящий Колька морщится. Маринка продолжает. Колька переворачивается на другой бок, освобождая Маринку из объятий. Маринка соскальзывает с кровати, встает. Скрипит половица. Маринка оглядывается на Кольку – он спит. Маринка, стараясь не скрипеть половицами, крадется к порогу. Успевает надеть один сапог, как вдруг на улице начинает играть гармонь – это Дед Илья (за кадром).
ДЕД ИЛЬЯ (фальшиво, громко):
Не ходи по коридору,
Не стучи калошами,
Все равно любить не буду,
Морда как у лошади
Маринка подскакивает от неожиданности, замирает с сапогом в руке. На улице начинают лаять собаки, слышатся ругательства. Колька просыпается, приподнимается на кровати.
КОЛЬКА (спросонья): Куда?
МАРИНКА: Куда-куда, огурцы прикрыть. Не слышишь, что ли, дед опять заголосил!
КОЛЬКА (снова проваливаясь в сон): Кирпичом привали.
13. НАТ. ДЕРЕВНЯ. УЛИЦА. У ДОМА ПЕТРОВНЫ. НОЧЬ.
На небе – тонкий растущий месяц. Дед Илья, в трусах и кирзачах на босу ногу, играет на гармони – у него очередной приступ сумасшествия.
ДЕД ИЛЬЯ (фальшиво):
Приходи ко мне в субботу,
Приходи и в середу,
Ничего с собой не нужно,
Только шишку спереду…
Петровна, в сорочке и наброшенном сверху пуховом платке, выбегает на крыльцо. В руках у нее пластиковая бутылка, на которой маркером крупно написано «Свят. Вода»
ПЕТРОВНА: Господи твоя воля! Илюшенька, ты почто без порток?
ВОРОНЦОВ (высовывается из окна соседнего дома): Петровна, тебе подсобить?
Петровна начинает окроплять деда Илью из бутылки.
ПЕТРОВНА (обходит деда Илью с четырех сторон): Господи, благослови… Да я сама, Воронок… Свет ты истинный, Христос… Ты Иринке-то скажи, что огурцы прикрыть нужно… Царь небесный, Батюшка, Пресвятая Богородица… Раз про шишку запел, заморозок будет… Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!
Дед Илья, намокая, постепенно успокаивается
14. НАТ. ДЕРЕВНЯ. ОГОРОД МАРИНКИ. НОЧЬ.
Маринка прикрывает огурцы полиэтиленом, на углы кладет кирпичи, чтобы не унесло ветром. Лезет в кусты малины у покосившегося забора. Достает оттуда пакет с туфлями на каблуке, коротким вульгарным платьем и косметикой. В темноте, подсвечивая лицо мобильным телефоном, ярко красит глаза и губы, переодевается. Вылезает в дыру в заборе. Крадется вдоль соседских домов, чтобы не заметили соседи.
Маринка видит, как Петровна в своем, соседнем, огороде прикрывает огурцы тем же способом.
15. НАТ. ОСТРОВ. КЛАДБИЩЕ. МОГИЛА НАТАЛЬИ. НОЧЬ.
Володя спит на земле, на могиле Натальи, укрывшись телогрейкой. Рядом валяются две бутылки водки – одна пустая, вторая полупустая. Начинает накрапывать дождь. Капли дождя капают в стакан Натальи.
16. НАТ. ДЕРЕВНЯ. ОГОРОД МАРИНКИ. НОЧЬ
Идет дождь. Сильный порыв ветра срывает полиэтилен с огурцов.
17. НАТ. ТРАССА. ОСТАНОВКА. НОЧЬ.
Ливень. Промокшая Маринка прячется на остановке. Слышен звук приближающейся машины. Маринка выбегает с остановки, голосует. Машина проезжает мимо, окатив Маринку брызгами. Проезжает еще одна машина, останавливается. Маринка подбегает к машине, о чем-то договаривается с водителем. Залезает в салон.
18. ИНТ. САЛОН МАШИНЫ. НОЧЬ.
Маринка и водитель занимаются сексом. По радио звучит песня.
ПЕСНЯ:
Одинокому мужчине и не надо многого —
Лишь бы в душу лишний раз к нему никто не лез.
Маринка картинно стонет, но более увлечена осмотром салона машины – к стеклу прикреплены маленькие иконки, висячая плюшевая игрушка на пружинке подскакивает в такт движениям. Водитель заканчивает, Маринка слезает с него. Водитель лезет в кошелек, торопливо сует Маринке деньги, она кладет их в лифчик.
ДИКТОР ПО РАДИО: Дорожное радио. Всем одиноким мужчинам посвящается.
19. НАТ. ОСТРОВ. ОЗЕРО. НОЧЬ.
На острове – гроза и сильный ветер. Деревья гнутся к земле.
20. НАТ. ОСТРОВ. КЛАДБИЩЕ. МОГИЛА НАТАЛЬИ. НОЧЬ.
Володя пытается закрепить крест на могиле Натальи колышками и веревкой к земле, чтобы не унесло ветром. Володя хватает бутылку с остатками водки, прикрывая голову телогрейкой, бежит в сторожку.
21. ИНТ. ОСТРОВ. СТОРОЖКА. НОЧЬ.
Володя прячется в сторожке. Наливает в чашку водку. Выпивает залпом. Сторожку потряхивает. Входная дверь хлопает, от сильного порыва ветра открывается настежь. Володя с трудом закрывает дверь на засов. Ложится на койку. На улице гремит гром. В окне мелькает молния, потом еще одна, гораздо ярче. Володя щурится от вспышки. Комнату заливает свет, потом резко гаснет. У стола появляется молодая и очень красивая незнакомка – НАТАША (20) – не по погоде одетая в летнее платье и белые босоножки, насквозь промокшая. Дверь по-прежнему закрыта изнутри, на засов.
Володя трет глаза. Вокруг его головы кружит жужжащая муха. Володя отмахивается, задевает муху рукой. Муха улетает к столу, кружит над чашкой с остатками водки.
Незнакомка берет чашку, принюхивается к водке. Потом принюхивается к Володе. Володя наливает водку в чашку, хочет угостить девушку. Жужжащая муха возвращается, кружит между Володей и незнакомкой. Девушка дважды хлопает в ладоши. Муха перестает жужжать. Володя садится на кровать, с бутылкой водки в руке. Поднимает бутылку, выпивает из горла. Незнакомка неуверенно повторяет за ним – садится на кровать, выпивает водку из чашки. Морщится, выплевывает водку. Володя с укоризной смотрит на девушку, выпивает еще.
22. ИНТ. ОСТРОВ. СТОРОЖКА. ДЕНЬ.
Володя просыпается на койке, у него тяжелое похмелье. Оглядывается по сторонам. В сторожке, кроме него – никого. Он слышит тихий гул, кружку на столе немного потряхивает. Володя, пошатываясь, выходит на улицу.
23. НАТ. ОСТРОВ. У СТОРОЖКИ. ДЕНЬ.
На улице – прекрасная, солнечная погода. Володя пытается прочистить уши, но гул остается. Володя, пошатываясь, идет по тропке в сторону кладбища.
24. НАТ. ОСТРОВ. КЛАДБИЩЕ. МОГИЛА НАТАЛЬИ. ДЕНЬ.
Володя осматривает могилу Натальи. С крестом после бури ничего не случилось. Ящик водки и остатки закуски разбросаны рядом с могилой. Венок «От любящей сестры» улетел в овраг. Володя достает колышки, отвязывает веревки. Оттирает с таблички грязные разводы. Убирает остатки закуски в пакет, находит один из стаканов. Достает из ящика бутылку водки, наливает стакан, ставит стакан рядом с крестом Натальи. Володя выпивает водки из горла, початую бутылку кладет в карман телогрейки. Идет к оврагу, в котором валяется венок. Проходит мимо одной из могил, останавливается. Могила старая и запущенная, вокруг все поросло сорняками. Памятник наполовину разрушен, на земле валяется потемневшая фотография. Володя поднимает фотографию – девушка на ней как две капли воды похожа на незнакомку, которая вчера появилась в сторожке. Володя с недоумением рассматривает фотографию, кладет в карман телогрейки. Потом лезет за венком, поскальзывается, падает в овраг.
