Читать книгу: «Старая записная книжка. Часть 2», страница 13

Шрифт:

Книжка 12. (1838–1843)

10 июня 1843. Ревель. Прочитал «Князя Курбского» Бориса Федорова; читается, хотя и с трудом, по историческим подробностям, но романтическая и драматическая часть – ребячество; а славный сюжет, достойный Вальтера Скотта.

* * *

27 июня 1843. Приехал в Мануилово к Мещерским в 11 часов утра. В Мануилове крестьяне не говорят: дождь идет, дождь шел, а дождь летит, летел.

Гёте говорит: я каждый год перечитывал несколько пьес Мольера, также как я время от времени любуюсь гравюрами с картин итальянских мастеров. Ибо мы пигмеи, мы не в состоянии сохранить в уме нашем возвышенность подобных предметов; нужно нам по временам возвращаться к ним, чтобы возобновлять в себе впечатления такого рода.

Гёте же: Шекспир предлагает нам золотые яблоки в серебряных чашах. Изучением творений его нам удается перенять от него серебряные чаши, но нечем пополнить их нам как картофелем. Вот что беда.

Он говорит, что если Байрон имел бы случай излить жестокими выходками в парламенте все, что было в нем оппозиционного, то поэтический талант его был бы гораздо чище. Но он мало говорил в Парламенте и хранил на душе все, что имел враждебного против нации своей, потому и вынужден был облечь свое негодование поэтической формой. Я охотно назвал бы большую часть отрицательных действий Байрона: Verhaltene Parlamentsreden (парламентские речи, приведенные в действие).

Он же: Я сказал, что классическое есть здравие, а романтическое – болезнь. В таком смысле Нибелунген так же классический, как Гомер, ибо в обоих есть здоровье и сила. Большая часть новейших произведений не потому романтические, что они новейшие, но потому что они слабы, болезненны или больны, а творения древние не потому классические, что они древни, но потому что в них есть сила, свежесть и здоровье. Если мы по этим приметам различили бы классическое от романтического, то легко бы поняли друг друга.

Возвратился из Мануилова в Петербург 3 июля в полдень.

* * *

Книжка 13. (1849–1851)

Буюкдере. 28 июля (9 августа) 1849

«Очерк путешествий по Европейской Турции» Виктора Григоровича. Казань. Путешествовал в 1844 – 1845 гг.

Солунь (Фессалоника). Святая гора (Афонская гора). Монастырей Афонских 20, с принадлежащими к ним 10 скитами, 400 кельями и многими каливами; разделяются на киновии и идиоритмы. Одни подчинены в своем внутреннем управлении одному игумену, другие – многим распорядителям. Миханович, австрийский консул, ученый путешественник, был в Македонии и посетил некоторые монастыри Афона. Пешеходца Василия Григоровича Барского монаха путешествие к Святым местам, издание 1778.

Конок (место остановки), Метохи (мызы). Монастыри Зограф и Эсфигмене. Первый лежит на половине пути к Корее, монашескому городу, где находятся только кельи и бедные лавки. Скит пророка Илии, тут погребен отец Аникита, известный наш поэт Шихматов. Монастырь Руссика; монастырь Пандократор, скит пророка Илии принадлежит к нему. В монастыре монахи из Малороссии.

Корея за три столетия была первым монастырем под названием Великой Лавры. С XVI столетия лишилась монастыря и, состоя из монашеских келий, служит средоточием всего полуострова, куда стекаются монастырские выборные для совещаний и торговли, для сбыта товаров. Здесь любопытны: соборная церковь, кельи св. Саввы Сербского и архив протата (святогорское собрание, в котором присутствуют пять старшин, назиров, избираемых поочередно из 5 монастырей, и представители каждого монастыря).

На пути к монастырю Павлуса всходишь на вершину Афона. Он носит название Сербского, но ныне совершенно присвоен греками. В нем иконы со славянскими надписями, славянские поменники и множество рукописей сербской рецензии; житие св. Саввы, св. Антония (Печерского) и св. Афанасия Афонского. Скевофилакия (монастырская ризница).

Монастырь Хиландар с храмом Введения Божией Матери, знаменитый своим ктитором, Симеоном Неманьем, и участием в событиях Сербии. Он имел свой собственный типик, данный ему св. Саввой, был общежительный и назначен для монашествующих сербов. Теперь он идиоритм, в нем без типика преобладают болгары, часто под руководством грека. В нем хранится житие св. Панкратия с любопытной следующей отметкой: «Сию книгу читал и аз многогрешный иеромонах Прохор Сербии, постриженец монастыря Крушеделя, иже такожде именуется царска деспотска лавра в Фрушской горе, в пределах Сирмских, обаче за скудоумие мое или что ино препятие бяше весьма мало пользовался. Даруй же, Господи, прочим и могущим вникнути в ню лучший разум и полезному чтению слышание».

Монастырь Зограф с храмом великомученика Георгия – населен молдаванами, греками, болгарами и очень немногими русскими. По мнению Григоровича, самая важная рукопись, и единственная теперь на Св. Горе, есть глаголитское Евангелие, хранящееся в Зографе. Открыта она Михановичем в 1843 г. Над строками слова Кирилловскими буквами, дополнения и поправки глаголитского текста. Монастырь Руссика с храмом великомученика Пантелеймона отличается от прочих строгостью правил и достоинством своих обитателей русских и греков.

Начало поселения отшельников на Св. Горе должно относить к IX столетию. Начало сооружения обителей к X. Император Василий Македонский первый грамотою, данною Иоанну Колову, определил Афонский полуостров исключительным местом отшельников. Монастыри Афонские, славящиеся своей древностью, благодеяниями многих царей и участием в событиях церковных, до сих пор не имеют своей истории. В путешествии нашего монаха Василия изложены все догадки, которые делали и делают о своих монастырских калогеры, – и замечается несообразность их.

Еще до взятия Константинополя и покорения Солуня 19 монастырей добровольно подчинились покровительству султана, пребывавшего в Бруссе. Преимуществами, им тогда данными, пользуются они доныне. Весьма любопытны известия, сохраненные в Русских сборниках о девяти Славянских монастырях (Сборник Погодина № 94. Статья Шевырева). Из всех событий сохранилось только воспоминание о нашествии императора Михаила Палеолога (отступившего от православия) с патриархом Векком и, как некоторые прибавляют, с папой. Тогда многие монастыри были разорены до основания, другие разграблены или осквернены. В главной Зографской церкви стенная живопись изображает это происшествие в неприличных для церкви образах.

В прошедших столетиях Афонские библиотеки были наполнены редкими рукописями, ими обогатилась Флорентийская библиотека Лаврентия Медичи и Патриаршая Московская в XVII столетии содействием Арсения. Ныне, по соображению Григоровича, находится в них до 13 000 книг печатных, до 2800 рукописей греческих и 455 славянских. В числе последних нет особенно достопримечательных, за исключением глаголитской в Зографе. Исторических вовсе нет. Полагают, что сверх прежних давних истреблений, много истреблено в последнюю Греческую войну, когда албанцы квартировали в монастырях и продавали их целыми ношами. Прочее не сберегается и гниет, особенно печально положение рукописей славянских. Они истлевают в забвении, или умышленно предавались огню, и преимущественно сербские, по особенному неуважению к сербам. Вообще Григорович жалуется на невежество и недоброжелательство многих обителей, не позволяющих рассматривать книгохранилища. Может быть, и он не умел взяться, или не имел средств. Вероятно, деньгами можно было бы склонить упорство хранителей.

«Неописанное величие местоположения усиливается поразительным видом монастырей – внешние здания остались доныне, как были в древние времена – высокие башни, ветхие башни и железные ворота придают им наружность рыцарских замков». Все это подробно описано монахом Василием. Старая живопись уцелела в Протате и Пандократоре. Трапеза монастыря Руссика расписана русскими. Муссифных икон очень немного. В монастырях Филофеу, Павлу, Хиландар и Руссика несколько икон со славянскими подписями.

На Афонском полуострове находится 30 больших храмов, 10 скитских, 20 кладбищенских церквей и 200 параклисов. К этому прибавить 400 малых церквей, принадлежащих кельям, всего до 660 малых и великих храмов. Из числа этих храмов только один во имя св. Саввы Сербского, один во имя св. Иоанна Рыльского и два во имя св. Митрофана. В настоящее время иконописью занимаются русские и греки. Русские не так тщательны в отделке, но более прилагают старания о рисунке и значении изображения.

Святые славянские просветители или апостолы: Кирилл и Мефодий, Савва, Ангелярий, Горазд, Климент, Наум. Изображения их находятся в монастыре Св. Наума, на возвышении, почти у самой юго-восточной оконечности Охридского озера.

Охрида с IX столетия получила историческое значение. В ней совершались труды сподвижников Кирилла и Мефодия. В монастыре Св. Наума всего-навсего один монах, он же и игумен. Дело в том, по мнению Григоровича, что здешние монастыри отдаются как бы в аренду и в пожизненную собственность тому, кто возьмется платить митрополиту и казне урочную сумму.

Бабуны или Богомилы. – Старинная религиозная секта. Гора Бабун. Город Белее, т. е. Кюпрали. Тут Григоровичу была худая встреча – и дотоле неиспытанное явное поругание имени его. Лошадей его толпа столкнула с моста в реку.

Монастырь Св. Иоанна Рыльского, отличающийся порядком и преподаванием греческого, славянского, болгарского языков и Церковной Истории под руководством отца Неофита.

* * *

С 4-го числа вечером дипломатические сношения наши с Портой прекращены. Радзивилл отправился на пароходе 5-го, в 5 часов утра.

В рескриптах употребляется у нас выражение совершенно неправильное и представляющее превратный смысл. Например: «долговременная служба ваша постоянно сопровождалась опытами неутомимой и полезной деятельности» То-то и беда, что у нас все делают опыты.

* * *

В рескрипте ***, по собственноручном возложении на него ордена Св. Андрея, сказано: «передавая наши повеления со всею точностью и быстротой».

* * *

С.-Петербург. 29 апреля 1851

Жуковский в письме к Плетневу говорит: «Хвала света есть русалка, которая щекотаньем своим замучивает хохотом до смерти».

Книжка 14. (1850, 1852, 1861)

Константинополь, 7 апреля 1850

Нет мне удачи на море: если не своя беда, то чужая навяжется. Мы плыли благополучно и скоро; но пароход Триестский, с которым мы должны были встретиться в первую ночь, не попадался нам. Наш капитан озабочен был мыслью, что с ним сделалось. Мы прошли мимо островов… у которых стояла французская эскадра во время размолвки нашей с турками. Подалее, не доходя до острова Митилена, стоят скалы в море и мель. На нее наткнулся Триестский пароход и пробился о камни. Мы пошли ему на выручку вместе с английским пароходом, который вместе с нами плыл в Смирну, но все усилия были напрасны. Английский пароход очень ловко действовал, лучше австрийского. Капитан наш решился остаться тут до утра, чтобы пересадить пассажиров и в случае непогоды помочь кораблю, в котором открылась течь.

Волнение и ропот между турецкими пассажирами. Турецкий чиновник Бей сердился и требовал, чтобы к вечеру, по условию, доставили его в Смирну. Солдаты и черный народ говорили, что они взяли съестные припасы до вечера. Жиды и переметчики приходили сказывать, что ночью солдаты собираются сделать революцию, если не отправятся. К утру пересадили к нам около двухсот пассажиров, и в 7 часов подняли мы якоря. Таким образом на одном и том же пароходе и в одно и то же время были люди плыв шие из Смирны и плывшие в Смирну.

Остров Митилен. Красивое местоположение, крепость на возвышении и дачи на морском берегу. Все усажено масличными деревьями довольно высокими. От жестокости нынешней зимы они много пострадали. Бросили якорь в Смирниской гавани часу в 4-м пополудни, в понедельник 10 апреля. Остановились в лучшей гостинице, довольно плохой – Lec deux Augustes. Улица Франков – довольно красивая улица с хорошими домами. Кофейная на берегу моря La bella vista. В числе наших пассажиров смуглый дервиш, род турецкого юродивого.

11-е. Дождь. Нельзя гулять. Парохода австрийского в Бейруте нет. Все пошли на выручку погибшего товарища, и мы сидим на мели. Скучно. Не читается, не разговаривается. Всякое новое место, пока к нему не привыкну, возбуждает во мне не любопытство, а уныние. Шатобриан, заметки о Смирне, извлечение из Choiseul. Недоумение: не отправиться ли с английским пароходом! Австрийская компания не возвращает нам денег, уплаченных до Бейрута. Несправедливо, потому что несчастье случилось не с нашим пароходом и не с тем, на котором должны мы были отплыть, следовательно, нет законной причины держать нас.

12-е. Мы все еще в Смирне. О пароходе нет ни слуху, ни духу. Многие дома, в квартале франков, особенно греческие, могут, вероятно, дать понятие о строениях, которые были в Помпее. Чистые сени с мраморным полом или камушками белыми и черными наподобие мозаики (камушки эти привозятся из Родоса); за стенами вымощенный двор, потом садик, убранный лимонными и померанцевыми деревьями; далее терраса на море. Все очень чисто и красиво. Все лестницы и коридоры устланы коврами.

Дома здесь строятся, как в Пере, деревянными рамами, которые обкладывают глиной и камнями, сверх штукатурка; а иные дома обложены мрамором; почти все дома в беспорядке в отношении к мебели. Вследствие многократных землетрясений, бывших в течение месяца, в опасении новых – многие жители даже выехали из города. Дома напоминают Помпею, а может быть, та же участь угрожает и Смирне.

Вчера был я у нашего консула Иванова. Он здесь уже 19 лет, любитель древности. У него несколько мраморных бюстов, обломков замечательных. Кажется, тихий и малообщежительный человек.

Базар меньше Константинопольского. Дом еврея Веньямина Мозера, русского подданного. Навязавшийся на меня чичероне, жид, чтобы похвастать своим соплеменником, водил меня туда. Большой, даже чистый дом, с прекрасным видом. Хозяина не было дома, но меня в нем приняли и угощали три женские поколения. Жена сына, Султана, красавица, белокурая жидовка; вышла замуж 11 лет, теперь ей 14 и, кажется, беременна. Кофейная перед садом. Тут, по вечерам, сходятся сидеть и гулять.

В Квартале Франков есть улица Роз, не знаю, почему так названная, но я не видал в ней ни роз на ветках, ни роз в юбках. Турчанки закрывают здесь лица черным покрывалом. Вечером были мы в кофейной, на берегу моря, La bella vista, музыка. Под эту музыку греческие мальчики, рыбаки, импровизировали довольно стройные скачки.

Сегодня был опять на базаре, потом ездил я с баварским нашим спутником бароном Шварцом, на ослах, на Мост Караванов на Мелесе, реке, известной Гомеру. По этому мосту проходят все караваны верблюдов, идущие из Малой Азии, но при мне не прошло ни одного верблюда, также не видал я на улицах ни одного Смирниотского женского костюма, о котором так много слыхал. Но красота Смирниоток не вымышлена, на улицах много встречаешь красавиц.

Местоположение Моста Караванов красиво. Мелес льется с шумом. Кладбище с высокими кипарисами, вдали горы. Вообще все города на Востоке – ряд кофейных, торговых лавок и кладбищ.

Здешний паша Галиль, которого мы, кажется, видели в Москве у Дохтуровых, говорят, человек деятельный и благонамеренный. Он назначен сюда или сослан сюда потому, что считается приверженцем русских, женат на сестре султана и удален из Константинополя влиянием Решид-паши.

В Самосе было на днях большое кровопролитие. Жители недовольны управлением Вогоридеса или его поверенных и просили о перемене его. Недовольных взяли под стражу, несколько сот человек пришли из деревень просить об их освобождении. Их встретили выстрелами, они на них тем же отвечали. Завязалась драка. Турецкого войска было около 2000. Самоссцы ушли в горы. Турки бросались в греческие дома и начали резать все, что ни попадалось: женщин, детей; ворвались в церкви, разграбили их, повыкидали все образа. Мустафа-паша, адмирал, командующий войсками, отправился в Константинополь с некоторыми из зачинщиков Самосских. Одна часть недовольных сдалась, но другая все еще требует смены Вогоридеса.

Вогоридес покровительствуем Решид-пашой и, пользуясь этим покровительством, отягощает народ большими и беззаконными поборами. Кажется, должен он взносить в казну до 400 000 пиастров, а сбирает с него более двух миллионов.

Ничего нет скучнее и глупее, как писать или диктовать свой путевой дневник. Я всегда удивляюсь искусству людей, которые составляют книги из своих путешествий. Мои впечатления никогда не бывают плодовиты, и особенно не умею я их плодить. Путешественнику нужно непременно быть немного шарлатаном.

Схимонах Кирилл монастыря Св. Саввы – отставной унтер-офицер лейб-гвардии егерского полка. В монастыре с 1842 года. Имеет прусский крест – настоящий крестоносец древних времен. С жаром говорит о Кульмском сражении. Добрый и простой старик.

На острове Родос замечательна улица Рыцарей, в которой хорошо сохранились древние здания с гербами, девизами и пр. Ныне гнездятся в них турки. Мы заходили в сад турка, который при нас наблюдал за работами в своем саду. Прекрасные померанцевые деревья и самый здоровый климат. Жители долголетны. На острове Кипре город Ларнака, нас тут приняли очень радушно и духовенство, и светские жители, вероятно, и потому, что из Смирны были мы на пароходе с кипрским жителем, который отрекомендовал нас своим соотчичам. В особой записке значатся имена всех лиц, с которыми мы, в течение трех или четырех часов, познакомились и подружились.

Духовенство монастыря Св. Лазаря, который, по воскресении своем, жил и умер на острове Кипре, подало мне записку об исходатайствовании им дозволения звонить в колокол. При входе моем в монастырь в колокол звонили, но просили меня, на всякий случай, если турецкое начальство будет взыскивать за это нарушение общего постановления, сказать, что я привез этот колокол в дар монастырю и сделан был нами один опыт.

В Ларнаке нашел я греческого архимандрита, который был в Петербурге и показал мне письмо к нему князя Александра Николаевича Голицына, и я узнал в нем почерк Александра Тургенева.

Кипр – одно из самых жарких мест. В последних числах апреля местами жатва была уже окончена, а местами еще продолжалась, но климат, сказывают, нездоровый. Яффа окружена садами апельсиновыми.

Иерусалимский паша сказывал мне сегодня, мая 4, что жителей в Иерусалиме около 30 тысяч и что на Пасху пришло в нынешнем году до 30 тысяч поклонников христиан и мусульман. Мусульмане в то же время приходят на поклонение мнимой Моисеевой гробнице вблизи Иерусалима. Это мусульманское богомольство учреждено, кажется, с недавнего времени, чтобы на время необыкновенного стечения христиан в Иерусалим усилить мусульманское народонаселение: ибо турки все боятся, что христианские поклонники когда-нибудь да овладеют Иерусалимом.

Гефсимания. У Матфея: «И воспевше, изыдоша в гору Елеонску» (26, 30). «Тогда прииде с ними Иисус в весь, нарицаемую Гефсимания» (26, 36).

У Марка: «И воспевше, изыдоша в гору Елеонскую» (14, 26). «И приидоша в весь, ейже имя Гефсимания» (14, 32). Вообще многое в последних главах Марка повторение, и почти слово в слово, сказанного Матфеем.

У Луки: «И изшед иде по обычаю в гору Елеонскую: по нем же идоша ученицы его. Быв же на месте (каком – не сказано), рече им: молитеся… И сам отступи от них яко вержением камене, и поклон колена моляшеся» (22, 39 – 41). О Гефсимании не упоминается.

У Иоанна: «И сия рек Иисус, изыде со ученики своими на он-пол потока Кедрска (темный), идеже бе вертоград, в оньже вниде сам и ученицы его. Ведяше же Иуда предаяй его место: яко множицею собирашеся Иисус ту со ученики своими» (18, 1 – 2).

Латины показывают одно место, где молился и страдал Спаситель, а греки другое. Вообще главная местность хорошо обозначена Евангелистами; но жаль, что хотят в точности определить самое место, самую точку, где такое-то и такое-то событие происходило. Тут определительность не удовлетворяет, а напротив, рождает сомнение.

Сад Гефсимания ныне заключается в небольшом участке земли, обведенном каменной оградой. На нем растут восемь весьма древних масленичных деревьев. Они за несколько лет перед сим куплены латинами. Разделяется он на два уступа: на верхнем четыре маслины и на нижнем четыре. Перед входом в ограду налево образован огороженный камнями род закоулка. Тут, по преданию, сохранившемуся у греков, молился и страдал Спаситель. Предание основывается на словах: яко вержением камене. Перед этим местом показывают в скале камни, на которых уснули Апостолы. У латинов место моления и страдания Христа отстоит от сада гораздо далее и ниже, в пещере (в Евангелии не упоминается о пещере). Но, вероятно, Гефсиманский сад расположен был на пространстве более обширном, нежели то, которое он ныне занимает – и тогда все объясняется и согласуется, особенно же, если принять в соображение другие наименования, данные Евангелистами этой местности: весь, в гору Элеонскую. Очевидцы не определили с математической точностью места события, а мы по преданиям хотим все привести в математическую известность и все размерить по вершкам.

Места Голгофы и Гроба Спасителя могут быть также спорными пунктами. Иоанн говорит: «Бе же на месте, идеже распятся, верт и в верте гроб нов, в немже николиже никтоже полоджен бе» (19, 41). Это место, которое мне всегда казалось невразумительным, объясняется тем, что в древности гробы, то есть место, куда складывали трупы, были всегда иссечены в скале, а не отдельные гробы, как ныне; кажется, и теперь здесь не употребляются гробы, а трупы просто зарывают в землю.

Во многом рождает сомнение малое расстояние, отделяющее Голгофу от сада, в котором погребен был Христос. Иоанн двукратно определяет местность садами: сад Гефсиманский и сад погребения. Впрочем, далее слова Иоанна «Яко близ бяше гроб, положиста Иисуса» (19, 42) могут придать вид вероятности, если не достоверности, мнению, что местности определены безошибочно. Но все эти спорные пункты должны быть поглощены общей истиной местности и не могут поколебать веру и удостоверение и убеждение, что рассказ Евангелия не подлежит сомнению, и в главных частях своих сообразуется с местностью, которую видим и ныне. Саженью ли ближе или далее – не в том дело, а потому и желал бы я менее топографической определенности.

По мне также жаль, что место казни и погребения застроены храмом. В своем первобытном, в природном виде были бы они величественнее и поразительнее, но и то правда, по замечанию одного латинского монаха, с которым встретился я за стенами Иерусалима, что если эти места не защищены были бы зданием, то от них не осталось бы следа, от влияния непогод и набожных похищений поклонников, которые в продолжение нескольких столетий совершенно очистили бы и сгладили их с лица земли.

Признаюсь откровенно и каюсь, никакие святые чувства не волновали меня при въезде в Иерусалим. Плоть победила дух. Кроме усталости от двенадцатичасовой езды верхом по трудной дороге и от зноя я ничего не чувствовал, и ощущал одну потребность лечь и отдохнуть. Но шум и вой нескольких тысяч поклонников, который раздавался под окнами, только что умножали мое волнение, кровь кипела, и нервы мои более и более приходили в раздраженное и болезненное состояние. Но все обошлось благополучно.

Я пошел в храм. Наместник повел меня к Гробу Господню и на Голгофу. Я помолился, возвратился в свою келью, лег на кровать и проспал часа два или три. Тут проснулся, встал и пошел к заутрене.

Я не имею в черепе своем шишки распорядительности. У меня только одни те шишки, которые валятся на бедного Макара. А шишка распорядительности великое дело в жизни, а особенно в путешествии. Я не умею распоряжаться часами, моими чтениями, прогулками etc. Все это не при водится мною в стройный порядок, а мутно и блудно расточается. Основа поминутно рвется.

Другой еще важный недостаток для путешественника: близорукость. В зрении моем ничего ясно не отражается. Многое вижу я кое-как, а многое верю на слово другому. Третий недостаток – отсутствие топографического чувства. Не умею глазом хорошо обнять и понять какую бы ни было местность. План дома, план города для меня тарабарская грамота. Не знаю ни в Москве, ни в Петербурге, что лежит к северу, что к югу, а тем паче в городе новом, с которым я не успел еще ознакомиться. Вообще в моей организации есть какая-то неполнота, недоделка, частью, вероятно, природные, а частью и злоприобретенные худыми навыками и пагубной беспечностью3.

В долине близ Силоама довольно растительности и зелени. Земля обработана. С Элеонской горы весь Иерусалим расстилается панорамой. Наверху под зданием показывают след левой стопы Спасителя, запечатлевшийся на камне скалы. След правой стопы будто хранится в мечети Омаровой. Норов говорит, что он ее видел. Мудрено, чтобы в Евангелистах ничего не было сказано об оставшемся следе, или оставшихся следах Спасителя. Вообще в Евангелии всегда глухо и неопределенно означаются местности, а в подробности и с точностью исчисляются события, деяния и слова.

В боговдохновенных книгах таковая разность не может быть случайная и с нею должно бы согласоваться, не заботясь по человеческим преданиям и наугад обозначать достоверно, где именно происходило то или другое, когда очевидцы и боговдохновенные летописцы не почли нужным оставить нам подробную карту с ясным означением места событий. Довольно, что главные, общие местности не подлежат сомнению. Скептицизм оспаривающий и неуместная историческая критика, опровергающая святые предания, – в этом деле наука бесплодная. Но и дополнительные сведения, коими путешественники силятся будто подкрепить святость и истину Евангелия, не только излишни, но более вредны, чем полезны. Зачем призывать суеверие там, где вера может согласоваться с истиной убеждения? Зачем давать повод к спорам, прениям, опровержениям, прилепляясь к частностям?

Нет сомнения, что Иерусалим нынешний стоит на том же месте, где стоял древний; что главные окрестности его, упоминаемые в Евангелии, те же. Все это очевидно, следовательно, и главная сцена Евангельских событий пред нами. А о том, что в Евангелии не сказано, то, что в Евангелии не обозначено, того и знать не нужно. Опровержения Робинсона и дополнительные указания Норова равно суетны и ничтожны.

После физических и людских переворотов, испытанных Иерусалимом, от древнего города осталось разве несколько камней, и те, может быть, с прежнего места перенесены на другое. Пока не очистятся наносные груды камней, пепла и земли и не изроют почвы вокруг Иерусалима для отыскания следов древних стен и зданий, ничего не только положительного, но и приблизительного об объеме древнего города знать нельзя. Но входит ли эта реставрация в виды Промысла Божия? Это другой вопрос.

Недаром Господь признавал Иудею своей землей, Иерусалим своим городом отдельно и преимущественно пред другими краями земли, которые также дело рук Его. Нельзя сомневаться, что и ныне и до скончания веков город этот будет особенно избранным местом для проявления воли Его и судеб. Как изъяснить иначе владычество неверных в Святых местах, равнодушие к тому христианских правительств, которые спорят о Шлезвиге и Голштинии, когда Гроб Спасителя нашего в руках турков? Видимо, того хочет Бог – до времени, а пред ним «Един день яко тысяща лет, и тысяща лет яко день един».

К тому же посетившему здешние места является истиной, хотя и грустной, но неоспоримой, что при нынешнем разделении Божиих церквей и при человеческих страстях и раздорах, которые еще более возмущают и отравляют это разделение, владычество турков здесь нужно и спасительно. Турки сохраняют здесь по крайней мере видимый, внешний мир церквей, которые без них были бы в беспрерывной борьбе и разорили бы друг друга. Здешний паша, в случае столкновений, примиритель церквей. Именем и силой Магомета сохраняется если не любовь, то по крайней мере согласие и взаимная терпимость между чадами Христа.

Освобождение Гроба Спасителя из рук неверных – прекрасная, благочестивая мечта, но на месте убеждаешься, что она не только несбыточна, но и нежелательна – разумеется, также до поры и до времени, а эта пора – тайна Бога. Сюда также относится, хотя и косвенно и частно, вопрос о владычестве турков в Царьграде; и изгнанию их из Царьграда пора еще не наступила. Случайное, насильственное преждевременное изгнание их было бы событие бесплодное, и более пагубное, нежели благотворное.

Одна только и есть довольно широкая и очень чистая улица в Иерусалиме, а именно та, которая окружает Армянский монастырь у Сионских ворот. В монастыре я еще не был, но, сказывают, и он содержится в большом порядке и очень богат. По ту сторону улицы сад и довольно большое место, обсаженное маслинами. Надобно отдать справедливость армянам. И в грязной Пере армянская церковь и большой двор, окружающий ее и вымощенный каменной плитой, отличаются особенно и почти исключительно чистотой. Тут у меня много безымянных друзей, для которых я безымянное лицо. Проходя мимо, я всегда раздавал несколько пиастров бедным, которые сидят под воротами. Одна старуха из них всегда приветствует меня ласковыми знаками и, вероятно, благодарным словом.

9 мая. Вчера были мы в латинском храме у вечерни, праздновали Пятидесятницу (у латинов празднуется здесь она три дня) и возвращение папы в Рим. Латинский монах читал проповедь на арабском языке перед сорока или пятьюдесятью арабами и арабками и торжественно радовался с ними, или, вернее, за них, вступлению папы в свой город и в свои права. Что о том думали арабы, известно одному Богу.

Монастырь очень богат церковной утварью. Много золота и серебра и драгоценных камней, и много изящности в отделке. Служба совершалась с большим благочинием, и арабы, столь шумные и дикие в православии, здесь тихи и слушают службу в молчании и с благоговением, – по крайней мере так сужу по виденному мною. В церкви показали нам на двух молодых оксфордских англичан, кажется, из духовного звания, которые обратились нынешней весной здесь в римское вероисповедание. Православие здесь мало расширяется. Греческое духовенство жалуется на происки латинов и протестантов, но, Господи, прости мое согрешение, кажется, должно бы оно было более на себя жаловаться. Здесь нужно было бы непременно основать русский монастырь с приличным службе нашей благолепием, с певчими и пр.

Все иностранцы вопиют о происках наших на Востоке, о властолюбии, духе господства; а мы и мизинцем не упираемся на Востоке. Вся забота о маленьких, дипломатических победах, которые остаются в архивах и на бумаге, а на народонаселение не изливаются. У всех держав здесь есть церкви, училища, больницы, странноприимные дома, монастыри, рассевшиеся по всему Востоку, а у нас ничего этого нет. А может быть, и то, что мы именно сильны здесь отсутствием своим и желанием некоторых, чтобы мы явились. Преждевременным явлением мы, может быть, утратили бы силу, которою облекают нас упования и православные ожидания. Но все не мешало бы и нам иметь в надлежащих мерах, без притязания на первенство, христианский голос на земле, отколе пришло к нам христианское учение.

3.В этих пунктах заключается, вероятно, начало болезни, которой ныне стражду (Париж, 21 декабря 1851 г.). Неужели, в самом деле, Иерусалим привел меня в Париж, то есть, по мнению некоторых врачей, поездка на Восток и деятельная там жизнь слишком возбудила мои нервы, а по возвращению в Россию они упали и ослабли от однообразной и довольно ленивой жизни. Во всяком случае, больно, что не из Парижа попал я в Иерусалим. Уж лучше занемочь Парижем и исцелиться Иерусалимом, нежели делать попытку наоборот.
Возрастное ограничение:
12+
Дата выхода на Литрес:
01 июля 2017
Дата написания:
1852
Объем:
300 стр. 1 иллюстрация
Правообладатель:
Public Domain
Формат скачивания:
epub, fb2, fb3, ios.epub, mobi, pdf, txt, zip

С этой книгой читают

Новинка
Черновик
4,9
167