Читать книгу: «Мерцание «Призрака»: лик смерти», страница 3

Глаза Романова внезапно открылись, и он проснулся. Андрей лежал всё на том же чёрном кожаном диване в гостиной и смотрел на потолок. Настенные часы показывали десять утра. До самолёта было ещё уйма времени. Он окинул своим взглядом стенной шкаф-купе и сел на диване.

– Опять утро, – вздохнув, произнёс Призрак и, встав с дивана, подошёл к окну, резко отдёрнув шторы. На улице было пасмурно, но снег больше не падал. Ему казалось всё бессмысленным и не заслуживающим внимания. Романов потер рукой глаза, пытаясь окончательно скинуть с себя последние признаки крепкого сна, и его голова, будто какой-то незримый счётчик, стала отсчитывать годы, погружая его в прошлое. Он ощущал себя как во сне, смотря на заснеженные деревья и дорожки. Призрак вспоминал те частицы своей биографии, от которых был настолько далёк, что даже уже не представлял себе сам всего этого. Иногда ему хотелось вернуться назад, вспоминая годы своей юности, которые так и не принесли ему никакого счастья, а скорее, даже пропитались горечью потерянного и необратимого, одним словом, того, что невозможно было вернуть, то, что осталось в памяти у Романова навсегда. Эти воспоминания часто мучили Призрака, не давая ему спокойно жить и забыть всё раз и навсегда, но вдруг что-то отрезвило его, вернув в настоящее. Он вытер правой рукой со лба холодный пот и отошёл от окна, направившись в ванную.

Проходил час за часом. Романов надел чёрный костюм с белой сорочкой и красно-чёрным галстуком в виде чернильной кляксы на тёмно-красном фоне. Андрей быстро проверил содержимое всего багажа, который он брал с собой, и вынес чемодан в коридор.

Призрак не спеша надел ботинки и пальто, посмотрелся в зеркало и покинул квартиру, держа в руках чемодан и сумку с ноутбуком. Позвенев связкой ключей, он закрыл дверь квартиры и положил связку в боковой карман пальто. Андрей подошёл к дверям лифта и нажал на кнопку вызова, принявшись ждать кабину, на которой только оставалось спуститься вниз. Двери лифта открылись перед ним, и он спустился на первый этаж, покинув лифтовую кабину. Романов вышел на улицу, подошёл на стоянке к своему внедорожнику и, сняв машину с сигнализации, положил весь свой багаж на заднее сидение «БМВ», а потом сел за руль. Впереди была дорога в аэропорт «Шереметьево».

Глава 3

Пригород Палермо.

Говард сидел на скамейке на перроне и дожидался поезда на Рим, который относительно скоро должен был появиться вдалеке.

Он сидел и вспоминал прошлое. Лёгкий ветерок обдувал его лицо, а солнце своим закатом освещало унылый одинокий пейзаж. В воздухе чувствовалась морская свежесть. Погода была прекрасной и такой ненавязчивой, а багровый закат вечера давал глазам насладиться великолепной картиной природного ландшафта.

Льюис чувствовал, что теряется среди всего этого волшебства, как гадкий утёнок, который делал своё дело и улетал в неизвестность, оставляя за собой лишь след на выжженной земле. Иначе он не мог.

Говард пришёл в Доминиканский орден и стал терциарием, пытаясь заглушить боль прошлого, прошлых ошибок и ужасных недочётов, оставлявших за собой кровавый след. Он понимал, что его служба в САС была некой прелюдией к тому, чем теперь он жил. Льюис хотел искупить свои прошлые грехи, хотя понимал, что сделать это будет не просто, а, скорее всего, очень сложно. Стать человеком в этом мире ужасно тяжело, но пытаться надо было, но что из этого получится, было неизвестно, как бы при этом ни хотелось познать будущее: оно всё равно будет скрыто густой пеленой и приоткроется лишь в последний момент.

Говард сжал кулаки в боковых карманах плаща и, встав со скамейки, посмотрел вдаль, видя приближавшийся поезд, гудевший на подходе к перрону. Льюис осмотрелся по сторонам, внимательно рассматривая каждую мелочь, а главное, отсутствие полицейских или карабинеров, которые могли искать подозрительного мужчину в чёрном и, не увидев никого, слегка успокоился, подождав полной остановки поезда. На перроне кроме него не было никого. Видимо никому не нужно было на север, ведь что там в холоде можно было делать простому сицилийцу, жизнь которого должна проходить в Сицилии в тепле, хотя зимнее тепло было условным. Нет, оно, конечно, было лучше, чем погода в Лондоне, но климат Великобритании Льюис абсолютно не переносил, хоть и родился в Лондоне в семье военного и продолжил военную династию своей семьи, от которой уже не осталось и следа. Говард был последним Льюисом в семье. Братьев или сестёр у него не было. Он был один, как перст, что было как хорошо, так и ужасно. У всего в этой жизни два конца, как пример обычной палки, которую так любят ломать мальчишки, играя на заднем дворике в саду. Таким же когда-то был и он сам, только с тех пор прошло очень много времени и подсчитать уже, сколько было всего сломано за его жизнь, не представлялось возможным. Ведь кто рискует – побеждает! Как молитву, Говард помнил девиз САС, не раз спасавший ему жизнь в Ираке.

Льюис ненавидел Ближний Восток и терпеть не мог заносчивых янки, которые всегда лезли не в своё дело, а британцы, не имея собственного мнения, лезли туда же, куда и долбанные политики из Белого дома в Вашингтоне. Впрочем, для него всё это было уже делом вторым. Первым делом для Говарда теперь была служба Господу и избавление этого мира от тех ересей, какими он был заполнен.

– Всему своё время, – произнёс в полголоса Льюис и влез на поезд, предъявив билет проводнику, который указал ему на его место.

Говард прошёл в вагон и сел на своё кресло, понимая, что пришло время немного отдохнуть и наконец поспать. Ведь что мог принести день грядущий, Льюис не знал, поэтому стоило воспользоваться днём настоящим, чтобы набрать необходимые силы и восстановить ресурсы организма.

Поезд неспешно тронулся с места и стал набирать скорость.

Говард бросил взгляд в окно на морскую даль и закрыл глаза, проваливаясь постепенно в сон.

Лэнгли. Штат Виргиния. Штаб-квартира ЦРУ.

Замдиректора ЦРУ Пол Нолингтон резко зажмурил от напряжения глаза, чувствуя, что больше не может читать этот отчёт, который ему предоставил глава отдела секретных операций и в котором описывался один из самых крупных провалов за последние время. Нолингтона просто тошнило от действий оперативных служб, выпустивших из-под самого носа образец, который был нужен американской демократии как никогда. Особенно в то время, когда страна переживала не лучшее время, и один Бог или чёрт знал, что будет с ней дальше.

Пол погрузил свой взгляд в темноту кабинета, обставленного в самом современном стиле, чтобы не отставать от прогресса дизайна, и поднес к глазам ладонь, аккуратно прикрыв их на время. Он крепко задумался, желая понять и увидеть все просчёты, которые были совершены во время проведения спецоперации, но полностью оценить весь провал ему было так и не суждено. Ругаться у него уже не было сил. За окном стояла ночь, возраст давал уже о себе знать, шестьдесят лет уже не спрячешь.

Нолингтон открыл глаза и, продолжая раздумывать, бросил взгляд на стеллажи, уставленные папками и скоросшивателями с документами, и на шкаф, одиноко смотревший прямо на него. Замдиректора взял со своего рабочего стола очки в золотой оправе и надел их на нос, пригладив рукой короткие седые волосы.

Пол вновь погрузил свой взгляд в отчёт, лежавший в открытой папке перед ним и, ослабив голубоватый галстук, отлично подходивший к его блестящему синему в полоску костюму, почесал круглый подбородок и недовольным голосом произнёс:

– Мистер Майерс! Вы хотя бы представляете, какая провалена операция? Она была необходима для нас, а что теперь? Мы вынуждены начинать всё с нуля. Поскольку образец пропал, а люди, с которыми мы работали, убиты. Надеюсь, хотя бы деньги, которые запрашивали эти офицеры российских спецслужб, на месте?

– Конечно, мистер Нолингтон, – посмотрев на декоративный пистолет девятнадцатого века, стоявший у замдиректора на столе, сказал Дэниел Майерс.

– И то хорошо! – вспылил Пол.

Внезапно зависла короткая пауза и наступила тишина, во время которой Майерс успел оглядеть все картины гражданской войны за независимость, развешанные по всему кабинету, и снова уставиться на замдиректора.

– Ладно, – начал Нолингтон, – что было, то было! Теперь слушай мой новый приказ. Во что бы то ни стало надо найти образец, который нам предлагали русские и доставить его сюда, в штаб-квартиру, – встав из-за рабочего стола, сказал замдиректора, неспешно подойдя к окну, завешанному жалюзи.

– Я прекрасно понял ваш приказ, но мы даже не знаем, где он может быть, – с какой-то растерянностью и неопределённостью в голосе, продолжил Майерс.

– Понимаю вашу озабоченность, но мне отнюдь не легче, чем вам, а может, даже и сложнее. Потому что меня в любой момент могут заслушать на заседании Конгресса или Сенатской комиссии по делам обороны. И то и другое – не лучшее времяпрепровождения, скажу вам, Майерс. Эта операция стоит на контроле у директора, который держит в курсе вице-президента.

– Я всё понимаю, сэр! Пусть нам не повезло в первый раз, но второй раз, я бьюсь об заклад, нам повезёт больше! – со всей серьёзностью и твёрдой верой в себя и свои силы сказал Дэниел.

– Наш провал сильно задел верха, мистер Майерс, – с лёгким раздражением в голосе добавил Нолингтон. – А насчёт того, где его искать… Думаю, он не мог уйти далеко.

– Это как сказать, сэр, – переводя беседу в ранг более спокойной, продолжил Майерс.

– Понимаю вашу озабоченность, но мне ничем не легче, Дэниел. На меня давит директор, которому в его политических играх этот образец нужен как воздух. Видимо, он метит в сенаторы, а мне пока даже нечего толком ему ответить.

– Догадываюсь, сэр, но мне даже на ум не приходит, кто мог провернуть эту операцию у нас под носом. Мы ведь всё контролировали. Везде были наши камеры видеонаблюдения, в небе крутился беспилотник, наши люди держали позиции, готовые в любой момент защитить образец. Но в итоге всё получилось как получилось, и ничего при этом мы особого не увидели: только погасший на пару минут в отеле свет и отравленных нервно-паралитическим газом оперативников, ну и два трупа в номере, которыми являлись два офицера российских спецслужб. Может, это была спецоперация русских?

– Едва ли! Тогда бы взяли кого-нибудь из наших. Скорее всего, Дэниел, это был кто-то другой, но тоже очень заинтересованный в образце. Они знали все наши позиции заранее. Проще говоря, нас кто-то продал, и, наверное, этот кто-то – из своих, или один из тех, кого убили во время операции. Точно вы не нашли ничьих следов? – вернувшись обратно за стол и удобно усевшись в кресле, спросил Нолингтон.

– Абсолютно точно, сэр! Ни отпечатка, ни гильзы. А смерть двух офицеров ФСБ наступила от сердечного приступа, но были обнаружены на их телах следы уколов от металлических шприцов в области шеи. Их отравили каким-то ядом, – ходя из стороны в сторону по кабинету, сказал Майерс.

– Хорошо, тогда давай подумаем, кого из агентов мы отправим на это весьма сложное и ответственное задание, – сняв очки и положив их на стол, произнёс Пол.

Майерс взял паузу в разговоре, чтобы немного подумать и, оглянувшись по сторонам, снова пристально посмотрел на Нолингтона и добавил:

– Я, думаю, что для такого задания может подойти агент Стивенсон. Она сейчас отдыхает у себя дома в Нью-Йорке.

– Хорошо, Дэниел, полностью положусь на ваш выбор, но я бы хотел поближе ознакомиться с её личным делом и узнать все слабые и сильные стороны агента Стивенсон.

– Я всё понял, сэр! Её личное дело лежит у меня в сейфе.

– Тогда не будем терять время и изучим его вместе немедленно, – взявшись за телефонную трубку, сказал Нолингтон.

Майерс задвинул за собой рабочее кресло, на которое так ему и не пришлось сесть и, одёрнув пиджак тёмно-синего костюма, вышел из кабинета замдиректора.

О Дэниеле Майерсе можно было говорить много, даже очень много. Он был достаточно противоречивой личностью в Лэнгли. У него часто менялось настроение и поведение. Что про него можно было сказать стопроцентно, так это то, что Дэниел был достаточно исполнительным человеком. Сам он был невысокого роста и имел короткую причёску чуть светлых волос. Ему было сорок шесть лет. За его спиной стоял весьма солидный послужной список, где говорилось, что он успел побывать и поучаствовать во многих секретных операциях по всему миру, не желая даже вспоминать о них, временами чувствуя свою вину за множество погибших офицеров ЦРУ и АНБ. Одним словом, всех пересчитать он бы точно не смог, не хватило бы пальцев. Одно было известно точно – во всех смертях был виноват прямо или косвенно только он и никто другой. В этом отношении его опыт был бесценным.

Ирак. 2005 год.

В городе шёл ожесточённый бой. Повсюду горели автомобильные покрышки, догорали кузова машин после взрыва. Горел песок от разлитых горюче-смазочных материалов. Разрушенные дома и здания, обвалившиеся наполовину или на две трети после бомбёжек, продолжали осыпаться. В некоторых местах ожесточённое сопротивление оказывала национальная гвардия, понимая, что они обречены на смерть, но на славную смерть.

Огонь охватывал своим пламенем всё, что только было возможно, полыхая из окон, развороченных после бомбёжек домов. Кислорода в воздухе катастрофически не хватало, на первый взгляд, казалось, что дышать было просто нечем, поскольку весь воздух сгорел сам заживо, а адское пекло продолжало палить с небес на раскалённую песчано-каменистую землю.

Отряд «морских котиков» приближался к условной точке, преодолевая небольшие перестрелки, завалы и передвигаясь достаточно плотно, контролируя все возможные вылазки гвардейцев из продолжавших осыпаться зданий. Каждый неосторожный шорох приводил отряд к полной готовности дать отпор врагу. Только был ли на самом деле кто-то из защищавшихся врагами, ответить могло лишь время, и оно дало свой ответ, который для многих так и остался слишком прямолинейным и однозначным.

– Анджелина. Мы практически в той точке, где должен появиться Аль-Массуд, – прижавшись к развороченной стене и щурясь от попаданий прямых солнечных лучей в глаза, сказал капитан Уилкинс.

– Хорошо, капитан, нам нужно будет его захватить, а лично я займусь его допросом, – вытирая струящийся пот со лба, продолжила Анджелина.

– До сих пор не понимаю вашу кампанию, – выглянув из-за временного укрытия и продолжая просматривать впереди идущую улицу, которая была абсолютно чистой, начал Уилкинс. – Неужели мы не можем просто его захватить, агент Стивенсон?

– Нет, капитан. Нам нужно будет его на время захватить, а лично мне его допросить с применением химии. Ну, а уже после… Мы должны будем уйти, как ни в чём не бывало, бросив при этом Аль-Массуда. Теперь вам более понятно, предстоящее нам задание? – снимая с предохранителя карабин «М-4», ответила она.

– Теперь понятно, – ответил Уилкинс, поправив свой разгрузочный жилет.

– А теперь мне хотелось бы узнать больше о том, как мы захватим генерала, – оглядываясь по сторонам, сказала Анджелина.

– Судя по разведывательным данным, генерал Аль-Массуд должен будет появиться через несколько минут в том здании, – указывая пальцем на двухэтажное здание, стоявшее в конце улицы, сказал капитан. – Мои ребята уже взяли его в кольцо. Мы быстро устраиваем малую войнушку на большой войне, вы допрашиваете генерала, и мы как ни в чём не бывало оттуда сваливаем, в сторону точки эвакуации. Надеюсь, больше вопросов нет, агент Стивенсон?

– Больше нет. Чёрт, ну где же он? Пора бы ему появиться, – тяжело дыша, пробормотала Анджелина.

– Как обстановка? – спросил по каналу связи Уилкинс.

– Похоже, объект приближается, капитан, – произнёс капрал, получивший сообщение от другой группы «морских котиков».

– Тогда всем приготовиться! – громко произнес по каналу связи капитан Уилкинс.

Несколько машин в небольшом отдалении продолжали двигаться по направлению к условной точке. Это было одно из немногих зданий, которое практически не пострадало после бомбёжки. Чувствовалось, что ещё чуть-чуть, и они окажутся в западне отряда «морских котиков». Машины, подняв выбрасываемую из-под колёс песчаную пыль, остановились. Из небольшой колонны грузовиков и пары внедорожников вышли несколько солдат, чтобы осмотреться по сторонам и оценить обстановку. Одно мгновение нависшей тишины, которая была настолько призрачной, и в следующее мгновение раздался грохот выстрелов.

– Начали, – тихо отдал приказ по каналу связи Уилкинс.

Из грузовиков повыскакивали солдаты и, заняв позиции, принялись вести ответный огонь, заняв круговую оборону, поскольку «морские котики» взяли солдат национальной гвардии в «кольцо». Стреляные гильзы сыпались по раскалённому песку, а автоматы «Калашникова» ни на мгновение не прекращали своего грохота.

Анджелина вместе с капитаном и ещё одним сержантом держали центральную улицу, стреляя в положении лёжа в каких-то развалинах.

– Стивенсон, спокойнее, – перекрикивая выстрелы, прокричал Уилкинс.

Анджелина молча посмотрела на него и продолжила стрелять. Её средние по длине чёрные волосы задувало песком. Ветер сыпал ей в глаза всё, что только мог, но она старалась целиться точнее и, не останавливаясь, стреляла по занявшим грамотную оборону солдатам. Во все стороны летели стреляные гильзы, рассыпаясь по камням и песку. И без того накалённый воздух раскалялся всё сильнее и сильнее. Пот у неё струился по лбу, оставляя грязные потёки. Внезапно рядом ударила граната из подствольника, выпущенная каким-то иракским солдатом. Анджелина уткнулась носом в песчаную землю. Ей казалось, будто песок режет её лицо. Она резко подняла голову и продолжила стрельбу. Пули сыпались по развалинам свинцовым ливнем. В её правую скулу отлетел камешек и рассёк её. Анджелина резко прижалась к земле и прислонила руку к рассечению. Струилась кровь. Резкий внезапный удар заряда из гранатомёта разорвался рядом с ней, и в её ушах раздался звон. Из ушей потекла кровь. Она закричала и перевернулась на спину.

– Агент Стивенсон, как вы? – перекрикивая выстрелы, подполз к ней Уилкинс. – Надо стрелять, надо вести перестрелку!

Эти слова капитана Анджелина слышала, но они расплывались гулким эхом по всей голове, а она ощущала себя в каком-то потустороннем мире, где царит пустота и уныние.

– Ты меня слышишь, Анджелина?

– Да. Да, капитан, – немного приходя в себя и еле переворачиваясь на спину, ответила она. Анджелина взяла в руки присыпанный песком карабин «М-4», прицелилась и сделала первый выстрел. Внезапно прогремел ещё один выстрел из гранатомёта, и сержанта, который был вместе с ними, разорвало на куски так, что разные части тела отлети хаотично в стороны. Рука сержанта упала на неё и испачкала рукав песчаного камуфляжа Анджелины, но бой продолжался, не желая стихать ни на секунду. Окружение трещало по швам, как собственно и вся операция, в положительный исход которой верили только в командовании, но не простые офицеры и солдаты, выполнявшие приказ.

Иракские солдаты стреляли из последних сил, но самого генерала Аль-Массуда не было видно. «Неужели его нет в колоне», – подумал на мгновение капитан.

Выстрелы стихли. Песчаная взвесь в воздухе стояла столбом так, что ничего не было видно на расстоянии протянутой руки.

– Как обстановка? – подстрелив выскочившего прямо на командира отряда «морских котиков» солдата иракской армии, спросил по каналу связи Уилкинс.

– У нас большие потери. Больше половины личного состава отряда атаковали в тыл подходившие сзади группы солдат иракской армии. Повторяю, практически все погибли. Поэтому на вас и пришёлся такой напор.

– Генерал ранен в ногу. Подходите быстрее.

Анджелина и Уилкинс встали на ноги, отряхивая на скорую руку камуфляж от песка. Капитан видел, что агент Стивенсон слегка не в себе. Это можно было прочесть в её карих глазах, в которых чувствовалось некое смятение. Возможно, даже она до конца не понимала и сама, что с ней происходит. Уилкинс посмотрел на грязное лицо Анджелины и сказал:

– Как вы себя чувствуете?

Она повернулась к нему и посмотрела на капитана тупым пустым взглядом, внимательно осмотрев его круглое лицо с короткими светлыми волосами и голубыми глазами, произнеся чуть позже следующее:

– Я… Я…

– Ладно, постарайся побыстрее прийти в себя, – сказал Уилкинс, меняя магазин в карабине «М-4».

Анджелина попыталась провести рукой по волосам, но её безупречно ухоженные чёрные волосы были все в песке. Болела скула. Из рассечения сочилась кровь. Уши были тоже в крови от небольшой контузии. Она поставила карабин «М-4» на предохранитель и закинула его на плечо. Крайне медленно передвигаясь, Анджелина отставала от Уилкинса. Её ноги не слушались, не хотели идти, словно были ватными и мягкими, и постоянно подкашивались, заставляя агента Стивенсона опускаться к горящему и раскалённому песку.

Оставшиеся в живых спецназовцы из отряда «морских котиков» собрались в точке, где лежал и стонал от ранения в икроножную мышцу генерал Аль-Массуд с наложенным на ногу жгутом, чтобы не истечь кровью до допроса.

Спецназовцы затащили генерала в близлежащее полуразрушенное здание, и агент Стивенсон немного путаясь не только в дозировке препарата, но и в самой себе, начала допрос Аль-Массуда с применением химических средств.

Генерал стонал в бреду и говорил бессмысленные фразы, путаясь в собственных словах. Наркотический препарат дал совсем другой результат, и спустя несколько минут он умер от сердечного приступа. Задание было провалено. Никаких данных от генерала так и не было получено, а потери при операции превысили все допустимые показатели. И всё, быть может, было бы не так трагично, если бы при отходе агент Стивенсон не получила шальную пулю в левое плечо, а при её спасении отряд «морских котиков» не лишился ещё бы пару бойцов, но всё получилось как получилось.

Нью-Йорк. Манхэттен. Наши дни.

Анджелина резко открыла глаза. По её лицу струился холодный липкий пот. Она села на постели и вытерла рукой вспотевшее лицо. Всё вновь и вновь ей опять снилась та кошмарная короткая командировка в Ирак. Из года в год эти воспоминания не давали ей покоя, постоянно возвращая её во сне в эту безрезультативную и провальную операцию. Да, можно было сказать, что в те годы она была ещё молода, но молодость не было оправданием стольким потерям.

Она опустила ноги на пол и включила свет. Анджелина сняла с себя мокрую от пота футболку и пошла в ванную, чтобы принять душ.

Тропический душ в душевой кабине согрел её стройное тело, которое, может быть, не было большим эталоном красоты, но было атлетичным и выносливым.

Выйдя из ванной, она вытерла волосы полотенцем и обратила внимание на надрывающийся от виброзвонка смартфон. Анджелина подошла к прикроватной тумбочке и взяла смартфон в правую руку, нажав на приём:

– Да, мистер Майерс, – ответила она.

– Я жду тебя в штаб-квартире. Приезжай скорее, есть срочное дело, – спокойным голосом сказал он.

– Хорошо, сэр.

Анджелина нажала на смартфоне отбой и положила его на тумбочку. Что-то тяготило её. Она чувствовала себя беспомощной среди всего того мира, в котором жила. Ей часто было непонятно, что же она ищет во всей этой жизни. Хотя Анджелине было всего тридцать три, она чувствовала, что прожила уже как минимум пятьдесят. Ощущение пустоты не давало ей душевного покоя. Она подошла к окну и, отдёрнув резко штору, обратила своё внимание на улицу. Простояв так несколько минут, Анджелина сняла с себя халат и принялась одеваться в телесного цвета нижнее бельё, великолепно сидевшее на ней, подчёркивая её фигуру.

Она встала перед зеркалом и расчесала волосы, одевая строгий серый брючный костюм. Всё мешалось в её сознании, задавая ей всё новые и новые вопросы, ответы на которые скрывались где-то в тёмных углах её квартиры, где преобладал скромный дизайн, более походящий на стиль хай-тек. Она особо никогда не знала, что такое большие деньги и крупные суммы, какие видела только в кейсах, которые изредка перевозила в качестве курьера в разные страны. Анджелина в очередной раз не могла знать, что ждёт её дальше, но она пыталась успокоить себя, хотя это было каждый раз всё сложнее.

Она вышла из квартиры и закрыла на замок входную дверь, отправившись на стоянку за своей машиной.

Рим.

Льюис продолжал безмятежно спать на кресле в вагоне поезда, видя странный и абсолютно спокойный сон. В каком-то смысле это было для него даже удивительным действом, поскольку обычно ему виделись кошмары и сны, где всплывали его воспоминания, от которых он постоянно хотел сбежать, скрыться и продолжать бежать туда, где был покой, которого Говард давно уже не видел. Но сейчас ему виделась прекрасная поляна с сочной луговой травой и сказочный по красоте лес, от которого веяло свежестью и хвоей. По небу плыли облака, скрываясь за линей горизонта, а солнце было настолько ярким, что слепило его глаза. Это было единственным, что прерывало его покой, потому что напоминало ему Ближний Восток, который перемолол столько людских жизней, что уже невозможно было подсчитать, и Льюис не хотел даже задумываться, сколько ещё судеб прервёт эта адская пасть… Однако свежий ветерок, пахший хвоей, прервал его размышления и принёс с собой покой. Он входил в лес, где преобладали великолепные по красоте лиственницы, которые своими кронами, казалось, чертили незамысловатый пейзаж на голубом небе, а ели ставили точки и запятые, придавая всему смысл. Такой странный и загадочный смысл, исчезающий в пустоте…

– Синьор, уже Рим, – с улыбкой на лице произнёс проводник, аккуратно разбудив Говарда.

– Спасибо! Но в чём-то и нет, – задумавшись на мгновение, ответил Льюис.

– Почему же? – всё с той же приветливой улыбкой спросил проводник.

– Я видел настолько великолепный сон, что даже не хотелось просыпаться, – вставая с кресла, ответил Говард.

– Знаете, моя мать мне говорила, что таких снов надо бояться, они как туман, который заводит людей в омуты, – сменив приятную улыбку на задумчивость, добавил проводник.

– Может, вы и правы! Но мне уже нечего бояться… – сказал Льюис и покинул вагон, выйдя на перрон.

– Всем есть, чего бояться! – крикнул вслед Говарду проводник.

Но Льюис этого уже не услышал. Да и не нужно было ему этого слышать! Эти слова были не для него, а для обычного человека, которым он не был. Говард привык смотреть смерти в лицо и в лицо своим врагам, показывая при этом лишь надменную улыбку и более ничего.

Он шёл по многолюдному вокзалу, на котором в это утро, казалось, было негде яблоку упасть. Все куда-то спешили, впрочем, Льюис не спешил. У него было ещё много времени и помимо подготовки к встрече, нужно было зайти на квартиру, которая была в собственности Доминиканского ордена. В ней останавливались многие священники и, конечно же, Говард. Там у него был тайник с амуницией, оружием и прочими техническими средствами и средствами индивидуальной защиты. Он прекрасно понимал, что на этой встрече, возможно, будет всё, и хорошая подготовка была только плюсом, а никак не минусом.

Льюис вышел из здания вокзала и побрёл пешком к квартире. Конечно, было неплохо раздобыть транспорт, но только не сейчас. Нужно было время, чтобы пораскинуть мозгами, а хорошо думать в угнанной машине или на мотоцикле, который мог оказаться и так в розыске, было не лучшим делом.

Говард шёл по оживлённым улицам Рима, любуясь городом, которому был готов признаться в любви много и много раз. Хотя толком не знал как. Так уж вышло в его жизни, что фразу «я тебя люблю» он не сказал ни разу. Это было не потому, что он никого не любил в своей жизни, это было потому, что Говард боялся всегда кого-то потерять, а терять легче, будучи ни к кому не привязанным. Только этой философии он руководствовался в своей жизни и больше никакой. Видимо, так ему было написано на роду. Делать же что-либо с этим он не хотел. Ему было проще жить так. Не пуская никого в сердце и не переживая боль утраты.

Внезапно начал моросить дождь, и небо нахмурилось ещё больше. Декабрь оставался декабрём. Зима была не лучшим временем года для Вечного города. Ему более подходили ясные солнечные дни, в которые город купался в лучах яркого солнца, но до этого времени ещё нужно было пережить только начавшуюся зиму.

Льюис зашёл в подъезд невысокого дома и поднялся по лестнице на третий этаж. Он сунул правую руку в карман плаща и достал оттуда связку с ключами. Быстро выбрав нужный ключ, он открыл замок и вошёл в небольшую однокомнатную квартиру.

Тишина заботливо окутала его, и он закрыл за собой входную дверь. Говард прошёл в комнату и сел на небольшую кровать, уперевшись лицом в большое зеркало настенного шкафа.

Льюис не любил зеркала и отражения в них. Пусть это было и одной из странностей у него, но никуда деваться от неё он не собирался, а просто терпел это чёртово зеркало, тем более зеркало очень неплохо отвлекает от сейфа, находившегося за шкафом.

Говард встал с кровати, немного переведя дух и слегка отдохнув после длительной прогулки пешком и, набравшись сил, отодвинул достаточно тяжёлый шкаф, поставив его под углом в сорок пять градусов. Он быстро ввёл цифровую комбинацию на сенсорной панели, и замок тут же щёлкнул, открыв перед Льюисом своё содержимое.

Говард достал из сейфа бронежилет, пистолет «FN Five-seveN» с глушителем и кобурой, запасные магазины к пистолетам, небольшой сканер для прослушивания радиочастот, как полицейских, так и любых других, какие только могли попасть поблизости работы сканера, боевой выкидной нож и «чистый» смартфон, который мог пригодиться в любой тяжёлый момент, когда в работу оперативного назначения добавлялась его величество импровизация, в которой Льюис был царь и Бог. Впрочем, если бы это так не было, до этих самых дней он вряд ли бы дожил.

Говард взял нераспечатанную пачку банкнот по сто евро и бросил её на кровать. Потом он закрыл сейф и задвинул шкаф, вытащив оттуда свою чёрную кожаную куртку, которая была чуть ниже пояса, прикрывая лишь пистолет с кобурой и не более.

Льюис снял с себя плащ и повесил его в шкаф, оставляя его до лучших времён, как он любил говорить, понимая, что они никогда не настанут, а когда-нибудь он вновь вернётся за своим плащом, чтобы сменить свою кожаную куртку.

Говард надел бронежилет, закрепив липучки так, чтобы можно было свободно дышать, и он не ерзал бы по корпусу вдоль или поперёк, закрепил на ремне две пистолетные кобуры, затем проверил свои пистолеты и рассовал их по кобурам, свинтив с пистолета «FN Five-seveN» глушитель, который положил в карман куртки, как и боевой выкидной нож. Сканер радиочастот и планшет с пачкой денег отправились во внутренние карманы куртки, которая продолжала лежать на кровати.