Читать книгу: «Колодец бесконечности. Цена таланта», страница 2

Грэг схватил складной нож, который выронил Бобби и стал махать им из стороны в сторону, словно обезумел.

– Только подойди, – рычал он.

– Беги, пока цел, – процедил Малкольм.

– Порежь его, – простонал Бобби.

Малкольм направился к сестре. Грэг сделал выпад. Нож порезал рукав школьного пиджака. Малкольм отскочил и зажал рану. Боль жгла, словно на руку пролили кипяток. Рукав промок. Он посмотрел на свою ладонь в крови, но не испугался, а удивился. Секунду спустя на смену удивлению пришла ярость.

Малкольм по-змеиному отклонился в сторону и ударил Грэга по руке, в которой тот держал нож. Не замедляясь ни на секунду, он ударил его ногой, вложив в удар всю злость. Грэг отлетел и врезался в стену склада с такой силой, что треснула пара досок за его спиной. Он упал на асфальт рядом с Бобби, который сидел и таращился на Малкольма.

Перочинный нож, выбитый из руки Грэга, не упал на землю. Он остался висеть в воздухе. Подобно жалу скорпиона, его лезвие смотрело в сторону Бобби. Нож покачивался, но не падал, словно подвешенный на ниточке.

Малкольм взмахнул рукой, и нож пулей устремился в сторону Бобби.

– А-а-а-а! – завопил испуганный хулиган.

Нож врезался в асфальт между его ног. Лезвие вошло в дорожное покрытие по самую рукоятку, которая разлетелась мелкими обломками. Из асфальта торчал маленький кусочек клинка. Бобби дрожал и часто тряс головой. Руками он ощупывал мокрую ширинку брюк.

– М-м-м-м-а-а-а-м-м-м-а-а, – скулил он.

Губы его дрожали. По подбородку текла слюна.

– Если еще, хоть раз… – прорычал Малкольм.

Воздух вокруг него вибрировал.

Голос сестры, откуда-то издалека, помог ему успокоиться. Малкольм опустил руки и посмотрел на Джиллиан. Она смотрела на брата с удивлением, без тени страха. Малкольм помог ей встать. Они обошли мусорный контейнер, подняли сумки и, не оглядываясь, пошли домой. Только у самого дома Малкольм посмотрел в сторону магазинчика мистера Смайла, над которым, словно смерч, кружила стая черных птиц. Вдруг несколько из них спикировали вниз. Из тупика между магазином и складом выбежал орущий Бобби. Птицы летели за ним по пятам.

На другой день, известная троица – Найджел, Бобби и Грэг – в школе не появилась. Три дня спустя, в вечерних новостях по местному радиоканалу, передали информацию о пропаже трех подростков десяти – одиннадцати лет. На общем собрании школы, директор предупредил учеников и посоветовал быть крайне осторожными.

Только спустя неделю Малкольм и Джиллиан рассказали отцу, что произошло недалеко от их дома. Малкольм клялся отцу, что не знает, почему обычный нож, вел себя так странно, и что произошло потом.

После разговора с детьми, Джеймс зашел в кабинет и достал дневник, в который уже давно ничего не записывал.

* * *

Через неделю, когда жена и дочь уехали в Брайтон¹ за покупками, Джеймс, достал свой дневник и позвал сына.

Небольшой кабинет отца нравился Малкольму. В нем царили порядок и уют. Слева от двери кабинета располагался письменный стол, на котором, стоял компьютер и, всегда лежала пара книг. У стола стояло кожаное кресло на колесиках с высокой спинкой и мягкими подлокотниками. Справа от двери кабинета находился журнальный столик, а около него пара кресел. В центре журнального столика покоился круглый разнос, на котором стоял графин с жидкостью цвета крепко заваренного чая и два перевернутых стакана. Вдоль стен кабинета шли книжные полки. Единственное широкое окно, даже в пасмурный день давало столько света, что отпадала нужда в помощи настольной лампы во время чтения. Аромат старой кожи, книг и чего-то еще всегда витал в кабинете.

– Присаживайся.

Джеймс указал сыну на кресло.

– Думаю, это тебе пить еще рано.

Малкольм улыбнулся. На столе появился графин с апельсиновым соком и белая салфетка. На салфетку легли два скальпеля в пластиковой упаковке, ватные шарики, перекись водорода, маленькое блюдце и секундомер.

Малкольм с интересом и тревогой наблюдал за приготовлениями отца. Особенно его озадачили новенькие скальпели. Мальчик решил, что отец все расскажет и покажет сам. Он перевернул один из стаканов и налил себе сок.

– Тебе налить? – спросил Малкольм.

– Не откажусь, – ответил Джеймс с улыбкой.

Он отошел к окну, собираясь с мыслями. Малкольм отпил сок и поставил стакан. Мужчина молча смотрел в окно.

– Папа, – сказал Малкольм. – Ты меня пугаешь.

– Извини, сын.

Джеймс сел на второе кресло возле журнального столика, отхлебнул сок и шумно его проглотил.

– Я не знаю с чего начать, поэтому начну с вопроса, – сказал он. – Малкольм, ты мне доверяешь?

Джеймс сделал ударение на слове «доверяешь». Малкольм удивленно смотрел на отца. Он никогда не задумывался, над этим вопросом раньше, и теперь, не отрывал взгляд от его лица и медленно качал головой.

– Да, – сказал Малкольм, растягивая слова. – Папа.

– Тогда лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать.

Джеймс пропитал ватный шарик перекисью водорода и протер им руки, особенно большой палец своей левой руки. Затем он положил шарик на салфетку и вскрыл упаковку скальпеля. На долю секунды лезвие коснулось пальца. Малкольм вздрогнул от неожиданности. На подушечке выступила кровь и медленно потекла на ладонь. Джеймс запустил секундомер.

Недоумение на лице мальчика росло. Он задавал себе простой вопрос, зачем отец это делает. Малкольм предполагал, что с ним снова будут разговаривать о случае возле магазина, но вместо этого он смотрел, как завороженный, на палец отца. Кровь перестала течь. Она стала темнеть, засыхая на вытянутом пальце.

Джеймс выключил секундомер и повернул его к сыну. Мальчик недоуменно смотрел на циферблат. Цифры замерли на отметке сто сорок восемь секунд. Мужчина взял вату и осторожно протер руку и палец. Он старался не касаться пореза.

– Как часто ты резал пальцы, Малкольм?

Мальчик посмотрел на свои руки. Он помнил, что когда они с отцом строили бумажные модели самолетов и кораблей, точно резал пальцы, но почему-то эти воспоминания не оставили ярких картин в памяти.

– Не помню, папа, – ответил он честно. – Наверное, часто.

Он разглядывал пальцы своих рук, без единого шрама, и не понимал, куда клонит отец. Джеймс пододвинул к сыну запакованный скальпель.

– Сможешь порезать большой палец, как я? – спросил он, понимая, что его просьба звучит странно. Мальчик испуганно и удивленно смотрел на отца.

– Зачем?

– Если честно, я знаю, каков будет результат, но я бы хотел, чтобы его увидел ты.

– Если я порежу палец, у меня пойдет кровь!

Джеймс постучал по секундомеру.

– Как долго будет идти кровь? – спросил он.

Малкольма озадачивал разговор. Он спешно пытался вспомнить те моменты, когда случайно резал пальцы бумагой или другим острым предметом. Он помнил вид своей крови. Сразу после пореза ему хотелось затолкать палец в рот. Когда он доставал палец изо рта пореза уже не было. Он вспомнил, как жгло руку, когда его полоснул ножом Грэг. Когда они с сестрой добрались до дома, рана исчезла. О происшествии напоминал рваный рукав, испачканный кровью.

Малкольм долго смотрел на скальпель и палец отца.

– Вот еще один фокус, – сказал мужчина. – Его ты повторить не сможешь.

Он надавил на свой палец. Мальчик видел, как разрезанная кожа вновь разошлась, и кровь опять выступила на пальце. Одна капля упала на блюдце красной кляксой.

– Полного заживления раны не произошло.

– Затолкай палец в рот, – сказал Малкольм. – У меня так быстрее заживает.

Джеймс рассмеялся, затолкал порезанный палец в рот и запустил секундомер. Он пододвинул секундомер ближе к сыну. Взрослый мужчина сидел напротив сына и выглядел забавно, держа большой палец руки во рту. Когда пошла сто двадцать третья секунда, мальчик остановил секундомер.

– Можешь вынимать, – уверенно сказал он. – Уже зажило.

– Поверь мне, сын, представление еще не закончено.

Джеймс вынул палец изо рта. Он повернул его порезом к сыну и надавил. Парез снова открылся. Мальчик смотрел на отца с интересом. Он не понимал, что хочет показать ему отец. Любопытство взяло верх.

Мальчик взял скальпель и вскрыл упаковку. Он поднял ватный шарик, намочил его перекисью водорода и обработал руки. Малкольм пару секунд нерешительно смотрел на свой большой палец, затем осторожно поднес скальпель и надавил. Острое лезвие не причинило боли. Рубиновая жидкость окрасила сталь. Вновь появилось желание засунуть палец в рот. Малкольм уже собрался это сделать, но отец остановил его.

– Постой, смотри на палец.

Малкольм не поверил глазам. Рана начала затягиваться. Кровь больше не шла. Мальчик взял ватный шарик и вытер палец, внимательно изучая его. Порез исчез. Джеймс поднес к пальцу сына свой, на котором виднелась рана от скальпеля.

– Я не понимаю? – сказал Малкольм. – Папа ты болеешь, да?

Джеймс засмеялся.

– Интересные выводы! – сказал он. – Нет, сын, я здоров.

Джеймс взял стакан с соком и сделал глоток.

– Что все это значит? – сказал Малкольм.

– Ты, Мэл, отличаешься от людей в нашем мире.

Малкольм вновь посмотрел на отца испуганно.

– Многие свои таланты ты принимаешь, как само собой разумеющееся.

– О чем ты, папа? – спросил Малкольм. – Какие таланты?

– Я специально провел этот опыт с порезом пальца. Твои способности хорошо видны со стороны, например, мне. Способность быстро заживлять раны – одна из них.

– Не может быть, – сказал Малкольм. – Я уверен, Джиллиан тоже так может.

– Нет, Малкольм, поверь мне. Твоя сестра самая обычная девочка.

– На что ты намекаешь, Па? – спросил Малкольм. – Я особенный?

– Ты, конечно, не Супермен, – ответил Джеймс с улыбкой. – Летать ты не умеешь, вроде… Предметы взглядом воспламенять, надеюсь, тоже не можешь. Ты чуточку быстрее и сильнее сверстников, но твои самые странные способности, как мне кажется, проявляются в моменты страха или злобы и вот они меня озадачивают и пугают больше всего.

– Ты о чем?

– Я говорю о том, что даже ты не можешь объяснить, как ударил ногой того хулигана, что его отбросило на стену склада. Джиллиан почувствовала вибрацию воздуха за секунду до удара. Она видела и чувствовала все.

Джеймс отпил сок и посмотрел на сына, надеясь, что он его понимает.

– Меня беспокоит вот что, – продолжил он. – Каждый раз, после проявления твоих странных талантов, вокруг начинают происходить неприятные вещи.

Малкольм молча смотрел на отца.

– Ты помнишь птиц и то, как они себя вели?

– Да.

– Тебе это не показалось знакомым?

Малкольм молчал и морщил лоб.

– Я сам отвечу на вопрос, – сказал Джеймс, после долгой паузы. – С самого твоего появления на свет, ты, как и все периодически попадаешь в неприятности. Это нормально. Только вот способы, какими ты выкручиваешься из них, недоступны обычному человеку и почему-то привлекают разную живность. Ладно бы это были милые песики и пушистые кролики. Но нет, это всякая дичь, которая ведет себя крайне агрессивно. И тогда неприятности набирают обороты с новой силой и уже страдают окружающие.

– Ты пытаешься меня напугать, пап?

– Нет, я не пугаю тебя… Помнишь инцидент с дикой лисицей? Тогда могла пострадать Джиллиан.

Джеймс встал и подошел к окну. Капли дождя медленно стекали по стеклу.

– Если честно, я боюсь того, что с тобой происходит, – сказал он. – И не только за тебя, но и за всю нашу семью. За твою сестру, потому что она часто рядом с тобой. Ты должен научиться управлять интенсивностью своих чувств. Мне кажется, именно сила твоих душевных порывов, выпускает наружу нечто, что отличает тебя от обычного человека и вызывает агрессию животных.

– И что мы будем делать?

– Я попытаюсь научить тебя контролировать чувства и особенно страх и злобу, – сказал Джеймс. – От них нельзя избавиться, но можно снизить накал. Надеюсь, это поможет.

Джеймс подошел к своему столу, достал из ящика цепь с медальоном в виде дракона, вернулся к сыну и протянул их ему.

– Эта вещь принадлежит тебе с рождения, – сказал он.

Малкольм перехватил цепь. Он не понял слов отца, но не задал ни одного вопроса, надеясь на разъяснения в будущем. Цепь холодила пальцы. Медальон тускло поблескивал, и казалось, будто дракон ползет по цепи, медленно перебирая лапками.

Он молча повесил подарок на шею.

* * *

Джеймс понимал, что ребенок это фонтан энергии и научить его управлять своими чувствами будет сложно. Однако он не так хорошо знал сына, как думал.

Малкольм, как губка, впитывал новые знания, охотно присоединялся к вечерним медитациям и выполнял рекомендации. Да, он многого не понимал и частенько засыпал, сидя в позе лотоса, но не хотел разочаровывать, отца, которого очень любил.

Кто-то скажет, что чувствами нельзя управлять, их можно только подавлять. Но рано или поздно «джин» вырвется наружу, и тогда жди беды. Возможно это так. Джеймс думал по-другому и верил в сына.

Они оба верили в лучшее будущее.

Глава 3. Урсула и Диалькин

Урсула проводила своих друзей до развилки туристических маршрутов, а сама, постаяв немного в ожидании, когда они скроются за поворотом, сошла в густую траву и стала углубляться в лес. Тропы проложенные для туристов у подножья горы Монте Пердидо и в долине реки Ордеса² позволяли насладиться видами известного национального парка Испании, но Урсула любила гулять там, куда другие забирались редко.

Уже больше часа, размеренными шагами, опираясь на гладкую, кривую палку с сильно загнутым верхним концом, она шла по едва заметной тропе. В тени дерев, в своем длинном легком плаще цвета хаки, с едва накинутым капюшоном, из-под которого струились распущенные пшеничные локоны, она походила на добрую колдунью.

Тропа вела вверх, туда, где брал свое начало ручей, что журчал слева от путницы и который стремительным водопадом срывался со скал где-то впереди. Шелест листьев, журчание воды, пряный аромат леса, каждый вздох давался легко, а каждый шаг придавал сил, словно сама мать земля поддерживала Урсулу, ощутив родную душу, ощутив радость и тоску женщины, что носила под сердцем ребенка.

* * *

Она подошла к уступу, с которого срывалась вода, с шумом билась о камни, и вновь превратившись в бурный ручей, скрывалась внизу под зеленым покровом листвы. И только отсюда, сверху, становилось понятно по серебряным всполохам в лесной гуще, куда уходил ручей.

Это место ей показал Диалькин.

Урсула отступила к огромному, разломанному, островерхому камню, походившему на трон со срезанным правым подлокотником и наклоненным сиденьем, что не мешало на нем удобно располагаться. Она присела и запустила руку в карман. Все дорогу наверх, она собирала небольшие камешки, и теперь все это богатство двумя горстями легло под ноги, на гладкую и мокрую площадку перед каменным троном.

Конец посоха медленно вытолкнул один камешек в центр площадки, затем другой.

Не спеша, как маленькие жучки, подгоняемые толстой палкой, камушки разбежались узором похожим на бабочку. По крайней мере, так видела Урсула. Она прислонила свой посох к трону и встала.

С этого места хорошо виднелся другой скалистый уступ, на той стороне ущелья. Там полтора года назад ее нашел Диалькин. Урсула помрачнела, погружаясь в воспоминания. Она передернула плечиками, словно замерзла. Да, тот день оказался на редкость холодным или просто таким запомнился. Она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания. Прошлое…

* * *

Всего два шага от края. Резкий обрыв, где-то там внизу, переходил в пологий склон, поросший кустарниками и деревьями, укрытых листвой всех оттенков бронзы. В пожухлой траве, от скальной стены до кромки леса, то и дело виднелись острые камни. Злой осенний ветер не мог продуть плотные одежды, зато леденил слезы и резал мокрые щеки. Урсула сделала шаг и заглянула за край. Голова не закружилась, хотя раньше выход на балкон одиннадцатого этажа, гарантировал слабость в ногах и потерю ориентации. Вместо этого она почувствовала тепло и легкость, а затем, ощущение, что за ней наблюдают. Не укол в затылок или тяжесть между лопатками, а словно кто-то взял ее за руку и тянет к себе.

– Я бы этого не делал.

Она замерла, затем сделала шаг назад, еще, и только потом медленно обернулась. Камни, редкая трава, мох, низкие кустарники и никого. Урсула подумала, что, от напряжения последних часов, слегка тронулась рассудком. Она осмотрелась, приглядываясь к каждой тени и никого не заметив, отступила на шаг.

– В лучшем случае, вы сломаете себе шею, и на этом все кончится.

Урсула наклонила голову, пытаясь понять, откуда звучит голос.

– А в худшем? – спросила она и сделала еще шаг назад.

Ближайший к ней куст, который прижимался вплотную к огромному валуну, вдруг зашевелился, приподнялся, и под ним появились темно-зеленые военные ботинки с плотной шнуровкой. Из куста вытянулись руки и откинули маскировочную сетку, скрывающую лицо. Мужчина смотрел с прищуром, улыбаясь одними уголками губ.

– В худшем?

Он протянул руку к ней. Урсула вновь почувствовала спокойствие, будто перед ней стоял старый друг.

– Из-за особенностей рельефа, вы сильно побьетесь и поломаетесь, но сразу не умрете. Процесс будет долгим и мучительным. Места здесь глухие, туристы редко сюда забредают. Настрадаетесь всласть.

– А вы странный, – сказала она и сделала шаг к нему. – Спасители разве не должны утешать обреченных и отчаявшихся?

– Должны, – ответил он, и приблизился к ней, не опуская руки. – Я делаю это, как умею.

Их руки встретились, она ощутила жар его кожи. В одно мгновение, порывы ветра стали не такими злыми, а осенний полумрак приобрел новые оттенки. Не разжимая рук, они отошли от края обрыва.

– Я бы все ровно не прыгнула.

– Я понял, хотя и сомневался.

– Но как? – спросила она останавливаясь.

– Отчаяние очень сильный противник. Но я почувствовал в вас сомнение и надежду, а когда попросил вас не делать последний шаг, им на смену пришла вера. А вера непобедима!

Все еще не понимая, почему не боится загадочного незнакомца, похожего на большого сказочного тренти³, она отпустила его руку.

“Интересно, а тренти бывают такими большими, – подумала она. – Дева Мария, о чем я только думаю”

В одно мгновение наваждение спало и Урсула, тряхнув головой, отстранилась. Она оглянулась на обрыв, посмотрела на своего спасителя и поняла, что происходящее все же отдает мистикой. Особенно то, как его ярко-голубые глаза вдруг стали темно-изумрудными, и это не была игра вечернего света.

– Кто вы?

– Смотритель, иногда экскурсовод, но в основном здесь я занимаюсь исследованиями и каталогизацией флоры и фауны, в общем скучной наукой, – он снял сетчатую маску, покрытую имитацией листвы, поправил шапочку и улыбнулся. – Не хочу показаться назойливым, но темнеет сейчас быстро, до ближайшей гостиницы далековато, и поэтому я приглашаю вас в свою берлогу. Она небольшая, но уютная.

– Но, я…

– Бога ради, вы же не думаете, что я спасаю людей, а затем волоку их в чащобу и там, например, ем, – он широко улыбнулся. – Сеньора, я почти вегетарианец. Идемте! Придется сделать небольшой крюк, заберем данные с пары видеоловушек, но зато потом, горячий чай с медом и яблочный пирог. Как вам? А завтра утром отвезу вас в отель.

– Звучит вкусно, – ответила Урсула и невольно улыбнулась в ответ. – И почти перспективно.

– Вот и договорились! – сказал он и улыбнулся.

Его правая рука исчезла в густой искусственной листве маскировочного халата и через мгновение появилась вновь, уже с фонариком. Он протянул его Урсуле.

– Пригодиться, идите за мной, – сказал он, делая шаг в сторону леса.

Но тут он замер, обернулся и протянул ей руку.

– Совсем забыл, мы же не познакомились. Меня зовут Диалькин Лоренте.

От неожиданности она чуть не налетела на него, но не испугалась, а просто пожала протянутую руку, на этот раз прохладную.

– Урсула Куэста, – сказала она, склонив голову, и как бы в шутку спросила. – Надеюсь берлога не из пряников и карамели?

– В качестве строительных материалов я предпочитаю вафли и мед, а идеальная кровля, конечно, делается из хвороста посыпанного сахарной пудрой, тогда и летом можно ощутить аромат зимы.

Урсула поперхнулась.

– Вы пошутили, я пошутил.

– Конечно, – ответила она и откашлялась.

* * *

Дорога до берлоги заняла минут сорок, все это время Урсула шла следом. В сгущающемся полумраке леса Диалькин шел уверенно, изредка оглядывался на спутницу и щурился от света фонаря.

– А вам фонарь не нужен? – спросила она.

– Я хорошо знаю здешние места, – ответил он, обернувшись, и тут же ударился головой о низкую ветку.

– Оно и видно, – усмехнулась Урсула.

Они сделали две остановки. Каждый раз из густой листвы защитного костюма появлялись провода и подсоединялись к грибовидным наростам на деревьях. Диалькин чем-то щелкал, грибы весело моргали красными и зелеными огоньками, а спустя несколько минут, он кивал головой, прятал провода, и они шли дальше.

Всю дорогу ее била мелкая дрожь. Не от холода, нет, а от неизвестности и нереальности происходящего: вот она на краю обрыва с болью в груди и чувством безысходности; неожиданно появляется человек похожий на лесного духа и смятение растворяется в глубине его глаз и теплоте рук; он зовет ее к себе в гости, и она покорно идет следом. И что же дальше?

Когда они добрались до берлоги, солнце уже село и свет фонаря едва выхватывал из тьмы очертания мрачного строения. Разочарование почти овладело Урсулой: сказка со спасением принцессы, закончилось пещерой злого духа. Конечно, она понимала, что уже “взрослая девочка” и магия остались в далеком детстве. Грубая реальность ворвалась в ее жизнь сразу после свадьбы, но, как иногда хочется верить в чудо.

Она остановилась, водя фонарем из стороны в сторону, оглядывая ночные окрестности.

– Вы идете? – позвал Диалькин.

Свет из дверного проема упал под ноги озадаченной гостье. Урсула выключила фонарь и вошла внутрь. Теплый свет лился со стен и потолка. В комнате удачно расположился камин грубой кладки, напротив него стоял диванчик, а между ними деревянный столик. К дальней стене примыкал стол, заваленный книгами, картами и какими-то склянками. На стуле под столом лежал ноутбук. Еще два стула стояли по кроям стола, прямо под окнами. Две другие стены скрывали старые библиотечные стеллажи до потолка, придавая комнате уют и умиротворение.

– Располагайтесь, можете разжечь камин, а я пока заварю чай, – сказал хозяин дома. Он снял маскировочный халат и скрылся за дверью ведущую в другую комнату.

Урсула стояла в нерешительности, озираясь по сторонам, пока не услышала грохот посуды и звук льющейся воды. Хотя ее била мелкая дрожь, она сняла куртку и положила на диван. Дрова в камине уже лежали правильной стопкой для розжига, оставалось чиркнуть спичкой. Коробок нашелся рядом с клюкой. Руки дрожали, но спичка вспыхнула, и огонек коснулся сухой стружки.

Дрова в камине начали весело потрескивать, когда Диалькин принес две кружки, в которых позвякивали чайные ложечки, пузатый заварник и пиалу с медом. Урсула сидела на диване, подобрав под себя одну ногу, и пристально смотрела на огонь.

– Мед? – спросил он, разливая чай по кружкам.

– Две ложки, – ответила она, вдыхая аромат заваренных трав.

Диалькин протянул ей кружку, делая вид, что не видит ее дрожи, помешал мед в своей, и уселся на диван поодаль. Она держала кружку обеими руками, не делала ни глотка и лишь изредка посматривала на него. Усмехнувшись, он встал, выключил свет и вернулся на свое место. Теперь комнату озарял только камин.

– Уже поздно бояться или волноваться, – произнес Диалькин, и сделал глоток.

Она снова перевела взгляд на огонь, и пригубила взвар, а затем еще, ощущая, как чай наполняет ее теплом. А когда дрожь ушла, пришли слезы. Капля за каплей они медленно текли по щекам. Только треск дров, аромат чая и старых книг теперь окружали ее. Воспоминания, что душили у обрыва, вернулись с новой силой и вырвались наружу.

Не понимая почему, она рассказала ему о своей жизни и о том, как оказалась на той скале и о многом другом. Возможно лишь потому, что завтра к вечеру она будет далеко отсюда и никогда уже не увидит своего загадочного спасителя.

Диалькин взял на себя сложную работу слушателя. Большую часть своей жизни он слушал природу, а вот общение с людьми давалось ему с трудом, но он знал простые правила: от него не ждут советов, от него не ждут жалости и сострадания, от него ждут только одного, чтобы он слушал.

И он слушал.

Так Диалькин узнал, о первых счастливых годах брака юной Урсулы, о том, что счастье быстро проходит, о том, как невозможность иметь детей медленно разрушает семью, о том, что злой от беспомощности муж, обвиняющий во всем жену, начал пить и поднимать руку на ту, которую когда-то называл богиней.

Они не следили за временем. Она рассказывала, изредка вставала и подкладывала дрова в огонь, а он разливал чай по кружкам и вновь возвращался на край дивана.

– Годы лечения. В итоге врачи умыли руки или расписались в своей некомпетентности или мне просто не повезло. Я оказалась бесплодна и все анализы это подтверждали. Итог был предсказуем – унылая личная жизнь, редкие беспорядочные связи. Хотя с чего бы? Гуляй, наслаждайся жизнью. Дети ведь не главное. А что делать, когда хочется прижать к груди свою кровиночку или услышать смех похожий на твой собственный? Или увидеть косолапую походку твоего любимого, только в миниатюре? Я хотела этого, ну или не совсем этого…

Урсула коснулась своей щеки, слезы уже не текли, словно их заменили слова. Она сделала последний глоток, поставила кружку на стол и повернулась к Диалькину. Он молчал и смотрел куда-то в темноту, будто не слушал ее. Она печально улыбнулась и откинулась на спинку дивана, но тут же услышала его голос:

– Что же было дальше?

– А потом появился Виктор. Спокойный и надежный, любящий и нежный. Он дал мне надежду, говоря, что дети не главное, что можно, если захотим взять приемного ребенка. Конечно, хочется, что бы был свой – плоть от плоти, кровь от крови! Но что делать, раз господь не дал? Все будет, все придет. Мы любим друг друга, и это главное!

– Но любовь иногда проходит…

– Любовь точно проходит. Через три года он заговорил о лечении, новых способах зачатия и…

Пауза длилась долго. Они молчали, наблюдая, как догорают головешки. Никто не встал и не подбросил дров в огонь.

– Все повторилось с разницей в финале. Виктор привез меня сюда. Первый день мы гуляли, разговаривали о жизни, но как-то напряженно… Наконец, он заявил, что мы расстанемся, если я не попытаюсь пройти новый курс лечения от бесплодия. Я ответила, что все это глупо, и я устала пытаться и вновь терять надежду. Он сказал, что уезжает, но, номер в отеле оплачен до конца недели и я могу остаться, отдохнуть, подумать. Место он выбрал удачно, прямо посреди туристической тропы, где-то между ээээ…

Урсула неопределенно повела руками и замолчала.

– Так вы оказались на краю…

– Так я оказалась на самом краю.

Они вновь долго сидели молча. Урсула начала клевать носом. Наконец, Диалькин хлопнул себя по коленям и встал. Он молча вышел из комнаты, а когда вернулся, принес подушку и одеяло.

– Поздно уже, вы будете спать на диване, а я в лаборатории. Неделя долгая и скал здесь поблизости много… придумаете что-нибудь.

– А вы странный, – сонно пробормотала Урсула.

– Какой уж есть.

Она медленно опустила голову на подушку, а он укрыл ее одеялом.

– А еще вы обманщик.

– Почему?

– Вы не угостили меня яблочным пирогом.

– Поедим пирог завтра перед отъездом, – ответил он.

Диалькин пододвинул решетку ближе к камину, и скрылся в соседней комнате.

* * *

Солнечный зайчик разбудил Урсулу. В доме стояла тишина, и только изредка снаружи раздавался стук и треск. Она встала, подошла к столу и сквозь окно разглядела Диалькина. Он не спеша колол дрова, орудуя топором, который, под солнечными лучами, молнией рассекал воздух и превращал увесистые колоды в аккуратные баклажки. Только теперь она уловила едва различимый аромат свежей выпечки. Желудок предательски заурчал, заставляя сглотнуть слюну, но хозяйничать в чужом доме она побоялась.

Накинув куртку, Урсула вышла наружу. Прохладный воздух солнечного утра бодрил. Легкий туман укрывал низкую разноцветную траву. Треск и удары прекратились, но она не обратила внимания, а отошла от дома шагов десять и только затем обернулась. Берлога оказалась вполне приличным одноэтажным сельским домиком, с пристройкой и гаражом на две машины. Только теперь она посмотрела на Диалькина, который стоял, опираясь на топорище, и наблюдал за ней.

– Доброе утро, – произнесла она и улыбнулась.

– Доброе, – ответил он и с силой врубил топор в колоду для рубки дров. – Как спалось?

Она не ответила, а обняла себя руками и по-детски улыбаясь, закружилась на месте, а когда остановилась, вскинула руки к небу и прокричала:

– Хорошо!

Диалькин невольно засмеялся и направился в дом.

– Идемте, я покажу, где тут ванна, а затем угощу вас обещанным пирогом.

– С удовольствием, – ответила она и побежала следом.

* * *

Урсула так и не вернулась в отель. Остаток отпуска она провела в доме Диалькина. Не было страстных объятий и безумных ночей, о которых снимают фильмы и пишут книги. Днем они ходили по лесу, он работал, а она наблюдала. Вечерами они разговаривали или читали книги. А ночами под приглушенные звуки леса, она спала детским беспробудным сном, и каждое следующее утро ей казалось, что тяга к жизни постепенно наполняет ее.

Они расстались через восемь дней.

Следующие полгода их связали нечастые, но долгие разговоры и переписка через Интернет. Наверное, так тоже может родиться любовь. В конце лета он приехал к ней в Таранкон⁴ и пригласил полететь с ним на неделю в Перу, где в небольшом приморском городке проводился семинар по теме его исследований. Она, не задумываясь, согласилась. И вот там, на побережье тихого океана, случилось все то, о чем пишут в любовных романах и стыдливо показывают в мелодрамах.

Спустя полтора месяца Урсула поняла, что беременна.