– Не за что. Обращайся. И если понадобится двуспальная кровать тоже. У меня таковая имеется. – Это намёк? – Причём весьма однозначный. Я выгнула брови так, что заболел лоб. – Ты надо мной издеваешься, да? Я ведь тебе не нравлюсь. Теперь брови выгнул он, но более изящно. – Я такого не говорил, Ришар. – О, значит, не говорил? Получается, нравлюсь? – Ты красивая молодая девушка. Да, мне нравятся красивые молодые девушки. Это так удивляет? – Удивляет, что ты сообщаешь об этом лишь сейчас, зная, что
– Я? Открыть Дуват? – Дуат, – поправил Эттвуд, не сдержав усмешку. Наверное, в тот момент выражение моего лица и вправду выглядело комично.
«В своей двойной форме Мати, то есть богиня Маат Юга и Севера, являлась госпожой зала загробного суда. На суде Осириса в «Зале двух истин» Маат опускала на одну из чаш весов своё перо истины. На другую чашу помещалось сердце покойного (вот почему из всех внутренних органов только сердце оставалось в мумии). Если сердце оказывалось вровень или легче пера, значит, покойный вёл праведную жизнь и достоин благодатных полей Иалу. Если сердце перевешивало, то его сжирала Амат, и грешник навеки отправля
духом и поползла. Анубис не слышал меня
кругом для плавания. Даже
руки