Читать книгу: «Анализ действительности – Zur Analysis der Wirklichkeit, 1876», страница 10

Этот контраргумент, стремящийся разрубить гордиев узел грубой дубиной здравого смысла, популярен и риторичен. Он отскакивает от строгого, логически и математически последовательного хода мысли тезиса, требующего более равного противника и более лихого оружия.

Фактически априорная точка зрения относительности может быть применена и к области эмпирических природных явлений. Так, для начала самая дальняя сфера, великий космос, астрономические движения даются сначала только как оптические, а не как осязаемые, тактильные явления. Но при оптическом восприятии Птолемей или Тихо могут быть так же правы, как и Коперник. Точно такие же изменения положения небесных тел представлялись бы глазу земного наблюдателя на видимом небесном своде, точно такие же кривые рисовали бы Солнце и планеты под созвездиями, независимо от того, находимся ли мы в покое, а все остальное вращается вокруг нас ежегодно и ежедневно, или наоборот. Даже такие известные механические аргументы в пользу гелиоцентрической точки зрения, как восточное отклонение падающих тел, эксперимент с маятником Фуко и т.д., о которых можно сказать, что они доказывают движение Земли ad oculos, обладают доказательной силой, приписываемой им, только при условии соблюдения закона инерции, параллелограмма и других аксиом механики, на которые здесь вообще не следует ссылаться, поскольку они сами, по-видимому, подвержены тем же сомнениям. К этому мы еще вернемся. Кроме того, если рассматривать ощутимое движение массы как конкретное явление, как звено эмпирической причинно- следственной цепи, как вплетенное в естественную причинно- следственную связь, т.е. как следствие причин и причину следствий, то это вовсе не противоречит той относительности, которая ранее была доказана как естественная. Механические процессы, такие как давление, удар, трение и т.д., ни в коем случае нельзя использовать в качестве отрицательных примеров, если отбросить все теоретические предрассудки и понимать только эмпирическое явление. Ведь это совершенно одинаковый физический эффект: поворачиваю ли я при заводе часов ключ вправо, удерживая часы, или, наоборот, поворачиваю часы влево, удерживая ключ; ударяюсь ли я головой о перекладину или перекладина о мою голову. Да, даже столы переворачиваются! Именно из относительности движения выводится физический принцип, важнейший механический фундаментальный закон равенства следствия и противодействия, который Ньютон представляет в качестве третьей аксиомы. Лейбниц и Кант делают это созвучно. Первый – в сочинении, направленном против Декарта: «Specimen dynamicum pro admirandis naturae legibus etc⁸³. Второй – в двух местах, а именно в остроумном небольшом трактате «Новое понятие о движении и покое» («Neuer Lehrbegriff der Bewegung und Ruhe», 1758 г.⁸⁴ и в «Метафизических началах естествознания» («Metaphysische Anfangsgründe der Naturwissenschaftlich»⁸⁵. Оба философа исходят из одной и той же предпосылки: Всякое изменение места респектабельно.⁸⁶ Тогда получается следующее простое рассуждение.

Пусть даны два физических тела A и B. Пусть B из них находится в покое A в некотором относительном пространстве, т.е. относительно сферы соседних с ним объектов, но движется по центру к B в этом же относительном пространстве со скоростью A B⁸⁷. Поскольку взаимное сближение A и B теперь является полностью взаимным, то необходимо абстрагироваться от соседних объектов, считающихся покоящимися, и перераспределить имеющийся квант движения поровну между обоими телами. Поэтому разделим скорость A B на две части Ac и Bc, обратно пропорциональные массам A и B; представим, что A приближается друг к другу со скоростью Ac, а B (вместе со своим относительным пространством) – со скоростью B; тогда эмпирический квант движения распределяется равномерно; мы имеем два равных и противоположных друг другу движения.

Поэтому оба тела – при условии жесткости тел – при столкновении оказываются выдвинутыми, A и B взаимно покоятся, а относительное пространство, не подверженное этому влиянию, продолжает двигаться в направлении B A. со скоростью Bc, или (что говорит о том же и как выразится наблюдатель, покоящийся в том же относительном пространстве) A и B после столкновения движутся вперед в относительном пространстве с одинаковой скоростью Bd (= Bc) в относительном направлении столкновения A B. Таким образом, мы имеем равенство actio и reactio. Вообще говоря, априори несомненно, что приостановка и возбуждение скорости, поддержание покоя в движущемся теле и движения в покоящемся теле должны иметь одинаковый вес, т.е. требовать одинаковой силы, как в контактном воздействии, так и в actio in distans.

Так и равенство толчка и противотолкания, давления и противодавления, тяги и противотяги, вообще actio и Reactio вытекает из относительности движения, в силу которой ни одно тело не может рассматриваться как абсолютно покоящееся или находящееся в движении, но каждое из них может рассматриваться как находящееся в покое или в движении по отношению к другим⁸⁸. Поскольку все сложные явления движения, вплоть до физиологических процессов в животном организме, могут быть сведены к простейшим или состоят из них, то конкретная, эмпирическая реальность, насколько можно судить до сих пор, ни в коей мере не противоречит тезису, и последний, следовательно, остается непоколебимым, как скала. Если бы на этом расчеты закончились, то в результате получился бы большой метафизический знак вопроса. Протест неуклюжего рассудочного интеллекта, руководствующегося только инстинктом, а не логикой, должен был бы быть отброшен перед голосом самой точной из всех естественных наук, в результате чего повседневный прагматический интеллект (который выносит фактические суждения в соответствии с практическими интересами и при этом глубоко уязвляется в субъективных предрассудках) оказался бы центром во всех, не только оптических, отношениях, В этом случае, как и прежде, из своего собственного относительного покоя и движения по отношению к земному шару, который он считает покоящимся, он должен был бы заключить о движении и покое каждого объекта. Это так же мало свидетельствовало бы в пользу суверенной теории, как в пользу гелиоцентрической астрономии то, что наши глаза, несмотря на Коперника, будут продолжать видеть, как солнце, луна и звезды каждый день восходят, поднимаются, достигают кульминации, опускаются и заходят.

Однако при таком проблематичном выводе счетов открывается дверь и для скептицизма, и для элеатов, и, более того, для субъективизма и теоретического эгоизма; он поставляет в руки философского нигилизма желанный инструмент для Escamotage⁸⁹ всей реальности.

Но давайте! Впереди у нас еще есть вершина, на которую нужно подняться.

Поразительно, как часто грубейшие следствия и путаница встречаются у философов более позднего времени, вплоть до Канта, которые занимаются нашей темой. Большинство из них тем самым ставят себя между двух табуреток или, чтобы избежать Сциллы, попадают в Харибду, о которой они только что предупреждали. Это вполне объяснимое следствие антиномичности вопроса.

На такой непоследовательности мы застаем, например, Картезиуса. Прежде всего он ясно и решительно высказывается в смысле тезиса. Princ. phil. II, 13. 24. 25. 29. Затем он совершенно забывает об этом и рассматривает изменение места как нечто абсолютное в своем метафизико-теологическом выведении lex inertia и других законов, большинство из которых, кстати, ложны. Ibidem 37. 38. 39. Лейбниц обличает ошибку своего предшественника и затем добросовестно впадает в ту же ошибку⁹⁰. Беркли занимает весьма своеобразное положение, поскольку его своеобразные взгляды в метафизике в определенной степени смещают статус controversiae. Как крайний номиналист, он отрицает не только платоновские идеи, универсалии ante rem и аристотелевские in re, но и универсалии как conceptus mentis; идеи или представления разума для него – это только чувственные и фантастические образы, а понятие – просто слово. Кроме того, как субъективный идеалист, он отождествляет бытие материального мира исключительно с его воспринимаемостью, где он начинается без остатка (Esse = Percipi). Следовательно, для него может существовать только индивидуальное, воспринимаемое изменение места.

Движение in abstracto и extra, mentem – такое же пустое слово, как протяженность, твердость, материальность, короче говоря, локковские qualitates primariae, если не принимать во внимание субъективное восприятие. Вне ментальности не существует больше изменения места, чем того, что меняет место. Теперь, очевидно, всякое воспринимаемое движение объекта относительно, поскольку два наблюдателя, в зависимости от их точки зрения, будут видеть одно и то же тело движущимся по-разному, а при определенных обстоятельствах будут также видеть его, с одной стороны, в покое, а с другой – в движении. Таким образом, из метафизики Беркли вытекает необходимость отрицать абсолютное движение par excellence. Это сделано и в «Трактате о принципах познания», §58. Однако, с другой стороны, он приходит и к нашей, до сих пор только математико-форономической относительности и использует ее в своей полемике против Ньютона и математической натурфилософии; Там же §11 и §§110—116; то же в трактате о движении §§58, 59. Но какой смысл в таких возражениях, как, например, следующее: «Как можно мыслить то, что само себя не мыслит, так и одно тело может двигаться к другому или от него без того, чтобы последнее само находилось в движении». Tract. ü. d. Princ. §113. Это действительно самое бездумное опровержение самого себя, удар по собственному лицу, возврат к обыденному мировоззрению protanum vulgus, от которого давно уже избавились! Кстати, именно полемика Беркли и субъективного идеализма против Ньютона и математического естествознания чрезвычайно интересна для нас. Ведь в ней, помимо всего прочего, возникает странный и парадоксальный частный случай, который можно назвать, по выражению Бэкона, прерогативной инстанцией, или также experimentum crucis; случай, в котором, так сказать, логика фактов вступает в конфликт с логикой мыслей, что приводит нас через alter native к disjunctiori, через колебания к решению; по крайней мере, противопоставляет тезис антитезису.

Рассмотрим следующую задачу. Необходимо мыслить единичное сферическое тело в абсолютно пустом пространстве. Как было показано ранее, из-за отсутствия внешних связей ему нельзя приписать, во-первых, ни поступательного, во-вторых, ни вращательного движения; для него не существует ни приближения, ни удаления, ни разницы между осевым вращением и покоем. Теперь представьте себе то же самое тело в заполненном пространстве, как звезду среди звезд, как наш земной шар. Как и наш шар, оно вращается вокруг своей оси; тогда оно, как и наш шар, под действием центробежных сил сплющивается у полюсов, расширяется у экватора и приобретает форму эллипсоида, а при отсутствии вращения остается чисто сферической формы. Чем быстрее вращение, тем сильнее центробежные силы, и чем меньше жесткость, тем больше ее агрегатное состояние приближается к состоянию капельной жидкости или даже воздуха. Очевидно, что центробежные силы и другие причины сплющивания этого тела лежат исключительно в нем самом и совершенно не зависят от всех других тел в пространстве.

Центробежные силы возникают только при вращении вокруг собственной оси. Теперь снова абстрагируемся от всего остального и снова поместим то же самое тело в пустое пространство. Как теперь? Либо оно останется сферическим, либо сплющится у полюсов, расширится у экватора и, возможно, подобно Сатурну или вращающейся первобытной туманности в космогонии Кант-Лапласа, отделит от себя кольца. В первом случае она, очевидно, находится в состоянии покоя, во втором – вращается вокруг своей оси. Значит, во втором случае она действительно движется! E pur si muove! Абсолютное движение все-таки есть. И вот антитезис предстает перед нами совершенно бесспорным и величественным.

Именно в этот момент Ньютон перешел к сути вопроса. Он говорит: Effectus, quibus motus absoluti et relativi distinguuntur ab invicem, sunt vires recedenti ab axe motus circularis. Nam in motu circulari nude relativo hae vires nullm sunt, in vero autem et absoluto majores vel minores pro quantitate motus⁹¹. И далее на одной странице: Motus quidem veros corporum singulorum cognoscere et ab apparentibus actu discriminare, difficillimum est: propterea quod partes spatii illius immobilis, in quo corpora vere moventur, non incurrunt in sensus. Causa tamen non est prorsus desperata. Затем он заставляет два шара, соединенных друг с другом нитью, вращаться в пустом пространстве вокруг их общего центра тяжести и показывает, как реальность движения и его направление можно определить по натяжению и растяжению нити. Беркли очень неполно передает это lxporimoutum crucis в трактате о принципах познания §114 и в трактате о движении §58. Кант же в «Метафизических началах естествознания» воздает Ньютону по праву и по чести истину, а сам теряется в двусмысленностях и причесанных словах и не желает открыто выступить с последним признанием. Ибо, показав в первых двух положениях «Феноменологии», что прямолинейное движение тела в эмпирическом пространстве, в отличие от противоположного B. пространства, является лишь возможным предикатом, а круговое движение тела, в отличие от противоположного B пространства, – реальным предикатом,

он впоследствии объявляет абсолютное движение «абсолютно невозможным» (!)⁹².

Его представления о центробежных силах тела, витающего в пустом пространстве, можно резюмировать так: «Поскольку здесь никакая динамическая причина или причина, возникающая только из материи, не отталкивает части вращающегося тела от центра, а воспринимается эффект, возникающий только из механической силы, т.е. силы, возникающей из движения материи, то здесь действительно имеет место движение в абсолютном или пустом пространстве, но оно тем не менее связано с относительным пространством, а именно с пространством, определенным внутри движущегося тела». Это – искренне говоря – пустые слова! Реальное движение в абсолютном пространстве, – хотелось бы знать, что следует понимать под «абсолютным движением», если не только это! – Amicus Plato, amicus Aristotle, magis amica veritas! —

Достаточно уже одной этой единственной прерогативной инстанции, чтобы узаконить антитезис и вывести его на поле боя в качестве полноправного претендента. Изолированное тело, поскольку для него различие осевого вращения и покоя имеет место при всей внешней несвязанности, предполагает абсолютное движение, а это, очевидно, предполагает абсолютное пространство, т.е. мыслимую фундаментальную, неподвижную систему мировых осей, к которой в последней инстанции должны быть отнесены направление и скорость всякого эмпирического, т.е. относительного, изменения места и положения.

Но и это еще не все! Вся наша математическая натурфилософия основана на той же антитезе. Легко показать, что вся наша современная физика, начиная с простейших фундаментальных понятий форономии и кончая сложнейшими, прозорливыми и блестяще доказанными эмпирикой учениями небесной механики, теоретической акустики, оптики, термодинамики и т.д., основана на той же самой предпосылке: без нее наши представления о природе пришли бы в самую безнадежную путаницу. Как известно, мы знаем, как объяснить природу, только со времен Галилея. В его ясных, четких и великих мыслях миру были представлены принципы, на которых зиждется вся физическая теория и без которых она совершенно не может обойтись. Прежде всего, к ним относится закон инерции. Галилей имел дерзость, вопреки фактам наблюдения и вопреки всем традиционным авторитетам, начиная с Аристотеля и кончая его современниками, рассматривать движение тела как нечто такое, что, раз возникнув, само по себе бессмертно и неизменно, а потому не может быть изменено или полностью аннулировано и остановлено внешним воздействием. Тело, полностью предоставленное самому себе, отстраненное от всякого внешнего воздействия, будет продолжать двигаться внутри себя с той скоростью, которой оно обладает в данный момент, и в том направлении, которое оно сейчас совершает. Это утверждение настолько вошло в нашу жизнь, что мы склонны принимать его за априорную самоочевидную истину, хотя до Галилея об этом никто не задумывался.

Только после установления этой аксиомы понятие причинности, которым руководствуется и которым определяется все объяснение природы, приобретает определенный смысл, а закон Кейнса – ясную и логически четкую применимость к эмпирически наблюдаемым событиям. Только теперь стало ясно, что каждое фактическое изменение скорости и направления должно иметь причину определенного направления и силы, и, найдя ее, можно дать физическое объяснение, причинный вывод процесса. Однократное и внезапное изменение скорости и направления движения тела возникает в результате однократного удара или столкновения с другим телом, при этом в качестве второй аксиомы применяется закон параллелограмма.

С другой стороны, должно происходить не внезапное, а постепенное, непрерывное, неуклонно нарастающее изменение, постоянное ускорение или замедление скорости, криволинейное отклонение от прямой линии, как в случае свободно падающего или брошенного камня, планет, вращающихся вокруг Солнца, или маятника, раскачивающегося вперед-назад, Ибо вместо единичного удара должна существовать постоянно действующая сила, vis acceleratrix, тянущая или движущая в определенном направлении, как постоянная причина все новых и новых малых изменений, которые, согласно lex inertiae и закону параллелограмма, являются последовательными и кумулятивными. Для того чтобы получить определенное представление о такой силе, о ее силе или интенсивности, необходимы основные форономические уравнения, составленные Галилеем.

В простой и гениальной форме он проанализировал чистое понятие движения, как равномерного, так и равномерно ускоренного или замедленного, и вывел из него совершенно априорные закономерные отношения между пространством (s), временем (t), скоростью (v) и ускорением (g), которые действительны a priori для всего опыта. Если скорость движения увеличивается на одну и ту же величину в равные промежутки времени, а ускорение постоянно, то расстояния, пройденные за последовательные равные промежутки времени, образуют арифметическую прогрессию, из которой в случае начальной скорости = 0 следует: s=g*t²/2 и v=g.t. Таким образом, при таком движении пространства ведут себя как квадраты времен, а скорость увеличивается пропорционально времени. Поскольку, кроме того, ускорение есть следствие действия ускоряющей силы, а причина следствия должна быть пропорциональна, то постоянное ускорение возникает из постоянной силы.

И вот из почти постоянного ускорения свободно падающего тела во всех достижимых местах и на всех высотах земной поверхности можно было сделать вывод, что сила тяжести почти постоянна и везде направлена к центру Земли. Эта же сила с помощью закона инерции и параллелограмма объяснила параболическую траекторию брошенного камня, а после того как Ньютон превратил эту силу из земной в космическую и открыл закон ее убывания в зависимости от обратного квадрата расстояния, – эллиптическое движение Луны вокруг Земли и планет вокруг Солнца. Кроме того, понятие массы (m) обязательно связано с понятием силы (p) и рассмотренными выше чисто форономическими понятиями таким образом, что может и должно быть признано априорным и сформулировано математически. Если учесть, что действие определенной силы на тело большей массы или, что то же самое, большей инерции должно быть меньше, чем на тело меньшей массы, то для ускорения получалось: g=p/m, а при подстановке этой величины в ранее приведенные уравнения: v =p/m*t или m. v = p. t, а s = p/m*t²/2, а также p. s=v² /2⁹³. Таким образом, априори возникла та тонкая сеть динамических отношений, из которой выросла вся восхитительная структура нашей математической натурфилософии.

Во всех учениях этой несравненной науки, вплоть до закона сохранения силы, есть закон инерции и основанные на нем фундаментальные уравнения. И тот, кто сейчас обошел бы этот lex inertiae, расшатал бы всю конструкцию и вернул бы наш разум в хаос. Вообще говоря, закон инерции можно рассматривать как необходимое дополнение или аналог принципа причинности. Ведь он гласит: никакое изменение состояния не может произойти без внешней причины, в то время как принцип причинности утверждает: всякое изменение состояния происходит от причины с необходимостью.

– Если бы инерция была отброшена, то мы, как дети в возрасте, снова оказались бы перед недоуменным, непонятным лабиринтом самых разнообразных явлений природы, который только математико-физическая теория преодолела и сделала понятным для нашего понимания благодаря тому, что, исходя из соответствующего закону инерции предположения, что каждое состояние должно оставаться неизменным без возникновения внешних причин, каждый класс изменений состояния может быть приписан определенной природной силе, такой как гравитация, магнитное притяжение и отталкивание, химические силы связи и т.д., и т.п., и т. п. Например, гравитация, магнитное притяжение и отталкивание, химические силы связи и т.п, закон которых был открыт, чтобы в итоге вместо огромного количества разнообразных частных явлений иметь в своем распоряжении ограниченную, четкую и хорошо структурированную систему общих законов природы.

Итак, тот, кто признает закон инерции, признает абсолютное движение, а тот, кто его отрицает, отвергает его. Даже в общем виде, без более точного анализа, это очевидно следующим образом. Что же утверждает этот закон? «Тело, предоставленное самому себе, движется бесконечно долго с той скоростью, которой оно обладает в данный момент, и в том направлении, которому оно следует в данный момент». Но тело полностью предоставлено самому себе, если считать, что все вирши в пространстве подвешены, если считать, что все другие вещи, сосуществующие с этим телом в пространстве, совершенно бессильны и не оказывают на него влияния, не притягивают и не отталкивают его, не ускоряют и не тормозят его, ни отталкиваясь, ни соприкасаясь в силу своей непроницаемости, если свести все тела, кроме рассматриваемого, к квазисуществованию, столь же безразличному и бессильному, как и боги Эпикура в пустой intermundia⁹⁴. Иными словами, тело может быть предоставлено самому себе только в том случае, если оно полностью абстрагировано от всех других тел и предоставлено самому себе, изолированно в пустом пространстве. Следовательно, аксиома инерции предполагает движение в абсолютно пустом пространстве, которое тем самым берется за основу всякого покоя и движения как абсолютно неподвижная сцена; она утверждает абсолютное движение как теоретическую предшественницу и реальную основу всякого эмпирического изменения места и положения. Это очевидно!

Но еще точнее! «Движущееся тело, как было сказано, будучи предоставлено самому себе и не подвергаясь никакому внешнему воздействию, продолжает двигаться в неизменном направлении и с постоянной скоростью, т.е. по прямой линии и таким образом, что всегда проходит одни и те же расстояния за равные промежутки времени».

В таком виде это положение, строго говоря, без дальнейшего, молчаливо добавляемого определения содержащихся в нем понятийных признаков, потеряло бы всякий смысл⁹⁵.

Во-первых, что касается направления, то что значит «двигаться по прямой»? Линия, например, направление движения, которая кажется прямой по отношению к земному шару, является кривой по отношению к Солнцу, Марсу, Сириусу; по отношению ко всем другим мировым телам, кроме Земли, она является кривой совершенно определенной формы. Прямая и кривая – совершенно неопределенные выражения или относительные предикаты, если только не предполагается некая фундаментальная и авторитетная система координат, относительно которой форма каждой линии, каждой траектории движения должна оцениваться и мыслиться как детерминированная.

Поскольку lex inertiae претендует на общезначимость (и это справедливо!), поскольку в соответствии с ним должно оцениваться всякое движение и высота во Вселенной, то для обретения определенного смысла этот закон, очевидно, постулирует наличие абсолютного пространства, т.е. неподвижной системы координат из трех мировых осей. Тогда под движением в смысле закона инерции понимается изменение местоположения не относительно Земли, Солнца или какого-либо другого отдельного мирового тела, а относительно этой фундаментальной системы мировых осей. «Тело, предоставленное самому себе, движется по прямой линии по отношению к абсолютному пространству» – вот что хочет сказать закон инерции⁹⁶. Во-вторых, что касается скорости, то, согласно только что сказанному, движение с постоянной скоростью – это такое движение, при котором подвижный элемент преодолевает равные расстояния абсолютного поля за промежутки времени равной длительности. Но когда два промежутка времени имеют одинаковую длительность? Согласно обычному определению, как известно, равенство и величина временных интервалов сводятся к любому равномерному движению, т.е. движению с постоянной скоростью, будь то идеальное или эмпирическое. Один интервал времени равен секунде или ее N=кратной величине, если равномерно движущийся подвижный объект проходит за это время такое же, или N=кратное, расстояние. Вот это было бы грубым обрывом принципа! И чтобы избежать этого обрыва, приходится прибегать ко второму постулату. Открытой остается только следующая альтернатива:

Либо в качестве основы для определения количества времени предполагается равномерное движение в абсолютном пространстве, либо для определения равномерного движения предполагается равномерная последовательность, полностью освобожденная от нарушений эмпирической хронометрии, т.е. чистое или абсолютное время, «tempus verum et absolutum, guod aeguabiliter fluit», как говорит Ньютон, как бы вечно равный пульс и ритм Вселенной.

Это вновь возвращает нас к понятию абсолютного движения, которое ранее так строго осуждалось. Тезис и антитезис жестко и вызывающе противопоставлены друг другу, оба подкреплены фактами и чистым априоризмом, оба апеллируют к здравой логике. А теперь решение антиномии?

Оно более безальтернативно и близко, чем можно было бы предположить. Как в логике невозможны компромиссы, так и в нашем случае диалектическое посредничество, сгибание и разгибание понятий вовсе не обязательно. Уже в приведенных аргументах мягко и внятно звучит решение диссонанса. In fine videtur cujus toni.

Противопоставление Тезиса и Антитезиса лежит уже в высших принципах их основания. Если еще раз проследить ход мысли первого, то сразу же станет очевидным, что понятие абсолютного пространства, как его впоследствии определил антитезис, там вообще не существовало, с ним уже была связана неопределенность понятия места, а тем более понятия изменения места. Там, в Тезисе, нет речи о фундаментальной системе осей, следовательно, для него не существует абсолютного, а только относительного определения места; там место определяется расстоянием точки на прямой от второй точки, в области двух, в троекратно расширенном пространстве трех. Если эти расстояния меняются, увеличиваются или уменьшаются, то происходит движение, изменение места, расстояния, приближения. Но это изменение места, конечно, коррелятивно, расстояние и приближение полностью основаны на взаимности, потому что само место было относительным, определение места было равнозначно взаимному отношению.

И когда Тезис говорит о теле, изолированном в абсолютно пустом пространстве, и утверждает по отношению к нему, что из-за отсутствия внешних связей и, следовательно, полной неопределенности положения и места ему не может быть приписано ни поступательное, ни вращательное движение, он рассматривает пустое пространство как нечто совершенно неопределенное. Его пустое пространство лишено, так сказать, скелета, это беспозвоночное пространство, протяженность без фиксированных осей, без определенных размеров. Доказанная в диссертации относительность движения является логическим следствием предполагаемой относительности пространства. Однако нельзя отрицать, что никакое эмпирическое пространство, например, пространство этой комнаты, планетарной системы или воспринимаемого нами неподвижного звездного неба, не может рассматриваться как абсолютное; и даже при эмпирическом регрессе в прошлое никогда не удастся натолкнуться на окончательную и фундаментальную границу с фиксированной, неподвижной системой мировых осей; следовательно, всякое эмпирическое определение места и изменения места, с чисто математической точки зрения, будет оставаться относительным.

Но, как показывает антитезис, абстрактная математическая точка зрения тезиса оказывается неадекватной по отношению к конкретным фактам. Центробежные силы и вытекающее из них изменение формы изолированного вращающегося тела, механически неизбежное, с полной очевидностью показывают, что абсолютный край, недоступный эмпирической науке, не может мыслиться совершенно без детерминации, что он должен быть снабжен неподвижными мировыми осями, положение которых неизменно, что по отношению к нему, в последней инстанции, должны предполагаться абсолютные определения места, абсолютные различия положения и направления, а следовательно, и абсолютное различие движения, покоя и многообразных степеней скорости. И в идее этих абсолютных различий мы узнаем тайную основную предпосылку закона инерции, а также всей нашей механики⁹⁷. Где находятся фиксированные мировые оси абсолютного пространства? Мы не знаем. Тезис относит это субъективное незнание к объективной неопределенности, при которой он был бы прав. Антитезис показывает, что понимание уже побуждается конкретными фактами и далее аксиомами теории рацио за пределами этой неопределенности к предвосхищению неизвестной нам и недостижимой фундаментальной системы пространства, к которой относятся все механические процессы в эмпирической Вселенной.

Абсолютное пространство, по отношению к которому существует абсолютное движение, мы мыслим по аналогии с нашим эмпирическим представлением о пространстве как о плоском, трижды протяженном и непрерывном многообразии. В качестве реальной основы движений в этом пространстве мы мыслим изначальные природные силы, которые по закону своего действия оказываются функциями массы, пространственного расстояния, возможно, частично и скорости, и внутренняя сущность которых остается неизученной⁹⁸.