Читать книгу: «Чувство вины», страница 3
3.
Я не большой фанат хождения по гостям и, если честно, моя нелюбовь к этому делу идёт прямиком из детства. В начальной школе ко мне часто приходили друзья, мы тусовались, играли и кушали бутерброды, но когда я стал старше, это почему-то перестало радовать. Я в основном сидел дома один, занимаясь всякими творческими штуками, и моя комната превратилась в мою пещеру одиночества. Всегда становилось как-то тревожно, если кто-то нарушал мой покой, будто он вторгался в мою голову и мешал размышлять. Казалось, что дискомфортно не только мне, что гости мешают родителям, соседям и самим себе. Страх быть слишком громкими, или случайно матюкнуться, или сделать ещё чего нехорошее, вызвав неприятные последствия. Поэтому я решил, что будет проще вообще никого не звать и самому не ходить, ведь другие тоже так это чувствуют, да? Только когда я съехал и мой новый дом действительно стал моим, с моими правилами и границами, я начал звать друзей и сам охотно тусовался у них. Но здесь всё вернулось обратно, я чувствовал себя загнанным зверьком и боялся сделать лишнее движение.
Я позвонил в звонок, но никто мне не открыл, поэтому я сам справился с замком на калитке и оказался в маленьком дворе. Дом Икара сильно отличался от места, где жила Ева. Тут были только грядки и строительный мусор, разобранный сарай, находящийся на стадии строительства, и маленькая деревянная будка со старой молчаливой дворнягой внутри. Я подошёл к дверям дома и постучал. Сначала показалось, что и этот мой жест проигнорируют, но вдруг изнутри раздались шаги и на пороге возник загорелый мужчина с голым торсом, явив миру свою волосатую грудь.
–Ты ещё кто? – грубо спросил он, почесывая бороду.
–Я друг Икара.
–А, он говорил, да. Я думал, придет эта его вертихвостка, как там ее…
–Ева?
–Да, она. Дурная совсем эта девка. Ну, чё встал-то? Проходи. Он вон там, в комнате, – мужчина махнул рукой в сторону, и я сразу же двинулся в указанном направлении.
Я снова остался стучать в очередную дверь, но, отчётливо слыша громкую музыку, я понял, что и в этот раз мне не откроют. Пришлось снова брать инициативу в свои руки. Я потянул ручку и осторожно заглянул внутрь.
–Эй? – позвал я.
Икар сидел за небольшим деревянным столом в наушниках и что-то внимательно смотрел в своем телефоне. Кажется, происходящее на экране было чем-то секретным, раз он включил громкую музыку для отвода глаз. Чтобы не нарушать его личных границ, я подошел к нему со спины, отвернувшись в сторону, и осторожно потрогал его за плечо. Хоть я и старался быть максимально аккуратным и заметным, чтобы его не напугать, он все равно подпрыгнул на месте и едва ли не выронил телефон на пол.
– Мар! – крикнул он, выдергивая наушники.
– Привет. Прости, что вошел, но я стучал в дверь, а ты не ответил.
– Да ничего. Извини, я тут музыку слушал и всё такое, – парень опустил глаза и смущенно улыбнулся.
– Всё нормально. Я вообще на минуту заскочил, Ева попросила забрать у тебя её сумку и еще спросить кое-что.
– Что?
– Ты не подумай, я не навязываюсь, и если вы хотели провести время старой компанией, то я пойму, но Ева попросила спросить тебя, не будешь ли ты против, если я поеду с вами? – всё это я выпалил почти на одном дыхании, поэтому Икару понадобилось несколько секунд молчания, чтобы осознать услышанное, а потом он широко улыбнулся.
– Блин, конечно, Мар! Я буду очень рад затусить с тобой, что за вопросы? Сейчас схожу за сумкой, подожди здесь.
Икар скрылся за дверью, а я опять остался в чужой комнате один. У меня было три минуты, чтобы оглядеться и понять, с кем я имею дело, что Икар за человек и чем он увлекается, использовать дедукцию очень полезно, временами. Возможно, будь я тогда чуточку внимательнее, и в том случае, и в случае с Евой, многих неприятных моментов в будущем можно было бы избежать. К сожалению, внимательностью я не отличаюсь, и вместо быстрого анализа чужой комнаты, я неожиданно увлекся разглядыванием деревянной фигурки ящерицы. В ней не было ничего особенного, как и ничего красивого, но она напоминала мне о нашей семейной поездке в Санкт-Петербург, в далеком-далеком году, когда я еще не успел стать чужим для своих родных. Кажется, мы покупали на вокзале нечто подобное, на память, будто такие вещи действительно забываются. Это было весело и всё казалось таким необычным и новым, тем более, если сравнивать большой и прекрасный Питер с маленьким и серым городком, в котором мы тогда жили, и в котором моя семья живет до сих пор. Как и эта фигурка, наша по-прежнему стоит где-то в доме, храня воспоминания о той поездке и, вероятно, так же скучая по Невскому.
– Мар? – неожиданно голос Икара вырвал меня из лиричных дум. – Вот, держи.
Он протянул мне цветастую сумку.
–Да, спасибо.
– На что ты так засмотрелся?
– Да, ерунда. Прикольная фигурка ящерицы, – Икар улыбнулся.
– Папа купил её в Питере, когда ездил туда по работе.
После этих слов я тоже не смог сдержать улыбки.
– Ладно, мне нужно занести сумку Еве и вернуться домой, чтобы тоже собраться. Увидимся вечером?
– Я заеду за вами.
И в пять часов вечера я уже был возле дома моей новой подруги с набитым рюкзаком. Мы терпеливо ждали Икара, который, как оказалось, очень часто опаздывал из-за своего отца, в последний момент заставляющего его с чем-то срочно помочь. И пока Ева развлекала себя длинными эмоциональными монологами, я по крупицам её рассказов собирал картину происходящего в этой компании. Например, я выяснил, что Еве никогда не нравились Вера и Макс.
– И как ты оказалась в их компании? – спросил я, когда моя подруга наконец-то дала мне вставить слово.
–Ну, в то время мне было не с кем тусоваться, так что я всюду ходила за Максом и как-то оказалась в компании его друзей.
– А Макса-то ты откуда знаешь?
– О, а ты не в курсе? Он мой брат. Мы двойняшки.
– Серьезно? Никогда бы не подумал. – Ева пожала плечами.
– Мы не слишком похожи, никто не верит, что мы родственники.
–А Икар тебе тоже не нравится?
– Нет, он отличный парень. Мой лучший друг. Даже, наверное, мой единственный друг, если так подумать. Иногда он, конечно, ведет себя, как полный придурок, но большую часть времени он – душка. Знаешь, он первый парень на моей памяти, который понимает концепцию феминизма. То есть, он вообще никогда не смеялся над идеями, которые я поддерживаю. А еще он не гомофоб.
– Правда?
– Да. Я только ему рассказала, что бисексуальна. Он воспринял это очень спокойно и сказал, что это ничего не изменит.
– Икар хороший друг.
– Просто прекрасный. Я бы хотела, чтобы ты узнал его поближе, вы точно подружитесь.
– Ну, я ведь сегодня был у него дома и, знаешь, он вроде как был рад меня видеть. Думаю, я ему нравлюсь.
– Ну ты ведь такой сладкий пирожочек, Мар! Конечно, ты ему нравишься!
– Наверное. Он мне тоже нравится.
Разговор сошел на «нет». Ева уставилась в свой телефон, а я опустил глаза в землю и снова мысли куда-то потащили меня, в мир тревог и подвохов. Мы ехали на пляж, а значит придется купаться, а значит… Я знал, что Ева не из тех людей, кто станет смеяться надо мной или осуждать, когда заметит мои ляшки, украшенные полосочками бледных шрамов – напоминаниями о прошлом, в котором каждое утро было похоже на пытку. Шрамы меня не беспокоили совсем, ведь нет ничего постыдного в том, чтобы открыто говорить о своем ментальном состоянии. Да, бывали тяжелые дни, недели, месяцы, но я всё еще здесь и раны мои заживают, значит, я, более-менее, в порядке. Это уже повод для гордости.
Вскоре Икар наконец-то приехал. Мы погрузили вещи в багажник, уселись в машину и поехали, слушая громкую музыку, прямо в колонках, и периодически открывая окна, чтобы покурить. Я смотрел на проносящиеся мимо пейзажи, слушал знакомые песни и не мог перестать улыбаться, думая о том, что сижу сейчас с двумя такими хорошими людьми, которых мне посчастливилось встретить. Знаете это щемящее чувство нежности, когда ты находишься так близко к заполняющему тебя счастью? Это, когда чувствуешь себя псом в машине и еле сдерживаешься, чтобы не высунуть голову в окно, пытаясь поймать ветер зубами. А впрочем… Я открываю окно до конца и вылезаю наружу.
– Мар! – сквозь смех кричит Икар. – Ты что делаешь?
Я не отвечаю, зажмуриваясь от солнца и ветра, просто чувствую, как легко и светло на душе.
Через полчаса мы уже были на пляже. Вообще-то, это трудно назвать пляжем, так, песок и грязная речка. Я сразу же выскочил наружу, по пути сбрасывая с ног кеды, подбежал к воде и стоял так босиком на теплом мокром песке, смотрел, как солнце медленно исчезает за горизонтом, пока Ева стелила плед, а Икар вытаскивал из багажника своей машины стеклянные бутылки, совсем не похожие на колу.
– Разве мы собирались пить? – спросил я, услышав позади звон.
– Лично я – нет, водитель должен быть трезвым. Но вы двое просто обязаны. Если, конечно, у тебя нет каких-то проблем со здоровьем или твердых убеждений на этот счет. Я не хочу тебя принуждать, – забота Икара ужасно меня умилила, и я обернулся, чтобы улыбнуться ему. Он как раз закончил с разгрузкой и шел ко мне.
– Нет, все в порядке. Я с радостью выпью чего-нибудь. Алкоголь помогает мне расслабиться.
– Расслабиться? Значит сейчас тебя что-то напрягает? – Икар подошел совсем близко, его плечо почти касалось моего. Он достал из кармана пачку Мальборо и предложил мне. Я взял одну. Мы прикурили.
– Не конкретно сейчас, но вообще – да. Этот город такой маленький, я очень давно здесь не был. С тех пор, как я переехал, моя жизнь стала более открытой. Понимаешь? А здесь все знакомые, плюс моя мама, мне сложно не оглядываться постоянно и не думать, что за мной следят.
–Но здесь точно никого нет кроме нас, не переживай. Можешь пить, курить, ругаться матом и быть настолько плохим, насколько тебе вздумается, – он улыбнулся, похлопав меня по плечу. Я засмеялся.
– Это круто.
– Так что у вас с Евой? – вдруг спросил он.
– О чем ты?
– Ну, она вроде как говорила, еще в первый день, когда ты приехал, что запала на тебя. А потом растрепала, что вы целовались и всё в таком духе, она вообще в таких делах жуткое трепло. В основном она говорит, какой ты классный, но это я и сам вижу, а вот всё остальное…
– Разве это так важно? Мы просто хорошо проводим время.
–Обычно неопределенность в таких вещах плохо заканчивается.
– Ну, мы не в каком-то подростковом сериале, так что обойдемся без драм. Я сторонник идеи о том, что лучше сразу четко озвучивать свои чувства и желания, словами через рот, понимаешь? Если нужно будет что-то прояснить, мы с Евой просто поговорим, а пока оставим всё, как есть.– Икар посмотрел на меня очень внимательно, а потом хмыкнул.
– Надеюсь, Ева того же мнения.
Мы докурили и бессовестно закопали окурки в песок. Ева уже развалилась на пледе, спрятав закрытые глаза под круглыми солнечными очками.
– Ева? Только не говори, что ты заснула! – крикнул Икар, подходя к подруге и легонько толкая её ногой. Ева не ответила.
–Она реально спит?
– Ну что за дура, господи. Всегда так. Стоит ей принять горизонтальное положение, как она отрубается. Не надо было её одну оставлять, как чувствовал!
–Разбудим её?
– Рискни.
– Просто оставим её здесь? Мы вроде тусоваться собирались.
– Открывай бухло и давай начнем, проснется – присоединится.
Мы сели на краю пледа, приступая к напиткам.
– Слушай, – неожиданно тихо позвал он.
– Да?
– Я просто хотел спросить тебя, ты ведь должен в этом разбираться… Как ты это делаешь? Ну, ярко красишься и одеваешься, открыто говоришь о себе, не думаешь постоянно, что о тебе люди скажут, просто живешь, как хочешь? Я никому никогда не говорил, даже Еве, но я всегда хотел попробовать каково это…
– Что?
– Не знаю, самовыражаться? Я боюсь даже футболку цветную надеть, что уж говорить о чем-то большем, – Икар прикусил губу.
– Но ты ведь уже взрослый, что сложного в том, чтобы самовыражаться?
– Я живу с отцом. Ты съехал от предков, ты можешь себе позволить всё, что угодно, а я… Если я сделаю что-то не так, если пойдут какие-то слухи, папа мне башку снесет как нефиг делать.
– Ну, не драматизируй.
Икар нахмурился и серьезно посмотрел на меня.
– Раньше я дружил с одним парнем из школы, нам тогда лет по пятнадцать было, мы прям скорешились очень сильно, вместе гуляли. А потом стали ходить слухи, что он, ну, гей? Когда мой папа узнал об этом, то запретил к нему даже подходить. Сказал, что это заразно, что люди будут думать, что я тоже педик. Он и про Еву так говорил, ты, наверное, уже понял, что она скрываться не любит, всё напоказ, но я тогда уже взрослый был и мне стало уже как-то странно запрещать общаться с друзьями, да?
– Я понимаю, правда…– начал было я, но Икар резко перебил.
– Нет, Мар, слушай, тот парень даже не был геем. Просто не похож был на остальных пацанов, волосы длинные, одежда в обтяжку, вот и всё. А знаешь, где он сейчас? А вот неизвестно, он переехал, когда на него напали ночью. Отпинали его и бросили в крови лежать. Самое смешное, что когда его родители написали заявление в ментовку, там ничего не стали делать. Этих мудаков так и не нашли, но я знаю, кто это был, Мар. Это был мой папа. Он и его друзья. Я слышал, как они говорили.
– Это ужасно, но ты ведь большой мальчик, сколько можно жить в страхе? Я сейчас скажу одну вещь, только не думай, что я какой-то религиозный фанатик или типа того, но у нас есть только одна жизнь, наполненная конкретным смыслом. Все существуют для чего-то, и ты не должен бояться неизвестности. Всё предрешено. Не случится ничего, чего не должно было бы случиться. Ты понимаешь? Просто делай, что должен.
–Всё ведь не так просто, Мар…
– Нет, всё очень просто, Икар! Перестань загоняться, возьми себя в руки и двигайся в том направлении, в котором хочешь. Уезжай из этого города, если нужно, меняй имя или документы, сжигай мосты и не оглядывайся!
– Это очень детский взгляд на мир. А как же последствия?
– А как же счастье? Какой смысл столько лет есть, пить, дышать, если ты не счастлив? Ведь однажды ты умрешь, просто возьмешь и исчезнешь, а что после тебя останется? Зачем это всё тогда, если…
– Всё не сводится только к хотелкам! Существуют обязательства, существует слово «надо». Нельзя просто наслаждаться жизнью и плевать на других людей, это эгоизм!
Икар резко замолчал. Я тоже не нашелся что ответить, поэтому просто сделал глоток пива и уставился на носки своих кроссовок.
– Но я бы хотел, чтобы можно было, – вдруг тихо произнес он. Я только легонько кивнул.
Темнело. Ева всё еще дремала позади нас, ветер трепал её волосы, которые пахли персиком, а я дышал так глубоко, как только позволяли лёгкие.
– Ты правда удивительный человек, Мар, – сказал Икар шепотом, но даже этот шепот звучал как гром в этой затянувшейся тишине.
– Ты тоже удивительный, Икар, – ответил я.
– Нет, это не так.
– Конечно, так. Я всегда прав. Такие вещи я замечаю издалека, поверь мне. Просто ты еще не раскрылся. Тебе нужно время.
Икар хотел что-то ответить, но сзади послышалась возня.
– Я что, уснула? Почему вы меня не разбудили? – хриплым голосом сказал Ева, зевая.
Икар вздрогнул, проглатывая слова, и тут же опустил голову.
–Ты так сладко спала. К том уже, Икар сказал, что будить тебя может быть опасно. – Ответил я.
–И всё же стоило попробовать. Ладно, чего уж. Дадите выпить?
– Я принесу! – Икар резко вскочил, в два шага оказавшись возле машины, где стояли бутылки.
– Вы поладили? – Спросила Ева, присаживаясь рядом со мной.
– Да. Икар правда очень хороший. Мы поговорили по душам.
– Я рада, что вы нашли общий язык. Обычно Икар не особо разговорчивый. Он ужасно стеснительный и долго открывается перед новыми людьми, но ты быстро его расколол.
– Наверное, дело в моем природном обаянии.
– Точно-точно!
Икар вернулся с напитком для Евы и сел на прежнее место. Лицо его выглядело таким печальным, что сердце мое болезненно сжалось.
– Ты в порядке? – спросил я, хотя было очевидно, что честного ответа я не услышу.
– Да, всё круто, – ответил Икар.
– Может, поиграем? – Ева снова заерзала в нетерпении, ей, видимо, очень нравились игры.
– Опять? Я не хочу играть с тобой, Ева. Ты вечно всё делаешь каким-то пошлым, – возмутился Икар.
– В прошлый раз это ты начал с вопросов про секс!
– Тише, давайте просто найдем компромисс, – я сидел между ними двумя, словно сам и был этим компромиссом.
– И во что нам тогда играть? В города? – Ева нахмурилась и скрестила руки на груди.
– А если я подогрею твой интерес? Кто назовет больше всего городов, тот загадывает желание тому, кто назовет меньше всех, – предложил я. Икар закатил глаза.
– Да она в географии разбирается, как я в ядерной физике. А я гуманитарий, между прочим, – сказал он.
– А вот и неправда! Я согласна, давай играть!
– Хорошо. Икар, начнешь?
– Опять я? Ладно… Краснодар?
– Теперь я. Ростов. Ева?
– Волгоград!
– Донецк.
И так далее, и тому подобное. Жалко, что мы не ставили деньги, потому что игра выдалась действительно жаркой. Ева была на высоте, может, дело в алкоголе или еще в чем, но она, как ни ругался Икар, всё равно выиграла.
– Так, а кто у нас продул? – Смеясь спросила она, потирая руки. – Мар, ты готов исполнить мою волю?
– Валяй, – уверенно кивнул я.
– Душа моя жаждет гейства! Хочу, чтобы ты поцеловал Икара!
– Ты совсем что ли? Меня спросить не хочешь? – Возмутился парень, предательски краснея.
– Фактически, ты тоже проиграл, так что в какой-то мере тоже должен плясать под мою дудку. Ну, давай, тебе сложно что ли? Посмотри, какой Мар милашка. Разве тебе не хочется чмокнуть его в эти мягкие губки? – Ева была изрядно пьяна и взволнованна, но я был трезвее и мог заметить, как глаза Икара испуганно бегают из стороны в сторону.
– Ладно… – сказал он на выдохе, неловко пододвигаясь. – Так, ты не против, Мар?
– Желание победителя— закон, – пожал я плечами.
Икар уставился на меня не мигая, не решаясь даже сделать вдох. Я собрал всю решительность, чтобы взять дело в свои руки и притянул его ближе. Он не пах лавандой, только немножечко потом и очень сильно сигаретами, а еще приятным дезодорантом и шампунем. Я приблизился и коснулся губами его губ. Сладко. Мокро. Он нерешительно шевельнулся, как бы спрашивая разрешения, чтобы углубить поцелуй. На фоне радостно пищала Ева, требуя больше огня. Я пустил в ход язык. Целоваться с парнем, по сути, то же самое, что целоваться с девушкой. Разве что, иногда в первом случае лицо колет щетина, да и запахи отличаются. Но целовать Икара всё равно было не так, как целовать любого другого парня. Это был не просто рот, который выполнял определенный порядок действий, это был живой человек, который до дрожи боялся того, что сидит внутри него. Это были робкие движения, рваные вздохи, трясущиеся пальцы на моей шее и мокрые ладошки. Очаровательно напуганный Икар, совершенно забывший о Еве, которая уже давно перестала издавать звуки и молча смотрела на нас.
