Читать книгу: «100 признательных эссе», страница 2
Самая желанная
Потом она вспоминала это как страшный сон, годы неудачного начала своего брака. Собственного тела она не чувствовала и как его баловать, не знала. Вместо радости тело приносило неприятности – во время эпиляции было больно, в женские дни – хлопотно, а обладание телом создавало в жизни одни сложности.
Постельные сцены и поцелуи героев на экране вызывали у неё ощущение неловкости. Восхищённые взгляды мужчин она не замечала. Сравнивая себя с другими женщинами, чувствовала себя недоделанной то в одном, то в другом.
То, что у мужчин сносит крышу, и она – причина безрассудных поступков, до неё дошло ещё в школе. То, что у мужчин есть желания, и все – непристойные, она усвоила дома, одновременно с перспективой «принесёшь в подоле – выгоним на улицу».
Про то, как сильно может тянуть друг к другу мужчину и женщину, она не догадывалась. Мужа она полюбила за порядочность и характер – он был способен упереться в цель и заработать невообразимые для неё деньги. Ему не нужен был никто, кроме неё.
Это была любовь глухой к своему телу с немым, стоящим столбом. Они никогда не обсуждали ни её страхи, ни её мышечные зажимы. Никто не сказал им, что всё это – поправимо.
Несколько лет спустя при мысли о выходных и близости с ним к ней подкатывала тошнота, а он украдкой плакал в подушку.
Врач, выписывая ей антидепрессанты, поинтересовалась, удовлетворена ли она своей интимной жизнью. Она струсила сказать правду и ответила «Да».
Она думала о разводе, но его карьера шла в гору, и всеми деньгами в семье распоряжалась она. Он устал ждать чуда и стал коллекционером порнографии.
В новой квартире они легли спать в разных спальнях.
Новый мужчина был ей не нужен, она была уверена, что с другим будет то же самое. Новые женщины были ему чужими, родная была – она одна.
Возвращаться мыслями в начало их брака он не стал бы под угрозой расстрела. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Его отдушиной была дача, и в один из дней он распанахал себе руку болгаркой.
Первый раз в жизни она испугалась за него, глубоко, до нутра, по-бабски.
Развороченные мышцы и сухожилия в больнице сложили обратно, раны зажили, но для реабилитации нужно было делать зверский массаж – разрабатывать укороченные контрактурами мышцы.
Она научилась добираться до каждой прожилки его почти действующей руки. Он научился не вскрикивать, перетерпевая боль. Каждый раз после мучительств её укрывала с головой нежность. И однажды она не стала сдерживать порыв и нежно поцеловала его. Долго, по-настоящему.
Он ответил лаской. Первый раз в жизни у неё внутри «сердце ёкнуло» и захотелось больше, чем поцелуй. После близости он впервые без обиняков её спросил: где она расслаблена, где напряжена и как ей приятно. Впервые она призналась ему, что не знает себя.
Он сделал выводы и попросил начать всё заново, с чистого листа. Она смутилась и убрала подальше его постель.
Много лет спустя её бестактно спросили, почему у них так долго не было детей?
Она попыталась проглотить ком, вставший в горле, и сразу не нашлась, что ответить. Впрочем, собеседница быстро заполнила паузу своими рассуждениями о том, что именно так, как они с мужем поступили, и надо делать – сначала создать жилищные условия, а потом рожать.
Наедине с собой она успокоилась, погладила горло руками и представила, как достаёт наружу свои скомканные чувства: злость, печаль, страх. Тело расслабилось, и сами собой пришли слова: родила она, как и положено новобрачной. Через год с начала регулярной половой жизни с любимым мужем.
Обросла мхом
Когда Надюшке ещё не было сильно за тридцать и никто из подружек не был давно замужем, она часто смотрела в небо, на самолёты и представляла, как у неё будет муж-лётчик, который будет махать ей из кабины. У неё была мечта, чтобы любовь была как в кино.
Надюшке 35 и она ни разу не была замужем. Мысли про лётчика запихнуты далеко-далеко, подальше от осознания. Думать их горько и обидно. А о том, отчего тяжело на душе, Надюшка привыкла молчать.
Знакомили ли её с кем-то? Знакомили. Нравился ли ей хоть кто-нибудь? Иногда нравился. Только было страшно, сначала, что за компромиссными вариантами пропустишь того, единственного.
Мама и тётя давно от неё отстали с вопросами на злополучную тему. Один отец никак не может успокоиться и возмущается, что она всё время сидит в своей комнате, как пень в лесу, обросший мхом.
Мхом он называет шерсть, из которой Надюшка валяет игрушки. Вся комната Нади заставлена игрушками ручной работы, – весёлыми, милыми и добрыми зверятами. Работает она в учётно-финансовом отделе в хорошей конторе, с премиями и без переработок, а после работы летит домой, к своим детям. Вернее, детищам.
Выкладывает на поролоновом коврике комочек шерсти и колет, колет, колет, придавая ему нужную форму. По всей комнате у неё пакеты с шерстью для валяния – красивой, мягкой, тонкой, и остевой. Она колючая, но без неё изделие не будет держать форму.
Своих детей у Надюшки, наверное, никогда не будет. Опоздала на поезд, в котором уехали в семейную жизнь другие. Такая судьба, вытащила бессемейный билет. В любом школьном классе найдётся такая девочка, которая так и не вышла замуж. И такой мальчик, который рано погиб, до сорока лет. И такой мальчик, который уехал – в далёкую страну. Марш Мендельсона звучит не для всех.
Надюшка давно живёт в двух потоках времени. В одном руки валяют, в другом голова слушает аудиокнигу. У неё есть любимые дикторы, в голоса которых она влюблена, кого переслушивает по два-три раза подряд.
На работе то же самое: глаза смотрят на монитор, рука щёлкает мышкой, разговоры сотрудников между собой сливаются в тихий ровный гул, а внутри крутится свой 3D фильм. В этом фильме она уезжает навстречу приключениям и встречает его, своего лётчика. И он погибает. И она никогда не выходит замуж за другого, чтобы его не предать.
Она никому не может про это рассказать, потому что над ней посмеются. И будет молчать, как пень, обросший мхом, – пока не дойдёт до психотерапевта.
Чтобы разрешить себе – другой мир.
Мегера
Комната отдыха в СПА была как везде: бледных тонов, круглая, с чайными столиками, матерчатыми креслами, стеклянными стенами и панорамой на живописный вид за окном.
– Простенько, но чистенько, – удовлетворённо заметила одна женщина другой. – Мы были в отеле, где отдыхать после массажа и сауны приводят на водные кровати, а садятся на скамьи с подогревом.
– Каминного зала со стеклянным потолком не хватает. Люблю смотреть на звёзды в горах, – негромко поддержала собеседница. – Но зато нас здесь никто не услышит.
Пришлось подняться со своего кресла и продефилировать в белом махровом халате к центру зала за ещё одной чашкой зелёного чая, чтобы не подслушать ненароком.
Ту, что хотела камин, я не знала. Её собеседница была мне знакома.
– Здравствуйте, Ольга Викторовна! – приветствовала меня бывшая пациентка. – Вы тоже тут отдыхаете?
Со всеми пациентами без исключения у меня есть уговор: я никогда не поздороваюсь первой, оставляя им право решать, признаваться в знакомстве со мной, или умолчать об этом.
Когда практикуешь в одном и тоже месте два десятка лет, сталкиваешься с теми, кому помогал как психотерапевт, и в ресторане, и на набережной, и на кассе супермаркета, и на заправке, и в кафе-мороженое, и в бассейне.
Поздороваться – значит разгласить то, что до какого-то момента было сугубо личным делом. Не всегда момент для этого подходящий: пациент может быть в компании кого-то любопытного, кто приступит с расспросами, или кого-то, кому не особо доверяет.
Пускаться в откровения посреди торгового центра, вспоминая депрессивный эпизод после аборта от любовника и походы к психологу тайком от мужа, или лихорадочно изворачиваться и придумывать на ходу ответ, кому было адресовано «Здравствуйте!», – та ещё дилемма.
Поэтому я с самого начала занятий уговариваюсь: это ОК, если вы сделаете вид, что меня не знаете. Я первая с пациентами не здороваюсь.
– Вы так же пьёте «лысый»? – спросила она про чай.
– Да, без молока и без сахара, – подтвердила я. «Лысый» – это было слово-пароль, напомнившее нам наше общее прошлое – терапию. И чашку горького чаю на столе, он помогает мне думать.
– Моя сестра – моя тер, – познакомила нас пациентка. – Ух, какая я была мегера, когда к вам пришла, помните?
– А сейчас как? – строго спросила я.
– Никакой поблажки этому импульсу! Всё делаю, как научили, – с готовностью подтвердила собеседница. – Всегда помогает.
Расскажу, что её выручает, вдруг кому-то из читателей тоже пригодится. Бывают среди людей такие, кто боится перемен, нового. Им нравится, что один и тот же магазин на одном и том же месте последние двадцать лет, например. Они любят покупать один и тот же сорт сыра и видеть одну и ту же упаковку любимого продукта. Вещи как будто «свивают гнездо», поддерживают в эмоциональном смысле, не дают проваливаться в пустые тревоги и страхи.
Очень болезненно воспринимают перемены, касающиеся «гнезда», например, магазин перепрофилировали, сыр перестали выпускать, упаковку перерисовали. Обязательно ещё с десятилетку вспоминают при случае, какой магазин был раньше на месте нынешнего, в какой салат добавляли сыр, когда он ещё был, и кто подтвердит, что упаковка была раньше именно такого дизайна. Словом, даже в мыслях «не отпускают прошлое» от себя, гонят перемены, не принимают их душой.
Раньше это называлось «памятовать», не забывать. Сейчас слово устарело, и встречается в варианте «злопамятный».
Их цепкость проявляется не только по отношению к вещам. Помнить можно и слова, и поступки, и даже намерения.
Среди людей с цепкой памятью немало тех, в чьём внутреннем мире есть перекос: плохое прочно впечатывается в их память, а хорошее скользит по поверхности и не задерживается.
Психиатр сказал бы, что они тревожные и параноики одновременно. Бывает, что к двум этим сложностям добавляется третья: мстительность. Вот такой тройственный характер «мегерам» и приходится обуздывать в самих себе.
Сначала они учатся нейтрализовать своё желание поквитаться и «напасть» на человека, который тебе дорог. Ну, или «напасть» на отношения с этим человеком. Обесценить, как сейчас говорят. Смешать с грязью, говорили раньше.
Я разрешаю в такой момент сказать вслух самому себе «Ты плохой!» или «Пошёл вон со своим уродским отношением ко мне!». Не другому человеку сказать, – это сделает ему больно, а зачем делать больно тому, кого любишь? Это путь в никуда. В воздух сказать. Но – произнести вслух.
Обычно после гневного выплеска на тему плохости поднимается со дна души желание поплакать жгучими, горючими слезами. Надо разрешить себе поплакать.
А потом надо почитать, что хорошего человек тебе сделал.
Да, все «мегеры» по моей просьбе ведут дневник в телефоне, куда записывают хорошие моменты в отношениях с партнёром: сделал приятное, порадовал, доставил удовольствие. Раз устная память на его добрые дела слабая, пусть работает письменная.
Много раз мне признавались, что перечитывают с огромным удивлением, потому что вообще не помнят, напрочь вылетает из головы. А ведь да, было! Делал! И настроение снова меняется, заплаканные глаза улыбаются, потому что человек-то хороший рядом!
Минут десять требуется на всё. А партнёр может и не догадываться, какой огромный эмоциональный путь «мегера» каждый раз проделывает, чтобы поддерживать отношения, а не уничтожать их.
Потому что им каждый раз приходится снова и снова делать выбор, созидать или разрушать, а это трудно.
В общем, вы поняли, – я всех своих «мегер» очень люблю. Они замечательные.
Предатели
Ничего в этой жизни не доставалось ей просто так. Каждую копейку она заработала, выгрызла, добыла – сначала тяжёлым трудом, потом хитроумными комбинациями. Сёстры только и умели, что завидовать, а она шла к своей цели не сворачивая, напролом.
Первого мужа она заездила работой, он умер от инфаркта. Второй умел пропускать её ругань мимо ушей и отвоевал статус-кво: она не вмешивалась в его дела вне дома, а он – в её методы воспитания детей.
Дети и подкачали.
Старшая уродилась малахольной, замыкалась в себе, боялась и матери, и жизни, и предала очень рано, в свои семнадцать лет – напилась таблеток, чтобы уйти навсегда.
Средняя всю жизнь старалась ей угодить, задобрить. После второго аборта она велела ей родить, хоть от анонимного донора, и выделила квартиру, где та будет отдельно жить. Внука мать забрала себе, он был ей нужен вместо третьего, пропащего, сына.
Младший сын выучился на финансиста и пристрастился к азартным играм. Доверить ему управление тем, что она наживала всю свою жизнь, она не могла.
Дочь разочаровала, не смогла устроить всё как надо и родила от знакомого. Тот подал на установление отцовства и заявил в суде права на её наследника.
Она отправила дочь к психологу, чтобы написал заявление на официальной бумаге, мол, отец ребёнка – психопат. Психолог со слов мамы писать про характер папы отказалась.
Суд тоже предал: признал права отца и обязал их с ним сотрудничать.
Она выдавала внука на два часа, запрещая быть в квартире и выходить из подъезда. Мальчик с отцом сидели в застеклённом пыльном аквариуме консьержки, читали вместе книжку, собирали Лего и обнимались.
Она добилась увольнения сердобольной консьержки и прекратила это общение.
В школе внук попробовал наркотики. Она боролась, лечила в нескольких клиниках, но врачи им попадались бездарные.
Теперь она хочет попробовать психотерапию.
На самом дне дантова Ада, в 9-м кругу, в ледяное озеро впаяны предатели доверившихся. Иногда они к вам приходят.
Они сидят на приёме. Суровая, крепко сбитая женщина держит за руку старшеклассника с оловянными глазами и уповает на разговоры раз в неделю.
Кивает на слова про жизнь в трезвости. Согласна на работу с психологом. Готова быть откровенной. Не возражает, что честность – краеугольный камень новой жизни. На словах о том, что нужен диалог трёх поколений семьи, вместе с мамой и папой, смотрит на меня ледяными глазами, бросает купюры на стол, поднимается и уходит.
Вера всегда со мной.
Нескладный, высокий мальчик покидает приёмную следом за бабушкой и растерянно задерживается в дверях. Я пожимаю его тёплую руку и прошу: «Найди меня в соцсетях».
Расставание
Странным было то, что она не ответила ни на один телефонный звонок. Не отвечал ни мобильный, ни домашний, ни рабочий. Он написал ей сообщение в мессенджере, и увидел в ответ два слова: «Проверь почту».
Он возвращался из командировки по работе, ждал встречи, слал ей сообщения «зарегистрировался», «прошёл на посадку», «приземлились», «беру такси», а она в это время сидела и писала ему письмо:
«Не хотела тебе ничего говорить, пока ты занят. Сейчас ты летишь, а я пишу тебе, и в такси у тебя будет время это прочитать. Я ухожу. В квартире порядок, всё убрано. В ванной свежие полотенца. Прими душ. Расслабься. Твои таблетки на кофейной стойке в кухне. Прими снотворное и иди с утра на работу».
Он не осознавал того, что происходит, того, о чём прочёл.
Ключ долго не попадал в замочную скважину, руки тряслись, сердце колотилось, хотелось орать.
Он бросил вещи в коридоре и прямо в обуви прошёл к платяным шкафам и в спальню.
Она увезла с собой всю свою одежду и косметику. Квартира сверкала чистотой, которую он ненавидел. Махровые полотенца в ванной были выложены аккуратно выровненной стопкой.
«Ты можешь мне позвонить?» – написал он ей.
«Нет», – ответила она в мессенджере. – «Всё общение только по мэйлу».
Следующие две недели они переписывались.
Она объясняла ему, что это решение долго в ней зрело. Вспомнила ему все его неправильные поступки. Писала, что будущее никем не гарантировано, и нет смысла начинать всё заново, забывать всё, что было и стирать с доски долгие перечни претензий друг к другу. Сообщала, что она сделала свой выбор, и будет жить без него.
Он прямо спросил, хочет ли она развод.
Она ответила, что просто хочет пожить раздельно. Что их отношения зависят от них обоих. Что если он не хочет развода, она не будет настаивать. Что она много лет умоляла его не разрушать то, что они построили – семью. Что решение, безусловно, за ним.
Работа спасала, к алкоголю он запретил себе прикасаться. Через месяц он впервые заговорил с друзьями о том, что она переехала к маме. Вспомнил, как беспрекословно оплачивал её заграничные отпуска, ремонты, машину, покупки. Не бил, не обманывал, всё заработанное нёс в дом.
Друг ошпарил фразой «от него сбежала жена». Стало больно, до слёз.
Две недели он вечерами напивался и оплакивал своё одиночество. Родители заняли позицию невмешательства. Брат сказал, что надо было лучше трахать.
А потом у неё закончились деньги, и она вернулась.
Причину развода
я так и не понял
Её колотит, когда она это рассказывает. Она всё знает про людей разного круга. Про порядочность. Старается успокоиться, но может только давить свой крик и плакать у меня на консультативном приёме.
Про таких, как Лена, говорят «родилась с золотой ложкой во рту».
– Вы давно не были в Москве, – усмехается она. – Серебряная, максимум.
Они с мужем – люди одного круга. Лена – единственная дочь и внучка в семье музыкантов консерватории. Игорь – единственный сын и внук в семье профессоров университета. Поженились на втором курсе, чтобы сбежать из родительского дома.
Вместе с мужем в её жизнь вошёл Лёха.
Лёха – любимый ученик её свекрови и принят в их доме, как родной. Живёт деятельный Лёха с Наташкой, у которой есть ребёнок от первого брака с мужем-наркоманом. Чтобы содержать семью, энергичный Лёха пошёл в бизнес. Мама Игоря говорит, что лёгкие деньги его затягивают, и наука его потеряет.
Деньги на аренду самой первой квартиры Лене с Игорем дал предприимчивый Лёха. Игорь потом хотел тоже, как друг, работать и учиться, но его бабушка сказала, что будет давать ему столько, сколько он заработал бы, – лишь бы Игорь доучился как следует.
Игорь весёлый и добрый, но чуточку безвольный. Или не чуточку.
Пока Лена с Игорем отдавали династические долги, Лёха с Наташкой отдавали долги банковские, на развитие бизнеса. Для Наташки её оборотистый муж – свет в оконце убогой дозамужней жизни. Она из провинции, где живут её бюджетные родственники: мать-одиночка, больная бабка и дед-алкоголик.
– Она Лёхина верная скво, – подводит черту Лена. – Но на её месте должна быть я.
Муж ничего не знает. Роман с Лёхой она начала на праздновании дня рождения Наташи в ресторане, который та особенно любит.
– С особым цинизмом, – невесело констатирует Лена.
Она спрашивает меня, что ей делать. Тайным отношениям полгода. Она не может без перспективного Лёхи, а чудесный Лёха не может предать Наташу и её ребёнка. Верный друг, заботливый родитель и неверный супруг. Три – в одном. На флаконе наклейка – «Кобель».
Она злится. Я думаю. Для начала рассказываю ей про женщину-Приз, женщину-Воина, женщину-Хозяйку и женщину-Музу и спрашиваю, кто в каком амплуа чаще всего бывает?
– Наташка типичная Хозяйка, – рассуждает Лена, – а я, наверное, Воин. Боец даже. Игорь – мужчина-Приз. Профессорский сын и внук, многообещающий научный сотрудник. Лёха-Авантюрист, с ним никогда не знаешь, что ему в голову придёт.
– Может такое быть, что Лёха олицетворяет собой то, что вы самой себе запрещаете, оттого так сильно и тянет к нему? Ваша собственная авантюрность, где её место в вашей жизни?
– Ну вы даёте, – не соглашается она. – Да весь мой роман с Лёхой – одна большая авантюра. У нас в семье никто не изменял, ни в моей, ни в Игоря. Все порядочные.
– Тогда предположу, что вашему Воину недостаточно завоёванного в юности трофея в виде профессорского внука. Ему нужен новый приз, успешный бизнесмен. А Лёха безотчётно понимает, что его завоюют и поставят на полку, как заслуженную добычу, а потом потеряют к нему интерес. И упирается, не соглашается на бессознательно предложенную взаимодополнительную роль. Оттого роман и не развивается в новые семейные отношения с вами.
Она сужает глаза и бросает на меня острый взгляд.
Физически не отодвигается, но можно почувствовать, как внутри захлопываются створки и она загораживается. Копьё и щит. Не понравилось то, что другие увидели то, что воин Лена не собиралась мне показывать.
– Спасибо за консультацию. Я подумаю над вашими словами.
Голос звучит уверенно, энергично. Она знает, что будет делать. Собралась внутренне. Уже хлеб.
«Причину развода я так и не понял», – скажет мне потом в разговоре по Скайпу Игорь.
У его бывшей жены сейчас отношения с мужчиной из мира большого бизнеса, и это не Лёха. Супруги расстались друзьями, но он подзастрял эмоционально в вязком «За что она так со мной?!», и теперь уже бывшая жена по-дружески дала ему мой контакт.
«Лена сказала, что вы очень хороший психолог».
