Читать книгу: «Желтые шторы, морская свинка и конец света», страница 2

– Может, это она про вторую? Ты ведь второго кота хотела?

Точно! Я тогда увидела рыжего котенка в ветеринарке и загорелась. «Дина, – грустно сказала мама, – меня на тебя-то не хватает, а кошка ведь живая…»

Вторую, конечно, вторую!

– Нет, – покачала я головой, – этого не было.

– Но ты получила кота. Вот он, смотри, – живой и наглый.

– Не хочу…

Я запнулась. Бармалей и правда был живой. И любила я его так, словно и впрямь приволокла домой шесть лет тому назад.

– Я не так хотела, – беспомощно отозвалась я.

– Чего же хотела ты?

– Семью… – Я чуть не плакала. – Кота тоже, но чтоб все по-настоящему, в дом принести, познакомиться. Играть на сцене хотела сама…

– С театром я тебе не помогал, – вскинул руки Эрик.

– Спасибо!

– Семья… – задумчиво протянул он. – Разве то, что у тебя есть, – плохо?

– Это лучше всего, – призналась я, – лучше того, что было… Но я хотела…

– Так чего же? Говори.

– Мне нужен отец… – выдавила я наконец из себя. – Отец, а не отчим. Извини.

Наступила тишина. Нарушил ее Бармалей, который принялся когтить мебель. Мы его даже не шуганули.

– Ты уверена? – спросил наконец Эрик.

Мне совсем не было страшно, хотя сейчас он выглядел очень странно – волосы стали еще светлее, хотя, казалось бы, куда, а глаза сияли так, что он, наверное, смог бы осветить ими небольшую комнату.

«А мама? – подумала я. – Она-то чего хочет?» Эрик ждал ответа, я облизала губы и кивнула.

– Да.

– За это придется заплатить.

– Чем? – вскинулась я.

Он вздохнул.

– Ты не узнаешь. Может, это и к лучшему.

– Ты… уйдешь?

Я не на шутку испугалась разговора с мамой. Ей-то как объяснить? Она примчится – нарядная, радостная, красивая. Будет думать, что муж ждет ее с обедом. Он ведь правда никуда не уходит, разве что в магазин или кого-то из нас отвезти… машина у него тоже есть, дорогая. И ремонт сделали быстро.

«К черту ремонт, – мысленно повторила я, – к черту камин! К черту дорогую машину!»

Полина! Ее тоже к черту?

Но она же друг! Отличный, настоящий друг, каких поискать.

А Бармалей? Он останется или нет?

– Кто ты? – спросила я шепотом. – Или что?.. Ты уйдешь, все исчезнет?

– Тебя это не должно волновать, – Эрик говорил спокойно и ласково, – ты высказала желание. Теперь я его исполню…

– Но…

Эрик собирался сказать что-то еще, но его прервал грохот. Бармалей вскочил на каминную полку и зацепил злосчастную маску.

Мама расстроится!.. О чем я, мама никогда этого не лепила!

– Ты хотела отца, – донеслось до меня, – хорошо. У тебя будет отец.

Осколки разлетелись по комнате. Прямо мне под ноги упал кусок красной ухмылки.

И все кончилось.

– Бармалей, – грустно сказала мама, – ты негодяй.

– Как назвали, – отозвался папа. – Надо было Ангелом называть.

Мы с ним принялись собирать осколки. Из соседней комнаты раздался возмущенный вопль – грохот разбудил сестренку. Мама рванула ее укачивать и укармливать.

– Кстати, – меланхолично спросил папа, – ты почему не в школе?

– Плохо себя чувствовала.

– Угу. А если честно?

– Если честно, просто устала… Пап, ты маме только не говори! Честное слово, я так часто делать не буду.

– Если бы сказала «больше не буду», не поверил бы! – рассмеялся он. – Ладно уж. Только правда, чтоб в привычку не вошло…

– Да у нас сегодня ничего серьезного. И математичка болеет.

Вошла мама, держа на руках сестричку. Малышка таращилась на нас голубыми, как незабудки, глазищами, и я в который раз позавидовала ей, что она удалась в папу. Хотя волосы мне больше нравились мои, рыжеватые, как у мамы. Отец-то у нас белобрысый, словно перекисью покрашенный. При этом смуглый, а ресницы – словно инеем покрыты.

На телефон упала эсэмэска от Полины: «Болеешь или прогуливаешь?» И смайлик.

«И то и другое», – набрала я.

«Зайти-то к тебе можно?»

– Пап! Мам! Ко мне Полина хочет зайти! – закричала я.

Мама поморщилась:

– Тихо, сейчас мелкая опять митинговать начнет. Гостей принимать ты здоровая, а в школу – никак?

– Это уж как водится! – рассмеялся отец.

Возражать они, разумеется, не стали, но взяли с меня обещание, что уроки мы тоже делать будем.

Сделаем, а как же. Если успеем – в очередной истории, которую мы сочиняем, героиня попала в плен, надо выручать. А Полина говорила, что уже нарисовала еще одну картинку. И вообще, будет нам чем заняться.

А на Казюкас³ Ясеневы из Риги приехать обещали, Лена говорила, ее папа хочет серию фотографий сделать. Вот тогда уж повеселимся…

Сценарист

Когда-то давным-давно, лет в пять, а то и раньше, Даша думала, что кино снимают очень просто: пристраиваются за кем-нибудь с камерой. Было чертовски обидно – у других в жизни случалось что угодно, хоть полет на драконе, хоть путешествие на парусном корабле, а у нее только дом да детский сад.

Вечерами Даша выбиралась из кровати и подглядывала сквозь щелястые дверные доски в гостиную. Экран отсюда был виден хорошо, но актеры только раскрывали рты и ничего не говорили – мама верила, что Даша спит, боялась ее разбудить и смотрела кино в наушниках. Никаких приключений там не было – просто взрослые разговоры, беготня и иногда драки, но маме нравилось. Даже про больницу как-то смотрела и хохотала – Даша и подсматривать-то не стала. Она боялась уколов.

Из-за этой больницы она себя и выдала – увидела камеру под потолком поликлиники и простодушно спросила: а что, их с мамой тоже в кино покажут? И то, как она сопротивлялась, когда кровь из пальца брали, увидят все?

Мама сначала не поняла, потом расхохоталась и объяснила, что все не так, кино снимают специально и там был не настоящий врач, а просто актер, как и в театре.

– Или как ты на утреннике, помнишь, зайцем была?

Истории в кино тоже не настоящие, их придумывают люди, которых мама называла сценаристами.

– Сценарий пишут точно так же, как книжку, – втолковывала мама, – а потом актеры разыгрывают то, что там написано.

Она продолжала еще рассказывать, а Даша думала: ведь и те истории, в которые так хотелось попасть, на самом деле – выдумка. Почему-то она даже не разревелась, да и разговор вскоре перешел на будущие праздники и мороженое.

Мама повесила на дверь плакат – теперь щели были закрыты и смотреть кино по вечерам не получалось. Вскоре сделали ремонт и поставили новую дверь. Даша не расстроилась – подглядывать все равно расхотелось.

Теперь вечерами она просто лежала в кровати и думала. Мечтала, вспоминала день, тихонько разговаривала с игрушками. Сны приходили не сразу. Тяжелые и неторопливые, усаживались рядом с кроватью, вздыхали, долго вытаскивали из рюкзаков и пакетов что-нибудь подходящее, то, что будет сниться этой ночью.

Иногда забегали легкие сны, похожие на фей из мультиков. От них сразу засыпалось, даже во время дождя, когда капли барабанили по железу – тюк-тюк… Тюканье слышалось и в ясные ночи, мама говорила – птицы. Бояться нечего, просто птицы прохаживаются по крыше, ты же их не боишься? Вот и засыпай.

Но то были не птицы.

Даша догадалась еще тогда, когда мама рассказала про сценаристов, – так стучала пишущая машинка.

У прабабушки была такая, нашли, когда кладовку разбирали, а потом развлекались – пытались печатать. Ничего не получилось, мама сказала, что лента высохла.

Машинку вытащили на лестницу, она долго чернела в углу, потом исчезла. Говорили, будто ее забрала соседка.

Машинку уволок Сценарист. Он сидел на чердаке и упорно стучал по клавишам. Это было нелегко, Даша пробовала: тугие! Не то что на клавиатуре кнопки нажимать.

«Девочка Даша не спит», – отстукивала машинка. Сценарист был маленький, ростом чуть ниже Даши, головастый, большеглазый, с длинными и очень тонкими руками. Уши у него были острые, как у кота, а между ушами виднелись рожки. Хвост тоже был, его она увидела не сразу, Сценарист на нем сидел.

«Даша смотрит на меня, – продолжал Сценарист. – Даша бродит по чердаку и не знает выхода».

Она и правда не знала. Обычно чердак запирали на висячий замок. Лишь однажды, выходя из квартиры, Даша вдруг заметила, что дверь открыта, и рванула вверх по лестнице. Она успела войти, увидеть пыльное окно, скошенный потолок и темные углы, а было ли что-то в углах, уже не разглядела – мама вытащила ее прочь и отругала.

Сценарист сидел в самой глубине чердака, не в углу, а там, куда вели спрятанные в темноте тайные проходы. Он удобно устроился: у него был стол на толстых ногах, машинка, большая красная кружка с кофе и кресло. Желтоватые листы громоздились кривыми башнями на столе, сползали, падали. Даше хотелось прочитать, что же он пишет, но она боялась и темноты, и круглых глаз, и пальцев, длинных и тонких, как паучьи лапы.

А он все стучал и стучал по клавишам. Бледный, блеклый, словно его нарисовали простым карандашом, а раскрасить не успели. На него так и тянуло смотреть, но с каждой секундой становилось страшнее и страшнее, и вот уже Даша несется прочь, не разбирая дороги.

А выхода нет, чердак оказывается огромным, как за́мок, тут и там виднеются лестницы, коридоры, галереи. Окошко, кажется, совсем заросло камнем, его нет, и двери тоже нет. Нет ни лучика света, кроме желтенькой лампы, под которой сидит Сценарист и все стучит, стучит по клавишам – тюк-тюк-тюк…

…Иногда она просыпалась на этом, иногда в тот миг, когда Сценарист поднимал на нее глаза-блюдца, а бывало, что стоило заслышать стук машинки, как сон улетучивался начисто.

Врач советовала больше гулять, меньше смотреть телевизор и не играть в компьютерные игры. Телевизора у них с мамой вообще не было, к компьютеру Дашу пускали редко, а кино она разлюбила.

——

Дни, которые описывал Сценарист, были скучнее тихого часа. Он старался, иногда отстукивал: «Даша идет на прогулку в парк» или «Идут пускать мыльные пузыри». Они шли в парк или тратили бутылочку мыльного раствора на то, чтоб выпустить пузыри в компании таких же людей с бутылочками. Потом покупали еду, возвращались домой, ужинали. Все по написанному.

Наверное, у него тоже лента пересыхала или просто портилась. Может, кончалась бумага, а купить ее там, где мама покупала бумагу для принтера, он не мог – кто его в магазин пустит?

Сценарист вздыхал и отправлялся по домам и помойкам искать нужные вещи. И жизнь начинала крутиться сама собой – мама получала премию, и они ехали отдыхать, в театре ставили новую сказку, на улицах гремел праздник, приходили посылки с подарками, мама вдруг затевала торт и звала в гости соседских девочек. Потом все затихало, а с чердака снова доносилось «тюк-тюк».

Даша знала, какие дни идут по сценарию, а какие – так.

А потом забыла.

И немудрено было забыть – ей стукнуло шесть, а потом и семь, она пошла в школу.

Мама сменила работу, чуть не вышла замуж, но передумала. «И слава богу!» – говорила она, вспоминая об этом романе. Бабушка качала головой: «Упустила… Девчонка безотцовщиной растет!» Даша соглашалась с мамой – слава богу.

Она не безотцовщина, отец у нее есть, просто в Англии. Шлет деньги и иногда подарки. Жена у него высокая, некрасивая, но веселая. Детей у них нет.

И это неправда, что папа ее не любит, он просто не умеет жить вместе с детьми. Мама так объяснила. А увидеться он рад – когда бывает в городе, всегда заходит.

Бабушка не хотела понимать – то стыдила, то вздыхала. Даже расплакалась. Мама слезы сдержала и решительно покачала головой: нет. Пусть все остается как было.

А было не так уж плохо. Вот только собаку мама не разрешила завести – «сил нет с ней возиться, а ты пока не справишься». Согласилась только на крысу, а та всего три года прожила.

Игорь появился, когда ей исполнилось десять. В тот самый день и появился: на дне рождения он работал пиратом, расхаживал с огромной саблей, с головой, повязанной банданой, и с попугаем на плече. Попугай был ненастоящий, но пират, почти не шевеля губами, говорил за него «каррамба» и «пиастры»⁴. Дети были в восторге. Мамы – тоже, Даша слышала, как они шептались. Ей даже неловко стало.

Мама была без машины. «После ваших карнавалов, – сказала она, – я хочу выпить пива. Иначе не вынесу». После того как гости разошлись, они собрали сумки и свертки и отправились в торговый центр неподалеку, мама сидела с кружкой, а Даша цедила ягодный коктейль. Есть уже не хотелось – налопались чипсов и пиццы. А пират сидел за соседним столиком – у него, как оказалось, сегодня больше выступлений не было.

Разговорились. Через полчаса Игорь предложил подвезти их до дома. И мама согласилась.

Так и пошло: Игорь заявляется с дрелью, помогает вешать полки, приносит билеты в театр. Весной они вместе едут в лес жарить шашлыки – он прекрасно управляется с мангалом. На все праздники и ярмарки Игорь тоже ходит с ними, потом, набрав вкусностей – сыра, колбас, пряников, – они сидят за столом, словно одна семья. Мама смеется, мама светится. Мама сделала новую стрижку, ей очень идет. На выходные можно отпроситься к подруге с ночевкой. Раньше мама шла на это неохотно – неудобно как-то, а теперь она про неудобства забыла.

Когда в начале июня мама забрала Дашу из летнего лагеря, она еще в дороге пообещала сюрприз. Даша ожидала чего угодно, от нового велосипеда до обещания завтра же ехать еще куда-нибудь – к морю, например, – но маме все равно удалось ее удивить. Допив чай, она подошла к крючкам, где висели ключи, и взяла небольшой ключик с незнакомым брелоком в виде совы.

– Мы выкупаем чердак! – торжественно сообщила она.

Вид у нее был прямо как у Буратино – когда тот крутил золотым ключиком под носом Пьеро и гордо бросал: «А это ты видел?» Даша пожала плечами и подумала, что велосипед был бы лучше.

– Ты не понимаешь? – затараторила мама. – Мы сделаем второй этаж! Там места – как здесь. Господи, мы ж на головах друг у друга…

– Нормально… – буркнула Даша. – Можно и второй этаж.

Мама, похоже, ждала большего.

– Идем! – решительно сказала она. – Посмотришь, как оно там…

На площадке их квартира была единственной, а к чердаку вела узкая и очень крутая лестница. Замок поддавался трудно, но наконец маме удалось с ним справиться и она распахнула дверь.

– Вот, – проговорила она голосом герцогини, показывающей новое имение, – наши новые покои…

Покои были пыльные, света сквозь окошко проникало немного, но места действительно хватало.

– Мансарда получится – просто картинка, – продолжала радоваться мама, – лестницу пробьем наверх, комнату сделаем… Тебя сюда переселить или как?

Даша переминалась с ноги на ногу, не зная, обойти чердак или лучше оставаться на месте. Под ногами валялась какая-то дрянь – доски, что ли… Дальняя стенка в полумраке была видна плохо, не удавалось разглядеть, кирпич там или дерево. В углах густилась темнота – углы походили на черные провалы или проходы.

И Даша вспомнила.

В детстве чердак был больше. А во сне он становился бесконечным. Конечно, никакого лабиринта здесь не было и быть не могло, о прежних кошмарах и вспоминать-то не стоило.

Самое время было осмотреть тут все, убедиться, что никаких чудовищ не бывает, и с легким сердцем возвращаться домой. Но Даша и так в чудовищ не верила, она выросла. Поэтому всего лишь попросила:

– Идем домой. Я еще чаю хочу.

И уже на пороге добавила:

– Чердак классный.

Мама вздохнула, но большего требовать не стала. Они налили себе еще по чашке, слопали купленные по дороге пирожные, помечтали о том, в какой цвет покрасят стены. Так и прошел вечер.

Но забыть то, что всплыло из глубин памяти, уже не удавалось. Там, на пыльном чердаке, недовольный вторжением Сценарист смахивал пыль с машинки, вставлял в нее пожелтевший лист бумаги, удобно устраивался в кресле, пряча под себя хвост (если он у него все же был), и принимался выстукивать слово за словом, вымеряя по минутам сценарий нового дня.

«Бабушка завела важный разговор», – напечатал он.

Бабушка не признавала тяжелых кружек, которые любили они с мамой, и специально для нее держали фарфоровую чашку с блюдцем. Бабушка не торопилась, она пила чай небольшими глотками, изящно разламывала булочку, намазывала каждый кусочек маслом. От варенья она отказалась – сладкое бабушка не любила.

Мама сидела как на экзамене – очень прямо, руки сложены перед собой. Чай стыл в ее любимой кружке с пучеглазым котом. Ни к булочкам, ни к варенью она тоже не притрагивалась.

Зато Даша наворачивала и то и другое. Она уже догадывалась, что сейчас ее попросят выйти. Ее бы и погулять отправили, но снаружи хлестал дождь.

– Я думала, ты ипотеку возьмешь, – заговорила наконец бабушка о деле.

Мама ответила очень ровным голосом:

– Мне нравится жить в Старом городе.

– Живи, кто не дает… – Бабушка бросила на Дашу выразительный взгляд, но внучка сделала вид, что не заметила.

– Дорого, наверное, в порядок чердак-то привести?

– Не дороже денег. Мы справимся! – Мама заговорила чуть громче и звонче. – Торопиться некуда. Мне всегда хотелось в мансарде жить.

– Ну да… под крышами Парижа, Фиалкой Монмартра. Любовь, вино, богема… – Бабушка еще раз прожгла внучку взглядом, и опять безрезультатно.

– Что? – Мама подалась вперед, звона в ее голосе прибавилось. Она даже ложку в руке вертела, хотя терпеть не могла, когда так делают.

– Дарья, – не выдержала бабушка, – иди, почитай что-нибудь…

– Я еще чай не допила, – буркнула Даша, решив растянуть чашку до предела, даже если пить придется по капле.

Она отломила еще кусок булки, положила на него нетонкий кусок масла и щедро бухнула сверху малинового джема.

– И есть хочется, – сказала она с набитым ртом.

Бабушка перевела взгляд на маму, ища поддержки, но мама Дашу гнать не стала.

– Алина… Ты понимаешь, что делаешь?

– Давай оставим эту тему, – попросила мама.

Бабушка вздохнула:

– Можем и оставить.

И тут же добавила:

– Мне звонила Нина. Нина Владимирова. Мы с ней учились когда-то вместе.

Даша ни про какую Нину Владимирову никогда не слышала, но мама, похоже, ее знала. И нахмурилась.

– Она беспокоится, – продолжала сыпать загадками бабушка, – я тоже.

– Можете успокоиться, – бросила мама, – обе. Я не собираюсь замуж. Во всяком случае, пока.

– Вот видишь – уже и «пока», – грустно улыбнулась бабушка.

И они опять замолчали, выжидательно поглядывая то друг на друга, то на Дашу. Не выдержала мама.

– Даш, – попросила она, – ты не могла бы…

– Можете секретничать сколько угодно, – проворчала дочь.

Она забрала кружку и бутерброд, сунула в карман горсть конфет и отправилась к себе. Демонстративно закрыла дверь, метнулась к столу, вытряхнула карандаши из карандашницы и уселась на кровать, прижав к стене стакан от карандашей, а ко дну стакана – ухо.

– Аля, ты это серьезно? – продолжала бабушка, понизив голос. – Ты из-за него вздумала дом расширять?

– Тебе не кажется, что я уже большая девочка? – Мама старалась говорить спокойно. – И что мне как минимум нужна своя комната?

– А у тебя ее разве нет? Где тогда мы сидим?

– В гостиной. В гостиной, совмещенной, между прочим, с кухней. Где у меня в углу диван и компьютер. Мне хочется жить нормально. Даше тоже побольше места не помешало бы, к ней друзья ходят, а им в той каморке не развернуться.

– То есть вся забота о ребенке?

– Нет, – спокойно ответила мама, – обо мне и о ребенке. Я тоже живой человек.

– Ты могла прекрасно позаботиться о себе два года тому назад…

– Не будем об этом!

– Когда у тебя была возможность устроить свою жизнь…

– Мама!

– …с нормальным взрослым человеком…

– Я еще два года тому назад сказала – хватит об этом!

– Уж комнат-то вам бы обеим хватило, у него дом в Жверинасе!⁵

– Господи… мам, ты б еще калым за меня брала!

Они уже орали друг на друга, но шепотом, надеялись, что Даша не услышит. Ни о том, что «ребенку было бы лучше в зеленом районе, а эта квартира все равно бы ей осталась», ни о том, что мама – эгоистка: «ребенка для себя завела, а теперь…», ни о том, что «мальчишка еще подрастет, зачем ты ему тогда?»… Какой мальчишка? Откуда?

– Посмотри на себя! – взывала бабушка. – Джинсы, стрижка эта… Молодишься?

– Хватит…

– Ты понимаешь, что тебя в любом случае хватит ненадолго? Возраст есть возраст.

– Я сказала…

– Ведь из-за него тебе отдельная комната понадобилась? Ты столько лет одна сидела – а тут нате, места мало?

Даша задумалась о том, что будет, если Игорь переедет к ним. Подумав, решила, что ей это, пожалуй, нравится.

А вот бабушке не нравилось, бабушка бушевала, взывала к материнской совести – «а ребенку каково?», вновь поминала Нину, которая ей зачем-то звонит. Она много еще наговорила. Мама отбивалась, сначала решительно, потом вяло. Договориться им так и не удалось. Даша и дослушивать не стала, отбросила карандашницу и включила музыку.

Игорь ей нравился. Он умел жарить шашлыки, кричать «пиастры» попугайским голосом, читать «Балладу о дуэли» и смешить маму.

Но, оказывается, важнее всего было то, что он младше. На целых двенадцать лет.

– Пока, Дашенька! – бодро и фальшиво пропела бабушка от выхода.

Пришлось выползти из комнаты и махнуть ей на прощание. Мама улыбалась и делала вид, будто ничего не произошло. Но что-то сломалось. Разговор не клеился, и, когда Даша наконец отправилась спать, мама заметно обрадовалась.

Однако сон не шел, Даша лежала на спине, глядя в темный потолок. Там, выше, – чердак. Огромный, запутанный, бесконечный чердак со множеством отнорков, переулков, переходов. В самой его глубине Сценарист заправляет в машинку новый лист и печатает сценарий следующего дня. Скучного и правильного, других он не пишет.

Сценарист вздохнул, размял тонкие пальцы, похожие на паучьи лапки, – «мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Потянулся и, довольный, вновь принялся за работу.

– Что тебе от нас надо? – спросила Даша.

Она не так боялась, как раньше: все же выросла, а Сценарист – нет. Он вообще оказался меньше, чем помнился, – с крупного кота, наверное. Силы в нем, похоже, было немного – ручки и ножки тонкие, как веточки.

Но где выход, она по-прежнему не знала, а он знал, что она не знает, и это придавало ему силу. Сценарист равнодушно скользнул по ней взглядом и застучал по клавишам.

«Девочка Даша хочет со мной говорить, – отозвалась машинка. – Я не говорю. Я пишу».

– Прекрати! – Даша сделала шаг вперед, но то ли пол, то ли воздух на чердаке оказались вязкими, как тянучка, а голос почти не был слышен.

«Даша недовольна, – продолжал стучать сценарист, – мама Аля плачет. Начинается новый день. Все поступят правильно».

Грузный сон охнул, неловко повернувшись в кресле, порылся в мешке, пытаясь найти что-нибудь повеселее, но не нашел и загрустил.

«Тюк-тюк-тюк», – слышалось всю ночь. «Дождь идет», – подумала сквозь сон мама, которой удалось наконец успокоиться.

И потянулись скучные дни, один за другим.

Погода испортилась, а на маму так навалилась работа, что ничем другим она заниматься не могла. Даша измаялась: гулять под дождем было нельзя, да и не с кем – друзья разъехались. Родня звала в деревню – она ехать не захотела: там комары, скучно, детей нет. После того разговора мамы с бабушкой Даша поняла, что без расспросов и в деревне не обойдется, наверняка уже слухи дошли, и решила держаться от всех подальше.

В конце концов мама опять отправила ее в лагерь, на сей раз – в городской, до шести вечера. После занятий Даша шла к маме на работу, на ужин они разогревали пиццу или покупные котлеты. Иногда что-нибудь смотрели, но без особой радости – кино Даша так и не полюбила. На игры или разговоры по душам сил уже не оставалось.

Подошли выходные, но лучше не стало – мама никуда не уходила, но ее все равно что не было. Уткнулась в компьютер, даже ела не отрываясь от экрана.

И Игорь не зашел. Ни разу не появился на неделе – но так бывало и раньше, ничего удивительного. А вот выходные без него были первыми за полгода.

Может, они с мамой через мессенджер общались? Даша не знала.

А на следующей неделе они встретились – в лагере была большая викторина по странам света, и проводить ее помогал высокий и красивый пират, с саблей, банданой и попугаем, кричащим «пиастры».

Даша честно отыграла и лишь потом подошла к пирату поздороваться. «Так вы знакомы!» – протянула воспитательница, но не очень удивилась. Кто-то из детей протянул недовольно: «Она все ответы заранее знала!» Глупо, потому что ответила Даша не блестяще, приза ей не досталось.

– Привет, – сказал пират.

– Когда ты к нам придешь? – спросила Даша прямо и тут же подумала, что это не по-взрослому, надо сначала спросить «как дела», потом – «ты, наверное, очень занят, давно тебя не видно», потом пригласить так, чтобы это ничего не значило, – «заходи как-нибудь». Взрослые делают именно так. И отвечать на приглашение полагается теми же словами: «Как-нибудь зайду».

Но Игорь нормальным взрослым не был. Он ответил:

– Я не знаю.

– У мамы работа, – негромко сказала Даша, – она правда очень-очень занята.

– Да, она мне говорила.

Повисло молчание. Девчонки звали: «Даша, иди в „Уно“ играть».

– Мне надо грим снять, – сказал Игорь, – и переодеться.

– Ага…

Тут полагалось попрощаться и сказать все же это «как-нибудь», но они продолжали молча смотреть друг на друга.

– Тебя во сколько отпускают? – спросил он, когда пауза затянулась.

– В шесть.

– Я тебя встречу, – пообещал Игорь, – тогда поговорим.

Они действительно встретились, даже съели по порции мороженого, пока дошли до маминой работы. А вот разговор не клеился.

Ну правда, что можно было сказать? «Почему ты у нас перестал бывать?» – Но сама ведь сказала, что мама занята.

Игорь не зря с детьми работал, он сумел завести болтовню ни о чем и ввернуть между делом, что, наверное, уедет – приглашают на курорте поработать, заодно и к морю скатается.

«Мы же вместе ехать хотели!» – чуть не вырвалось у Даши, но она вовремя осеклась и выдавила:

– Здорово…

Мороженое казалось безвкусным, как пюре в школьной столовой. Идти оставалось все меньше, и с каждым шагом Даша чувствовала, как ломается и осыпается хорошая и веселая жизнь, которой так хорошо жилось последние месяцы.

«Тюк-тюк-тюк», – слышались шаги.

– Когда ты к нам придешь? – спросила Даша и зажмурилась, чтоб не слышать, потому что уже знала, что он скажет.

Игорь ответил:

– Как-нибудь.

– Хочешь, – сказала мама, – поедем в Варшаву, когда разгребусь немного? Тебе Центр Коперника⁶ понравится…

– Мы же к морю собирались.

«С Игорем» Даша не договорила, но этого и не требовалось, мама все поняла.

– Как-нибудь съездим… – туманно пообещала она. – Погода для моря неподходящая.

– Море не только Балтийское бывает.

– Я далеко сейчас ехать не могу, – еще туманнее ответила мама, – у меня дела. Делу время, потехе – час. Давай еще по чашечке…

«Они выпили еще чаю, – отстукала машинка, – вымыли посуду и ушли спать. Завтра будет новый день. Мама отправится на работу. У Даши каникулы. Все поступят правильно».

– Живот заболел, – мрачно ответила Даша на мамин вопрос «почему еще не собралась», – и голова… не хочу никуда идти.

– У вас же экскурсия сегодня!

– Ага, в Тракай…⁷ чего я там не видела? Там новый замок построили?

– Мне казалось, ты его любишь.

– Я его каждое лето люблю раза по три. Не хочу.

– Могла бы вчера предупредить, – пожала мама плечами, – я бы и будить тебя не стала.

– Я еще не знала, что живот заболит.

– Понятно, – мама вздохнула, – не сиди в интернете весь день. Пол подмети.

– У меня живот болит, – напомнила дочь, – не до пола.

– Еще что болит? Язык не заболел – ерунду говорить? Воспитательнице позвонишь или лучше я?

– Сама позвоню! – быстро ответила Даша. – Прямо сейчас и позвоню – вот! – Она схватилась за телефон.

– Ну и отлично.

Мама наконец ушла, а Даша перевела дух.

Встав с постели, она честно собиралась ехать на экскурсию и поменяла планы минут двадцать тому назад, когда увидела мамину раскрытую сумку на столике в прихожей. Из внутреннего кармана торчал и сам в руки просился телефон. Личный – телефонов у мамы было два, один для работы, его Даша трогать не стала.

Телефон мигал зеленым глазком, словно спрашивал: «Что делать будешь?»

Стало стыдно. Даша поспешно засунула телефон в щель между столиком и стенкой и решила про него забыть.

Мог ведь он просто вывалиться из сумочки? Туда бы и упал. Мама, конечно, немного огорчится, но… так ведь могло и на самом деле случиться?

Она ушла к себе, пролистала «вконтактовскую» ленту, порылась в почте. Погоняла шарики в игрушке. Почитала. Еще поиграла, поговорила с подругой в чате. Потянула время так и этак. Потом вернулась в прихожую и подняла телефон с пола.

Он не был запаролен. Номер Игоря нашелся сразу – с фотографии смотрел улыбчивый пират. Даша поколебалась минуты две, потом все же решилась и набрала СМС:

«Приходи сегодня в семь».

И смайлик с глазками-сердечками.

День тянулся невыносимо долго. Погода исправилась, ничто не мешало выйти погулять – она и вышла, – но удовольствия от прогулки не было. Даша то и дело хваталась за карман с маминым телефоном, проверяя, не потерялся ли он. Вытащить телефон из сумки – за это уже полагалась взбучка, но, если б она еще и потеряла его где-то на улице, это было бы запредельным свинством.

А оставить телефон она тоже не могла – вдруг Игорь ответит?

Так и не нагулявшись, Даша вернулась и отправила еще сообщение, на сей раз приписав: «Нам очень нужно увидеться». Подумала – не передвинуть ли время встречи на полвосьмого, но решила, что мама и к семи доберется.

Девушки из книжек и фильмов часто страдали от того, что «он не звонит». Даша верила – неприятно, наверное, – но в жизни это оказалось просто невыносимым. И ведь это не ее парень отмалчивается, а мамин!

Равнодушно стучали часы, капала вода из крана. Птички скакали по железному подоконнику… Или это опять были не птицы?

«Тюк-тюк-тюк».

«Все поступят правильно, – продолжал Сценарист свою заунывную работу. – Он не ответил. Он не будет отвечать…»

Телефон пискнул было, но это магазин сообщал о скидках. Игорь молчал.

«Он не отвечает, – продолжалось самодовольное тюканье. – Все поступают правильно…»

– Заткнись, – шептала Даша, – просто прекрати!

Сценарист и ухом не вел. У него работа спорилась.

И когда, отправив третью, самую длинную эсэмэску, Даша так и не дождалась ответа, она решила больше не ждать. Сняла с крючка ключ с совиным брелоком и отправилась на чердак.

– Ну! – громко сказала Даша, отперев замок с третьей попытки. – Где ты там прячешься? Выходи давай!

Чердак сонно молчал, не шевельнув и пылинкой. Было чуть светлее, чем в прошлый раз, но дальняя стенка все равно пряталась в полумраке. Пахло мышами. По крыше разгуливали голуби, один устроился прямо возле окошка и косился внутрь. Жирный.

– Давай сюда, – приказала Даша уже не так уверенно. – Что тебе надо от нас?

Тишина. Даже тюканья не было слышно.

Даша хотела было крикнуть еще раз, но осеклась и почувствовала себя глупее некуда.

Это всего лишь чердак. Не лабиринт, не логово чудовища. Тут будет комната, и еще комната, и, может, ванная – внизу только душевая кабина помещалась. Они прорежут еще окна, может, в той стене и прорежут – она же наружная, нет там никаких проходов и не может быть. Просто темнота в углу.