Читать книгу: «Небо», страница 3

Глава 7

Смерть.

Вот и настали дни бесповоротного счастья, одной на двоих боли и мягких снов. Тот, кто видел нас со стороны, тот наверняка думал, что мы пара влюбленных, и никто не знал, мы – пара мертвецов кружащихся в диком танце смерти. Каждый день, каждый час, каждый взгляд направленный друг на друга, нес тот невыразимый смысл, который давно пытались передать в своих стихотворениях поэты и в своих книгах писатели, тот смысл, который нельзя найти, тот смысл, которого нет. Бесконечный его поиск захламляет жизнь. Мы больше не тратили понапрасну то, что у нас еще оставалось. А у нас кое-что было, были – мы. Сила – такой красивый! Он бессовестно посыпал мою, еще свежую могилу, до безвкусия красивыми цветами, каждый день, как будто он сломленный горем влюбленный, разноцветными букетами, он застилал мою сырую землю. Это придавало сил, это раздражало и смешило. Каждый день, уткнувшись ему в плечо, я пила теплое молоко на холодной крыше его дома и понимала, что не чувствую ничего. Тогда я кусала его и он произносил:

– Ну вот, ты снова забыла что я есть.

Меня всегда смешило это его напоминание. И мы смеялись вместе. На самом деле зная, что мы есть так же как и ваши страхи – вы чувствуете что они есть, но в самом деле их нет.

Наши руки стали так похожи, вены так некрасивы, они словно отражали линии наших прогнивших сердец. Каждый день отрезал от наших клубков по сантиметру, а то и по два, вовсе не заботясь о том, хватит ли нам.

Помню однажды, мы бежали по мостовой и так перехватывало дыхание, будто вот-вот ты должен родиться, казалось даже что так и будет, но мы остановились. Мы не хотели этого.

Эта жизнь, выбранная нами, текла так, как хотели мы, время было не властно, не существовало ни ночи, ни дня. Были только мы в своей смерти. Только улыбка Силы и моя боль. Наша боль. Наверное, должно было быть очень больно, когда мы осколками бутылки резали себе руки и, увы, нам помешали осуществить наше намерение и уже в следующее утро, мы оказались на больничных кушетках. Думаю, этот день надолго запомнили в больнице, вряд ли там часто дерутся. Сила был тогда страшно взбешен, количеством моих ран на руке – их было больше чем у него и это коробило его, ведь он проиграл наш спор: у кого больше ран, тот и побеждает. Я тогда сказала ему, что он в любом случае проиграл бы, ведь как ни крути, я сама сплошная рана и что сколько бы ударов он не нанес себе, ему в жизни меня не превзойти. Если бы можно было запечатлеть в этот момент его взгляд! О, это был ад, бушующий в паре глаз! Как же меня это рассмешило.

Никто не знает, какая история была у Силы. Откуда он пришел и как. Ясно было одно, его существование закономерно принадлежало моему.

Он всегда говорил мне, что я как гнойная рана в его сердце, никогда не заживу, я только продлю его страдания, но он никогда не отпустит меня. Потому что нельзя отпустить того, кто и так свободен. Мы были свободны оба. Свободные от мира, людей, болезней, последствий, эмоций, чувств. Два гуляющих по бульвару тела, трупа, не привлекающих внимание прохожих и так возмущающих, если вдруг засмеются прямо в лицо. Люди продолжали верить тому, что видят, а мы продолжали не верить в то, чего нет. В нашей жизни не было дилеммы между тем, как хочется сделать и тем как диктуют моральные догмы, мы давно послали их к черту. В нашем мире не было больше никаких запретов, так же как и людей.

Иногда страшно было остановиться на миг и задуматься, поэтому мы не делали этого. Мы делали что угодно кроме этого.

Многое происходило в ваших головах, в них же теплилась вся мировая бессмыслица когда-либо существовавшая, и от этого становилось как-то весело и одновременно печально. Как произошло так, что мы стерли для себя ваш мир и поселились в своем, мертвом?

Глава 8

Крыша.

Интересно, а можно ли описать свою смерть и возможно ли это в принципе? Нет, я не имею в виду сейчас ту старуху с косой в чёрном. Ее описывали многие, невзирая на времена и нравы, национальность и пол, всюду она предстает со своим чарующим, омерзительным ликом таким же неизменным, как и время. Я имею в виду то чувство, которое испытываешь умирая. Парадоксально, но наверное никогда не родится человек, которому это было бы под силу. В последние минуты тело подводит нас, или обстоятельства не позволяют раскрыть всю прелесть полета.

И вот, я снова стою на мосту, холодный сырой ветер мой единственный сосед; за исключением тысяч машин несущихся куда-то, с кем-то, зачем-то. Так много движения вокруг, но все застыло. Ветер, который я любила всегда. Дух свободы, безмятежный и такой мудрый. Кто знает, куда дуют ветра и что им подчинено, что несут они с собой, чьи печали, страхи, боль, любовь они уносят с собой, чьи души подхваченные им, уносятся на вершины гор или в низины пропасти. Он неуловим, его нельзя напугать, он всегда там, где ему вздумается. Как же хочется взять с него пример.

Стоя на мосту, кажется, что вот сейчас, еще одно дуновение, и ты полетишь вместе с ним и получишь долгожданный покой. Покой, которого так жаждут многие и так боятся. Кто-то говорит, что покой – это страшно, движение – это жизнь, но разве движение в никуда, не есть ли вечный ужас?!

Смотрю вниз – страшно? Едва ли. Скорее любопытно. Что там ждет? Холодная глубина воды так и манит, обещает подарить крепкие дружеские объятия. Холодно. Вода внизу напоминает голубоглазого человека, все говорят, что его глаза голубые, но на самом деле их цвет лишь отдаленно напоминает голубизну. Голубым может быть только небо, и лишь оно способно подарить покой. Вода обманчива, как глаза голубоглазого незнакомца. За мнимыми дружескими объятиями она скрывает холодные, железные тиски. Так и чувствую, как она поглотит все мое тело, забравшись в самую душу, впрочем, давно уже омертвевшую, исколет и изрежет и без того рваные раны, разбередит то, что и так кровоточит. Да это и не страшно. Страшно то, что будет потом. Слезы родителей, неизмеримое негодование их сердец и возможно, никакого покоя в конце. Даже трупам когда-нибудь приходится становиться перед выбором. Перед весьма сложным выбором, выбором сделать других такими же, либо продолжать свое существование, ничего не меняя. Продолжать стоять здесь, на холодном бетонном мосту, в окружении серых домов-коробок, разглядывать эти чужие руки, приделанные так неумело, к этому громоздкому неудобному телу и продолжать разыгрывать жизнь, олицетворяя собой смерть среди живых. Снова взгляд вниз, а оттуда будто бы смотрят тысячи глаз. Кто знает, сколько счастливчиков нашли здесь свое счастье, сотни, а может тысячи, использовали это место как микстуру от мигрени, непонимания, страсти. Тысячи, а может миллионы трупов, согрелись в объятиях этих вод, навсегда повернувшись спиной к этому миру. И никто кроме них не знает, страшно ли это. Коварство времени беспредельно и возможно, даже они, не знают этого. Время, как и всегда, подставляет нам подножку в самый ответственный момент, не оставляя возможности успеть понять, ощутить.

Сила всегда говорит, что время наш враг, что мы должны успеть обогнать его и если это будет возможно, показать спину. Необходимо вывернуться наизнанку, но обвести его вокруг пальца. Сила не знает. Не знает что это то, что отличает нас с ним друг от друга. Я смирилась со временем, подружилась с ним, он же – ведет вечную борьбу. Лишь в одном мы часто сходимся, всегда можно сделать так, чтобы ты застыл во времени. Само время остановить нельзя, но застыть в нем проще простого.

Как легко мы вливали в себя неприятные жидкости, вдыхали густые пары и пылинки обывательского безмятежного счастья. В такие минуты кажется, что все не так уж и плохо. Вы спросите, почему нельзя продолжать упиваться чем-то другим, тем, что приносит удовлетворение. Тогда я так же спрошу вас, а что приносит его? Страсти? Деньги? Ничего из этого. Нельзя утолить жажду, тех, кто когда-то верил в людей, в их мир, в бескорыстность и однажды попрал все их законы, встав на ничью сторону, не уступив места ни пресловутому добру, ни всеми осуждаемому злу. Такими были мы с Силой. Наш выбор необъясним ничем, нельзя сказать из-за чего мы стали такими, вполне вероятно это врожденное качество душ, быть такими.

Нереальность моего положения чувствовалась все острее, я вроде как и стою здесь, но меня нет. Странно понимать, что тебя нет там, где все видят тебя, где ощутимо физически присутствие твоего тела, но твоего ли? Это так же остается вопросом.

Глава 9

Цветок.

По венам бежало что-то чужое. Сила обнимал так нежно, так чужеродно. Я подумала о Сиде и Нэнси. Они наверняка в героиновом раю. Какая глупость! А мне все тот же ад на земле.

На мне нечто шикарное: белое свадебное платье, белые в кружево чулки, в руках бутылка текилы. Мы приближаемся к ошеломлённому нашим видом охраннику клуба. Увесистая пачка банкнот в его руках и вот мы уже внутри. Клубы. Как же они тошнотворно прекрасны, душны и развратны. Огромная толпа, обезумевшая кто от чего, корчится под звуки в смрадном тумане. Похоть в глазах, желание быть лучше остальных, в итоге – повальное одно и то же.

Дикий смех, ничем не сходный, например, со смехом ребенка, он оглушает такой смех. За столиком напротив замечаю пустой, обезвоженный взгляд кого-то одного со мной пола, а может, уже и нет. Давно уже я, сомневаюсь, а есть ли у меня вообще какая-либо половая принадлежность. Очень сложно для меня провести черту между дамочкой в обтягивающем платье и парнишкой со всеми замашками брутала. Нога закинута на ногу, смотрим друг на друга в упор. По ее еле прикрытой груди стекают капли пота. Возможно, куда-то прямо в душу, душу пропитую в смраде людской черноты. Как же она прекрасна! Хочется коснуться ее губ по-детски нежных, но обворожительно пошлых, взять за руку, сжать тонкие пальчики до хруста и может даже сломать их. Эстетика – вот что делает человеческие существа бесполыми.

Неожиданно кто-то дергает меня за рукав. Сила. Мгновенно по телу бежит волна каменного раздражения. Я отворачиваюсь и с упоением продолжаю смотреть на то, что так внимательно изучает меня своим мутным взглядом.

Некрасивое, словно налитое для любви тело, как будто созданное для сиюминутных увлечений, так и тянет к себе. Подошла. Коснулась. Вот она красота. Незапятнанная, всепоглощающая. От ее прикосновений по всему тело бежит ток, я как будто вдруг стала проводником в другой мир, мир сладостной пустоты. Я чувствую, как оно дрожит под моими касаниями, как срывается дыхание и теплится еле- еле в этом истерзанном теле душа. Есть в этом что-то звериное.

Уже далеко за полночь, я и Сила уехали. Холодный ветер, обдувающий меня из окна, освежил голову, дал новое течение мыслям. То что происходило в клубе и раньше, осталось за гранью. Теперь были только мы: я и он, а точнее, я и ты. Ты все еще поедаешь, стачиваешь меня прямо изнутри. Мне не ясно, что тебе нужно, ведь ты и так забрал все, что могло когда-то казаться мне в себе таким прекрасным. В жизни есть что-то страшное, она утекает, как будто сквозь пальцы и не дает надежд. Мы мгновенно забываем о том, что только что было дорого сердцу. И вот теперь, я в лапах самой себя, вовсе не упиваюсь гордостью, как представлялось мне, я влачу поистине нищенское существование. Мне не дом четыре стены, да мне весь мир не дом, не осталось в этом мире ничего от моего дома, так же как и от меня. Жалкое тело, раздаренное другим, истерзанное волшебством и вовсе уже не мое. Как в окно, смотрю я на этот чужой мир, смотрю, и не могу понять, если нет меня в нем, то где же тогда?!

Вот и прошла еще одна безумная ночь, безумное утро и безумный день. Я по-прежнему слышу возле себя мягкое дыхание Силы. Еще одна вечность пролетела перед моими глазами, так и не оставив в душе никакого следа.

Скомканный пьяный закат под гулкими ударами часов, бьющих прямо по вискам, и вот снова, клуб, ночь.

Их руки были сплетены железными прутьями. В ее глазах читалась нежность, в его похоть. В ее прикосновениях виделась одержимость, в его – похоть. Постепенно ее взгляд пустел, в то время как руки заботливо вливали холодное, в иссохшее горло, в то время как по венам медленно текла жизнь и мчался амфетамин.

Я когда-то знала ее. Она была мной. Когда-то. Встаю. Идти тяжело. Противно и страшно. Страшно до дрожи. Кто все эти люди? Что здесь делаю я?? А, все равно! Веселимся!!! Смутные лица, голоса, запахи, дым, вонь, смрад и я его часть. Речь все запутаннее, звуки все больнее и ты словно в пустыне посреди иссушающих просторов своей безжизненной души. Об этом не пишут, об этом не говорят, об этом молчат.

Глава 10

Снег.

На улице кружит снег, и кажется, так много времени прошло с тех пор, а может, нет? Твой смех все так же звучит в ушах, все потому что он все так же нужен. Да, я больше не мечтаю вернуть то время, время теперь мечтает вернуть меня, красивую, наивную к тебе. Я теперь никому не мешаю, все кружусь вокруг своей оси. Моя жизнь все больше похожа на дешевое порно. Всегда один и тот же сюжет, только декорации сменяют одна другую и душно все сильнее.

Помню когда-то этой зимой, мы, обнявшись, грелись у камина, я гладила твои жесткие волосы и знала запах твоей любви. Снег так же кружил за окном, а я не знала, я тогда не смотрела порно и боялась, что когда-нибудь нам не хватит времени.

Где ты сейчас я не знаю, и главное, не хочу знать.

Теперь у меня новая, счастливая жизнь.

На мне безупречное красное платье, я еду в такси подальше от тебя. И снова на пороге встречают улыбки. Мы на очередном сборище себе подобных, под покровом серой ночи, может это и не так стыдно, но Боже, как же страшно.

И снова медленный шепот оксицитамина, бабочки пониже пояса медленно превращаются в червей и прячутся в свои коконы, и даже это, не интересует меня больше.

Вы когда-нибудь чувствовали, как кто-то ест вас большой алюминиевой ложкой, прямо изнутри? Выскребает ваши внутренности. Так стоишь, смотришь в глаза этому человеку, а он выскребает. Эстетично как-то. Когда он выскребет все, тело наверняка свалится навзничь наподобие пустого костюма. Стоит подметить, что трупы падают тяжело, а вовсе не так как пустое тело. Чувствуешь, как ложка шарит у тебя внутри. Раньше это приносило боль, затем наслаждение, ведь когда рана заживает, она чешется; но теперь уже все равно. Теперь ты просто стоишь, а тебя выскребают.

И ни снег, ни что-то другое больше не может поселиться в твоей голове. Остается лишь застывший взгляд. Кто-то умеющий это делать поселил в него блик. Он видит перед собой все те же жадные толпы, клокочущие в своей похоти, он блуждает по ним, не выказывая ни симпатии, ни возражения. Думаете, это страшно? Вовсе нет. Это примерно как уснуть и проснуться. Ты не знаешь как это.

Так неподвижно стоя прошла бы и вечность мимо меня, но я все ждала того момента, когда костюм рухнет на пол и я наконец, останусь сама собой.

Неожиданно Сила выдернул меня из неги ожидания, и я увидела перед собой в его руках маленькую, пухленькую мадам. Вьющиеся волосы, живой румянец на щеках, улыбка и безмятежность, подаренная детской наивностью и подарком Силы.

– Смотри, что я нашел для нас.

Хотелось смотреть на нее.

Мы вышли втроем. Приехали в темный дом Силы. Он грубо любил ее. Любил так, как любят ненавистных. Мне нравится такая любовь, она не мертва, в ней есть страсть, боль, нежность. Она пропитана слезами и испариной. Ее упругая кожа холодела под моими мокрыми ладонями, казалось, ее нельзя испортить чем либо, и только затравленный взгляд выдавал ее смятение. Хотелось орать на нее во все горло, душить и бить, но руки только сжимали ее маленькую ножку, а сердце стучало все сильнее. Ее тело словно билось в агонии. Неожиданно в голове пронеслась боль, затем по телу прокатилась истома. Да. Больше нет ничего только эта жгучая истома, эта испарина от трех тел, гниющих изнутри, но благоухающих снаружи. Елейные трупы. Она улыбалась. Такая улыбка похожа на детскую, но только дети существа священные, неприкасаемые, а это прожженная тварь. Как же, однако, коварно зло, облекаясь в такие формы.

Выкинув ее на бульвар мы так и не знали кто она, откуда и что течет в ее крови. Одно мы знали точно, все обезвкусится, если мы прямо сейчас не почувствуем.

И снова смотрим друг на друга.