Читать книгу: «Двойная оплата», страница 5

Глава 6

Не зря говорят, что жизнь подлая штука, в одно мгновение может дать всё, а в другое – отобрать, да так, что с одними трусами остаться можно. Нет, я сейчас не о финансовых проблемах, которыми болеют почти все население нашей страны, да и не только нашей. Я сейчас о духовной составляющей. Поцелуй с Маргаритой буквально выбил из меня эту самую составляющую, казалось, сердце трещину дало, а может, наоборот, скобами скрепляться вдруг начало. Не знаю. Я не знаю, что на меня нашло, что в след пустился за ней. Что крепко прижался к ней и на губы обрушился, ощущая её желание. Взаимное желание. До сих пор стою посередине улицы на тротуаре, упирая руки в бока, голову опустил и закрыл глаза, вновь прокручиваю то мгновение. Ритка сбежала от меня и даже не оглянулась ни разу. Хотел было в след броситься, но сам себя остановил. С чего, блядь, вдруг я должен гнаться за ней? Слава небесам, что девчонка не разоралась на всю улицу, ведь кто мы друг другу. Могла и насильником представить. Мне ещё этого не хватало, в тюрьму попасть из-за своих вдруг вспыхнувших чувств. Нет, не чувств, а помутнения рассудка. Это гораздо ближе по описанию подходит. Мое состояние сейчас находится на грани, готов взорваться, как бочка пороховая, и, кажется, я уже знаю, куда всю свою энергию направлю. Девушка уже скрылась за углом, слегка хромала, но раз обошлась без посторонней помощи, значит, не велика трагедия. Несколько бабулек долго шептались между собой, ведь какой концерт разыгрался перед ними – идеальный спектакль, таким только и не хватало для обсуждения новых деталей. Одна из них даже попыталась выведать подробности от меня.

– Милок? – оборачиваюсь к ним, сжав губы в тонкую полоску, приготовился к отпору. – Чего же ты за ней не пошёл?

– Бабуль, – кривая улыбка на лице, покажет им всю мою неадекватность. – Не суйте свой нос, иначе завтра не наступит, – подмигиваю и разворачиваюсь в сторону участка, а в след свой слышу слова болталок, что нынче молодежь пошла совсем неприятная, не хватает управы на нас. Усмехнулся себе под нос, понимая, что узнай бабулька всю истинную правду нашей настоящей жизни, давно бы рядом слегла со своими предками. Мой мир не рай – хоть ложись и помирай. От этих слов самому тошно стало, как демон внутри разрывает на части, наматывает мою душонку себе на руку и выкручивает из неё всё нити, что ещё держат меня тут. А теперь и новые непонятные мне чувства к этой девчушке, охватили словно наваждением. Достаю по пути из кармана пачку с сигаретой осталась одна единственная и то, сука, помялась. Долго кручу её у себя в руках, затем мимо урны прохожу и выбрасываю с досадой. Она бы мне сейчас не помешала, нервы накалились до такой степени, что явно струна могла лопнуть от расплавы. На посту охраны нет никого, что ещё больше меня привело к злости. Заходи кто хочешь, хоть с пулеметом и к чертям разнеси этот гадюшник. Эта мысль самого себя посещает уже неоднократно. Поднимаясь, вдруг замечаю, что входит сам Влад, расфуфыренный и довольный, глазом не моргнул, прошёл через сканер с пропуском. Весь на позитиве, ну недолго ему ходить с такой рожей. Завидев меня, с лица улыбка слезла, в глазах вдруг страх с огоньком смешался, затем чуть тряхнув головой, принял боеготовность.

– Прохлаждаешься, Бесов? – зло бросает в меня словами, поравнявшись со мной на лестнице. Смотрим друг на друга, скрепя зубами.

– Кто бы говорил, – отвечаю. – Разговор у меня к тебе есть, начальник, – чуть издевательски вперёд головой наклонился с прищуром в глазах. Влад оторопел, подумал, что получит в нос моим лбом, наверняка, уже сотни вариантов прогнал, по какому поводу вдруг решил с ним диалогом связаться.

– Зайди позже, сейчас нет для тебя времени, Максим, – только он произнес мое имя, я моментально хватаю этого ублюдка за шею и со всей силы припечатываю к стене. Теперь я безмерно благодарен судьбе, что на посту нет никого, иначе снова пришлось бы себя сдерживать. Влад не ожидал, из рук выронил свой дипломат и пиджак, предотвращая сильное давление на шею. Мы одного роста, как братья близнецы, всегда вместе и первые во всём. Но не сейчас. Сжимаю крепко пальцы у артерии, хочу заставить эту гниду начать сознание терять. Влад время не теряет, бьёт локтем по рукам моим и высвобождается, затем мы сцепились друг в друга, сваливаясь с лестницы вниз на площадку перед турниками у входа. Все ступеньки пересчитали рёбрами, глубоко вдыхая, ощущаю некоторую боль, а Влад ударился головой о бетонный пол, теперь точно лежит без сознания. Беру его за грудки, чуть приподнимаю к себе, дышит скатина. Даю пощечину, и он приходит в себя. С пренебрежением снова отталкиваю от себя и сажусь у стены, опуская на колени голову, потому что кружится. Грозный закашлялся и сплюнул сгусток кровяной, а затем и зуб. С окровавленным ртом улыбается, будто сумасшедший, привлекая мое внимание.

– Сука, – зло рычит.

– Пошёл нахуй, – отвечаю, затем поднимаюсь и с презрением смотрю на валяющегося начальника в кавычках. – Я тебе не Максим, Грозный. Прошло то время.

– Пора уже свыкнуться, так значит? – намеренно меня провоцирует, сам еле сидячее положение принимает.

– Нет, блядь, – разворачиваюсь и снова у этой лестницы останавливаюсь, наблюдая картинку. Двое амбалов поднимают Грозного, которые со стороны смотрели на нашу временную вспышку агрессии. Никто не решился встать между нами, все знают, что два бывших друга дышат не ровно. И лучше стоять с края, потому что Бесов полный неадекват. – Как приведешь себя в порядок, свистни, есть у меня к тебе парочка вопросов.

Влад отмахнулся от меня, вытирая рот белоснежной рубашкой, на которой бордовым пятном кровь узором расползлась. Влетел по лестнице, переступая через две сразу, дыхание сводит, но мне необходимо остаться наедине и обуздать свои эмоции. Было ошибкой тронуть Влада на видном месте, ведь всюду снуют люди из клуба, ненароком мог спровоцировать их активность, что впоследствии могли мне бы боком выйти. Но что сделано, того не изменить. Быстрым шагом прохожу мимо своих ребят, осматриваюсь, парнишки нет.

– Ты, – пальцем тычу в рядом сидящую девушку, не помню её имени, но точно знаю, что она стажёр. Их у нас десять, проходят практику от института, потому что власти так решили, перегонять молодняк через реальную работу, и это правильно. Сразу показывая, на что подписываются. Девушка поднимает на меня испуганные глаза, буквально столбенеет. – Где Николай? Время перерыва закончено, – смотрю на часы, – уже как минимум пять минут назад.

– Бесов, – девчушка обращается ко мне, видимо прошел слушок, что Вероника получила нагоняй. – Не знаю, что вам ответить, я не слежу за его передвижениями. – Голос хоть и дрожит, но позицию держит, есть в ней колышек, что можно укоренять. Нравятся мне такие девки, Маринка тоже была такой в начале, да ломаются слишком быстро от давления. Ничего не отвечая, цыкаю, и на пятках разворачиваюсь, сжимаю крепко руки в кулаки, вдавливая ногтями в ладони, оставляя отпечатки, вмятины на коже. Грозный ещё не явился, раз девчонка спокойно сидит, а не шуршит над его окровавленным ртом. Вероника подскочила при виде меня, глазки забегали туда-сюда, с прищуром уставился на неё.

– Он ещё не заходил? – киваю в сторону двери своего начальника. Вероника отрицательно головой мотает. Ручку в ладошке держит, крутит её от напряжения. – Как зайдет, сделай, кличь, – снова выхожу из кабинета, но оборачиваюсь, добавляя, – И, если смыться поспешит, уведомь сию же секунду.

– Я поняла, – в её руке трескается пластмассовое основание ручки, Вероника лихорадочно собирает по столу осколки, тараторя слова извинения. Резко выдохнув, почти со свистом и болью в ребрах, оставляю девчонку, возвращаюсь в свой отдел, заперся в кабинете на замок и снял моментально трубку с телефона, но тут же вернул на место, потому что дал указание секретарю, и только пусть посмеет ослушаться, защищая своего любовника, душу вытрясу наизнанку. Как меня все это достало. Со всей силы бью кулаками по столу, грохот стоит хороший. Клавиатура подпрыгнула, слетая на пол, с трескающимся звуком приземляется, клавиши не удерживают удара, разлетаются в разные стороны. Из груди рык просится вырваться наружу, но сильно сжимаю веки глаз, удерживаю в себе эту ярость. Вынимаю из куртки дело, прям на пол сажусь, собравшись просмотреть список подозреваемых. Быстро пролистываю историю, факты и фотоотчёты с места преступления, не хочу смотреть на девочек, не выдержу вновь их потухших глаз. Но точно знаю, что контрольные выстрелы обе получили в лоб. Тот, кто это сделал, даже не дрогнул рукой, целясь в младенца, не говоря уже о молодой женщине. Женьке только на днях тогда двадцать пять исполнилось. Вспоминаю её грустные глаза в день рождения, с утра без настроения встала, жалуясь, как время быстротечно. И надо же было мне пошутить, что мы не можем его контролировать и у всех свой срок. Вот и пришел этот срок спустя пару дней почти на моих глазах, лишая жизни, меня наказывая непонятно за что. Есть у меня подозрения на этот счёт, потому что неспроста мне давали красный свет в расследованиях, что касались Дебюа, а нет, я настырный, продолжал рыть под него, и вырыл две могилы для своих близких людей. Быстро нашел то, что искал. Прошёлся по списку, слегка улыбнулся, зная некоторых из них, даже тесно общались в самом клубе. И эти твари смотрели мне в глаза, зная какую ошибку, совершили, оставив меня живым. Потому что я приду и покажу каждому из них, на что они подписались. Вынимаю листок из дела, складываю в несколько раз, убираю в нагрудный карман, а саму папку откидываю от себя. Для меня она, словно лава, обжигает руки и душу, сердце изнывает и вновь кровоточит, оплакивает. Валерий знал, когда давал задания этим упырям, а затем привёл меня в эту грязь, превращая в машину чистильщика. Но кто заказчик? Кто эта тень? Всюду появляющаяся, преследуя меня по пятам, испытывая. Мои размышления прерывает звонок стационарного телефона, подскакиваю с пола, хватаясь за трубку.

– Он на месте, – секретарь резко тараторит, голос приглушен, будто шёпотом, а потом короткие гудки. Грудь огнем горит, до сих пор эхом отдается тупая боль в правом подреберье, но я отбрасываю свои ощущения, готовый встретиться лицом к лицу с предателем, с ещё одним уродом, что жизнь мою сломал. Почти вламываюсь в кабинет к Владу, потому что на месте Вероники не было, как и предполагалось, она уже обрабатывает рану своему боссу.

– Какого чёрта тебя принесло? – Грозный возмущается, отодвигая девушку в сторону, которая стояла между его ног на своих коленях и салфеткой вытерпела его губы. Хорошо пристроился Влад, везде всему и рад. Подхожу к его столу, скрестив руки на груди, вроде легче дышать становится. Вероника тактично исчезла из поля зрения, закрывая двери за собой.

– На каком этапе дело моей семьи? – задаю вопрос, словно контрольный выстрел произвожу. Влад встаёт с кресла, не разрывая со мной зрительного контакта, зная, что хоть малейшее движение и мне станет ясен его замысел. Лицо каменное, ничего прочесть невозможно, но только глаза выдают, что он думает, как мне ответить. Вот и прокололся. Сука. Продолжаю ждать, а внутри все разрывает от взрыва моих эмоций, дошел до точки невозврата.

– Оно в процессе, – наглая, сука, ложь, и мне в лицо. Мы стоим, друг напротив друга, и помеха лишь только его стол, через который я уже перепрыгиваю, вновь нападая на Грозного. Мы валимся через его кресло, оба приземляемся на пол, только теперь я отказываюсь на нем сверху. Бью по лицу несколько раз, превращая его нос в мясо, слышен хруст переносицы, затем Влад локтем отвечает мне в грудину, в то место, где боль не отпустила от полета с лестницы. Захлёбываюсь воздухом, но позицию не сдаю. Заламываю ему руки так, чтобы не смел вновь мне дать по уязвимому месту, лбом ударяю ему снова в нос, и он начинает реветь и орать, как щенок, распуская свой скулеж. Встаю с него, еле отдышавшись, салфеткой швыряю, чтобы заткнул свой нос и рот. Приподнимается, а затем и вовсе встаёт, устремляя озверевший взгляд.

– Ты, сука, совсем охренел? – рычит мне вслед, набирая на телефоне номер. Резко выдираю из рук трубку за провод, и вещь отлетает в неизвестном направлении, потому что я не смотрю на неё.

– Значит, дело в процессе, говоришь? – сузив глаза, сквозь зубы проговариваю вопрос. Влад кивает головой в знак согласия, движение еле уловимое. – А как объяснишь, что нашел среди других дел, что нужно в базу данных внести, а? – уже ору на него, а Грозный с ошалевшими глазами уставился на меня, словно в шоке, но мотает отрицательно головой. Я намеренно не стал говорить, что мальчишка его заметил среди этой кипы, чтоб не подставлять под удар.

– Ты совсем с катушек слетел, Бесов? – Грозный уже пришел в себя, вытирая попутно салфеткой кровь из носа. Обессиленный, уселся на свой стул, который поставил на место. Делаю шаг вперёд, заинтересованный таким поведением. Смотрит на нетканую материю, затем опять на меня. – Крепкие удары, однако. Поднатаскался?

– Я тебе задал вопрос. Отвечай по-существу, – терпение во мне уже иссякает, третья нападка будет фатальной для кого-то из нас.

– Был дан приказ свыше, – так просто отвечает, словно его это не касается. Словно Женя ему никто, а Сашка тем более. – У меня не оставалось выбора, Бесов, – шмыгает носом, и я слышу, как сглатывает свою собственную кровь. Устремил свой взгляд на меня, совсем изнеможенный, но теперь подозрительный и готовый к очередной схватке. – Иначе, лишился бы своего места.

– Сука, ты, Грозный, – зло бросаюсь словами, ушам своим не веря, что Влад променял свою семью на место начальника, на ту грязь, что окружает нас обоих.

– Ты не понимаешь, – усмехается он. А я с удивлением глянул на него, словно спрашиваю, чего именно мне не понять, блядь, когда все видно и так. Дело закрыли, виновные на свободе – смеются, живут и дышат, наслаждаются, словно боги, когда хотят, тогда и совершают самосуд, прекрасно зная, что есть спасение от всего мира. – Уберут меня, уберут и тебя. Никто не станет терпеть твои сраные выходки. Блядь, – Влад берется за нос и резко вправляет кость на место, плоть выровнялась и снова кровить начала. Хрус отчётливо был слышен в кабинете, где я продолжаю стоять и слушать его бредни.

– Что ты несёшь? А впрочем, пошёл ты к чёрту, – разворачиваюсь и выхожу из его убежища, оставляя Влада в очень прекрасном состоянии, в след бросая: – Я сам займусь своим делом, и ты мне не помешаешь.

– Ты идиот, Бесов, если так считаешь, – с насмешкой в спину отвечает, и я замираю, метнул в него своим колким взглядом.

– Не нарывайся, – предупреждаю, сжимая руки в кулаки, вновь готовый дать этому придурку по роже, но нас прерывает вошедший босс. Капитан Варламов, а рядом с ним прокурор Ворошилов.

– Я не понял, это что за побоище? – он смотрит то на меня, то на Влада, охренев от увиденной картинки. У меня ссадины на костяшках пальцев, а лицо Влада отличный натюрморт, потрясающая пища для художника. Грозный соскочил со своего стула, готовый выслушать нагоняй, когда как мне абсолютно похрену на все это. Продолжаю идти мимо своего босса, лишь кивнул головой в знак приветствия, тот лишь сжал губы в полоску, но слова мне не сказал, когда я оставил эту четвёрку в лице Грозного, Вероники, что вжалась в свой стул от шока, прокурора, кстати, тестя, моему Ромке, и капитана Варламова – тот гром и молнии начал метать во Влада, стоило мне хлопнуть дверью. Сам разговор я не слышал, потому что не намерен подчиняться правилам и оставаться на рабочем месте, выполняя бессмысленные бумажные дела.

Надеваю свой шлем, завожу мотоцикл и срываюсь с места, выжимая из машины все силы и ту мощность, на которую способны цилиндры двигателя. Машины бросаются в рассыпную, завидев меня издалека, кто-то в след сигналит то клаксонами, то просто мигают фарами. Через пятнадцать минут вламываюсь к себе на квартиру, игнорирую своих соседей, которые вышли на звук моих матов, пока дверь открывал. Но стоило мне кинуть своим взглядом, как трусы попрятали свои испуганные головы обратно за дверь, запираясь на все замки, которые имелись в арсенале. Грудину сдавливает не на шутку, снимаю с себя рубашку, вместе с ней летит кобура, пропуск и ключи со шлемом. Быстрым шагом захожу в ванную, где до сих пор зеркало разбитое, покрытое паутинкой обломков. Всматриваюсь в изображение, избегая собственного взгляда, и вижу синяк под грудиной с правой стороны. Притрагиваюсь, сука, больно. Скорее всего ребро сломал, или на кости трещина. Блядь, ещё этого не хватало. Набираю в лёгкие воздуха, вдыхая глубоко, проверяю насколько все серьезно, но вроде не так все плачевно. Возвращаюсь в комнату, по пути набирая Степану "Джокеру", несколько гудков и слышу его голос. Как всегда подозрительно спокойный, хотя лишь это его видимость.

– А, бес спустился с небес, – шутит, хохотнув, приветствует меня.

– Нужна помощь, – коротко отвечаю Степану, перебивая его шуточки.

– В чем дело? – теперь Власов обретает серьёзность, готовый ко всему, стоит только свиснуть.

– Да, похоже, ребро себе сломал, ехать в больницу не хочу. Всюду ищейки марленовские.

– Ясно. Сейчас буду. Если боль нестерпимая, ляг в ванную с прохладной водой. Дышишь как? – обеспокоенно задаёт вопросы, а на заднем фоне слышу скрип двери из морга. Степан в своем царстве, где всегда тихо и спокойно. Бывало и такое, что он разговаривает со своими временными гостями. Поддерживает их, пока выполняет работу анатома, вскрывая животы и проводя свои подсчёты. Брр, как вспомню, когда однажды вошёл без стука, а у него в руках почки и он их на весы кладёт, с безумной улыбкой на меня уставился и шутками своими профессиональными подкладывал, смысл которых до сих пор остаётся для меня загадкой. Одно дело выстрелить, лишить жизни, нагло забирая эту ценность, другое, видеть человека изнутри. Безумие, как и я сам с каждым днём становлюсь безумнее, лишаясь рассудка. И вновь глаза Маргариты с нашим поцелуем всплывают во всей этой черноте. Словно глоток свежего воздуха, взялся из неоткуда, и зовет меня, манит пальцем, приглашая в свое царствие небесное.

Ложусь на кровать и закрываю глаза, тело расслабилось, и напряжённые мышцы ныть перестали, будто дух на время покинул плоть. Сам не понял, как заснул, совершенно без каких-либо снов с сотнями потухших глаз, только одно отчётливо разобрал, как молодая девушка в танце кружит, русые волосы развиваются лёгким шлейфом, и будто чувствую её личный аромат – вишня с корицей. Затем подхожу к ней и обнимаю сзади, губами провожу по её шее, обхватывая талию и прижимая к своей груди. Все в тумане и необычном дурмане. Девушка томно вздыхает, и плавно руками огибает за шею, притягивая меня к своей спине ещё ближе. Касаюсь её всюду, провожу ладонью по уже голому животу, груди и шеи. Мягкая, нежная и теплая. Разворачивается ко мне со своими шоколадными глазами, устремляя взор прям в мои черные бездонные глаза. Начинает целовать до беспамятства, буквально воздуха лишая, иссушая меня до дна. Высасывая все силы, отстраняясь от неё, и вижу уже другую в своих объятиях – Женьку с потухшим взглядом, обидчивым. Шарахаюсь от неё, ударяясь спиной о бетонную стену, попадая в коробку, в которой нет ни конца, ни начала – бездна. Бесконечная бездна. И я в ней лечу, полностью окутанный пламенем ада. Кожа испариной покрылась, будто в реальности все это происходило. Из сна вырывает трель дверного звонка, соскочил с кровати, совершенно позабыв о своей боли в груди, поднялся на ноги, дыхание сперло снова, но бодрым шагом иду и отпираю её, встречая Власова с персональным чемоданом на все случаи жизни.

Глава 7

Чтобы достучаться до небес, как минимум туда необходимо попасть. И вся суть становится яснее некуда. Передо мной стоит Власов со своей улыбочкой косой, щёлкает языком, уже сделав какие-то выводы.

– Проходи, – приглашаю его, и только сейчас понимаю, что друг увидел мой голый торс, где виднеется знатный синяк.

– Не говори мне, что ты упал, – Степан ухмыляется и располагается на кухне. Раскрывает чемоданчик, надевает резиновые перчатки, указывая кивком на стул. Прохожу мимо него, в голове туман, потому что все ещё преследует образ жены и девушки Вишенки. Поселились обе глубоко под кожей, в мозгах, скручивая меня и выворачивая наизнанку. Присаживаюсь на стул, опустился лбом на обе руки, в висках невероятная боль, гудит и душит меня, сжимает в крепкие тиски и не отпускает.

– Сядь ровнее, бес, – командует Степан, и я подчиняюсь без каких-либо оговорок. Власов надавил мне на грудную клетку, совсем слегка, параллельно заглядывая в лицо, вдруг терплю саму боль и не признаюсь в этом. При частом нажатии в различных местах ощущение тоже менялось. Но стоило Степану сместить ладонь ближе к солнечному сплетению, будто ножом воткнули и провернули несколько раз. Анатом зашипел, встал и снова начал рыться в своем чемодане. Все движения проходят на автопилоте, до такой степени отработаны в своей практике, как и я в своём кабинете разбираюсь с делами.

– Серьезно? – задаю вопрос. Затем продолжаю: – Я действительно упал, – стараюсь не смотреть на него, устремляясь куда-то в неизвестном направлении.

Степан гулко выдыхает и смотрит мне в глаза. На лице у самого жевалки ходят, отчего-то злится, чем меня вводит в ступор.

– Врун из тебя херовый, Макс, – снова приседает около меня. Колдует на груди всеми своими приспособлениями, на которые даже внимания не обращаю. – Стою перед тобой, будто хер собрался отсасывать, – комната взрывается нашим смехом, но если Власов и продолжает насмехаться, то мне пришлось замолчать, потому что оказалось не до смеха. – Вот, Бес, оказывается, ты у нас смертен. Часики тикают, тик-так, – друг сверкнул передо мной скальпелем, пришлось напрячься. Конечно, я доверяю ему, но Степан "Джокер" всегда внушал некоторый образ сумасшедшего. Острая боль и чувствую теплую жидкость, даже глазом не успел моргнуть, как этот идиот надрез сделал.

– Ты что творишь? – заорал и соскочил со стула, Степан схватил за обе кисти и снова усадил меня на место. Даёт в руки тряпку, чтоб рот заткнул. И ослушаться не посмел, понимая, что все серьезно на самом деле.

– Не ссы, бес, – подбадривает и резко пальцем в ране надавливает, слышен щелчок и боль моментально проходит. Крепко зубами тряпку сжимаю, а затем сплевываю. Власов встал опять и вернулся уже с иглой и нитью. Замечаю в руках банку с пульверизатором, которой распыляет жидкость вокруг надреза, смывая кровь и мгновенно обезболивая место. Делает два стяжка, работа выполнена, наклеив поверх узелков пластырь.

– Ребро сместилось, образовалась гематома, жить будешь, – подмигивает мне, убирая свое добро на место, а окровавленные перчатки в урну под раковиной.

– Садист херов, – рычу на него. Но протягиваю руку и с благодарностью жму.

– Не скажу, что садист, Макс, но повидал достаточно. А самое хуевое, знаешь в чем? – выражение его лица напоминает мне задумчивого клоуна, от которых жутко, но, сколько в реальности этих клоунов повидал, уже мурашками тело не кроется. Я жду от него ответа, на заданный свой же риторический вопрос. Степан, словно очнулся и смотрит на меня: – Тебя бы в большинстве случаев, отшили в терапию с ушибом, когда, как делов на раз-два.

– Система, – констатирую.

– Ошибаешься, – ухмыляется, – если бы все проходили практику в морге, сам понимаешь, многое станет ясно в лечении и строении тела.

– Опять шуточки? – Степан любитель своих профессиональных подколов, поэтому я уже привык к его выходкам, в непонятном для меня стиле его мышления. Где он сейчас? С нами тут или у него своя реальность. Мертвая реальность. То самое царство, где он восседает на троне.

– Все может быть, – издевательски отвечает, затем скрестил руки на груди, и кивает головой в меня, будто я ему что-то должен ответить. – Где умудрился? Или считаешь, что я останусь без объяснения?

С удивлением смотрю на него, не ожидал такого напора. Ухожу в свою комнату, чтобы надеть футболку и не сверкать перед ним свои телом, ибо вселяет не очень приятные мысли, особенно с наличием скальпеля. Возвращаюсь на кухню, где Власов уже чай попивает. Сидит с довольным лицом, не хватает только девки сверху, чтобы оправдать его удовольствие, что он получает от испития напитка.

– С Владом был перепехон, – отвечаю на его ранее заданный мне вопрос, а сам поворачиваюсь спиной к другу и из верхнего шкафчика бутылку с ромом достаю. Откупориваю горлышко и залпом из бутылки делаю пару глотков, унимая теперь лёгкую ноющую боль. Слышу, как Степан чаем давится, оборачиваясь, наблюдая картинку маслом, где анатом себе рот ладонью вытирает, потому что забрызгался.

– Опять? – то-ли вопрос, то-ли возмущение. Соскочил, швырнул кружку в раковину, продолжая что-то себе под нос галдеть. Я же ещё раз прикипаю к бутылке, делая пару обжигающих глотков, наслаждаясь временному морфиеподобному состоянию. Степан отбирает у меня ром и сам с горлышка опрокидывает пару глотков. – С чего ради, блядь, ты связался с ним, а?

– Дело моё, сука, в архив отправил, – поворачиваюсь лицом к Власову, который рядом встал, задницей облокотился о столешницу. По одному только виду моему сообразил, что к чему.

– Ясно, – с пониманием коротко отвечает. Затем слышу в голосе ярость, – Сука.

– Солгал нагло, Степан, – гляжу на друга, который делает ещё пару глотков горячей жидкости, затем оставляет бутылку подальше от нас обоих, игнорируя мою протянутую руку. Уставился на него с нарисованным на лице удивлением, ожидая действия, что вернёт мне мой ром. Но он, словно не понимает меня или намеренно делает вид, что не видит, отходит, принимаясь собирать свой чемоданчик.

– Не удивительно, – говорит Власов, щёлкает замками на крышке, надевает свою куртку и шляпу и идёт прямо по коридору к выходу. – Леонид приехал? – вдруг интересуется. Наверное, Степан увидел моё замешательство, согласно кивает и по-хитрому улыбается. – Значит, уже позвал в "Бурлеск". Так, так. Я с вами.

– Твое право, – провожаю за дверь. – Спасибо, что залатал мне рану.

Он отмахивается рукой как, между прочим, и будто я уже постоянный клиент.

– Давно мечтал пройтись по тебе своим ножичком, – играет бровями, и начинает смеяться во всё горло, как ненормальный.

– Да ну тебя, – начинаю закрывать дверь, – Завтра. – Стёпка прекратил свое насмехательство над своей же шуткой. А я уточняю. – В "Бурлеск" пригласил завтра.

– Вот и славненько, Бес, – щёлкает языком и на пятках разворачивается, спускаясь вниз по лестнице с четвертого этажа. Степан не терпит лифты, объясняя страх клаустрофобии, и что все идёт из детства. У всех есть свои слабые места. Кто-то душу оберегает от моральной боли, а кто-то физически избегает свои собственные страхи, таящие в себе самые необычные формы причуд, что делают нас не похожими друг на друга. И, собственно, превращают нас в тех, кем мы являемся перед самими собой. Захожу обратно в спальню, на прикроватной тумбочке лежит мой телефон и пистолет с глушителем. Присаживаюсь на край кровати и включаю вновь видео на моменте, где Сашка моя смеётся заливистым смехом, ставлю этот момент на повтор и кладу телефон на тумбочку, а сам ложусь и закрываю глаза, глубоко вдыхая и выдыхая воздух, который режет грудную клетку. Рядом на второй подушке лежит единственное фото, целую его, крепко держу в ладони, прижимая неживую бумагу к своему израненному сердцу, будто так мои девочки все ещё живые, и биение сможет на время их оживить. С этими мыслями и тонким голоском дочери на заднем фоне засыпаю, погружаясь в глубокое царство Морфея.

Сон был абсолютно спокойным, никаких трансформаций, где образы смешивались друг с другом. Словно был опущен на тихую воду, без ветра и шума, плыл вдоль берегов своих грёз. Издали своего сознания все отчётливее слышу трель мобильного телефона, очнувшись до конца, быстро нахожу его. Проверяю адресата. Мама. И сразу вспоминаю о чёртовой выставке, и том дне, когда впервые увидел вишенку. Знаменательный день. Именно тогда что-то во мне щёлкнуло, и я до сих пор не могу понять, почему меня потянуло именно к ней. Мы совершенно из разных миров. Мой мир вовсе разделился надвое, будто две личности живут во мне, но с одной лишь общей целью, найти виновных. Кто забрал у меня то, что не принадлежало ему. Кто та самая темная фигура на шахматной доске, предстоит выявить, потому что список подозреваемых в деле наверняка не весь, и за этими ублюдками стоит кто-то более могущественный. В руках держу телефон, а на экране высвечивается фото матери. На часах нет девяти вечера, будто мама знает, что застанет в это время меня, готового взять трубку, и наконец, поговорить с ней без скандала или отвлечения на что-то.

– Да, – коротко отвечаю, прижимая трубку к уху, другой рукой подпёр голову, опустившись в полусогнутом состоянии. Тело все напряжённо, ожидает ответа матери. Наши отношения всегда были наэлектризованные, не сказать, что я её ненавижу, нет. Но ей никогда не нравилась моя жена, не взлюбила с самых первых дней, когда привел познакомиться. Трудный тогда выдался день. По непонятным мне причинам обе стали орать друг на друга, стоило мне отойти на кухню, а их обеих оставить наедине. В голове было лишь одно, чтобы женщины пообщались, а в итоге только разругались. С тех пор Женька ни ногой на порог к матери не переступала. Затем родилась Сашка, и мама вроде оттаяла, но все равно скептически относилась к моей жене. Сам я никогда не пытался выяснить, что происходит между ними. С чего вдруг такая неприязнь?

– Привет, Максим, – приветствует меня мама, всегда слишком официально. Всю свою сознательную жизнь помню только такой тон. Даже отец порой одергивал мать за её через чур суровый голос. – Выставка состоится послезавтра. Думаю, ты сумеешь найти себе костюм? Все же это мероприятие важно для меня.

– Ты звонишь мне, чтобы позаботиться, в чем приду? – повышаю голос, а у самого грудина горит огнём после власовских манипуляций. Чуть тру то место, а боли не чувствую совершенно.

– Успокойся, – одергивает меня. Я замолчал, сжал так сильно губы, боясь нагрубить в очередной раз, высказать все. Сделать больно, как мне сейчас. Мама вздыхает в трубку, собирается с мыслями. – Уваров и я давно планировали эту выставку. Максим, она будет моей заключительной. – Слышу, что мама очень расстроена таким исходом, стало интересно, почему она для неё последняя.

– Что случилось? – вопрос получился грубым, прерывая маму на полуслове.

– Ничего серьезного, о чем тебе стоит волноваться, – и так всегда. Отмахнулась от меня, словно не достоин её объяснения. – Ты так похож на отца, – вдруг вырываются слова и всхлип. Я насторожился. Потому что во мне не было ничего схожего с отцом, хоть оба твердили, что мои подозрения беспричинные. Отец умер, когда мне было пятнадцать, автокатастрофа. Вся его компания, занимающаяся производством металла, перешла матери, но та не стала занимать должность, мигом распродала акции, будто не хотела, чтобы её нашли или быть на виду у элиты бизнесверзил. Её стихия – искусство. Образы. Пыталась меня приобщить, но ничего не вышло. Я совершенно не подхожу этому миру тонких душ. И никогда не свяжу себя с этим направлением. Потому что цель моя совершенно иная.