Читать книгу: «Огонь с небес», страница 3
С кабинетом разобрались, осталось обустроиться на месте и решить, как говорится, элементарные бытовые вопросы. Ну не жить же ему в самом деле прямо в отделении милиции? Александр подхватил мешки и вышел из кабинета. Если Аркадий Назарьевич не врёт, то в общежитии леспромхоза ему приготовлена отдельная комната. Между прочим, это тоже атрибут власти. Не решилось местное начальство поселить участкового в общей комнате с холостыми работниками леспромхоза.
Если разобраться, то за минувшие семь лет Четвёрочка изменилась мало, за одним исключением. Три длинных корпуса общежития появились на месте двух старых изб на главной площади рабочего посёлка. Элементарная логика подсказала, где искать Раю Евгеньевну Малюкову. Конечно же комендант обязана жить в корпусе №1.
Даже по внешнему виду прихожей можно понять, что Рая Малюкова – комендант весьма суровый. В длинной избе царит пусть и казённый и не совсем уютный, но всё равно порядок. Пол в длинном коридоре натёрт до блеска, двери в комнаты покрашены белой краской. Рядом со входом в большой деревянной кадке бойко растёт фикус. Под потолком ни малейшего намёка на паутину.
На ближней слева стороне двери под номером один грозная надпись «Комендант». Александр удобней перехватил мешки, ему точно сюда. На вежливый стук изнутри раздался очень серьёзный голос:
– Войдите.
При личном знакомстве Рая Евгеньевна Малюкова оказалась вполне себе суровой женщиной лет пятидесяти. Низенькая и сухонькая, тронутые сединой волосы завязаны на затылке в узел. Выпирающий вперёд подбородок говорит об упрямстве, а морщинки у глаз о привычке постоянно сурово хмуриться. Длинная тёмная юбка и такого же цвета рубашка с длинными рукавами отлично дополняют образ. А вот на ногах не туфли, не домашние тапочки, а явно армейские ботинки.
Казённый порядок в общежитии является прямым продолжением порядка в комнате коменданта. Железная койка идеально заправлена, книги на полке расставлены по росту, самодельный половик натянут едва ли не струной. Но о том, что здесь живёт не просто суровый комендант, а в первую очередь женщина, больше всего напоминают желтоватые занавески на окне и кружевная накидка на подушке.
Сама Рая Евгеньевна сидит за столом у окна в окружении массивных гроссбухов. Перьевая ручка застыла в её правой руке. В воздухе витает кисловатый запах чернил.
– Вы по какому вопросу, товарищ? – Рая Евгеньевна опустила перьевую ручку на самодельную чернильницу.
– Э-э-э… Простите, – от столь сурового вида коменданта общежития, а особенно от её сухого начальствующего тона, Александр несколько растерялся.
– Ой! Сашка! Асеев! Вернулся! Живой! – радостно воскликнула Рая Евгеньевна.
Грозная начальница общежития будто растворилась в воздухе. Рая Евгеньевна бойко вскочила со стула.
– Вернулся! Целый! Дай я на тебя полюбуюсь!
Рая Евгеньевна ухватила Александра за рукав армейской гимнастёрки и повернула к себе левым боком. Александр едва успел опустить мешки с формой на пол.
– Ах, Сашка, если бы ты только знал, – Рая Евгеньевна тяжело вздохнула, – сколько же наших так и не вернулось. Вот и мой Ваня погиб. Но ты, это, молодец! И сразу домой. Я так понимаю, с Аркадием Назарьевичем ты уже переговорил, – Рая Евгеньевна быстро сменила тему.
– Да, успел переговорить, – Александр осторожно высвободился из рук Раи Евгеньевны.
– Вот и отлично. Нам, на лесопилке, работники страсть как нужны, – Рая Евгеньевна ласково улыбнулась. – Учеником? Или сразу механиком?
– Ну-у-у…, – неопределённо протянул Александр.
Однако Рае Евгеньевне ответ и не нужен.
– Правильно сделал, что сразу ко мне пришёл, – торопливо продолжила Рая Евгеньевна. – У меня в четвёртой комнате как раз свободная койка имеется. На неё тебя и поселю. Ребята в комнате хорошие, умные, газеты и книги читать любят. Нечета балбесам из третьей, которым только на гитаре тренькать, участкового на них не хватает. Но, погодь, – лицо Раи Евгеньевны враз изменилось с весёлого на озабоченное, – у тебя же от родителей дом остался, а там теперь семья Барыкиных живёт. Это, Павла Барыкина из Кондопоги к нам автослесарем направили. А то тракторов и грузовиков много нагнали, а чинить некому. Вот Аркадий Назарьевич дом твой пустой Барыкину и определил. Как семейному ценному специалисту определил.
– Ничего страшного, Рая Евгеньевна, – Александр махнул рукой. – Дом не мой, а леспромхоза. Аркадий Назарьевич правильно сделал, что Барыкиным его отдал. Что я там один делать буду? Не надо Барыкиных выгонять. Да и куда их? В эту общагу?
– Зачем сразу в эту? – возразила Рая Евгеньевна. – У меня в третьем корпусе две свободные комнаты имеются. Я своим холостым балбесам постоянно повторяю, что комнаты эти только для семейных, пусть не зарятся на свободные квадратные метры. Так я в одну из них Барыкиных и поселю. А если Аркадий Назарьевич распорядится, то могу и вторую комнату им отдать. Детишек у них трое.
– Ну не надо, Рая Евгеньевна, – с нажимом повторил Александр. – С меня пока и вашего общежития хватит. Вот обзаведусь невестой, вот тогда в одну из этих свободных комнат вы меня и поселите.
– Ой! – Рая Евгеньевна качнула головой. – Правильно говоришь. И невеста для тебя уже есть. Галя Ванюкова из пятой комнаты. Умная, красивая, учительницей работает. Ох, как глянешь, сразу тебе понравится, – Рая Евгеньевна осторожно хлопнула Александра по плечу.
Александр лишь улыбнулся в ответ. Вот так всегда. Муж Раи Евгеньевны пал смертью храбрых, однако она сама как была, так и осталась женщиной. А первейшая задача любой женщины в возрасте – переженить всех молодых и холостых.
– Ой! – Рая Евгеньевна вдруг испуганно отпрыгнула в сторону, будто увидела перед собой гадюку. – Что это у тебя?
– Где? Что? – Александр в растерянности огляделся по сторонам.
– Ну как же! Вот же! – дрожащий палец Раи Евгеньевны уставился на…
– Пистолет, – несколько удивлённо ответил Александр. – Точнее, ТТ, Тульский Токарев.
– Зачем он тебе? – от испуга лицо Раи Евгеньевны пошло красными пятнами.
– Так, это, – Александр не сразу сообразил, в чём дело, – я на лесопилку ни учеником, ни механиком не пойду. Мена участковым назначили. Точнее, участковым инспектором милиции, – на всякий случай пояснил Александр.
От такой новости комендант общежития впала в ступор.
– Это капитан Давыдов, начальник нашей районной милиции, меня назначил, – продолжил Александр. – Я же, если разобраться, все эти семь лет в органах служил.
– Так ты же домой ещё до начала войны писал, что пограничник, – Рая Евгеньевна несколько отошла от ступора.
– Всё правильно, – Александр кивнул, – пограничники относятся к НКВД. А когда война началась, то меня не в Красную армию отправили, а перевели в Войска НКВД по охране тыла. И не думайте, – Александр грозно поднял указательный палец, – будто я всю войну зеков в глубоком тылу охранял. Я воевал самым настоящим образом. В тылу Красной армии шпионов и диверсантов ловил. А после, когда Красная армия фашистов обратно на запад погнала, ещё и недобитков добивал. Особенно эсесовцев. Эти мрази прекрасно понимали, что прощения им не будет, а потому дрались до последнего патрона.
– Но форма, – Рая Евгеньевна шумно перевела дух. – Почему на тебе форма солдата Красной армии?
– Рая Евгеньевна, – Александр развёл руки в стороны, – меня по ранению комиссовали. Обратно в органы не взяли. Вот медсёстры в госпитале и выдали мне солдатскую форму без знаков различия. Что было, то и дали. Ну не голым же мне было домой возвращаться. А милицейскую форму участкового, – Александр подхватил с пола мешок, – мне только вчера в районном отделении милиции выдали.
– А почему ты её сразу не надел?
Рая Евгеньевна окончательно отошла от ступора, зато взамен в ней проснулась подозрительность.
– Так погоны, петлицы и пуговицы ещё пришить надо, – Александр развязал мешок, рывком вытащил из него синюю милицейскую шинель и развернул её. – Иначе нельзя, иначе нарушение уставного вида будет. А табельный пистолет с кобурой я сразу на пояс повесил. Ну не в мешке же его было таскать или в кармане.
Синяя милицейская шинель, по-своему весьма красивая и строгая, произвела на Раю Евгеньевну самое благоприятное впечатление. Суровая комендантша тут же успокоилась и заговорила не в пример более дружелюбно.
– Так это тебя, получается, участковым назначили? – и тут же, не дожидаясь ответа, продолжила. – Комната для тебя уже готова. Аркадий Назарьевич лично распорядился отдельную выделить. И он же самовар принёс. Ты же теперь у нас власть. Комната твоя как раз напротив моей будет.
Александр тут же развернулся на месте. Дверь в комнату коменданта всё ещё настежь. Напротив, через коридор, и в самом деле ещё одна дверь с номером восемь.
– Аркадий Назарьевич специально так велел, чтобы нашим молодым балбесам неповадно было. А то, понимаешь, взяли дурную моду после отбоя на гитаре тренькать. А там и до самогоночки недалеко будет. Зато теперь, – лицо Раи Евгеньевны засветилось от радости. – А форму оставь, я всё пришью как положено, не сомневайся даже.
Александр задумчиво свернул шинель. А почему бы и нет? Возиться с иголкой и нитками никак не хочется. По части шитья женщины дадут сто очков вперёд любому мужику. Если этот мужик, конечно же, не профессиональный портной, разумеется.
– Не откажусь, Рая Евгеньевна, – Александр вновь развернул синюю милицейскую шинель.
Прямо на заправленной кровати Александр разложил новенькую, с иголочки, форму. Из кармана галифе вытряхнул погоны, лычки и пуговицы. Отдельно и обстоятельно объяснил Рае Евгеньевне где, как и что нужно пришить. Впрочем, комендантша оказалась женщиной толковой и быстро всё поняла.
– Прямо сейчас и займусь, – заявила Рая Евгеньевна, едва Александр закончил объяснение. – А это ключ от твоей комнаты, держи.
Из прикроватной тумбочки комендантша вытащила ключ с уже знакомой большой деревянной биркой.
– Обустраивайся, участковый. Я чуть позже постельное бельё принесу. А то когда ещё своим обзаведёшься, – Рая Евгеньевна усмехнулась.
– Премного вам благодарен, – Александр вежливо склонил голову.
По размерам отдельная комната оказалась точно такой же, как и у комендантши общежития: шириной метра три и длинной метров пять-шесть. Небольшое окошко наполовину задёрнуто белой занавеской. В углу такая же железная кровать. Матрас свёрнут в толстый рулон и придвинут к передней стенке. Стол и три стула. На столешнице с гордым видом возвышается обещанный самовар. На стене у входа приделана точно такая же вешалка с полкой под шапки. И, о чудо, рядом ещё две простенькие книжные полки, пустые пока.
Самое приятное в том, что с потолка на точно таком же витом шнуре свисает электрическая лампочка. Александр не удержался и щёлкнул пальцем по выключателю слева от входной двери. Комнату тут же залил яркий жёлтый свет. Роскошь, самая настоящая роскошь. Щелчком Александр погасил электрическую лампочку. Всё лучше, чем сидеть по вечерам при тусклом свете свечи или чуть более яркой керосинки.
Рая Евгеньевна сдержала слово. Не прошло и часа, как комендантша с торжественным видом внесла в комнату синий милицейский китель и галифе. Шинель и второй китель Рая Евгеньевна обещала обшить чуть позже. Зато уже сейчас Александр, наконец-то, облачился в подобающую милиционеру форму и уже в ней отравился знакомиться с людьми и с подведомственным участком в целом.
Леспромхоз №4 расположен очень удачно, на месте пересечения автомобильной дороги и железной. Почему ещё до войны и было принято решение именно на этом месте построить лесопилку и рабочий посёлок при ней для снабжения строящейся ГЭС и бумажной фабрики в Кондопоге. Брёвна, брус, самые разные доски и шпалы – вот основная продукция леспромхоза.
Для Александра стало очень приятным сюрпризом лично убедиться, что жизнь в Четвёрочке постепенно налаживается. В посёлке работает магазин, клуб и начальная школа. Для работы промышленного оборудования в леспромхоз ещё до войны протянули отдельную ЛЭП. В ближайших планах осветить электрическими лампочками все без исключения избы. В возрождённой после Великой войны Четвёрочке родились первые малыши.
К сожалению, прежних односельчан оказалось относительно немного, зато именно они встречали Александра радостней всего, жали руку и лезли целоваться. Новые односельчане с интересом пялились на него, тоже охотно жали руку, но вот с поцелуями и объятьями никто не лез. Зато и те и другие с удовольствием вывалили на Александра кучу жалоб и откровенных доносов. Тут были и кальсоны деда бабки Матрёны, которые так и не нашлись; и глупая коза тётки Варвары, что едва не выскочила на улицу, когда Александр, не подозревая подвоха, потянул на себя низенькую калитку.
Пусть и не без робости Александр посетил и свой бывший дом. Барыкины оказались простой советской семьёй, не богатыми, но и не бедными. Это надо было видеть, как облегчённо перевёл дух Павел Барыкин и как от радости загорелись глаза его жены, когда Александр лично и два раза заверил супругов, что не собирается отнимать у них дом своих родителей, а их самих переселять в общежитие. Расстроило совсем другое.
Александр так надеялся унести на память о погибшей семье хоть что-нибудь, но ничего так и не нашлось. Не, так-то сохранилось много чего: столы, стулья, лопаты, грабли, топор с колуном и вёдра. Александр лишь печально улыбнулся, когда приметил в сарайке всё ту же метлу, которой ему много раз приходилось мести двор. Но вот из личных вещей не нашлось ничего. Вообще ничего, хотя бы нательная рубашка или пара валенок. Как пояснил Павел Барыкин, ничего из личных вещей прежних хозяев они с женой тоже так и не нашли. Вообще ничего.
Глава 4. Первый свидетель
Ближе к вечеру довольный и усталый Александр вернулся в свою комнату в общежитии. Рая Евгеньевна вновь сдержала слово. На кровати, между прочим заправленной чистым бельём, нашлась новенькая, с иголочки, милицейская форма. На всякий случай Александр внимательно проверил работу. Комендантша не подкачала и на этот раз: погоны, петлицы и пуговицы пришиты где надо и должным образом.
В столовой леспромхоза повариха Фёкла Чурикова дала ему с собой буханку свежего хлеба и немного сливочного масла. Ещё в Кондопоге Александр успел купить полкило сахара-рафинада. Так что чаепитие получилось просто шикарным. Впереди целый вечер, можно поискать культурную программу, однако настал тот самый момент, к которому Александр морально готовился ещё с позавчерашнего дня, когда впервые узнал от капитана Давыдова, что его семья лишь формально стала жертвой оккупантов. На самом деле ничего толком неизвестно.
– Добрый вечер, Рая Евгеньевна, – вежливо произнёс Александр, когда комендантша распахнула перед ним дверь в свою комнату, – разрешите войти.
– Да, да, конечно, – Рая Евгеньевна отступила в сторону.
Толстые гроссбухи аккуратно сложены на краю стола. Пусть и не персональный самовар, однако небольшой металлический чайник исходит паром. От предложенного угощения Александр тут же отказался. Сама Рая Евгеньевна одета в тёплую рубашку и длинную юбку.
– Разрешите? – Александр демонстративно опустил руку на спинку стула.
– Конечно, пожалуйста, – тут же ответила Рая Малюкова.
На встречу с комендантшей Александр предпочёл одеться неофициально: солдатские галифе, синяя рубашка, на ногах войлочные домашние тапочки. Единственное, на поясе в кобуре висит ТТ, Александр так и не решился оставить боевое оружие без присмотра в комнате. Да ещё планшетка с карандашами, чистыми листами и блокнотом для записей.
– Как вам ваша комната? – торопливо заговорила Рая Евгеньевна, едва Александр опустился на стул и выложил на стол перед собой блокнот. – Обустроились уже? Не нужно ли чего?
Рая Евгеньевна присела на соседний стул. Вид грозного ТТ в кобуре на поясе участкового на этот раз оставил её равнодушной. А вот выложенный на стол блокнот явно встревожил женщину. Но пока Рая Евгеньевна, как говорится, держится с большим достоинством. Хотя нет, не с таким уж и большим: глаза нет, нет, да стрельнут испуганно в сторону.
– Всё великолепно, Рая Евгеньевна, – заверил Александр и тут же поднял руку. – Я к вам по другому вопросу.
– По какому? – осторожно поинтересовалась Рая Евгеньевна.
Комендантша вытянулась на стуле словно студентка на экзамене по основам марксизма.
– Рая Евгеньевна, – Александр собрался с мыслями и заговорил, – насколько мне известно, вам довелось пережить оккупацию. Три года под властью финнов.
– Я ни в чём не замешана, – с пугливой поспешностью заявила Рая Евгеньевна. – Мой муж пал смертью храбрых на фронтах Великой войны. Я только в сорок четвёртом получила официальную похоронку.
– Рая Евгеньевна, – повторил Александр.
– Во время оккупации мне пришлось работать на оккупантов, это правда, – всё так же поспешно продолжила Рая Евгеньевна. – Однако оккупационные власти всех без исключения заставляли работать. Иначе меня бы ждал концлагерь или даже расстрел. Смею заверить вас, – в голосе комендантши зазвенела уверенность загнанного в угол, – ни о каком добровольном сотрудничестве не могло быть и речи. Я никогда не доносила на наших советских граждан, никогда не помогала выслеживать коммунистов, евреев, партизан. И вообще…
– Рая Евгеньевна, – Александр нетерпеливо хлопнул по столу ладонью.
Хлопок получился так себе, слабый и неубедительный, будто комара прихлопнул. Однако комендантша заткнулась так, будто получила звонкую оплеуху, и тут же уставилась на Александра преданной собачкой, которая, однако, жуть как боится своего хозяина.
– Рая Евгеньевна, – в четвёртый раз, но уже более спокойно, повторил Александр, – я пришёл допросить вас вовсе не о вашей жизни в оккупации. Точнее, – Александр на миг замялся, – меня не интересует, что именно вы, конкретно вы, делали или не делали под пятой финнов. Понятно?
– Да, – Рая Евгеньевна послушно кивнула.
– Начнём с самого начала. Отвечайте по существу, – предупредил Александр. – И так, вам довелось пережить финскую оккупацию все три года?
– Да, товарищ милиционер, – Рая Евгеньевна виновато отвела глаза в сторону. – Буквально с первого дня, как наша доблестная Красная армия была вынуждена оставить Кондопожский район и отступить на восток.
– Все эти три года вы провели в Кондопоге?
– Не совсем, – Рая Евгеньевна отрицательно мотнула головой. – Оккупация застала меня здесь, в Четвёрочке. Это потом, когда леспромхоз перестал работать, мне пришлось перебраться в Кондопогу к тётке. В её доме я и дождалась освобождения. А когда объявили о восстановлении леспромхоза, я вновь вернулась в Четвёрочку. Аркадий Назарьевич, председатель, лично предложил мне занять должность коменданта общежития. Смею заверить вас, товарищ милиционер, что у Аркадия Назарьевича нареканий к моей работе не имеется. Во всех трёх корпусах поддерживается надлежащая чистота и порядок, бельё меняется строго по расписанию, печи и дымоходы проходят проверку и чистку согласно составленному графику. Незадолго до вашего приезда, по моей личной инициативе и непосредственном участии, были обновлены туалеты во всех трёх корпусах с целью улучшения слива нечист в выгребные ямы.
– Очень рад за вас, – торопливо произнёс Александр, едва Рая Евгеньева на миг умолкла перевести дух. – Даже больше – во время моего знакомства с жителями Четвёрочки и работниками леспромхоза, никто так и не высказал никаких претензий к вашей работе. Даже молодые рабочие, которым вы не даёте спуску, и то отозвались о вас очень даже благожелательно.
С треском и скрежетом дело пошло на лад. Немного лести, и Рая Евгеньевна несколько расслабилась. Заодно стало понятно, с чего это комендантша с ходу и так категорично отмела все подозрения в сотрудничестве с оккупантами. Заранее отмела, хотя у Александра и в мыслях не было подозревать её в чём-либо.
За четыре года войны в оккупации оказались миллионы советских людей. Далеко не всем из них хватило моральной стойкости хотя бы для пассивного сопротивления. Нашлись и те, кто добровольно пошёл на сотрудничество с фашистами. Или, как здесь, в Карело-Финской ССР, с финнами.
После того, как Красная армия освободила оккупированные территории, сотрудники НКВД провели громадную работу по выявлению предателей Родины. Полицаи, старосты, бургомистры и прочие прихвостни, которые не успели удрать вслед за своими хозяевами, были арестованы и предстали перед судом. К сожалению, многим честным граждан досталось на орехи. Вот и Рае Евгеньевне досталось по самое не хочу от дотошных и подозрительных следователей. Вот почему до сих пор, сильнее огня, она боится расспросов о её жизни под пятой оккупантов.
– Меня интересует моя семья, – продолжил Александр.
– Всё, что мне было известно, я уже рассказала капитану Давыдову, – торопливо произнесла Рая Евгеньевна. – Ещё в сорок четвёртом он лично допрашивал меня. Сперва в районном отделении Кондопоги, а потом специально приезжал сюда, в Четвёрочку. Сожалею, но ничего более добавить я не могу.
Заявила, как отрезала, Рая Евгеньевна. Александр напрягся и затаил дыхание. Только не сорваться на крик. Только не сорваться на крик. Капитан Давыдов и в самом деле более чем основательно допросил Раю Евгеньевну. Однако, как позже сам сознался глава районной милиции, далеко не все её показания можно было занести в протокол. Но как раз то, что в протокол так и не попало, больше всего заинтриговало Александра. Но, вот беда, и без того напуганная комендантша упорно не желает идти на сотрудничество. Не хотелось бы, но придётся пугнуть её ещё больше.
– Рая Евгеньевна, – Александр заговорил нарочито спокойным и вежливым тоном, – мною принято решение начать расследование по факту гибели моей семьи. Как участковый инспектор милиции я имею право возбудить розыскное дело. Пока, – Александр выразительно глянул на комендантшу, – я допрашиваю вас в качестве свидетеля. И мне очень не хотелось бы переводить вас в статус подозреваемой.
– Но я же и так рассказала капитану Давыдов всё, что знала, – испуганно пискнула комендантша.
– Рая Евгеньевна, – Александр повысил голос. – Товарищ капитан допрашивал вас с целью ответить на мой запрос. Розыскное дело он не возбуждал. Так что давайте представим, что капитан Давыдов вас не допрашивал вовсе. А потому сейчас спокойно, честно и обстоятельно вы всё расскажите мне заново. Надеюсь, вы меня поняли?
– Но как же, – Рая Евгеньевна шмыгнула носом, – я же не имею никакого отношения к гибели вашей семьи.
– Рая Евгеньевна, – с нажимом произнёс Александр, – я и не утверждаю, будто вы имеете какое-то отношение к гибели моей семьи. Вы – свидетель, ваши показания будут занесены в протокол. Чуть позже я официально оформлю документ, а вы его подпишите.
Для пущего эффекта Александр распахнул блокнот и взял карандаш на изготовку. Вид чистой страницы произвёл на Раю Евгеньевну магическое действие. Комендантша будто окаменела, а её лицо побледнело прямо на глазах. Женщина прекрасно понимает разницу между просто допросом и допросом под протокол. Всё равно понимает, пусть пока перед ней не чистый лист писчей бумаги, а всего лишь раскрытый блокнот для записей.
– И так, Рая Евгеньевна, – Александр демонстративно поднёс карандаш к блокноту, – ваше полное имя и год рождения.
– Рая Евгеньевна Малюкова, – послушно начала комендантша. – Год рождения 1890-ый. Место рождения – деревня Березовка Кондопожской волости Петрозаводского уезда Олонецкой губернии Российской империи.
Что за чёрт? Александр в немом удивлении уставился на комендантшу. А, ну да. Рая Евгеньевна – женщина в возрасте, пусть ещё и не старая. Она и в самом деле родилась ещё в Российской империи.
Александр и не собирался давить на Раю Евгеньевну авторитетом участкового, а хотел просто расспросить её, поговорить по душам. Но! Теперь для неё он и в самом деле в первую очередь представитель власти, сурового и ужасного НКВД, а уже потом односельчанин. Ещё во время службы в Войсках НКВД по охране тыла, Александр лично убедился, какое сильное впечатление на рядовых граждан производят слова типа «протокол», «допрос», «деяние» и прочая юридическая феня. Нехорошо, конечно же, но иначе Рая Евгеньевна просто замкнётся в себе и будет на манер попугая повторять только то, что уже рассказала начальнику районной милиции.
– Хорошо, – Александр вновь склонился над блокнотом. – Насколько мне известно, до самого начала войны мой отец, Асеев Никифор Петрович, менять место жительства не собирался. Это так?
– Да, гражданин начальник, – пусть и несколько нервно, но, всё же, заговорила Рая Евгеньевна. – У нас тогда в Четвёрочке никто не сомневался, что фашистов, и финнов заодно, быстро отбросят и окончательно разобьют на их же территории.
– Но этого не произошло.
– Не произошло, – Рая Евгеньевна тяжело вздохнула. – Третьего ноября, как сейчас помню, Красная армия оставила Кондопогу и отошла на восток. Финны тогда по железной дороге мимо Четвёрочки на Медвежьегорск прошли. Всего один отряд по посёлку прошёлся, убедился, что солдат нет, и ушёл. Но мы тогда все жутко напугались.
– Понятно, – Александр прилежно заскрипел карандашом. – Дальше, пожалуйста.
Начало допроса вышло скомканным и напряжённым, однако постепенно Рая Евгеньевна оттаяла. Ведь она и в самом деле не имеет никакого отношения к гибели его семьи. Слово за словом комендантша разговорилась. Началось то, что на языке следователей называется «свободный рассказ». Александр перевернул в блокноте первую полностью исписанную страницу. Всё, что пока от него требуется, так это уточняющими вопросами направлять рассказ в нужное русло.
– Леспромхоз сразу работать перестал. Но мы тогда ещё не думали разбегаться кто куда. Мы тогда всё надеялись, что это ненадолго. Но, увы, – Рая Евгеньевна всплеснула руками, – время шло, а наша доблестная Красная армия так и застряла где-то на востоке за Медвежьегорском. Но и это позже выяснилось, а тогда мы вообще ничего не знали. Радио не работает, газет нет.
А тут, как на грех, слухи дурные поползли, дескать, в Кондопоге аресты начались. Финны принялись хватать евреев, комиссаров и прочих, кого подозревать начали. В самой Кондопоге оккупационная администрация объявилась. Бумажную фабрику, вроде как, вновь в работу пустить собрались. Да и ГЭС тоже. А это уже всерьёз и надолго, мы тогда все это поняли.
Ваш уважаемый батюшка в Гражданскую в Красной армии воевал, в партию по ленинскому призыву принят был, бригадиром на лесопилке работал. Да и вы сами, как я теперь поняла, не просто в Красной армии, а в НКВД служили. Вот он и не стал дожиться, пока у финнов до него руки дойдут, семью в охапку и укатил в Дубуяну. Это деревня такая, километрах в пятнадцати на север будет.
– Да, да, я знаю, – Александр на миг оторвал взгляд от блокнота. – Но неужели мой отец заранее объявил, что собрался уехать в Дубуяну?
– Нет, конечно же, – Рая Евгеньевна махнула рукой. – Это я гораздо позже узнала, что ваш отец вместе с семьёй в Дубуяну подался. А тогда, кажись, – комендантша на миг задумалась, – в феврале дело было, он просто исчез вместе со всей семьёй. Мы только днём заметили, что дым из трубы не валит. Сунулись было, а в избе пусто. Ваш отец ещё затемно на розвальнях укатил.
– Понятно, продолжайте, – Александр перехватил карандаш поудобней.
– И правильно сделал, что укатил, – былое нервное напряжение наконец-то оставило Раю Евгеньевну. – Недели две прошло, как к нам из Кондопоги финны нагрянули. Они деда Антипа, старого подкулачника, старостой назначили, да ещё пятерых полицаев ему в помощь оставили. Как мы чуть позже узнали, все пятеро бывшие военнопленные, финнам добровольно в услужение пошли. Они по первости барами по посёлку расхаживали, всё власть свою подлую показывали. Один из них ко мне всё подкатывал. Да только недолго их счастье длилось.
– Почему недолго? – Александр глянул на Раю Евгеньевну. – Партизаны?
– Если бы, – Рая Евгеньевна презрительно усмехнулась. – Как весна началась, так финны решили свой леспромхоз сделать. Место здесь удобное, сами знаете. Это финны свою новую лесопилку на электричестве завезли. Во дворе мотор с электричеством поставили. А нам всем велели прочь убираться. Вместе с нами пришлось убраться и старосте деду Антипе. А пятерых полицаев в Кондопогу отправили. Может, потом ещё куда, я не знаю, да только больше никого я не видела. Я сама к тётке перебралась.
– Стоп. Стоп, – Александр поднял руку с карандашом. – Если финны всех жителей Четвёрочки прочь выгнали, то кто в их леспромхозе работать остался?
– Так сами финны и остались работать. Вы, наверное, не знаете, но тогда из самой Финляндии этих самых финнов много понаехало. В основном, конечно, на юг Восточной Карелии, как они тогда нашу Карело-Финскую ССР называть начали. А здесь лесопилка хорошая, электрическая, машины, трактора. Вот финны и решили своих рабочих пригнать, а нас, чтобы под ногами не путались, выгнать.
– Понятно, – Александр кивнул. – Дальше.
– Да только у финнов мало толку вышло, – охотно продолжила Рая Евгеньевна.
– На этот раз точно партизаны? – уточнил Александр.
– Они, родимые, – Рая Евгеньевна кивнула. – Тогда, в сорок втором, партизанское движение как раз силу набирать начало. А железная дорога – это же первейшая цель. По ней же снабжение фронта шло. Да и на саму Четвёрочку постоянно зарились. Сами же понимаете: лес мало срубить, его ещё распились надо и в Кондопогу вывезти. В общем, – Рая Евгеньевна вздохнула, – финский леспромхоз через пень-колоду работал. А когда летом сорок четвёртого Красная армия неожиданно в наступление перешла, так финны драпанули так, что всю свою лесопилку бросили. Вон, только, мотор с электричеством поломать успели.
– Это дизель-генератор? – уточнил Александр.
– Он самый.
– Понятно, продолжайте. И, пожалуйста, поближе к моей семье.
– Так, это, – Рая Евгеньевна на миг смутилась, – я и подхожу ближе к семье вашей. Как я позже узнала, ваш отец, того, в Дубуяну переселился.
– И зачем он это сделал? У вас есть соображения?
– Конечно есть, – в голосе Раи Евгеньевны промелькнула нотка гордости. – Финны до этой самой Дубуяны так и не добрались. Ведь её ещё поискать надо. А это через лес, где под каждым кустом партизан сидит. Да и какой финнам прок от Дубуяны? Пять дворов всего. Жителей, от силы, человек тридцать наберётся. Хотя я не поручусь, что там жило хотя бы двадцать. Вот оккупанты проклятые в Дубуяну и не лезли. Нечего им там было делать.
– Тоже верно, – Александр кивнул.
Дубуяна – далеко не единственная деревня, до которой оккупанты так и не добрались. Чаще всего это были крошечные населённые пункты у чёрта на куличках. Как однажды выразился командир капитан Агапов: «Доходов никаких, расходы одни».
