Читать книгу: «Крауны», страница 2

Макс услышал звук закрывшейся двери их спальни. Оказавшись возле дивана, он, не раздеваясь, рухнул на него прямо в обуви. Голова сильно кружилась, ему казалось, что комната, со всем, что было внутри, находится в постоянном движении. Такому состоянию мироощущения имелось название «вертолеты», и чтобы снизить интенсивность всеобщего кружения, Макс опустил одну ногу на пол и почти мгновенно заснул беспокойным сном.

Утром, когда Энн спустилась в гостиную навестить мужа, он продолжал спать, и только она хотела вернуться назад в спальню, как муж открыл глаза. Первое время Макс не мог понять, где он находится и что произошло, но вспомнить ему помогла Энн, задав самый популярный вопрос в таких случаях:

– Ну что, алкоголик, как твое самочувствие? – и, не дождавшись ответа, добавила:

– Сейчас я принесу тебе два аспирина, должно полегчать.

После того, как Макс опустошил стакан с растворенными в воде двумя таблетками аспирина и вернул его назад, Энн собиралась отойти от него, но вдруг обратила внимание на обувь мужа.

– Дорогой, а что с твоей обувью? – дружелюбно спросила Энн.

– Блин, неужели я наступил в собачье дерьмо? Не волнуйся, я все почищу, только головная боль немного спадет, – слабым голосом ответил Макс.

– Нет, дело не в собачьем дерьме.

– Ну, это же не может быть человечье дерьмо, я тебя уверяю, что это собачье, – еле шевеля губами, сказал Макс, ведь каждое движение отражалось сильной головной болью.

– Да вопрос вообще не в дерьме, ты разве не видишь, что на тебе чужая обувь? – немного повысив голос, спросила Энн.

Максу пришлось открыть глаза и он, рассмотрев то, что у него было надето на ногах, сказал, что это действительно не его обувь, а, значит, это ботинки Тапио или Вилле, которые явно меньше размером, чем его, и поэтому у него так сильно болят пальцы на ногах.

– Я вообще не пойму, как ты влез в эти ботинки, они ведь на пару размеров меньше твоих, это даже со стороны заметно, как же надо было напиться, чтобы не заметить этого и, кстати, кто такой или такая Вилле?

– Хм, дорогая, ты, что ревнуешь?

В ответ Энн просто молчала, буравя мужа взглядом.

– Не знаю, как я их обул, но сейчас очень прошу тебя снять их, а то у меня уже пальцы онемели, а Вилле – это кузен Тапио, который приехал к нему погостить из Хельсинки.

– Я думала, что нет ничего страшнее друга финна-дурака и вдобавок алкоголика, – сказала Энн, стягивая с мужа ботинки, – но, судя по твоему сегодняшнему самочувствию, страшнее, когда у тебя два таких друга.

В гостиную вошла Лилиан, держа в руках нунчаки⁴, и, увидев на диване отца явно не в лучшей своей форме, обратилась к Энн:

– Мама, а почему отец спит на диване, он что, тебе изменил, и теперь вы разведетесь?

Энн стояла, ошарашенно переводя взгляд с Макса на дочку, а потом снова на дочку, не понимая, шутит ли та или говорит серьезно.

– Мама, я, если честно, не хочу, чтобы вы разводились, и «отсталый» тоже сильно расстроится, но как бы в итоге все не сложилось, мы справимся, так как мы уже достаточно взрослые, а вот Грегори еще слишком мал, и ему будет сложно это пережить.

– Лилиан, прекрати такое говорить, никто никому не изменил, папа просто вчера перепил у дяди Тапио, поэтому решил поспать внизу, чтобы никого ночью не беспокоить, так как вернулся домой поздно. Никто и не собирается разводиться.

– Всем привет, – поздоровался Грегори, заходя в гостиную и протирая очки полой своей ночной пижамы.

К этому времени Лилиан уже налила себе стакан воды и, сделав пару глотков, сказала брату, чтобы он не переживал, так как родители не будут разводиться, а значит, его не отдадут в детский приют.

– Разводиться… А как это? Это потому, что папа умирает? – грустно спросил Грегори.

– Как это умирает, мелкий, ты это о чем?

– О, боже! – воскликнула Энн, – Макс, хватит валяться. Ты напился, лежишь тут, как полуживой, а я должна отдуваться? Никто не разводится и не умирает, Грегори, твоя сестра пошутила, не обращай на нее внимание.

– Вообще-то, это Грегори сказал, что отец умирает, а не я, – возразила Лилиан.

– Лилиан, ты шла на тренировку? – раздраженно спросила Энн.

– Да, мама, на тренировку.

– Вот и иди, у меня нет настроения пререкаться.

Через какое-то мгновение Энн обратила свое внимание на пустую кошачью миску, открыла дверцу кухонного пенала и с горсткой насыпала корм, после чего, выпрямившись, спросила сразу у всех:

– А вы не знаете, где Лютер, кто-нибудь вообще его видел сегодня?

– Да, – ответил Грегори, – я ведь вообще-то для этого к вам спустился, чтобы рассказать про Лютера.

– Что случилось? – встревожилась мама.

– Проснувшись, я посмотрел в окно и увидел на улице Лютера. Он снова играл с какой-то собакой возле дороги. Я хотел открыть окно, чтобы позвать его, но он вдруг резко перестал играть и начал за кем-то внимательно наблюдать, после чего резко сорвался и побежал в сторону нашего дома, и я потерял его из виду.

– О, нет, только бы не то, о чем я думаю! – сказала встревоженно Энн.

– Мама, а о чем ты думаешь? – спросила Лилиан.

В это мгновение раздался стук в дверь, Грегори сразу же побежал к двери. Послышался звук отпирания двери и радостный возглас:

– Дедушка, к нам приехал дедушка! – после которого еще один:

– Лютер, ты, оказывается, побежал встречать дедушку, а мы думали, кого он увидел, что так лихо сорвался с места?

Энн, не скрывавшая огорчения, глубоко вздохнув, тихо сказала:

– Что за день такой сегодня? Его только сейчас тут не хватало.

Полковник

Вечерний воздух наполнился запахом цветов. Где-то по соседству лаял пес, а из приоткрытого окна гостиной слышался звук посуды, которую Энн перед тем, как сложить в посудомоечную машину, предварительно ополаскивала водой. Полковник курил на улице на своем любимом месте. Он вышел из-за стола, который был накрыт в честь его приезда, поскольку чувствовал, что выпил лишнего и поэтому ему было просто необходимо побыть на свежем воздухе, ведь если алкоголь завладеет его рассудком, он не сможет контролировать свою речь, что может привести к ссоре, как это уже ранее случалось.

– Как у вас прекрасно пахнет цветами во дворе, – сказал Полковник, вернувшись за стол.

– Да, это пахнут маттиолы, я их специально сажала у нас на участке.

– Не знаю, что это за цветы, но запах у них действительно пьянящий!

– Вы знаете, Боб, – Энн никогда не называла его Полковником, только по имени, – мне кажется, что на Ваше пьянящее состояние не мои ночные фиалки повлияли, а количество алкоголя, которое Вы выпили с Максом за вечер.

Полковник осмотрел стол, на котором стояло несколько пустых бутылок виски.

– С Максом, что он там пил? – возразил старик, – я же вижу, что он только губы макает, но не пьет, видимо не уважает отца.

– Папа, ну не злись, – с нежностью в голосе обратился Макс, – дело в том, что я только вчера сильно напился с друзьями на Калсарикянни, и меня до сих пор сильно мутит, поэтому мне даже виски нюхать опасно, может вывернуть наизнанку, не то, чтобы его еще пить.

– Сынок, а что ты только что сказал? Калсарикянни? Или мне послышалось?

– Да, папа. Тебе не послышалось. Калсарикянни, это – у финнов…

– Макс! – резко прервав сына Полковник, сделал несколько глотков виски, после чего продолжил, – я знаю, что это такое, ведь у меня во Вьетнаме был друг Олав. Вот он был финном, который постоянно рассказывал нам, про это их Калсарикянни и обещал, что когда мы вернемся домой, то он обязательно его устроит для меня и нескольких наших боевых друзей.

– Дедушка, вы до сих пор дружите с этим дядей? – спросил Грегори.

– Нет, мой мальчик. Я, к большому сожалению, не могу с ним дружить, так как эти проклятые вьетконговцы убили его. Ненавижу этих узкоглазых скотов.

– Дедушка, а если меня ребята иногда дразнят узкоглазым, значит я тоже вьетконговец? – спросил Грегори.

– Ну, какой ты узкоглазый, Грегори, ты – абсолютная копия своего отца, – ответил Полковник и посмотрел на Макса с укоризной. Макс понимал, что отец до сих пор не благословил его брак с Энн, хоть и женаты они уже более пятнадцати лет.

– А я говорил тебе, сын, что, если ты женишься на вьетнамке, тогда и дети у тебя будут вьетнамцами, а между прочим, именно они забрали жизнь моего друга Олава.

Энн, с грохотом отодвинув стул, поднялась и, поставив руки на стол, сказала:

– Знаете, что, Боб, если Вы пришли в наш дом, чтобы меня оскорблять, то я бы советовала Вам его поскорее покинуть, думаю, что на рассвете, наверное!

Полковник, не обращая внимания на Энн, начал пояснять Грегори, что все вьетконговцы очень злые и агрессивные люди.

– А ну хватит! – завизжала Энн. – Зачем вы говорите гадости про меня моему же сыну? Я сто раз говорила, и Вы это прекрасно знаете, что я наполовину американка и китаянка. Хватит меня называть вьетнамкой!

Энн так сильно переполняли обида и злость к этому старику, что она начала ему дальше высказывать все, что думает, не заметив, как перешла на китайский язык. Осознав это, она прекратила кричать и, подавленная, ушла в свою комнату.

– Отец, – ты, конечно, не прав. Зачем ты так, я ведь тебя просил больше не ругаться с Энн, я ее люблю, она моя жена, нравится тебе это или нет.

Полковник, осознав, что перегнул палку, сидел, понурив взгляд.

– Дед, а ты надеюсь хорошо относишься к китайцам, ведь наш другой дед и великий Брюс Ли были тоже китайцами! – спросила Лилиан.

Полковник искоса посмотрел на девочку и, нахмурив брови, сказал:

– Китайцы – проклятые коммунисты, а я терпеть не могу коммунистов, почти так же сильно, как нашу демократическую партию!

– Знаешь, что, дед, ты – настоящий засранец! – ответила Лилиан и вышла из-за стола.

Макс осушил свой бокал с виски, который не решался пить весь вечер. После чего он попросил Грегори идти чистить зубы и готовиться ко сну, обещая немного позже прийти к нему, чтобы почитать перед сном историю про Питера Пена, и, оставшись наедине с Полковником, попросил его извиниться перед женой и дочкой, иначе он дальше не сможет оставаться в их доме.

Полковник так и сидел, нахмурив брови, продолжая гладить Лютера, который весь вечер не отходил от старика.

– Не любишь ты меня, сын, – начал Полковник. – Готов выгнать отца на стылый ветер, лишь потому, что я не нравлюсь твоей жене. Только Лютер всегда меня встречает с искренней радостью в этом доме, ну и Грегори, а остальные мне не рады.

– Так, если ты начнешь обзывать Лютера и, не дай Бог, еще Грегори, они тоже перестанут тебя любить!

– Я никого не обзываю, а только высказываю свою точку зрения, потому что я живу в свободной стране, ради этого я вообще-то кровь проливал и терял боевых товарищей.

– Если честно, отец, то я не думаю, что ты проливал свою кровь ради свободы в нашей стране. По мне, ты, как и тысячи других американцев, просто помогал Джонсону⁵ в его геополитической войне с Советским Союзом. А по поводу свободы слова в нашем доме, ты не думал, что твоя свобода высказываний заканчивается там, где начинается право другого человека на собственное достоинство?

– Ой, Макс, прекращай испытывать на мне свои приемчики, я на это не куплюсь. Но тебе надо отдать должное, язык у тебя хорошо подвешен, выражаешься ясно, работа юристом пошла тебе на пользу.

– Вообще-то, папа, я работаю программистом, а не юристом, но, впрочем, ты всегда не особо следил за моей жизнью. Почему я решил, что сейчас что-то будет иначе?

Полковника очень задели эти слова сына, поэтому он, ударив себя ладонями по ногам, повернулся к Максу и, цедя каждое слово, сказал:

– Вот, оказывается, как ты думаешь обо мне, сынок? А я, между прочим, сделал тогда все от себя зависящее, чтобы ты женился на дочери генерала Джеймса Каллахана. Жил бы ты сейчас счастливо с его дочкой-красавицей, работал бы в НАСА на благо родины, а не на этого русского психа из Африки.

– Отец, а ничего, что я не испытывал чувств к Николь, какой бы она не была красавицей, ведь помимо этого, она настоящая разбалованная стерва, что затеняет всю ее красоту? Да и в НАСА я работать никогда не хотел, мне нравится моя работа, кому бы компания ни принадлежала, хоть русскому, хоть американскому психу.

– Да что ты заладил со своими чувствами? У Каллахана столько власти и денег, ваши дети бы поступили в лучшие университеты страны и смогли бы добиться высоких карьерных результатов в дальнейшем, не то, что с твоей китаянкой, из-за которой моего внука теперь дразнят узкоглазым, я о таком позоре даже представить не мог.

– Так, отец, достаточно, ты перешел все границы. Я тебя люблю, но ты просто невыносим, поэтому если ты завра утром не извинишься перед Энн и Лилиан, то я попрошу тебя покинуть наш дом, как бы мне этого не хотелось.

После этого, Макс, пожелав Полковнику спокойной ночи, поднялся по лестнице и скрылся за дверью спальни Грегори, из-под двери которой лился теплый свет от ночника.

– Ну, вот видишь, мой друг, – обратился Полковник к коту, продолжавшему сидеть у него на коленях, – меня в этом доме никто, кроме тебя, не любит. – Ладно, Лютер, пусти, мне надо пойти перекурить и все обдумать.

Полковник спустил с коленей кота и, шаркая ногами, направился на улицу.

Стрелки часов, которые ему подарил на войне его друг Олав и которые он никогда не снимал в честь памяти о друге, показывали начало двенадцатого ночи. Полковник закурил очередную сигарету, а Лютер, выбежавший с ним на улицу, обойдя окрестности, вернулся, чтобы сесть рядом со своим другом. Полковник чувствовал какую-то родственную связь с этим котом, такое с ним были впервые.

«А вдруг, в этом коте переродился Олав, поэтому мы так хорошо понимаем друг друга?» – подумал Полковник. Но, решив, что такое вряд ли могло случиться, оставил эту мысль.

Утро нового дня озарило яркое солнце на безоблачном небе. Макс, открыв глаза, даже не сразу вспомнил о произошедшем вчера скандале. Он повернулся к жене и, нежно обняв ее, поцеловал. Она открыла печальные глаза и спросила совета о том, как ей идти теперь вниз, чтобы готовить всем завтрак, если там находится Боб?

– Пойдем вместе, любимая. Я вчера поговорил с отцом, все будет хорошо.

Заправив постель и приняв совместный душ, Макс с Энн спускались в гостиную в хорошем настроении. Полковник сидел в кресле с газетой и пил кофе.

– Доброе утро, я сварил кофе, угощайтесь. Он сварен по одному очень старому рецепту, – максимально доброжелательно произнес Полковник.

– Папа, а где ты взял газету, мы ведь не заказываем газет?

– А, газета…, просто, мы, когда утром гуляли с Лютером, я подобрал ее возле сорокового дома, она мне показалась бесхозной.

– Черт возьми, отец, зачем ты украл у Милтонов газету? Ведь если тебя кто-нибудь видел, то они уже вызвали полицию. Ты хочешь, нас опозорить на весь район?

– Макс, не волнуйся, я служил в разведке, поэтому знаю, как действовать незаметно.

– В какой ты разведке служил, ведь ты был пехотинцем?

– Какая разница, мы ведь тоже ходили в разведку… В общем, это неважно. Ты главное знай, что я это сделал незаметно, тем более, я сейчас ее почитаю и верну.

В дверь постучали. Все переглянулись, после чего открывать дверь пошел Макс. На пороге стоял Фрэнк Милтон и офицер полиции.

– Сэр, добрый день. К нам поступил вызов, что Вы осуществили кражу имущества мистера Милтона. Что Вы можете сказать по этому поводу? – дружелюбно начал полицейский.

– Здравствуйте, офицер, привет, Фрэнк. Мне очень жаль, что так получилось. Дело в том, что ко мне в гости приехал отец – ветеран вьетнамской войны. Он, честно сказать, порой не всегда осознает, что говорит или делает, поэтому я бы очень вас просил не наказывать нас. Фрэнк, я сейчас же верну тебе твою газету.

– Так что, вопрос в газете? – удивленно спросил офицер.

– Ну да, – замявшись, ответил Милтон, – но эта газета очень важна для нас, ведь я оплатил подписку и поэтому газета является моим имуществом.

Макса вдруг сзади ударила дверь, это Полковник решил выйти и помочь разобраться в ситуации.

– Доброе утро, джентльмены, – начал он свою речь. – Мне на самом деле очень стыдно за свой поступок. И не за то, что я взял почитать газету, как оказалось, принадлежавшую этому уважаемому человеку, а за то, что из-за своего необдуманного поступка моему сыну приходиться краснеть от стыда, а офицеру полиции разбираться в этом вопросе вместо того, чтобы защищать закон от настоящих преступников. Вы знаете, я прошел всю войну в своей родной третьей пехотной бригаде под позывным «Дельта» и мне кажется, что там, среди своих братьев по оружию, а потом и просто находясь в армии, я чувствовал себя, словно в семье. И там меня любили со всеми моими недостатками. А с тех пор, как я вышел на пенсию, я не могу найти себя, меня никто не слушает, а все мои высказывания оспаривают.

– Я, конечно, все понимаю, мистер Краун, но вы украли мою газету и варварская война во Вьетнаме тут не причем.

– Подождите, сэр, – обратился полицейский к Полковнику. – Вы сказали, что воевали в третьей бригаде «Дельта», а, случайно, не под командованием Трэвиса Янгблада?

– Все верно, сынок, а почему ты спрашиваешь?

Офицер в этот момент глубоко вздохнул, а глаза его еле заметно заблестели.

– Послушайте, мой отец Джон Рендон тоже служил в «Дельта» под командованием Янгблада.

– Этого не может быть. Джон, мать его, Рендон, мы с ним получили ранение под минометным обстрелом, он, конечно, намного серьезней, если честно, и мы думали, что он больше не жилец. Джону тогда сильно досталось: взрывом раздробило ногу, а меня ранило осколками, один из которых до сих пор меня мучает в спине.

– Да, у него тогда отняли ногу, и ему пришлось учиться ходить заново с помощью протеза.

– Черт возьми, вот это радость. Никогда бы не подумал, что на старости лет смогу встретиться со старым картежником Рендоном, – радостно сказал Полковник.

– К сожалению, Вы не сможете с ним увидеться, он пару лет назад скончался, – грустно ответил полицейский.

В воздухе повисла пауза.

– А что же мы тут стоим? – спросил Макс. – Проходите все в дом, мы как раз собирались завтракать, Полковник кофе сварил, а моя жена сейчас сделает сэндвичи.

– Спасибо большое, но нет, я на службе, – ответил полицейский, – давайте разберемся с заявкой мистера Милтона, и я уеду.

Полковник протянул Фрэнку ровно сложенную газету, и, извинившись, пообещал, что такого больше не повторится.

– Ладно, но это только из-за уважения к Вашему сыну, – ответил Милтон и, выхватив протянутую стариком газету, повернулся и пошел в сторону своего дома.

– Если вопрос исчерпан, не смею больше вас задерживать, – сказал полицейский, а потом, обратившись к Полковнику, добавил:

– Для меня было честью познакомиться с другом моего отца, жаль, конечно, что вам не удалось повидаться, пока он был жив. Отец после потери ноги стал более замкнутым, видимо, поэтому он более не выходил на связь со своими сослуживцами.

– Да, мы с твоим отцом успели там хорошо повеселиться. Жалко, что так вышло. Если честно, мы с ребятами посчитали, что ранение было серьезным и его не успели спасти, слишком много он тогда потерял крови.

После того, как полицейский уехал, Макс с Полковников вернулись в дом, где Энн уже приготовила всем завтрак.

– Доброе утро, – сказал Полковник, подойдя к столу, но, не сел. – Я долго думал о наших взаимоотношениях и понял, что люблю вас и не хочу потерять. Поэтому я прошу прощения у всех, кого когда-либо обидели мои слова или поступки. Я знаю, что порой бываю очень грубым, но меня уже поздно менять, поэтому я прошу прощения заранее, если кого-то случайно сегодня обижу, но я постараюсь этого не допустить.

– Полковник, а что я вчера такого пропустил, из-за чего ты извиняешься? – спросил Джимми, проживав кусок поджаренного бекона.

– Джимми, не стоит этого вспоминать, – ответила Энн. – Макс, Боб, садитесь за стол, давайте завтракать и, кстати, Боб, Ваш кофе действительно оказался очень вкусным.

Завтрак затянулся, так как никто не хотел выходить из-за стола, слушая пересказ истории Полковника про украденную газету и последующее появление Милтона в сопровождении копа. Затем он рассказал про отца этого полицейского и о том взрыве, который разлучил его с Джоном на всю оставшуюся жизнь.

– Олав всегда верил, что Рендон выкарабкается. Старик Олав, всегда верил в лучшее…

Полковник вдруг загрустил, вспомнив своих погибших друзей, с которыми ему уже ни суждено было поговорить по душам или пропустить по стаканчику бурбона. Старик вдруг почувствовал себя очень одиноким и никому не нужным.

Джит Кун-До

Как и многие истории из жизни, эта также началась с телефонного звонка.

На том конце провода был помощник главного тренера школы боевых искусств Дианы Иносанто.

– Лилиан, привет, это Джексон, у меня для тебя хорошие новости, – без долгого вступления начал Томми.

– Доброе утро, мистер Джексон, слушаю Вас, – ответила девочка, предвкушая событие, которого она так долго ждала.

– Ну, что? Диана включила тебя в список участников соревнований в этот уик-энд, поздравляю тебя. Я же знаю, как долго ты к этому шла!

– Спасибо, большое спасибо Вам. Видит Бог, я очень усердно тренировалась и уверяю, что я Вас не подведу!

– Мы верим в тебя, Ли. Тебя добавят в группу, в которой будет вся организационная информация, – подытожил помощник главного тренера и положил трубку.

В доме раздался радостных крик Лилиан, которая выбежала из своей комнаты, чтобы поделиться новостью со своей семьей.

В тот момент, когда Лилиан заскочила в спальню родителей, они занимались любовью, которые сразу же перестали целоваться, ослабив объятия.

– Фу, родители… – описала увиденное Лилиан и выбежала из родительской спальни, но тут же вернувшись и театрально закрывая ладонью глаза, закричала:

– Мне сейчас звонил Томми, он сказал, что миссис Иносанто включила меня в состав участников соревнований в этот уик-энд. – Лилиан продолжила свой радостный бег по дому, заглянув в комнату братьев и, спустившись на первый этаж, где Полковник по телевизору в записи смотрел викторину, с гордостью выкрикивая верные ответы на все задаваемые ведущим вопросы.

– Дед, поздравь меня, я буду участвовать в соревнованиях в этот уик-энд. Я так долго этого ждала! Ты же придешь посмотреть, я бы этого очень хотела? – спросила Лилиан Полковника, сжав его в своих объятиях.

– Да, конечно, а что это за соревнования: ты будешь что-то вкусное готовить или отвечать на сложные вопросы, как это сейчас делаю я? – спросил Полковник, пытаясь не терять из виду экран телевизора, чтобы не пропустить очередной вопрос от ведущего.

– Дед, ну какой готовить? Ты что, забыл: я ведь уже много лет занимаюсь Джит Кун-До?

– А что такое это Джит, что-то там До?

– Ну как же, это метод изучения боевых искусств, который разработал сам Брюс Ли!

Полковник поставил на паузу викторину по телевизору и посмотрел на Лилиан, нахмурив брови.

– Вот я так и знал, что часть твоей китайской крови рано или поздно даст о себе знать. Зачем тебе эти боевые искусства, у тебя разве нет других, нормальных интересов?

– А что не так? Я просто хочу уметь о себе позаботиться, если понадобится, а также мне нравится, когда мое тело подтянуто и спортивно выглядит, не понимаю, почему ты злишься?

– Чтобы твое тело было подтянутым, тебе просто надо правильно питаться и хоть иногда делать пробежку и растяжку. А если тебе хочется заниматься серьезно спортом, то есть более достойные виды спорта: фигурное катание, легкая атлетика, гимнастика, танцы и прочее, а не твои эти драки.

– Я с тобой не согласна, Полковник…

– Не по-американски это все, – перебив внучку, продолжил возмущаться Полковник. – Если тебя обижают, то надо просто вызвать полицию или иметь рядом мужика, который сможет тебя защитить, а если есть проблемы посерьезней, – для этого есть вооруженные силы, которые могут решить любую проблему, в любой точке мира.

– Да, ты совершенно прав, поэтому, если вдруг меня захотят ограбить или изнасиловать, а может даже все одновременно – я попрошу преступников подождать, пока я напишу в Конгресс письмо с просьбой направить десант в пригород Луисвилля, чтобы они могли меня защитить! – сказала Лилиан и с обиженным лицом ушла в свою комнату.

– Ну, на крайний случай, всегда можно воспользоваться газовым баллончиком или иметь при себе пистолет, – вдогонку сказал Полковник, но Лилиан этого не услышала.

В следующий уик-энд, в день соревнований, Макс вместе с Полковником собирались выходить из дома, чтобы садиться в машину, как в дверь кто-то постучал.

– Это Джудит. Папа, открой дверь, она поедет с нами, – прокричала Лилиан из своей комнаты, пересматривая уже в который раз вещи в своей спортивной сумке.

– Здравствуйте, мистер Краун, я еду с Ли, чтобы поддержать ее на соревнованиях, не знаете, она готова?

– Привет, Джудит, заходи. Мы вместе с Полковником тоже едем, чтобы поддержать Лилиан.

– Все, я готова, поехали! – прокричала Лилиан, спускаясь по лестнице.

Бордовый «понтиак» мчал по шестьдесят пятому шоссе в направлении Луисвилля. Чтобы нарушить неловкое молчание, повисшее в машине, Макс спросил у Джудит, как себя чувствует ее отец?

– Все хорошо, мистер Краун, голова уже почти зажила, скорее всего, он на следующей неделе уже выйдет на работу.

– А что случилось с твоим отцом, девочка? – спросил Полковник.

– Ее зовут Джудит, она – моя подруга, поэтому прошу запомнить ее имя, – попросила Лилиан, продолжая дуться на Полковника.

– Да ничего страшного, – ответила Джудит. – Мой отец в начале прошлой недели участвовал в Лексингтонских дебатах, и какой-то подлец из зрительного зала кинул в отца бутылкой с минеральной водой, сильно разбив ему голову. Его даже увезли в больницу.

– Вот это да! – удивился Полковник. – Получается, он у тебя политик.

– Да, он даже, возможно, будет баллотироваться в сенат от штата Кентукки.

– Это хорошо, Джудит, может, наконец, он сменит этого недотепу Барра!

– Ну, вообще-то, сэр, мистер Барра – республиканец, а мой отец выдвигается от демократической партии!

Макс в этот момент нещадно ругал себя за то, что начал этот разговор об отце Джудит, ведь он знал, насколько отец может быть агрессивен, если с кем-то возникают политические разногласия. Макс уже много лет сам поддерживал демократическую партию, но не говорил об этом Полковнику, ведь он понимал, что это может послужить веской причиной семейного скандала.

– Ты знаешь, Джудит, – сказал Полковник, – давай как-нибудь мы с тобой встретимся и поговорим насчет политических партий и их программ, возможно, мне удастся тебя убедить…

– Простите, конечно, мистер Краун, но если Вы решили, что сможете переманить меня в ряды республиканцев, то Вы сильно ошибаетесь. Ведь Вы же сами видите, какие страшные ошибки допускает действующий президент, выдвинутый Вашей партией: он не уважает женщин, всем грубит, сейчас строит эту свою глупую стену и еще много других промахов…

– Подожди, девочка, – перебил, немного повысив голос, Полковник, а затем взял себя в руки и добавил:

– А как же насчет роста экономики и увеличения количества рабочих мест по всей стране? Разве кто-то из твоих демократов добивался такого результата?

– Так, давайте закончим обсуждать политику, хорошо? – попросил Макс, – вообще-то мы едем на соревнования Лилиан, которые для нее очень важны, и мы сейчас должны поддерживать ее, а не спорить об успехах и провалах действующего президента.

– Спасибо тебе, папа, – сказала Лилиан и улыбнулась, глядя на отца в салонное зеркало. Макс улыбнулся ей в ответ.

– Хорошо, я согласен, но жду тебя, девочка, в гости, тогда я тебе докажу, что ты и твой папа заняли не ту сторону, – обдумав дальнейший план действий, сказал Полковник.

– Я обязательно приду, мистер Краун, и мы с Вами все обсудим! – гордо ответила Джудит.

В машине снова возникла тишина, как в самом начале поездки.

«Пусть лучше будет так, чем эти политические споры», – подумал Макс и увеличил громкость на радиоприемнике.

Огромный школьный зал, который за свою историю использовался в качестве сцены для выступления местных музыкальных групп, политических партий, религиозных и прочих общественных движений и, конечно же, спортивных состязаний, выглядел очень нарядным: повсюду висели флаги разных школ боевых искусств, которые представляли приезжие спортсмены. Лилиан, попрощавшись со всеми, побежала в раздевалку, в которой тренер должна была всех собрать, объяснить организационные моменты и поднять боевой дух своих спортсменов.

– Удачи тебе! – почти одновременно крикнули ей вслед провожающие.

Заняв, по мнению Полковника, самые выгодные зрительские места в зале, они стали ждать начала выступлений. Официальную часть открывала тренер Лилиан Диана Иносанто. Поприветствовав и поблагодарив всех участников соревнований, она рассказала несколько интересных моментов о самом искусстве Джит Кун-До, о том, как проводил тренировки Брюс Ли, и что он любил на них рассказывать о «Пути опережающего кулака». Весь зал увлеченно слушал ее в полной тишине, ведь каждому хотелось узнать чего-то нового о Брюсе Ли и его философии.

Когда начались соревнования, в зале стало очень шумно, и Полковник сказал, что побудет пока на улице и ждет на телефон сообщения Макса о том, когда будет выступать Лилиан. Пока зрителей развлекали чирлидерши, в подтрибунных помещениях тренеры пытались настроить своих бойцов на верный лад, ведь каждый тренер больше всего в жизни хотел обойти по очкам своих коллег, особенно тех, с кем они территориально находились в одном городе. Школа «Путь опережающего кулака» считалась одним из фаворитов этих соревнований, поэтому Диана не могла допустить проигрыша.

– Друзья мои, воины, – начала Диана свою речь перед детьми, сидевшими в позе сэйдза. – Сегодня у нас очень волнительный и одновременно счастливый день, ведь мы можем показать всему штату, насколько мы хороши. Я уверена, что у вас все получится и наша школа займет первое место!

Солнце в этот день нещадно пекло, поэтому Полковник сидел на лавочке недалеко от спортивного зала в тени кленов. Он вспомнил, как много лет назад они с женой ездили на соревнования по бадминтону, где их маленький сын Макс занял предпоследнее место. Он также тогда сидел в сквере рядом со спортивным залом и ждал, когда придет его любимая жена Мэри и их сын, горе-спортсмен.

– Бобби, ты только не ругай нашего малыша, а то еще вообще отобьешь у него желание заниматься спортом! – говорила ему тогда жена перед тем, как он пошел перекурить, а она спустилась к Максу, чтобы помочь собрать вещи.

Полковник вспомнил, какие у Мэри были красивые глаза, когда солнечный свет падал на ее лицо. Они были синие, как волны океана на Гавайях, куда они отправились сразу после свадьбы, где, кстати, они и зачали Макса. Его воспоминания прервал сигнал смартфона: пришло сообщение от Макса, которое сигнализировало о скором выходе на татами Лилианы. Полковник затушил сигарету и, выкинув окурок в урну, вдруг обратил внимание на красивейшего рыжего кота, который все это время сидел на лавке возле него, зажмурившись от яркого солнца.