Читать книгу: «Колымский очерк, или Бивень мамонта», страница 5
Выполнение плана по металлу требовало одновременной круглосуточной работы трех, а то и четырех приборов. Ко второй половине сезона вскрытых зимой полигонов у нас уже не осталось. Вскрыть же новые полигоны своевременно в оперативном порядке не успевали. Вечная мерзлота была сильнее 50-тонных Ката и Камацу. Приходилось ждать оттайки. Но приборы должны были работать непрерывно. Мне приходилось метаться в поисках легкого золота – россыпей, не требовавших вскрышных работ. Понятно, что в то время мне было не до рогов и копыт.
Я вспомнил о роге через несколько дней, когда напряжение спало. Долго безрезультатно искал его на крутом склоне Дикого. Видимо кидая рог, я угодил в поток безвозвратно похоронивший его где то. Это был полуметровый, слегка изогнутый рог, идеальной формы и сохранности, цвета темного шоколада и с глянцевой поверхностью. Я не уверен, что это был именно рог шерстистого носорога, но так мне сказали, когда дарили. Я не помню, на каком полигоне он был найден, и не помню было ли с ним найдено что-то еще.
В начале сезона наша артель считалась безнадежной. Наши полигоны были более удаленными, а россыпи не такими богатыми. Зимняя вскрыша запаздывала. Материальная база слабая. Техническое обеспечение оставляло желать лучшего; вся тяжелая техника была арендованной. Состав артели, в основном, случайный. Понятно, почему вакансия геолога в артели оставалась открытой, и почему занять ее мог только человек неподготовленный, не ориентировавшийся в ситуации, т.е. я. Понятно и почему мои коллеги, геологи из других артелей, поначалу относились ко мне со смешанным чувством превосходства, снисходительного покровительства, сожаления и даже жалости.
Однако единственным мерилом успешности являлось выполнение плана по золоту. И вот здесь то, по мере продвижения промсезона, становилось ясно, что наша артель, вопреки ожиданиям, в отличие от наших коллег, в этом отношении преуспевает. Упорная работа, железная дисциплина и целеустремленность давали свои плоды. Механизм, созданный и подчинённый воле одного человека, перетирая все препятствия, двигался, пусть не всегда эффективно, но упорно и уверено к цели. Мы мыли золото под руководством деспота, в то время как наши соседи, у которых были сильны демократические начала, объявляли импичменты и меняли своих председателей.
К началу сезона, лучшей на прииске являлась артель им. Берзина. Она была самой большой, имела хорошую материально-сырьевую базу и была лучше всех подготовлена к открытию сезонных работ, и, понятно, работа в ней привлекала всех и каждого. Но дальнейшая судьба ее в тот сезон была удивительно-печальной. В сознание не укладывалось, как это стало возможным в столь короткое время на корню развалить столь отлаженный механизм, который если и нуждался в изменениях, то только в корректировочных. Кто мог тогда представить, что междоусобная борьба кучки прохвостов и авантюристов, считавших себя элитой артели, может закончиться разбитыми судьбами многих старателей. Во время бесконечных отчетно-выборных и перевыборных собраний (с перетягиванием старателей на свою сторону) полигоны стояли. В перерывах же между собраниями, старатели, большинство из которых были новички, пытались работать на полигонах, толком не зная, как и что надо делать. Мне случилось наблюдать, как их бульдозеры буквально плавали на полигоне по самую кабину в грязи безнадежно пытаясь окучить пески. Только верхний горизонт этого болота достигал стола вашгерда, а нижний, обогащенный золотом, растекался за ним и выталкивался вместе с хвостами шлюза в эфельный отвал. Тут же, тяжелые бульдозеры, вскрывавшие полигон, днями простаивали в ожидании, когда пройдет оттайка, чтобы снять очередной 20-сантиметровый слой торфов. В это время тот, кто мог бы их научить хоть чему-нибудь, находился на прииске с целью перетянуть его руководство на свою сторону. Эта большая артель едва обеспечивала работу двух промприборов, в то время как наша маленькая одновременно работала на трех, а когда было надо, и четырех полигонах. Ситуация усугубилась и тем, что руководство прииска, настояло направить именно людей из этой артели на тушение пожаров в районе Эльгена, видимо разуверившись в их полезности на золото-добычных работах. В результате артель им. Берзина закончила сезон с отрицательным балансом, задолжав прииску значительную сумму. Последний председатель, высосав из нее последнее, бежал на материк. Говорили, что его преследовали со стрельбой, но безуспешно – машина, на которой он улепетывал, оказалась лучше. Геолог же артели, мой земляк, занял у меня денег на обратную дорогу, и, недотянув до конца сезона, отбыл на родину. К старателям артели прииск проявил великодушие. Им не только был прощен долг, но и выплачена сумма покрывающая расходы на обратную дорогу и, кажется, какие-то крохи еще. Государство могло себе это позволить, так как покупало золото у наших артелей в то время по 4 рубля за грамм (в пересчете на химически чистое).
Третья артель (по моему «Радуга», но не уверен в правильности названия) нашего прииска, в тот год, наверно повторила бы судьбу артели им. Берзина, если бы не случай. Так же как и последняя, испытав всю прелесть многочисленных либерально-демократических преобразований, но будучи менее мощной и подготовленной, она летела в долговую пропасть еще стремительней. К середине сезона артель усохла чуть ли не на треть; началась паника. Люди, не видя перспектив, покидали ее в надежде перейти в более успешные артели. И когда катастрофа казалась практически неизбежной, артель села на «Дуру» – так мы называли исключительно богатые россыпи. С одного единственного прибора, у них пошли фантастические съемки золота. Артель моментально свернула всю свою прочую убогую деятельность, сосредоточившись на единственной яме набитой золотом. Было забавно наблюдать целую артель пасущуюся вокруг единственного вашгерда. Золото текло рекой; старатели покинувшие артель захотели обратно, но общее собрание постановило – «Нет» – зачем же делиться халявой. Золота в «Дуре» хватило, чтобы почти дотянуть до плана, что позволило усохшей артели при минимальных затратах выйти на неплохие экономические показатели. В итоге заработок халявщиков приблизился к заработку трудяг с артели им. XXIII Партсъезда.
К началу осени наша артель уже выполнила план по металлу. Это означало гарантированный хороший заработок. В планах теперь было выжать из сезона по максимуму. Однако по мере усиления холодов резко снижалась эффективность работ, в то время как их стоимость и трудозатраты напротив повышались. Ручьи мелели. Воды в них не хватало для работы на прямом потоке. Требовалась обратка, что означало дополнительные затраты. Раньше мы, находясь в 3-4 километрах от полигона, могли по составу воды судить о том, что происходит на участке, что при отсутствии дорог и связи было важно. Если вода шла мутная, мы знали – работа идет. Чистая вода сигнализировала о происшествии. Теперь же пытались вслушиваться в работу дизелей. Надрывный неравномерный гул означал работу; работа на холостых оборотах – простой. Вмерзшие полозья вашгердов при перестановках приходилось обкладывать лесом и брать на пожег. Обледеневшие коврики и трафареты хуже держали золото. Шуга несла золото сквозь шлюзы; потери металла на хвостах стали сумасшедшими. Но работали, пока была физическая возможность мыть. Золото окупало издержки. В конце сезона, вопреки правилам режимности, оно уже извлекалось из мест его потенциальной технологической концентрации: механических ловушек приборов, соединений шлюзов, хвостов. Зам по режиму относился к этому с пониманием; в конце концов, он тоже кормился из одного с нами котла.
С наступлением холодов приборы останавливались один за другим. Старатели с соответствующей очередностью покидали артель, возвращаясь к своим семьям. Артель постепенно сжималась, уходя в полярную зиму. От зимних же работ, к которым большинство старателей прямого отношения не имело, во многом зависел результат сезона, но уже предстоящего. Необходимо было провести надлежащий ремонт техники и вскрыть намеченные полигоны для предстоящего сезона. Охотников остаться на зиму, несмотря на предлагаемый повышенный коэффициент трудового участия, было не много, практически всех ждали семьи. Отнекивались и те немногие кому хотелось остаться, но лукавили в надежде набить себе цену и выторговать побольше. От геологов же требовалось составление планов на предстоящий сезон, и набрать контура полигонов подлежащих вскрыши в зимний период. Эту работу предстояло сделать в конторе старательского участка прииска.
Старательский участок занимал две смежные комнаты первого этажа административного здания прииска. В одной комнате размещалась бухгалтерия, фиксировавшая и проводящая финансовые операции всех трех артелей прииска. Вторая комната была офисом начальника старательского участка координировавшего работу этих артелей. Эта же комната служила камеральным помещением для работы всех геологов и маркшейдеров старательских артелей. Она же стала местом моей работы и домом на все время моего оставшееся пребывания на Колыме. Еще до начала работ по планированию у меня было четкое видение о том, что предстоит сделать нашей артели в предстоящий сезон, и потому я рассчитывал быстро справиться с этой работай. Однако, по прибытию на место, я был поставлен перед фактом, что проекты для всех трех артелей мне придётся делать одному. И тут вариантов не было. Мой земляк, геолог артели Берзина, поняв, что заработков в этой артели не будет, отбыл домой задолго до завершения промсезона. Геолог же второй артели, по завершению сезона, расслабился, и выход его из этого состояния раньше весны не ожидался.
Каждый раз, провожая очередную группу своих товарищей возвращающихся на Материк, я мысленно рвался за ними вслед. Дома ждала жена и две маленькие дочки. Мое же возвращение откладывалось на неопределенно долгий срок. Проект для своей артели не представлял для меня трудности; я досконально знал свои участки. А составление проектов для других артелей требовало гораздо большего напряжения и времени. Предстояло много работы, но я твердо решил вернуться к кануну Нового Года. А потому отказался от места в гостинице и жил прямо в конторе старательского участка, стараясь оставить как можно больше времени для работы. К концу декабря проекты работ были утверждены главным геологом прииска и я, наконец, был свободен. Провожая меня, председатель артели и начальник старательского участка обсуждали со мной перспективы предстоящего сезона, видимо считая мое возвращение на следующий год несомненным. Я же отмалчивался, зная, что не вернусь, наверно интуитивно понимая, что человек семейный, если хочет сохранить семью, может пускаться в подобные предприятия только однажды.
