Читать книгу: «Тайны лабиринтов времени», страница 3

Мы теперь выживем, думал я, сидя в яме: море – это рыба; земля, покрытая травой, а не ледником – это здоровье; теплый воздух, а не обжигающий и пахнущий смертью ледяной ветер гуляет здесь; птицы, звери и грызуны – все мы можем найти здесь приют, и это даст возможность лакомиться мясом и не умереть.

Сейчас нужно сидеть и не двигаться, пока саблезубый не уйдет, и я вспоминал, чтобы отвлечь головуи тело от ненужных и опасных движений.

Год за годом перед глазами серый лед, снег и смерть. Животные, птицы и человек, в этой ледяной пустыне, гибли от холода и голода, а встретив такое же живое существо, как сами, убивали его, чтобы поесть.

Сегодня мы можем себе позволить не убивать людей, а спасать им жизнь. Люди, за время странствий по ледяной пустыне, почти вымерли, а выжившие разбрелись по всей планете, но я уверен, что к этому морю придут семьи и просто одинокие люди.

Все хорошо, но сегодня я наследил, пока взбирался на скалу, и теперь вонючее, мерзкое дыхание саблезубого касалось моей головы и обжигало ноздри. Странно, но я мог сидеть в этой яме хоть до утра, ожидая, когда уйдет саблезубый, и при этом не замерзнуть.

Когда мы бежали от смерти по льду в лютые морозы – и уже не было сил двигаться, а остановившись, мы должны были обязательно умереть, я мог думать и мечтать; но человеческому телу необходим отдых. Чтобы не замерзнуть и, остановившись, восстановить силы сном, нам оставалось одно средство: убив крупного зверя, желательно медведя, спрятаться от холода у него в брюхе.

Наскальный рисунок. Люди охотятся на лыжах.

Отец так и делал: он вспарывал убитому зверю живот – и мы, еще малыши, вползали в его теплую утробу, чтобы согреться. Когда же тело зверя остывало, мы, поев мяса, сколько могли, продолжали идти вперед в поисках земли. Движение – это жизнь, а сидя на одном месте, дождешься медленной гибели. Шкура убитого медведя согревала и берегла от холода в дороге. Солнце же – только могло, что освещать нам путь, но его ледяной свет не мог согреть наши тела.

Сейчас, когда я смог победить смерть – над моей головой навис кровожадный саблезубый, он разлегся на скале в предвкушении легкой добычи и издает довольный рык. Зверь ждал, когда я вылезу из ямы, но, когда солнце стало опускаться, саблезубый ушел на охоту.

Я выбрался из ямы и, спустившись к берегу моря, остановился, раздумывая, куда же идти дальше, где искать надежное убежище.

Я пошел к песчаному берегу, который лежал справа от скалы, на нем нашел еще одну яму, она была узкая и глубокая. Звериного запаха не было, а тянуло из нее сыростью и затхлостью пустоты. Я крикнул, но голос сразу исчез, его поглотила тьма. Лежа на животе и упираясь локтями, вполз в туннель. Яма была довольно узкой, и я, сперва не столько полз, сколько, выставляя локти вперед, сдерживал тело, чтобы не упасть, но все же продвигаться. Извиваясь, словно ящерица, я полз на брюхе с быстротой черепахи по извилистым лабиринтам, цепляя макушкой ракушки, густо наросшие на каменных стенах туннеля. В кромешной тьме, почти без воздуха, я внезапно почувствовал, что надо мной нет потолка и голову не царапает камень. Я поднялся – это была пещера.

Вернувшись на берег, я помог подняться на скалу своей семье, и мы пошли к песчаному берегу. Пещера просто огромная. Она в состоянии укрыть не одну семью, и от нее отходят такие же туннели, как тот, по которому полз я. Словно червь, огромный и ужасный, вырыл себе нору и вернется сюда рано или поздно. Пещера стала нашим домом.

Мы учились ловить рыбу, подсматривая, как это делает медведь. На берегу подбирали ползающих крабов; собирали под камнями копошившихся моллюсков; видели места, где лежали груды раковин, собирали, густо растущие под водой, мидии с изумительно вкусным мясом внутри; находили яйца птиц, их на берегу было бесчисленное множество.

Берег был песчаный, а за прибрежной полосой лежала степь; за степью стоял лес, а там зверья много и азарт охоты охватил меня. Сутками я блуждал и учился охотиться, лес манил своими звуками, но пугал дикостью и величием.

Так человек попал в пещеру. Когда же это произошло? Более десяти тысячелетий назад завершилась эпоха последнего великого оледенения. Все это время громадный ледяной панцирь, тая, отступал на север, оставляя гряды из нагромождений камней, глины и песка, а за ним неотступно шел человек.

Я жил в пещере и теперь моя семья выросла, родился новый человек. Ловить рыбу и собирать яйца птиц нужно днем – этим занималась моя жена. Я же научился охотится по ночам: собаки, волки, грызуны, выходили в степь именно по ночам. Каждый день приходили к нашему стойбищу такие же люди, как и я сам; добравшись до моря, они находили себе жилье – маленькую пещеру или яму вдалеке от моря, обживали ее и оставались. Я почти всех знал по именам, но близко к ним не подходил: они чужие и я не мог им доверять. Сегодня утром я вышел и осмотрелся. Разумеется, меня охватил страх. Тот, кого я увидел, шел ко мне и говорил, но что?

Я никогда не видел такого красивого лица, никогда не слышал таких интересных звуков. Они не были похожи на тот гортанный вой и мычание, к которому я привык и пользовался сам. По интонации таких звуков мы понимаем друг друга. А здесь? Все, что непонятно, сразу вызывает агрессию. Этот же человек, а это был человек, вызывал любопытство, но не злил меня. Я не видел ничего подобного, и мне показалось, что мы даже похожи.

У меня не было бычьей шеи, как у соседа, я не обладал коренастой фигурой с кривыми и, как корни дерева, крепкими ногами. Я был гибкий и быстрый – это всегда меня спасало. Мог бегать во всю прыть, пригибая голову, обходя препятствия и держа палицу над землей, чтоб лучше сохранять равновесие, ведь силой меня природа не обделила,и, такой же человек стоял сейчас напротив меня.

Сейчас же очень хотелось есть – и чужой меня перестал интересовать, потому как, придя к морю, я перестал охотиться на людей.

Я посмотрел вдаль, чтобы сосредоточиться на охоте и забыть о голоде, раздул ноздри и принюхался. Сразу же был вознагражден новым запахом – и повернул голову в сторону от чужого, туда, откуда шел запах. Тут же на голове ощутил капли воды, падающие с неба. Ярость закипела во мне, так всегда бывает во время дождя, ведь он мешает охоте – пряча следы и смешивая запахи; ну вот, все запахи зверя куда-то пропали, зато я уловил запах соседей, они прошли по тропе, уходящей на скалу. Ищут еду, подумал я, и, едва вспомнил о ней, как голод стал брать меня в свои тиски, и так захотелось завыть… Мой взгляд был устремлен на скалу. А где этот незнакомец? Я обернулся, но он пропал. Я вбежал на скалу, распластался на снегу за камнем, цепляясь за его шероховатости пальцами рук, и осмотрелся.

Страни верещала, лежа на дне оврага и царапая себе лицо, Иний скулил, покусывая руки. Все сбились в кучу, мужчины испуганно толкали перед собой женщин, торопясь уйти со скалы. Люди побежали, тяжело дыша и мотая головами. Я почувствовал, что мои ладони вспотели от напряжения. Старуха встала на колени и указала рукой в сторону моря, никто ничего не понимал.

– Здесь ледяная женщина, – прокричала старуха, и этот крик, перемешанный с воплем, не понять было невозможно. Я поднялся и закричал:

– Ай-я! У-у-у!

Люди подхватили мой крик – и немного успокоились.

Ледяная женщина свисала со скалы и от криков не упала, хотя смертоносные струйки дождя стекали с нее. Люди замолчали и поспешили прочь от ледяной женщины. Они подошли к уступу скалы и ждали меня, подняв головы и следя за каждым моим движением. Я, не спеша, спускался со скалы. Справа от нас тянулась долина, она пролегла между нагромождениями валунов и морем, а солнце, отражаясь на снегу, пламенело и искрилось в глазах. Никто, кроме меня, пока не ходил через долину в степь, люди боялись выходить на открытые земли. Вдалеке виднелись проталины и какие-то растения, а это – тепло и охота. Надо дать людям надежду, подумал я. Лед уходил, слегка лишь удерживаясь за вершины невысоких скал. В долине, в степи и у моря снега уже не было, и вода стекала в море звонкими ручьями, а в степи я видел собак, саблезубых, хорьков, гнезда птиц. Мы с братом выходили в степь – и не стали добычей зверя, а сами убили нескольких собак, сняли с них шкуры – и женщинам теперь было, во что одеться.

Люди с шумом расположились у скалы. Нот с размаху опустил палицу, согнул колени и принюхался. Собаки ушли, хотя запах еще оставался, и мужчины расслабили мышцы, лениво сделав несколько шагов вверх на скалу. Под косыми лучами солнца легли их тени. Люди повернулись к старухе, а я подавил свой кашель. Страни, все еще стоя на коленях, положила в центре отлога глиняный шар и, вскрыв его, распластала и пригладила его поверх прежнего, слежавшегося на земле оранжевого слоя. Она склонила над глиной лицо и дунула. В глубине отлога были сложены сучья, палки, кучи мха, оттуда Страни и взяла немного травы и сучьев. Все это уложила на распластанной глине – и снова подула. Старуха подняла голову и, посмотрев на меня, встала с колен и отошла к людям.

Я и сам знал, что все голодны, а спать лучше сытыми и в тепле. Я поднял камень, он был не очень тяжелым и острым только с одного конца – этим камнем можно убить или срезать траву, а можно ломать толстые сучья. Камень удобно лежал в руке, когда я размахивал им, показывая, как нужно убивать или рубить сучья и, не останавливаясь, ушел в степь, чтобы по дороге срезать веточку с листьями и принести людям.

Всех охватила волна радости, когда я вернулся, а тут с моря подул теплый ветер, и старуха запрыгала на месте, притоптывая и завывая.

– Здесь мы будем жить и никуда больше не пойдем. Завтра мы найдем еду для всех семей, дошедших сюда, убьем зверя или наловим рыбы в море, – сказал я, вернувшись к скале.

Люди улыбались и верили мне, ведь веточка, которую я принес, была с выпученными, вздутыми и причудливо искривленными ростками и напоминала толстобрюхое животное.

– Солнце скоро утонет за скалой, пора возвращаться.

Голодные, но все же счастливые, мы вернулись в катакомбы и пещеры. Каждая семья унесла с собой сучья, хворост, сухую траву и мох, собранный на скале и высушенный на солнце. Дневной свет померк, и нас освещал и согревал огонь, а это – еще одна теплая ночь, и может, к утру никто не умрет.

Тепло огня и запах дыма услаждали наши души и грели сердца. Огоньки дружно плясали, отражаясь в наших глазах, и я от удовольствия поджал пальцы ног, растопырил руки и слегка отодвинулся от огня. Там, наверху, слышны звуки жизни, для нас опасной и тревожной. Здесь же, в пещерах,

мы в безопасности, пока звуки не обманывали нас.

Слух ночью – это жизнь, услышал шорох – и жив остался. Нужно различать звуки рассохшейся глины или шум уходящего ледника. Среди этого гама, попробуйка услышать легкую кошачью поступь саблезубого!

Я вскочил, мои уши уловили шаги, но это была не кошка – это шел человек, он уже зашел в пещеру, когда мое тело отреагировало на опасность, покрывшись холодным потом. Саблезубый не смог бы подкрасться так тихо и незаметно. Бежать было поздно, и я поднял дубину, приготовившись к драке. Женщины выхватывали из костра горящие палки, а в пещеру вошел мой утренний незнакомец и остановился. Впервые я смог прочитать мысли, которые возникли у меня в голове, но мне не принадлежали: "Будущее не всегда опасно", – услышал я сам себя.

Незнакомец появился у нас совершенно беззвучно для меня, как всегда бывает при появлении тени от облака.Я отказываюсь верить собственным глазам, тщательно рассматривая его, а сердце бешено заколотилось в моей груди – этот чужой не похож ни на одного человека, которого я когда-либо видел в своей жизни. Тот, на кого я смотрел, мало напоминал мне сородичей: ни суровых ногтей на пальцах, ни единого волоска на тыльной стороне ладони, на лице нет морщин и грязи. Он улыбнулся, я никогда не видел таких зубов – белых, как кость мамонта, аккуратных и ровных, ни одного обломанного и черного зуба. Я спросил себя, не снится ли мне все это, может – это моя смерть? Со мной уже было такое. Моя косматая голова опустилась, а с волос ссыпался песок. Он кивнул. В каждом его движении было изящество кошки, но по лицу нельзя было определить, добр он ко мне или зол? А я всегда мог определить по глазам, по напряжению скул, движению бровей, рта – чего ожидать. Первый взгляд, брошенный из-подо лба, нависшего, словно утес, над моим лицом, на человека предо мной, говорил мне, нападать или защищаться. Мы могли убить его, но я стоял и не двигался, брат и женщины смотрели на меня – и тоже, ни с места.

Разум пробудился от дремоты – и каждый самостоятельно мыслил. Напасть на него я уже был не вправе. Семья ждала моего решения, и я с трудом поднял руку в знак приветствия, а не агрессивности. Это был не сон.

Мелик, мой брат, уже обсох после дождя, и шкура его ершилась. С вздыбившейся щетиной, он сделал шаг вперед, скользнул коленями по воздуху и свалился. Брат попытался подняться и растопыренными пальцами скреб глину под собой, но силы оставили его. Незнакомец подошел и приложил руку к голове Мелика, достал из-под шкуры зерна какого-то растения и, растерев их в своих ладонях, раскрыл брату рот и высыпал в него. Мелик недолго пожевал и, повернувшись на бок, затих и уснул.

Незнакомец стал пододвигать тело брата к огню, и я помог ему. Жар окатил меня, а брат, вновь проснувшись, закашлял и затрясся, казалось, что кашель выпрыгивает у него из груди без удержу. Тело его сотрясалось, и он никак не мог перевести дух. Незнакомец дал ему напиться, стал растирать грудь, разминал мускулистую шею, но ничего не помогало. Мелик вздрагивал, язык его вывалился. Незнакомец достал еще зерен, насыпал в череп, налил в него воды и, сделав отвар, напоил брата. Сев рядом с костром и, положив голову Мелика себе на колени, долго тер ему виски. Наконец брат затих, свернувшись калачиком.

Будь жив отец, он бы сказал, чтобы Енох молится своим богам, а какие они у него, я не смог бы ответить на этот вопрос – даже самому себе.

Теперь, когда брат умирал, я вспоминал своих ледяных богов. Как давно верили и молились им люди его семьи, а семья у меня была большая. Я слышал только родительские рассказы о богах – и воспоминания захлестнули душу. В древние времена мои предки пришли из чудесной страны, вспоминал я голос отца, где много больших и зеленых деревьев, где нет голода и огромное озеро.

– На берегу этого озера и жили твои предки, Енох, – рассказывал отец. Озеро высохло – и все живое погибло. Семья ушла на земли, где росли другие деревья – тонкие и серые, и на той земле обитали небольшие и злые звери, одетые в шубы; там, на озере, таких животных не было, звери там жили большие и с голой кожей, а деревья были огромные и зеленые, небо же – голубое и прозрачное. Теперь, говорил отец, там раскаленный песок и нет жизни, и мы давно не видели голубого неба над своей головой.

Я помнил только ледяных богов, они жили в темной, почти черно-синей глыбе льда.

Великими ледяными горами они выходили из темных недр и шли по земле, убивая все живое. Лед нависал над людьми высотой с сосну и полз, ужасая и давя всех живых. Лед был темный, почти черный, а когда боги начинали разговаривать, он трещал и стонал, а боги сердились и двигали лед вперед. Скалы, деревья, реки – все заросло льдом.

Кто же они – эти боги, и какие? Енох не знал этого, но вся семья молилась о спасении жизни, о еде и тепле, обращаясь к этим ледяным богам. Знал Енох лишь одно: власть их безгранична и всесильна. Богов нужно страшиться и поклоняться им, как молились на них дед, мама и отец.

Еноху иногда казалось, что он видит кого-то из них – огромное призрачное видение в человеческом облике, которое медленно двигается по леднику. По временам случалось, что боги подходили к самой хижине, где жила семья, и тогда слышался их смех. Страх смерти заставлял семью убегать от нависающего льда все дальше и дальше.

Иногда, когда им удавалось оторваться от преследования, Енох думал, что боги – это сказка, а то, что называют их голосами, просто шум льда, ломающегося от морозов и оттепелей. Ведь не боги спасали их семью от смерти, а отец с дедом.

Енох иногда выходил на лед один, без взрослых, всматривался в глубину льда и, когда солнце пронизывало его своими лучами, он видел спящего бога. У него был узкий лоб и дырки вместо носа, выпученные глаза и фиолетовые губы на огромной и лысой голове, за которой громоздилось необъятное туловище серо-голубого цвета. Без сомнения – это был бог, хотя бы уже потому, что никто и никогда не видел подобного существа. Этот бог был его богом, ну, еще брата; ни мама, ни отец, ни дед его не могли увидеть. Брат однажды спросил:

– Ты смотришь на мертвеца, замурованного во льдах, и молишься ему? Почему? Разве он тебе помогает? Может, это просто какое-то животное, давно вмерзшее в лед?

– На животное не похоже, больше – на человека, страшного и странного, – отвечал Енох.

Брат считал богом огромного мамонта, в начале ледниковой эпохи попавшего в лед и за тысячи лет принесенного сюда ледником из мест, где сейчас нет жизни.Стал он богом только потому, что ледник сам создал этого мамонта – и тот растет внутри ледяного мира вместе со льдом.

Наша семья шла на север, так хотел отец. Нужно идти на север, к морю, так считали и старейшины племени, в котором жила некогда наша семья, они рассказывали об огромном и соленом озере, которое непременно нужно найти.

Старейшины, как и весь народ племени, погибли, в этом были уверены взрослые, а выжил ли хоть кто-то из нашего племени, мы не знали. Мама хотела вернуться обратно на наше пресное озеро:

– Может, туда вернулась прежняя жизнь, и сейчас там нет раскаленного песка, а, как всегда, прохлада от деревьев и тепло от солнца, рыба из озера и мясо животных из леса. Помните? – спрашивала она и, уже неуверенно, едва слышным голосом, шептала, – а здесь мы погибнем от мороза и голода.

– Нет там ничего, – ответил дед.

Отец ломал деревья, обрывал кору и вязал такими веревками стволы друг к другу. Мы садились на эти сани, и отец с дедом тянули по снегу и льду нашу семью к морю.

Закон семьи гласил: управлять должен сильнейший – и нашей семьей руководил отец.

В ту ночь мы шли вдоль подножья ледяного холма и вошли в ущелье. Нам нужно к ночи пройти все ущелье и выйти к долине, во что бы то ни стало. Если будет перепад температур, а мы будем идти под нависшими над нами ледяными глыбами, то лед сдвинется с места и раздавит нас в этом ущелье. Мощная стена грязного льда сверкала в лунном свете и заполняла расщелину от края и до края. Лед был шириной в пятьсот шагов, и вот уже эти пятьсот шагов позади.

– Остановимся здесь, – сказал отец, – сейчас отдохну – и пойду, поищу еды.

Отец уснул, и Енох помнит, как они с братом убежали, чтобы добыть еды для родителей и деда.

Мы взобрались на ледниковую гору, чтобы осмотреться.

– Земля! – крикнул брат.

Я обернулся: до клочка земли, на котором рос кустарник, можно было добросить копье. Подул ветер – и принес удушливую вонь, но она порадовала нас, там был зверь, а значит, еда и тепло.

Ледяные скалы – это нагромождение, одной на другую, смерзшихся между собой глыб льда. Мы с братом оторвали одну из таких глыб на вершине скалы, когда услышали рык. Медведь, а это был он, учуял нас и карабкался вверх, цепляясь когтями за расщелины.Он был огромный, и его рев сжимал страхом наши сердца. Тело дрожало, а мысли метались от желудка к пяткам. Медведь уверенно поднимался наверх, и каждое его движение приближало нашу смерть. Непослушными руками мы подтащили глыбу, оторванную нами от скалы, к краю пропасти и столкнули ее. Дробя лед, глыба понеслась навстречу медведю. Из-за мелких осколков льда, поднимающихся и застилающих взор, мы не видели и даже не слышали, как глыба столкнулась с медведем. Грохот от лавины льда был оглушительный. Крупинки льда, наконец, осели, под скалой лежал медведь с вывернутой шеей, он не двигался. Тушу медведя покрывали осколки льда и снега.

Брат стал спускаться вниз, а я поспешил к нашей добыче.

– Как мы его потащим? – спросил брат.

– Я побегу за отцом, и мы разделаем его прямо здесь. Мелик остался у медведя, а я побежал за отцом. Шуба, мясо, кровь, жилы, потроха – это жизнь, сытость и тепло. Дед перестанет над нами насмехаться, ведь мы стали мужчинами, охотниками.

Издали я почувствовал тревогу, а там, где должен стоять шалаш, а в нем – спать отец, мама и дед – виднелась груда мусора, покрытого кровавым снегом. Куски тел были сложены в кучу. Я долго смотрел – и не верил своим глазам: эти куски мяса – мои мама, отец и дед. На время я ослеп от горя и страха.

– Мы его убили, и мы его съедим, – услышал я за спиной.

Брат нашел острые камни, копье отца, и мы пошли за медведем.

Так погибла моя семья, а мы с братом продолжили путь к морю, на север, как хотели дед, мама и отец. Каждая семья добиралась самостоятельно – и это многих погубило. Здесь, у моря, мы должны стать одной семьей.

Незнакомец прижился, и мы полюбили его, верили ему и слушали его советы. Он лечил нас и учил, как жить, чтобы смертей было как можно меньше, а детей выживало как можно больше. Незнакомца стали называться учителем – такое имя он сам выбрал себе. Мы слушали его сказки, не понимая, но веря в него, как в бога.

В костре хлопнула ветка – и в темноту посыпались искры. Учитель рассказывал сказку о времени:

– Точка, маленькая песчинка расширяется и превращается в огромный шар, на котором мы сегодня живем. Люди моего мира жили в тепле и уюте, но он погиб.

Я верил ему, помня рассказы деда. Люди не желали зла и смерти, а потому и не воевали друг с другом, пока к ним не пришла огнедышащая смерть. Она высушила озеро, испепелила лес, сожгла жизнь зверей, тогда-то люди и ушли на север.

Учитель достал из костра уголек и стал рисовать на стене пещеры цветы, деревья и животных с добрыми глазами. Я поежился: когда хочется есть, во мне живет холод. Брат выжил, его спас учитель, и сейчас Мелик поднял вверх руку.

– Палец – за еду, палец – за дрова, остальные пальцы – за людей.

Все молчали, болезнь подкосила брата, волосы на его голове поредели, длинная шерсть торчала клочками, под бровями обнажилась полоска морщинистой кожи в палец толщиной. Глазницы темные, и глаза провалились в эту яму. Глаза были мутные, желтые, но он был жив.

– Нужно много дров и еды, чтобы хватало всем, и чтобы семьи не дрались между собой за тепло и еду, – сказал брат.

– Для этого нужно учиться выращивать самим еду, – ответил учител

– Разве можно вырастить еду? Ее нужно убить, вырвать из земли или поймать в море! – возразил брат.

– Я научу.

Костер давно догорел, и я предложил идти всем спать. Завтра, когда взойдет солнце, мы, я надеюсь, будем сыты.

Саблезубые охотятся ночью и часто упускают свою жертву, которая в конечном итоге погибает. Люди не раз находили погибших животных, которыми кормили семьи не одну луну.

В мерцании костра люди задумались, обдумывая то, что каждый увидел в своем воображении. Брат говорил об учителе, представляя, что тот стоит на залитом солнцем лугу, а сам мерзнет ото льда под ногами и не признается в этом, рассказывая всем небылицы.

Все, о чем говорил учитель, медленно отступало и тускнело у меня в голове. Как можно выращивать еду, как обогреться, если нет дров? Я все равно ему верил, ведь только благодаря учителю и выжил брат; только благодаря его знаниям, как он их называет, родился мой сын – новый человек семьи; и, о, счастье, жена осталась жива.

Учитель показал: как рисовать зверей и небо, чертил крючки и палочки на стене пещеры.

– Завтра будет еда, спи, малыш, – проговорил я и погладил по головке сына своей каменной ладонью.

Люди расходились и зевали, учитель присел у стены пещеры, под своими рисунками. Мы с женой были счастливы: маленький человечек уснул и посапывал. Я смотрел на рисунки и думал о мире, который нас окружает. Учитель подошел ко мне.

– Какой красивый мир нас окружает, а я ничего этого не видел и не увижу никогда, но мне не по себе от голода. Сегодня я не смог накормить свою семью.

– Ты грустишь не только потому, что голоден, а из-за того, что мечтаешь. Это значит, что в тебе проснулась жажда знаний. Наблюдая, – говорил учитель, – человек собирал сведения об окружающем мире, запоминал, рисовал в своем воображении картины: там были звери, птицы, люди, звезды, море, а после переносил рисунки на стены. Ты, когда-нибудь пробовал закрыть глаза и представить эти рисунки?

– Я не помню такого, закрывая глаза, вижу только грязный лед и кровавую снежную кучу, что осталась от моих родителей.

– Закрой глаза – и представь себе птицу на небе, нарисованную звездами, или мамонта – всего в светящихся точках; такие картины человек, перенося в виде рисунков на стены пещер, оставлял после себя память, они отражали его мысли и надежды, это-то и называются знаниями.

Учиться, нужно учиться, Енох, как всегда учился человек: наблюдая, запоминая, взвешивая. Воображение развивает фантазию – и появляются наскальные рисунки и письмена – это те закорючки, которые я рисую в пещере. Каждый умерший человек, оставляя после себя рисунки, оставляет бесценные рассказы о себе для будущих поколений. Я передам тебе те знания, что хранятся во мне, они и есть мир и жизнь умерших людей, которые оживают во времени, если мы о них знаем.

Мы можем даже посоветоваться с ними, например, как провести охоту сегодня.

История, которой миллионы лет, оживает в рисунках на стенах пещеры.

Мои потомки, вы, в сущности, почти ничего не знаете о том, как выглядел человек, живший в ледниковой пустыне, но нет оснований предполагать, что мы были покрыты густой шерстью, уродливы с виду или даже омерзительны в своем, непривычном для вас, облике: с покатыми и низкими лбами, с густыми бровями, с обезьяньей шеей и коренастой фигурой.

Люди выглядели по-разному, расстояние в несколько километров друг от друга – это уже другая планета и другая жизнь. Катастрофа разбросала людей.

Неандертальцы – это не обезьяны, не животные и не косматые чудища без разума и души. Неандертальцы – такие же люди, как и мы с братом. Племена, которые смогли выжить в голодное время смертоносной зимы, но им просто не повезло.

Те, кого вы называете неандертальцами, просто не встретили своего учителя и не научились выращивать еду, доставать камни из-под земли, добывать кровь земли и, поджигая, обогревать этим огнем свое тело.

В таких племенах процветал каннибализм. Не найдя медведя в ледяной пустыне и не раздобыв огня, чтобы растопить снег и согреться, неандертальцы убивали друг друга. Так можно было накормить детей и напоить их человеческой кровью, потому как другой пищи просто не было.

Неандертальцы погибли от голода, холода и невежества.

Учитель, рассказывая нам свои истории, просил нас поведать ему события, которые мы видели, потом записывал и зарисовывал наши рассказы, так была создана мифология исчезнувших для грядущих. Учитель верил в чудо и называл это магией; он научил нас выживать там, где невозможно выжить. Он описал, как узнать будущее по звездам и по человеческому телу. Учил говорить с умершими, объяснил, что такое карта, и как читать ее.

– Просыпайся, Енох, – разбудил меня учитель. Я вскочил и вспыхнуло лицо мое от страха перед увиденным, ведь не человек стоял передо мной. И сказал он мне:

– Ободрись, Енох, и не бойся, Владыка вечный послал меня к тебе, в день сей восходишь ты со мной к миру и добру, к знаниям и любви, к свету и теплу. Природа, окружающая вас, так же болеет, как и вы, и ее необходимо лечить и беречь, как вы бережете своих любимых.Ты избран и, все те знания и мудрость, которые доверит тебе Владыка вечный – ты обязан передать людям.

Я назову тебе, Енох, учителей, посланных Владыкой на Землю к людям.

Странные имена у них: Армарос, он подарит вам знание, помогающее создать жидкость, делающую бивни мамонта ровными, а камень мягким и легким, когда же жидкость испарится, камень вновь приобретет, свои прежние свойства и станет тяжелым и твердым. Обмазав верхнюю часть скалы жидкостью Армароса, вы, срезав верхушку скалы, сделаете стол, на котором, благодаря знаниям, подаренным Кокабелом, сможете лечить друг друга; благодаря Томелу и Астраделу – кормить друг друга пищей, защищающей ваш желудок и усмиряющей ваш дух.

Записывай, Енох, – говорил учитель. – Мы выжили, не только спасаясь от холода, голода и болезней, но еще и благодаря поучениям Баракала: выжить – значит, уметь управлять своим разумом.

Обращаясь к нему, как за советом, так и за командой для вашего тела, вы должны быть уверены, что поступком своим не причините вреда рядом живущим людям.

Цепочка событий, вызванная вашими поступками, может погубить ваши же семьи. С тех пор, как мы пустились в это путешествие к северу, единственными людьми, с которыми я общался, была моя семья. Теперь же я слушаю учителя и могу разговаривать через него со всеми мудрыми слугами Вседержителя и нашими учителями.

Уходя от ледника, мы спасались семьями. Каждая семья выбирала свой путь спасения. Кому повезло, и он мог слышать учителей и следовать их слову, у тех появлялся шанс спастись. Учителя Армароса, Баракала, Кокабела, Амезарака, Темела и Астрадела уговаривали людей продвигаться на север, идя за отступающим ледником и ориентируясь по звездам, избегая смерти от зверей, болезней и сумасшествия голода, двигаться прямо, а не кружить на одном месте.

Вероятно, учителя убедили отца идти на север к соленому озеру. Наши знания – это мудрость учителей, и теперь я могу рассматривать мир в своем воображении и обдумывать, что полезно, а что красиво или вредит семьям. Нам предстоит научиться жить, а не просто выживать.

Пробираясь на север, люди оставляли за собой камни с рисунками и письмена. Все это в надежде, что выживут, а если нет, то эти рисунки расскажут их историю.

Знания, а это были знания о нас, единственных выживших, мы прятали в пещерах и катакомбах, а людей, знающих месторасположение этих знаний и передающих эти знания каждому следующему поколению, назвали хранителями истории. Они умирали от старости, погибали в войнах, их убивали мародеры, но они оставляли после себя знаки, рисунки с пояснениями, чтобы люди могли воспользоваться этими знаниями. Столетия сменяли друг друга – и знания ушедших цивилизаций все глубже прятались в землю и все глубже погружались в море, но есть катакомбы, ведущие вглубь веков.

«Бегство от льда и от богов холода под предводительством Яра спасло семьи. Роды славян поселились на всей Земле и строили города, и землю любили…».

Из «Велесовой книги»

Более 12000 лет назад процветала цивилизация Триполья на территории современной Украины, в Трансильвании и на Балканах. Это подтверждено археологами Б. А. Рыбаковым и В. Н. Даниленко. Учеными найдены поселения Трипольской культуры – городища из ста и более домов с катакомбными культовыми помещениями и склепами с рисунками и наскальной письменностью.