Читать книгу: «Теневая защита», страница 6

Глава 6

– 6 -

Стылость, вечер, холод вечен,

Звёзд печальных небосвод,

Мрак пути тропой отмечен,

Чёрен неприступный вход…

У каждого бывают в жизни минуты, когда из всех возможных и доступных шагов в решении ситуации самым оптимальным и экономным, а главное, результативным будет самый на первый взгляд бестолковый – перетерпеть. Терпение – это по настоящему вершина творения природы. Это хай-энд характера, что-то вроде кевларового щита в эпоху бронзовых новоделов. Терпение – это мать спокойствия, железобетонная плотина для волн отчаяния, это инкубатор будущих побед. Через терпение, самоконтроль и самообладание, с первого шага навстречу осмысленным бедам и невзгодам начинается движение вверх, подъём с колен, разбег и рывок ввысь. Освободившись от первичного страха, от сковывающего своей неизвестностью ужаса предстоящего, от дезориентации в системе опознавания "свой – чужой", накопив энергию, мощность мотивации, расставив на карте систему ориентиров и целеуказателей, наступает переломный момент. Когда становишься готов дать отпор, действовать, не просто махать руками, а точными рассчитанными до миллиметра движениями рвать пространство у носа врага, выдирать из-под ног обезумевшего властью начальника собственное растоптанное в тряпку "Я". Когда из множества возможных вариантов остаются лишь два. Два реальных, одинаково достижимых результата твоих усилий. Пан или пропал. Но при всём ужасе от последствий второго ты идёшь напролом, бьёшь наотмашь, сминаешь коленом грудные клетки, разламывая в труху чужую и чуждую волю. С ходом отчаянной атаки, вытаскивая себя за волосы из болота всё выше и выше, получая в награду всё больше жарких солнечных лучей, и понимая, что мрак поражения отступает, ты становишься тем, кем видел себя во снах. Кем представлял себя на подоконнике с рыцарской книгой в руках. Тем, кто наконец достоин своих предков, вынесших на себе сонмы страданий и невзгод, лишь бы ты сегодня смог подняться в полный рост и занять место среди них, призрачной многолюдной толпой обступающих тебя со спины.

Терпение это целое искусство. Оно даруется кому-то при рождении, кто-то находит его как клад в ходе многолетних беспутных блужданий. Кому-то его открывают высшие силы как знамение. Но чаще всего оно достаётся в награду тому, кто, не выпуская молота из рук, утирая пот, спотыкаясь и падая, круша и разламывая грубую породу человеческого безразличия и предательства, обнаруживает сверкающую его жилу. И не обогащается ею, нет. Насыщается. Напитывается. Накачивается этой новой способностью пережить. Смочь. Суметь. Превозмочь. И ровно с этого момента жизнь вокруг превращается для него из бурного, горного, стремительного и непредсказуемого потока в смиренную, полноводную и наполненную возможностями реку. Терпение – это противоосколочная броня. Катехизис позитивного жизнеисповедания.

С приближением вечера морозец еще усилился. Ветер продолжал кидать в лицо жёсткий льдистый снег. Уши и нос требовали принятия срочных мер по спасению. Куртка, не предназначенная для прогулок в минусовой ноябрь, ощущалась на теле как кусок плотной газеты. Да и кроссовки тоже, надо сказать, справлялись со своей задачей всё хуже.

Вернувшись обратно к домику, выдававшему себя за здание автовокзала на конечной линии пригородного сообщения, Андрей втиснулся в закуток кирпичного эркера входа, погрел, выдыхая, пальцы рук, и извлёк из внутреннего кармана куртки свой смартфон. Вновь ткнул в контакт "Мирон" и, засунув смартфон под капюшон, прислушался к звукам исходящего вызова. Смартфон клацнул и отозвался.

– Ты всё сделал? – голос Мирона был дружелюбен и весел, словно находился он сейчас на праздновании чьего-то юбилея. Слышалась далёкая разухабистая музыка и какие-то редкие выкрики.

– Диктуй номер дома и что дальше. – Андрей, не дожидаясь ответа, перехватил смартфон поудобнее и медленно повёл им микрофонной декой по шершавой и льдистой поверхности стены. Не прерывая своего странного занятия, переспросил. – Не понял, еще раз. Какой номер дома?

И теперь уже приложив аппарат к звенящему уху, услышал сначала отрывок начатой ругани, а после указание на дом с номером 1114. Не дожидаясь дальнейших расспросов, Андрей натужно закашлялся и завершил вызов.

Приняв позу каторжанина, наваливаясь на встречный снежный ветровой поток, Андрей интуитивно выбирал направление, лишь однажды расспросив у чудом встреченного прохожего возможное местонахождение нужного ему номера дома. Идти ему было по прямой дороге немногим менее километра, затем, на тройной развилке, выбрать южное направление и добраться до лесочка. Вот на опушке этого лесочка его и встретит нужный домишко.

Вооружившись этой предельно ясной и топографически выверенной лоцией, уповая лишь на отсутствие географического кретинизма у встреченного прохожего, Андрей продвигался вперёд, коченея на стылом ветру и с каждой минутой отмечая подступающие скорые сумерки и возможную предстоящую утрату всех возможных ориентиров. Дойдя до означенного в устной лоции тройного разветвления, Андрей, уже не особо задумываясь, выбрал дорогу, поворачивавшую к видневшемуся невдалеке лесному массиву. Лесок при приближении оказался лесопосадкой, правда, довольно густой и не обихоженной. Плотный многолетний подлесок делал эту лесопосадку непригодной для прогулок. А причина нахождения прямо в центре садового товарищества этой внушительной по площади и непонятного назначения лесной чащи оставалась загадкой. Неужели никто не позарился на этот клочок "дикой" природы в самом сердце садового поселения. Или, если лесопосадка была продуктом коллективного разума и творчества садоводов, почему он имеет такой покинутый и неокультуренный вид? Вблизи, на опушке лесочка, сквозь лишённые листьев ветвистые кроны, метрах в ста далее обнаружилось еще и округлое, аккуратное искусственное озерцо, темнеющее водами среди заснеженных берегов. Теперь совсем уж было странным видеть такие пользующиеся неизменным спросом природные ландшафты, лишенные хозяйственной руки. С другой стороны озера лес был еще гуще и значительно больше по площади.

Приняв правее и войдя в узкое пространство подъездной садовой улочки, справа отбитой заборами очередной линии домов садового товарищества, слева прямо за кромкой леса Андрей увидел одинокий домик, прячущийся за кустами и невысоким забором из металлоштамповки.

Номера пока видно не было, но Андрей уже нутром почувствовал, что ему сюда.

К дому вела слабохоженая тропка, петляющая меж стволов и упирающаяся в низкую деревянную дверь силикатного пятистенка. Высокая двускатная крыша из давно ушедшей с рынка нержавейки была на удивление свободна от снега. Сбоку домика были аккуратно сложены в плотную поленницу колотые дрова. Тут же стояла немалого диаметра колода с воткнутым в неё колуном. В обрамлении древесных крон, почти касающихся крыши и забора, в плену разросшихся вдоль забора и далее кустов домик смотрелся идиллически и даже сказочно. Эдакая лачуга уединения. Отшельников Скит. Или, может даже "Дом покинутых".

Андрей, забыв на мгновение о кусающемся морозе, проникающем под куртку холодном ветре, не обнаруживаемых на ощупь ушах и текущем носе, застыл на тропе, замерев истуканом напротив пустого, без намека на калитку, прохода в заборе. Запах березового печного дымка коснулся ноздрей и заставил вспомнить о крепнущем холоде и необходимости найти тёплое укрытие. И в это мгновение словно кто-то мягко, но настойчиво подтолкнул его в спину. Андрей даже обернулся, никого не увидев, удивился, но уже без сомнений зашагал к дому.

Дверь легко и беззвучно открылась, навстречу устремились клубы пара, вперемежку с дымком и запахом горячей наваристой каши. Андрей не раздумывая вошёл, плотно притворив за собой дверь, и преодолев пространство прихожей, ступил в пределы дома.

Всё внутреннее пространство дома было единым, внутренние перегородки отсутствовали, в этой связи дом казался внутри много больше, нежели снаружи. Три окна, лишённые теневых штор, давали в солнечные дни много света. На подоконниках покоились горшки с куцыми растениями. Под окнами были расставлены мягкие кушетки, аккуратно застеленные тёмными пледами. Вдоль правой глухой стены был сооружен большой вместительный многостворчатый шкаф. В самом центре стоял овальный небольшой стол под скатертью, окруженный тремя стульями, на котором стоял парящий самовар, несколько чайных пар, печенье в салатнике и небольшая банка варенья с торчащей из неё деревянной ложкой. За столом и несколько правее у стены стояла металлическая печь, в которой потрескивали щедро набитые дрова.

Осматриваясь, Андрей не сразу заметил, что, скрытый частично столом, у печи, опустившись на колени, орудовал человек. В валенках, тёплых армейских ватных штанах и красной байковой клетчатой рубахе.

Неловкость момента заставила Андрея молча дожидаться не обращавшего внимания на вошедшего хозяина, переминаясь с ноги на ногу и оттирая поочередно уши.

Минута прошла в неясной возне у печи и немом сопении у входа. Наконец, человек, кряхтя, поднялся, отряхнул колени и в два приёма повернулся, воззрившись на незваного гостя.