Читать книгу: «Книга Тьмы», страница 7

– Но ведь это двигатель прогресса, – возразил Сергей.

– Это если смотреть невооруженным глазом, – заметил Сёма. – А по сути, большинство новых технологий на рынке топчутся на месте. Ведь ничего лучше бензина и кремниевого микропроцессора и придумать не могут. Вернее сами технологии придумать-то могут. Не могут придумать, как бабло на этом срубить.

– Правильно. Кому нужны электромобили с их стоимостью, скоростью и временем зарядки?

– Это совершенно не то. Производители электромобилей опираются на экологичность и нестандартность – индивидуализм очень важен для Запада. Все это стороны одной медали.

– А телефоны? Раньше были кнопочные, теперь на сенсорах. Разве это не прогресс?

– i-Phon – это еще один ненужный продукт. Тычешь в экран пальчиком – и у тебя картинка меняется. Во, бля, чудо! Настоящий прогресс, я считаю, будет тогда, когда люди начнут получать реальные блага, а не работать ради куска пластика в кармане.

– Что-то я тебя совсем не понимаю, – почесал лоб Сергей. – Человек, еще когда с дубинкой бегал за мамонтом босиком по снегам Сибири, мечтал об удобной машине, теплой кроватке и о хорошем телефоне, чтобы по «вацапу» коллегам из соседнего племени фотки саблезубого тигра скидывать. А когда это, наконец, свершилось, ты кричишь: это не прогресс! Прогресс – это и есть оптимизация человеческой жизни и труда.

– И что нам предлагают современные интеллектуалы и другие пророки светлого будущего? Бессмертие? Роботов-помощников? Летающие машины? Романтики-футуристы любят рисовать картины светлого будущего, где все счастливы, где каждый занимается чем хочет, живет вечно, где никто ни в чем не нуждается… Когда-то и я желал видеть мир справедливым, честным, добрым. Но со временем, наблюдая за людьми, пришел к выводу: мир делится на сильных, волевых людей и на слабых, безвольных, «овощных». И первые, будь то благородные лидеры, творцы, бизнесмены или мелкие интриганы и капиталисты, всегда будут довлеть над остальными и навязывать им свою волю. Всегда! «Светлое будущее» настанет только тогда, когда по воле банкиров и политиков каждый слабовольный житель планеты будет полностью погружен в иллюзию счастливой жизни. В то время как тираны будут наслаждаться настоящей. Для этих сильных вы и все остальные – пластилин, которым они играются. По мне, так уж лучше я буду ходить в поле траву на лекарства себе собирать, дышать жизнью, чем давиться «чудотворными» таблетками, а затем незаметно для себя превратиться в напичканного химией киборга.

– Ты сейчас как Малахов заговоришь, – усмехнулся Сергей.

– Малахов – тоже продукт фармацевтики. Типа, посмотрите, только придурковатые будут заниматься самолечением. Трушный мужик выбирает аптеку!

– А ты не думал, может быть, создание утопии, даже виртуальной, – это и есть главная задача человека? – спросил я. – Ведь человечество с древнейших времен позиционировало себя сначала как тварей земных, затем как детей божьих, теперь – как самих богов. То есть, создателей миров. Налицо своеобразный рост, выращивание творческого потенциала. Может быть, создание полноценного виртуального мира и есть итог самореализации человечества как вида? А что, если весь наш мир такая же искусственная реальность иных существ – нас других, божественных и забытых, сосланных сюда для творения новых миров? И мы не можем построить такую ракету, чтобы покинуть Землю, потому что еще не создали для себя эти миры? Некуда нам лететь! И вся история человечества – с инквизицией, войнами, пророками, футболистами, ядерным оружием, смартфонами… – все это многообразие направлено на создание виртуальной утопии. И когда мы создадим ее, мы станем иными, забудем себя в этом новом мире и начнем создавать другой.

– Почему этот мир должен быть именно виртуальным?

– Потому что это единственный способ настроить его так, как хочет сам человек.

После этого на какое-то время повисло молчание. Сёма увлекся прочтением этикетки на упаковке чипсов, которые он, не задумываясь, кидал себе в рот. Сергей обдумывал контраргументы, но лицо его отражало внутреннюю неудачу. Вообще Сергей всегда спорил не потому, что действительно имел иную точку зрения. А потому что ему нравилось показывать, будто она у него есть. Оттого в спорах он всегда терпел поражение.

– Я думал, вы будете читать патриотические лекции, связанные с историей, и причитать об ущемлении славянского народа, – сказал я. – По-моему, все националисты только и ждут повода присесть на уши такими речами.

– Мы не националисты, – вздохнул Костя. – Мы не собираемся свою идеологию строить на спекуляции духовного унижения и исторической несправедливости. Я люблю Россию. Мне близка Россия с ее людьми, строениями, культурой, традициями и природой. Мне чужда Россия как геополитическое пятно на глобусе. Мы из тех, кто хотел бы жить в честном обществе. Нам стараются вменить, будто честное государство – это когда мнение большинства. Но ведь это не так. Законы принимают две сотни человек. А я не за большинство, я за каждого.

– Каждый человек не может принимать законы, – сказал я. – Для этого нужны люди, владеющие нужной информацией.

– Правильно. А какой информацией владеет наше законодательство? – Костя выдержал многозначительную паузу. – А такой: если есть какая-то проблема, нужно просто запретить выполнять действия, ведущие к ней. А теперь посмотрим на это с другой стороны. Чем, к примеру, опасен искусственный интеллект? Тем, что он руководствуется исключительно логикой. Мозг человека поделен на два полушария: левое логическое, и правое абстрактное. Если дать ИИ задачу решить проблему, он пойдет самым логичным путем, а именно – станет выявлять причины и бороться с ними. Но цепочка всех бед человека будет начинаться лишь в одном месте – в появлении человечества. ИИ придет к единственному выводу: нет человека – нет проблем. Государство идет другим путем – нелогичным, то есть сочиняет законы, призванные решить проблему. Нелогичный этот путь потому, что базируется на надежде. Типа, у нас есть проблема, мы придумаем закон и проблема эта должна решиться. ИИ такой дорогой не пойдет, ибо надежда – область абстрактного. Выходит, обществу решать проблемы нужно не поиском причинно-следственных связей. Но и законодательство больше накапливает новые проблемы, чем решает старые.

– И что, по-твоему, лучше отказаться от законодательства? – спросил я.

– Едва ли. Но законодательству нужно быть более позитивным. Сейчас нам говорят: не убивай, не кради, не давай взятки. Одни сплошные «нет». Один негатив. Шаг в сторону – и тебя расстреляют. Оттого людям и кажется, что они заперты в клетках государства и у них возникает желание вырваться из нее. И если отдельный прут этой клетки выглядит как «не убивай», то человек, желающий свободы, будет убивать, чтобы сломать этот прут. Человеку свойственно выражать свою волю, без этой воли его нет. Вот в чем беда. Двигаться надо не вглубь проблемы, считая причины, а в корне менять взгляд на законодательство. Я считаю, что будет больше пользы, если правительство скажет: да – люби, да – уважай, да – пропусти пешехода, да – сделай что-нибудь полезное, да – прояви себя. В психологии есть такое понятие, как правило нескольких «да»: чтобы собеседник согласился с тобой, необходимо задать несколько вспомогательных вопросов, на которые он вынужден дать положительный ответ, а затем задать главный вопрос, с которым собеседник по инерции тоже согласится. Если государство говорит «нет» народу, народ тоже отвечает «нет». Если скажет «да», то и ответ получит соответствующий. Вот так и достигается согласие в стране. Такой опыт начала Голландия, почему не продвинуться дальше? Наверно, пора уже выходить из средневековья.

– У меня перед глазами возникла картина: статья такая-то гражданского кодекса, – Сергей закрыл глаза, воображая. – «Влюбленность влечет за собой от месяца до трех лет наличия хорошего настроения». Или: «За переправу бабушки через дорогу предусматривается бонус в виде конфетки».

– Можно и так. Законодательство будущего должно выглядеть как социальная реклама, – согласился Костя.

– «Совершив доброе дело, не забудьте убежать подальше, пока вас не задавило благодарностью», – не унимался Сергей. – «Непревышение скорости на дорогах влечет за собой сохранение жизни»…

– Серега! – донесся крик из окошка кухни – Дима и Ксюша до сих пор там что-то резали или варили.

– Чо? – отозвался Сергей.

– Ты почему раньше не приглашал нас к себе на «виллу»? – спросил Дима в окошко.

Вопрос, казалось бы, безобидный, задел Сергея: дело в том, что Дима за последние полчаса раз десять задавал его и ответ ему, в общем, не был-то и нужен. Дима был обижен тем, что за все лето ни разу не побывал на этой шикарной по меркам города даче, а ведь Сергей и Дима за время знакомства в группе «Скальд» стали едва ли не лучшими друзьями.

Из кухни донесся заливной и поддельный смех Ксюши. В сердце у меня как будто защемило – я испытывал симпатию к этой девушке: то ли потому, что она была одна в нашем мужском обществе, то ли благодаря своему покладистому характеру Ксюша притягивала мужчин, зарождая в них желание защищать это хрупкое создание. К тому же девушка напоминала мне о Вике.

– Костя, кто это изображен у тебя на капоте? – спросил Игорь. – Какой-то бог солнца?

Костя усмехнулся, как усмехаются наивному вопросу школьника, не понимающего материал.

– Это Ярило, – ответил он. – Это скорее чучело, типа такого, которое сжигают на Масленицу: он существует только в определенный праздник.

– И что он означает?

– Наступление весны, – просто ответил Костя. – У славян был праздник в конце апреля, когда весенние холода уже позади и начинается сезон посевов. В этот праздник жители населенного пункта наряжали девушку или парня в белые плащи, надевали венок из цветов и сажали на коня. Этого человека называли Ярило. Он скакал по окрестностям, символизируя наступление весны.

– Историк Фрэзер причислял Ярило к умирающим и воскресающим богам, – добавил Сёма. – То есть, весной он рождался, а осенью, когда сезон урожаев кончался, Ярило умирал.

– А балтийские славяне считали Ярило богом войны, – сказал Костя с улыбкой. – Видимо потому, что наступление весны означало у них сезон набегов: лед на море сходил, и открывалась дорога в дальние страны, да и по земле проще было передвигаться без снежных сугробов.

– Почему на капоте именно такой рисунок? – спросил я.

– Наверно, это символ надежды… нет – символ призыва чего-то, что приведет за собой Весну, – туманно изрек Константин.

К тому моменту угли созрели для шашлыка. Алекс и Сергей занялись установкой подготовленных шампуров. Из дома вышел Дима, хмуро неся на глубокой тарелке вареную молодую картошку в масле, украшенную петрушкой. Чуть погодя явилась Ксюша с простеньким салатом из огурцов, помидоров и болгарского перца.

– Я думал, вы там что-то грандиозное готовите, – весело заметил Константин, на что получил мрачно-молчаливый ответ. У меня в груди заиграла музыка.

– Алекс, а что ты не хвастаешься своими достижениями? – поинтересовался Сёма.

– А я все гадаю, чего же не хватает, – усмехнулся Алекс. – Сейчас поставлю.

– Давай мне, – предложил я, глядя, как Алекс нерешительно переводит взгляд со своих измазанных маринадом рук на карман.

– Возьми, – согласился он.

Я вынул из его кармана флешку и направился к винтовой лестнице, чтобы подняться на второй этаж и подключить накопитель к усилителю. Уже смеркалось. Облака на горизонте растворяли в себе тонущее рыжее Солнце, небо наливалось закатными цветами. Напротив этой картины, на другом конце горизонта огромная сине-черная тень, расправив крылья, ложилась на землю. Второй этаж был невысоко, но этого хватило, чтобы увидеть всю глубину панорамы обеих сторон. Здесь меня пронзила мысль: цикличность истории обеспечивается ее движением от двух противоположностей, толкающих историю туда-сюда друг от друга ввиду разности полюсов, и движение это может быть только вертикально ориентированным – снизу вверх. Не знаю, почему обманутый пивом разум привел в пример именно историю. Наверно потому, что недавний разговор в беседке затронул древнюю славянскую мифологию.

Сторожевые псы у забора по ту сторону дома угрожающе зарычали на кого-то.

Поднявшись на второй этаж, я выполнил назначенную себе задачу и теперь из динамиков звучали аккорды «Скальда».

– Альбом пока без мастеринга, – сообщил Алекс, как бы оправдываясь, Константину и Сёме. – Но для прослушивания уже пригодный. – И внимательно принялся следить за их реакцией, будто молодой поэт, только что продекламировавший одно из своих первых сочинений маме и папе.

– Круто, но на концерте вы играли в разы лучше, – вынес вердикт Сёма, прослушав половину песни. Алекса эти слова огорчили.

Когда первая порция мяса была готова, компания за столом имела довольно поддатый вид. Конструктивные и логичные разговоры к тому времени сменились мистификациями и вполне откровенным бредом: люди за столом разговаривали о предметах, о которых не имели ни малейшего понятия. Меня к тому времени уже совершенно не тянуло к алкоголю, поэтому в дебатах я не участвовал и стремился расширить то умозаключение, посетившее меня на лестнице, но наблюдения за Ксюшей постоянно прерывали это занятие.

Калории жарено-копченного мяса в сговоре с пивом сделали свое дело: вскоре компанию потянуло на движняки. Первым объектом стал, конечно, бассейн (если бы события происходили жарким летом, а не ранней осенью, он изначально стоял бы превыше алкоголя и шашлыков). Оголившиеся до трусов (из уважения к женскому обществу) тела с плеском погружались в кристально-чистую прохладную воду. Наигравшись вдоволь брызгами, пьяные тела вскоре переместились на прогулку в сад – в ночной темноте он выглядел особенно красиво.

Отчего-то я не имел желания участвовать в этих мероприятиях, предпочитая отдалиться от пьяного шума. Ксюша, видимо, не имея при себе купальника, тоже проводила время в беседке и тем подпитывала мое желание остаться.

Следующим изобретением компании было воздвигнуть огромный костер, на какой только хватит топлива. Покидав в кучу дрова на лужайке возле бассейна, облив их бензином, ребята зажгли высокое пламя и принялись плясать вокруг него и прыгать через огонь. Спустя некоторое время они выдохлись и, утомленные, вернулись к остывшему шашлыку продолжать ленивые разговоры.

Я находился в иной кондиции мироощущения, отчего происходящее теряло свою привлекательность: разговоры, крики, беготня, плескания в бассейне меня не интересовали. Что-то странное было во всем этом мероприятии. Слишком шумно, слишком обыденно. Что-то неправильное. Хотелось чего-то интересного, а получилось как всегда. Столько людей собралось вместе только для того, чтобы напиться. Очередная тупая пьянка.

Кострище во дворе уже довольно прогорело и значительно уменьшилось в размерах. Стремясь оградиться от нетрезвого поведения товарищей, я сел на мягкую траву возле костра и стал наблюдать за танцем пламени: как оно дрожит от легкого прикосновения ветра, как вспыхивает и как угасает.

Я смотрел на огонь, как на живое существо, домашнего зверька, которого можно погладить и взять на руки. Я протянул ладонь к рыжему пламени, чувствуя, как увеличивается температура воздуха, но страх обжечься в этот момент как будто атрофировался. Рыжий колыхающийся зверь подобно кошке сначала шипел, ощеривался, выпускал когти, стараясь отогнать возмутителя своего покоя, но как только почувствовал мягкое прикосновение к чувствительным зонам, сразу успокоился и позволил себя погладить. Я не испытывал жара и ладонь не получала ожогов. Я не удивился этому феномену – меня больше удивило отсутствие удивления. Протянув к пламени вторую ладонь, я вытянул из костра огненную горсть. Маленький зверек не излучал тепла, но от него по пальцам пробегала энергия другого сорта, поднималась по рукам и растворялась в плечевых суставах. Огонь был пластичен – он очень охотно принимал разные формы, когда я перебирал его пальцами, будто пластилин. Со временем огненный комок уменьшался в размерах, теряя свою силу.

В этот момент ко мне подошел Константин. По взгляду Кости я понял, что он заметил, как я держал в ладони кусочек огня, но Костя ничего не сказал. На его лице больше не было алкогольного отпечатка – Костя выглядел абсолютно трезвым и настороженным. Стоя возле меня, он вертел головой, всматриваясь в темноту, как будто боялся чего-то. Сначала я подумал, что его накрыла белая горячка.

Он здесь. – Неожиданно пробежала в голове мысль. – Приготовься.

Кто он? – спросил я сам себя.

Хаос, – через секунду последовал ответ.

Мне стало жутко от понимания того, что мысли эти появлялись не как обычно. То есть, в моей жизни и в положении, в котором я сейчас находился, не было никаких предпосылок, чтобы думать именно это. Как будто в мозгу закоренелого двоечника вдруг возникла сложная химическая формула, о которой он никогда не имел представления и никогда не видел. Эти мысли вылетали будто из непроглядной пустоты, в которой, тем не менее, находился кто-то чужой, кто сидел в моей голове и транслировал неведомую раньше информацию. Как Тьма, только Она имела свой голос, а этот – разговаривал моим.

Костя поглядел на меня и отвернулся, ни слова так и не произнеся.

Через несколько секунд в меня вдруг вонзился ужас. Хаос действительно был где-то рядом и скоро приближался.

Беги или сражайся! – уже кричал невидимый «собеседник».

Костя вдруг оказался на скамейке под навесом, где как ни в чем не бывало беседовали музыканты и Ксюша. Он сидел вполоборота спиной к соседям с повернутой в мою сторону головой. Слабый свет, моя фантазия или действительное положение вещей делало из него тень – одну из тех, что я встретил в Фабричном парке.

Костя, успел подумать я, наверно тот самый Константин из Храма. Это он говорит со мной.

Моя голова повернулась вправо под воздействием чьей-то воли – и я вдруг перед самым носом увидел двух доберманов, очень похожих на сторожевых Сергея. Только эти были абсолютно черными и с горящими демоническими глазами. Псы злобно скалили пасти, обдавая зловонным горячим дыханием.

Мои волки в один миг разбудили во мне что-то примитивное. Я бессознательным движением бросил остатки огонька в морды демонов-доберманов, резко вскочил на ноги и побежал. Каким-то образом, перепрыгнув через высокий забор, я оказался на соседнем участке и пустился дальше. Доберманов преграда тоже не остановила – они молча, без лая, неслись следом.

Глава 11

Я не заметил, когда произошел кувырок в теневую личность: во время погони или еще там, у костра. Тот факт, что я нахожусь в Тени, стал понятен далеко не сразу: сознание адаптировалось к этому состоянию так быстро, что различить перемену можно было с трудом.

Должно быть, после нас оставалась целая просека из помятых растений, раздавленных плодов, разрушенных конструкций для подвязки. Каким образом я преодолевал олимпийские препятствия в виде заборов, кустов, теплиц, туалетных будок, деревьев человеческому восприятию было бы совершенно непонятно, но в тот момент эти преграды не являлись таковыми: я то ли проходил сквозь предметы, то ли гигантскими прыжками перепрыгивал через них.

Демоны неслись по пятам, не отставая ни на шаг. Несколько раз они пробовали повалить меня на землю, совершая длинные прыжки, но неизменно промахивались. Приходилось сворачивать, так как псы оказывались на траектории моего движения. Несколько раз мы пробегали одно и то же место. Никакие маневры не могли ни обмануть, ни помочь хоть как-то оторваться от преследователей. О том, чтобы остановиться и попробовать сразиться с ними, не было и мысли.

Паника охватила меня с ног до головы. Смерть за спиной подстегала наращивать скорость и превращала Тень вокруг в непроглядный ночной лабиринт. Я совершенно не ориентировался ни в пространстве, ни во времени. Те, кто хоть однажды мчался в темноте по чуждой местности, до хрипоты, до вытаращенных глазищ и оглушающему буму в ушах, спасая свою шкуру, должны меня понять. Шутки кончились, думал я, теперь просто запугивать несчастного человечка, дерзнувшего прикоснуться к тайнам мироздания, никто или ничто не будет. Что-то я сделал там, на даче Сергея такого, что не было мне позволено. Как будто мир фантазии ворвался вдруг в реальность. Или это я, совершенно чужой и беззащитный, проник в их мир, в их маленькую глобальную тайну. И теперь за мной мчатся эти твари – настоящие убийцы. Они не будут терять времени на объявление приговора или стараться переманить на свою сторону. Одна секунда промедления, неверный шаг – и смерть. Самая настоящая, окончательная и бесповоротная. Здесь либо я, либо они.

Возле узкой трассы на Черкесск я почувствовал усталость. Преодолев пустую дорогу и лесополосу, я выбежал на кукурузное поле. Слегка волнистое, почти идеально гладкое, зеленое полотно размером в несколько гектар с одной стороны было изуродовано шрамом карьера. Высокий двухметровый кукурузный лес проглотил меня, я надеялся, что здесь сумею запутать своих преследователей. Если этого не произойдет, я свалюсь от изнеможения и погибну.

Стремясь оторваться от демонов по кукурузным зарослям, я не заметил, как приблизился к карьеру. Крутой склон отправил меня со всего ходу на самое дно, так что я подумал, что свершил новый кувырок – в еще более глубокую реальность. В ту же секунду как твердая почва ударила в спину, я ощутил резкую боль в правой лодыжке. Звериные клыки вонзились в ногу. Я непроизвольно дернул левой ногой и влепил демону в морду. Следующая секунда могла бы стать для меня последней, если бы не возникновение загадочного нематериального меча в правой руке. Я тогда еще не понимал, что меч появился у меня, просто ударил рефлекторно. Такого сопротивления, которое встречает нож, режущий булку хлеба или кусок масла, я не ощутил: черный меч разрубил наискось туловище демона без малейших усилий. Две бесформенные составные бывшего добермана повалились невпопад на голую землю. Следующим взмахом, почти целясь, я отрубил голову второму.

В ту же секунду стало как-то тихо: прекратилась оглушающая пульсация крови по венам, замедлялось биение сердца и ощущение времени, яркое чувство опасности погасло. Мир больше не издавал дикую палитру звуков и красок. Я стоял на коленях в темноте в глубине карьера, так что вытянутой вперед руки не было видно – источниками света здесь служили только точки звезд и бледная луна.

Кувырок обратно так же произошел незаметно и не по моей воле – но в этом я еще не был уверен. Я попытался нащупать трупы, елозя руками по земле, но пространство вокруг заполняли только камни, куски глинистой породы и редкая флора. Кажется, в псевдотрехменрности демонов не существовало, или они жили только в моей голове. Успокаивала боль в лодыжке – укус добермана был настоящим.

Погоня кончилась очень быстро и, как мне показалось, нелепо. И вот эти доходяги напугали меня до полусмерти!.. Два удара мечом – и оба готовы! Не так-то вы и страшны! Мелко берете!.. Радость от победы перемешивалась с непонятной тревогой. Я неестественно смеялся, ползая по земле в поисках трупов. Казалось, вот-вот из темноты выпрыгнет еще какая-нибудь рогатоклыкастая тварь, как бывает в синематографе, чтобы испортить жизнь «душке» главному герою. Или же сейчас я вдруг приду в себя на даче у гитариста, накуренный вхлам какой-нибудь адской смесью, втыкающий в костер и ловящий трипы…

Как бы то ни было, в этот момент я взял на заметку, что всегда стоит быть настороже и каждый миг суметь организовать свои силы для отпора. Тьма в этом деле была неоспоримой союзницей, посему я решил найти способ «сблизиться» с Ней, чтобы отработать еще несколько «приемчиков». Как бы ни велик был страх перед неведомыми демонами и нежелание вливаться в ряды «секты», я жаждал нового…

В кармане заиграл телефон. Дисплей показал десяток неотвеченных вызовов и столько же SMS от оператора, уведомляющих о том, что я находился вне зоны действия во время звонков и меня несколько раз просили перезвонить. На другом конце невидимого провода находился Сергей.

– Ты куда делся? – смеялась трубка. – Втопил так, что пятки сверкали. – На фоне голоса Сергея слышались веселые голоса – вечеринка продолжалась как ни в чем не бывало. – За доберманов извини – я забыл их покормить, а запах жареного мяса их чуть с ума не свел. Вот и сорвались с цепей. Не думал, что они так умеют… А вообще это псины добрые и послушные, они бы своих не тронули…

– Твои псины дома?.. То есть, на даче? Они живы?

– Что значит живы? – Сергей неуверенно засмеялся. – Конечно, живы, хрена им будет! Сидят кости глотают… целиком. Ластятся, знают, что провинились. Ты в порядке? Чо трубку не берешь? Ты где вообще?

– В поле, – глухо ответил я. – Напротив кладбища. Где карьер.

– Ничоси! – удивился Сергей. – Вот это ты шустрый! Давай, мы на машине за тобой приедем.

– Не надо, я сам.

– Точно?..

– Давай, – я отключился.

Площадь карьера была невелика: метров сто в ширину и двести в длину. Глубина ямы вместе с насыпью земли по периметру достигала семи метров. Как я не свернул себе шею во время падения – было загадкой. Наверно, угодил в кучку рыхлой земли, осыпавшейся сверху, у основания склона, а потом уже перекатился на твердую, утоптанную техникой глину. Часть карьера была уже позабыта – левую сторону дна усеяла мелкая травка, кусты и даже небольшие деревья. Правую сторону все еще расширяли – порода крутого склона слоилась под своей тяжестью и осыпалась глыбами разной величины у подножия. Я запомнил эти подробности, когда еще находился в теневой личности. Жаль только, не запомнил, как отсюда выбраться.

Найти дорогу из карьера было трудно, я часто спотыкался о камни, правая нога ныла все сильней и сильней – каждый шаг отдавал острой болью в пятке. Подсветка на телефоне слабо заменяла фонарик, приходилось ощупью пробираться вдоль склона, пока не наткнулся на дорогу, спускающуюся вниз под тупым углом.

Я поднялся наверх. Кукурузных зарослей впереди больше не было – только голый отрезок поля и жиденькая лесополоса. Где-то перед деревьями, я помнил, находился ров, опоясывающий поле.

Преодолев все препятствия едва ли не на карачках, вдоволь исцарапавшись и побив коленки, я выбрался на широкую грунтовую дорогу. Отсюда, у края горы, были видны редкие огоньки многоэтажек, чуть левее от них тремя рядами красных колец сигнальных фонарей обозначались выхлопные трубы ГРЭСа. До дома было недалеко – идти минут двадцать, до дачи Сергея – раза в два меньше. Возвращаться не было желания, но боль в ноге не давала покоя. Джинсы в месте укуса были порваны, ткань прилипла к коже из-за крови. Я решил вернуться.

Сергей открыл мне калитку и впустил во двор. Псы уже сидели в запертых будках – оттуда слышалось вялое шевеление, – пустые ошейники лежали рядом. К тому моменту время приблизилось к трем часам ночи. Дима, утоливший алкогольный голод, был препровожден в дом и уложен на кровать в спальне, Сёма улегся на лужайке на спину, раскинув руки, и было непонятно – спит он или глядит на небо. Игорь плавал в бассейне на надувном матрасе. Алекс, Костя и Ксюша все еще сидели у стола, развлекаясь пьяной философией.

Когда мы подошли к беседке, Ксюша смерила меня испуганным взглядом. Вид у меня действительно был не очень: потрепанный, грязный и хромающий. Взор девушки остановился на правой ноге, она мигом вскочила со своего места и повела меня в дом. В душевой мы нашли стандартную аптечку с йодом, бинтами, лейкопластырем, парацетамолом, жгутом.

Укус оказался нестрашный – челюсти демона разжались, не прихватив с собой кусочка меня, так что на ноге только краснели четыре кровавые дырки от клыков. Правда, были они довольно глубоки. Я сидел на кафельном полу душевой, наблюдал за тем, как Ксюша возится с раной, и думал, что не зря решил вернуться на дачу. Внутри проснулось что-то дико-мужское: женщина перевязывала рану пострадавшего в бою мужчине. Это чувство вызвало доверие к девушке, я смотрел на Ксюшу как на расцветающее солнце, в то время как Вика отступила куда-то в глубокую тень и предана забвению.

Ксюша была полной противоположностью Вики: она тихо разговаривала, звонко и искренне смеялась, ее взгляд был доверчив и немного растерян. В голове Ксюши не было тех бесполезных мыслительных процессов, которые смогли бы привести ее к тупику, – она не погружалась в глубины мироздания, а жила только своими чувствами и была этим абсолютно довольна. Вся ее натура излучала такое всеобволакивающее добро, что кроме как хрустальным бокалом, пропускающим через себя свет полуденного солнца, я не мог ее представить ничем другим. Когда мужчина говорит о своем идеале, он имеет в виду именно такое создание.

Мы сидели в душевой и разговаривали под аккомпанемент пьяного храпа Димы, доносящегося из кровати в спальне. Сколько было времени – три часа ночи или семь утра – было совершенно неважно. Музыка во дворе стихла, на втором этаже послышались шаги. Вскоре звуки наверху стихли, и дача погрузилась в ночное спокойствие.

Утро наступило довольно поздно – приблизительно в час дня. Сначала зашевелился Дима, так как первым отправился ночью почивать. Ксюша и я полулежали на диване в гостиной, укрывшись пледом. Я совершенно не помнил, сомкнули мы глаза или так и просидели в обнимку. Я был одет и она тоже. Ничего сексуального между нами не произошло, интимные и романтические разговоры в какой-то момент прекратились, и мы погрузились в тишину, в дыхание и биение сердец. Странно, мое физическое естество в ту ночь не желало Ксюшу. Она, как я чувствовал, была солидарна. Но, несмотря на это, я испытывал радость и удовлетворение.

Дима с пустым и в то же время целеустремленным взглядом хрипло пожелал доброго утра и вышел во двор. Через некоторое время он вернулся заметно посвежевшим, со шлейфом табачного дыма, не без удивления поглядел на нас, а затем отправился в душ. Вскоре наверху послышались голоса, дача проснулась.

Пока компания приходила в себя путем опохмелизиции и приема ванно-бассейных процедур, Солнце успело перекатиться в район трех часов. Все это время Ксюша была рядом со мной – для меня она была свежим глотком воздуха в спертой от однообразия атмосфере помещения. Костя заметил эту нашу близость, но ничем не выдавал своего недовольства. Впрочем, радости он тоже не испытывал. Его вчерашнее поведение было как будто забыто – ни словом, ни действием он не упоминал об этом. А я настолько увлекся его сестрой, что все произошедшее вчера ночью отошло на задний план, так что думать об этом совершенно не хотелось. Я уверился в том, что эту странность можно списать на алкоголь и выходки Хаоса и Тьмы. Доберманы вели себя смирно. Впрочем, они как никто были здесь совершенно не причем.