Читать книгу: «Дорога в небо. Книга третья. Работа над облаками», страница 2
Глава 5. Полет «Ласточки»
12.03.2052.На орбите астероида Лютеция.
– Интересно, как там наш сын поживает? – подумал вслух Федор.
– Да нормально! – отозвалась жена. – Он же у Наськи и Игоря. У них заботливости и родительского инстинкта побольше, чем у нас, балбесов!
– Это да, – самокритично высказался планетолог. – Но там еще и Майя. Я помню, в раннем детстве они с Андреем не особенно ладили.
– А что Майка? Классная девчонка! – не согласилась Хана. – А сильная рука, или нога для отвешивания «волшебного пенделя», нашему изнеженному созданию не повредит. Не волнуйся, Федя, там все будет в ажуре!
– Мне бы твой оптимизм, – тихо пробормотал космолетчик Мисалов и опять навис над приборами.
Маленький кораблик «Ласточка» неспешно пролетал над очередным «интереснейшим геологическим районом». Сейсмозондирование, так качественно и результативно проведенное ими же десять лет назад, выявило целую кучу перспективных зон поиска.
Начиналась тяжелая и сложная, но такая интересная и нужная работа.
К Лютеции десятерых первых жителей «колеса» «Консоуми» доставил… переделанный в пассажирский лайнер, «Королёв».
Да, два корабля: грузовик и пассажирский «Королёв», специально изготовленные для экспедиций к Юпитеру, «Росскосмос» передал в аренду на девять лет «Джаксе». Японцы переделали планетолет, заменив противовесы на гораздо большие по размеру – все-таки к астероидам кроме четверых космолетчиков команды должны были доставлять еще и по десять пассажиров.
Когда Хана узнала, на чем ей предстоит лететь, она только вздохнула и сказала Федору:
– Точно, как Наська говорила. Наш полет на Европу был чистой политикой. Рано еще людям планеты-гиганты осваивать.
– Я тоже так думаю, – согласился муж. – Лет через пятнадцать-двадцать, не раньше.
– Ага. Да еще и эти ограничения на космические пуски. И зачем было так торопиться, если сейчас будем сидеть на Луне, да Марс с астероидами потихоньку ковырять?
– Не, Ханусь, ты не права! – заступился Федор. – Дел невпроворот! Нам тут добычу и производство организовывать. На Луне не просто колупаться, а строить настоящие заводы. А Марс так вообще столько всего потребует! Если к этому добавить еще Юпитер с Сатурном, да Венеру с Меркурием, то точно надорвемся и остатки экологии на Земле загубим. Да и просто не хватит ресурсов. Вон, на ваш полет к Европе четыре года ксенон копили, покупали у всех, кто мог его производить.
– Но сейчас-то все движки на магнии разрабатывают! – возразила Хана.
– Но первое время его все равно с Земли возить будут, пока металлургические заводы на Луне не запустят.
– Да понимаю я все! – повысила голос японка. – Но так хочется еще отправиться куда-нибудь подальше и поэкстремальнее! А то торчать два года на этом колесе, может еще разок на него же слетать, и все, что ли?! Я хочу подвигов!
– Можно подумать, что сейчас ты не подвиг совершаешь, – улыбнулся Федор. – Кстати, дорогая, а не пора ли тебе заняться стыковкой.
– Ой, не наступай мне на любимую мозоль! – скривилась Хана.
Да, стыковка с «колесом» была самой неприятной для нее процедурой.
Потому что… она была полностью автоматической!
Ну не доверяли даже ей, пилоту экстра-класса, этот маневр.
Поэтому Хана, подведя кораблик к заданной зоне, включила автоматику и, откинувшись в ложементе, скрестила руки на груди, всем видом показывая, что: «ну и фиг с вами!»
С другой стороны, безделье позволяло насладиться картинкой.
Двадцатиметрового диаметра бублик неторопливо поворачивался на обзорном экране, занимающем почти весь потолок «Ласточки». От центрального блока, как в настоящем колесе, шли четыре толстые спицы – трубы переходов.
Сам центральный блок состоял из длинного цилиндра технических модулей, где хранились припасы и размещалась часть оборудования. С одной стороны, обращенной вниз, к Лютеции, находился стыковочный модуль, к которому сейчас подруливал маленький кораблик. А с другой размещалась решетчатая конструкция, в которую были вплетены баки с кислородом, водой, топливом и прочими запасами. И венчал все это сооружение расположенный в доброй сотне метров от человеческого жилья и прикрытый от него оборудованием компактный ядерный реактор.
«Ласточка» зависла прямо напротив стыковочного узла, сориентировалась «попой кверху», как сказала бы Настя, и начала вращаться, чтобы совместиться со станцией по фазе.
Когда звезды закружились, а «колесо», наоборот, замерло, кораблик медленно подплыл к узлу, ткнулся в него задницей, где, между широко расставленных в стороны четырех маршевых двигателей, располагался шлюз.
Вообще, «Ласточка» больше напоминала ту самую загадочную «крокозябру», которой обозвала ее та же Настя Белякова, а ныне Мыскина.
Усеченный конус жилого отсека был обвешан шарами с топливом и окислителем: кислородом и водородом. А снизу, между растопыренных в стороны сопел, торчал вырост шлюза со стыковочным узлом на нижнем срезе и люком в боковой стенке. Через этот самый люк космонавты выбирались на поверхность Лютеции, или, во время перелета, в открытый космос.
А давление тем временем уровнялось, и Хана, отстегнувшись от кресла, поплыла домой, на станцию.
– Дуешься? – спросил Федя.
– Ага, немного, – согласилась японка, и пояснила: – Летали мало, и по астероиду хочется пробежаться своими ногами.
– Ничего, еще напрыгаемся, – утешил ее муж. Только прилетели, все лишь начинается!
Глава 6. Забытый дом
17.05.2052.Город Николаев, Николаевская Республика,Новоросская Конфедерация.
Отвык Станислав Бойченко от Новороссии.
За пять лет учебы в Центре подготовки космонавтов он так ни разу не съездил на Родину. Отпуска проводил с друзьями по отряду космонавтов, исколесив при этом чуть ли не всю Россию.
И даже ездил в Индию к Кэйлаш и Тимуру. Старые друзья, правда, были заняты выше головы. Тимур работал в Институте искусственного разума у Кирана Чаудхари и одновременно обучался в Институте Космонавтики. Кэйлаш разрывалась между маленькой дочуркой, которую родила три года назад, и подготовкой в составе экспедиции к комете Чурюмова-Герасименко. Разумеется, Славик на недостаток внимания жаловаться не стал, а самостоятельно поездил по стране, полюбовался старинными развалинами и новыми сверкающими городами.
Индия походила на друзу кристаллов, что растут на грязной заплесневелой почве. Современные городские районы и скоростные трассы расползались по морю унылых глинобитных халуп, заводы и университеты соседствовали с древними храмами, роботизированные сельхозпредприятия отодвигали на окраины, возделываемые вручную поля и огородики. Страна, будто змея, сбрасывала старую кожу, и выползала на свет в новой блестящей под солнцем чешуе.
Неторопливо и мощно, хотя и не так быстро, как сосед с северо-востока, который давно уже превратился в «Империю чудес», но при этом опять замкнулся в самодовольной гордости.
Но это были отпуска. А сейчас, после окончания подготовки, получив из рук Игоря Мыскина значок космонавта, он получил от того же руководителя центра подготовки и совет:
– Съезди, все-таки, домой. Не стоит обрывать свои корни.
– Да я и не обрываю. Просто… у меня там не очень много этих корней осталось, – немного сумрачно сообщил Станислав своему наставнику и самому любимому преподавателю.
– Я в курсе, – кивнул тот, – но они все же твоя семья. Не повторяй ошибок… одной моей знакомой, которая до сих пор жалеет, что совершенно прервала связь с отцом и даже на похороны не поехала. Да и я со своими стариками последние их годы почти не виделся. Учеба, война… Повидайся.
– Хорошо, – нехотя согласился Станислав. – Но… Я гораздо больше хочу дедушку и бабушкой навестить.
– Они на Украине?
– Да. Я спрашивал у местных безопасников, но те разводят руками: я все-таки гражданин Новороссии и решать должны наши КГБшники.
– Попробуй с ними поговорить, – вздохнул Игорь Викторович. – Если я могу в чем-то помочь, скажи. Ну, там, поручиться, или еще как.
– Спасибо, – немного натянуто улыбнулся Славик. – Если что, я к вам обращусь.
Город Николаев все больше походил на столицу республики. Небольшой, но гордой и немного болезненно самолюбивой.
В центре почти не осталось старых одноэтажных халуп. На их месте поднялись ровными рядами типовые пятнадцатиэтажки. Теперь этот, когда-то похожий на гигантскую станицу город выглядел не хуже своих собратьев из ЕвразЭС.
Вот только, что-то кололо глаз Славика, какое-то отличие…
«Цокольные этажи!» – сообразил молодой человек.
Да, в российских городах все они были заняты различными магазинчиками и фирмочками, пестрыми и разукрашенными всякой рекламой и вывесками. А тут однотипные государственные магазины и конторы организаций с неприметными строгими табличками.
Вторым отличием было практически полное отсутствие частных машин на пустынных ухоженных улицах. Насколько мало было личного транспорта в России, по сравнению с той же Индией, но тут его, похоже, не было вообще.
Да и людей на тротуарах было совсем немного. День, все работают. За годы первых пятилеток Николаев, как и все города Новороссии, оброс целой кучей восстановленных и построенных заводов и фабрик. Некогда гражданам праздно шататься. А толп туристов, как в центре Москвы, не было и в помине. Не так-то просто получить визу в одну из самых закрытых республик Новороссии. Да и на что здесь глазеть?
Стороннему наблюдателю из какой-нибудь там Франции атмосфера столицы республики показалась бы гнетущей или даже зловещей. Но Славик здесь вырос и сейчас наслаждался строгой серьезностью своего города. Тем более что он прекрасно знал: это лишь скорлупа. Твердая оболочка ореха. А под ней… Веселая деловитость рабочих будней. Радость праздников. Чувство локтя и совместного труда на общее благо во время обязательных социальных отработок. Все это объединяло людей в народ. А пресловутая личная свобода, с которой носятся толерасты на западе…
Славику всегда хотелось спросить: «А для чего?»
Что с этой самой свободой делать, кроме как кичиться ей, оберегать от всех, включая друзей и любимых, быть свободным творить любые гадости, и бояться, что тебя этой свободы лишат.
Как там у классиков: «Свобода есть осознанная необходимость». И только так. Гораздо лучше, приятнее и человечнее чувствовать свою нужность другим, взаимосвязь со всеми, поддержку и заботу со стороны государства. И в ответ желать отдать все силы, чтобы о нем, государстве, состоящем из твоих друзей, заботиться.
И государство отвечает тебе тем же. Вот только иногда его забота чрезмерна.
– Станислав Семенович, вы уж простите, но выпустить вас на Украину мы не можем.
– Почему? – устало спросил Славик.
– Ваш статус. У Новороссии всего девять действующих космонавтов, а в нашей республике вы вообще первый. Сами знаете, что творится на Украине. Постоянно нацики то на посольство нападут, то туристов изобьют. Представляете, какой желанной мишенью будет ваша персона? А сколько на вас будут грязи лить? Как будут пытаться совратить или завербовать. Ну, последнее, в принципе, нам было бы на руку, но вы ведь наверняка не захотите работать двойным агентом.
– Не захочу, – подтвердил капитан ВВС, коммунист и первый космонавт республики.
– Так что постарайтесь нас понять и не таите обиды.
Такой вот разговор состоялся в стенах республиканского КГБ.
Так что вечером у Славика настроение было паршивое. Он даже подумал, не отменить ли визит к отцу. Но это было бы совсем свинством. Так что молодой человек подхватил сумку с гостинцами и отправился к родичам.
Корпусник пятого разряда Черноморского судостроительного жил с женой и двумя младшими детьми в просторной трехкомнатной квартире в одной из новеньких многоэтажек. Николаевская республика уже полностью решила жилищный вопрос. Все желающие переселились в уютные квартиры. Мало того, что бесплатные, так еще и меблированные за государственный счет. А отсутствие каких бы то ни было коммунальных платежей, в купе с бесплатной едой в столовых и таким же бесплатным проездом в общественном транспорте, позволяло правящей компартии говорить о частичном достижении коммунизма в одной отдельно взятой республике.
Семья судостроителя встретила Станислава очень тепло. Отец, поседевший, с обветренным морщинистым лицом, заключил сына в крепкие объятия. Мачеха умильно прослезилась. А брат с сестрой…
Сестра – красивая восемнадцатилетняя девушка – кокетливо постреливала глазками. Славику даже показалось, что не будь они кровными родственниками, стал бы он объектом охоты. А пятнадцатилетний братишка Юра буквально не отрывал восторженного взгляда от молодого капитана с маленьким значком космонавта на груди.
За праздничным ужином много говорили, смеялись, хвастались. Отец – новым ракетно-лазерным эсминцем, который совсем недавно спустили на воду:
– Представляешь, у него время на захват и уничтожение цели – чуть больше секунды! Бьет влет любую гиперзвуковую цель в пределах видимости! А какие у него обводы! Я, когда керамопластовые листы собирал, все время любовался!
Славик смотрел на этого раскрасневшегося от вина пожилого мужчину и не мог поверить, что это тот же человек, который прятался по лесам от призыва, который не защитил от нациков маму, украл его, Славика, у дедушки и бабушки, чтобы сбежать сюда.
«А ведь не сделай он этого, я, наверное, батрачил бы сейчас на какого-нибудь польского пана!» – внезапно подумал Славик.
Эта мысль пронзила его холодной иглой. Парень совсем по-другому посмотрел на вполне очеловечившегося отца, на тетю Любу, ласково поглядывающую и заботливо следящую, чтобы у Славика в тарелке не переводились вкусняшки. На довольную, как сытая кошка, сестру. И на братишку.
Спать Славик улегся в «мальчишеской» – небольшой комнатке, где обитали Юра и Гена. Сейчас старший сын семьи Бойченко служил срочную в танковой бригаде.
– Он просился в Анголу, но туда срочников не берут, – с гордостью похвастался Юра.
– И правильно делают, – пробурчал Славик. – Югоафриканцы серьезные враги. Чтобы с ними драться, надо быть профессионалом.
– Я понимаю, – вздохнул Юра. – Но сейчас в военные училища жуткий конкурс по десять-двадцать человек на место!
– Ну да, армию сокращают, – подтвердил Станислав.
Действительно, Новороссия, как будто специально передала южному союзнику и сама израсходовала большую часть огромных запасов военной техники, что так пугали европейцев. Тут же запустила программу перевооружений и втрое сократила численность войск. Ее армия все равно осталась одной из мощнейших на континенте, но перестала быть чрезмерной.
– Юра, а ты что, хочешь стать военным? – сообразил Славик.
– Ага, – вздохнул братишка. – Но я понимаю…
– А вот это брось! – веско сказал молодой космонавт. – Если поставил цель – иди к ней!
– Тебе хорошо говорить.
– Почему это? Я был точно таким же пацаном, как ты. И в нас одна кровь течет.
Они помолчали, а потом Юра каким-то совсем другим голосом сказал:
– Я исполню свою мечту! Клянусь, брат.
Все следующее утро Славик бесцельно ходил по городу. Состояние было ленивое и какое-то бессмысленное. Молодой капитан ВВС привык к постоянной нехватке времени. У него уже давным-давно не было такого, чтобы он не знал, чем заняться.
И, когда пропел сигнал коммуникатора, он даже обрадовался. Вытянул из похожего на газырь узкого кармашка тоненькую трубочку. Встряхнул ее с проворотом, и с удивлением увидел на выползшем и затвердевшем тонюсеньком листе экрана знакомое лицо.
– Добрый день, Станислав.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – подтянувшись, поздоровался Славик с начальством.
– Вижу, пребывание на Родине уже на тебя повлияло, – улыбнулся начальник Центра подготовки космонавтов.
– Так точно, Игорь Викторович, – тоже чуть приподнял уголки губ парень.
– Я узнал, что у тебя не получилось на Украину выехать, – сразу перешел к делу Мыскин.
– Да. Не отпускают, – подтвердил Стасик, и спросил почти без надежды: – А вы не сможете помочь?
– Нет, – покачал почти седой головой генерал. – Но у меня появилась одна идея. Если Магомета не пускают к горе, то почему бы эту гору не передвинуть поближе?
– Э… Мне лестно сравнение с Пророком, – осторожно заявил Славик. – Но, всю гору…
– Ну, не всю, а только пару ее жителей. Я тут подумал, а не захотят ли твои дедушка с бабушкой отдохнуть с месяцок в нашем рекреационном центре в Ливадии?
– Это там, где космонавты восстанавливаются? – переспросил Славик.
– Именно. Там как раз пара путевок освободилась. И на море позагорают, и здоровье им наши врачи подправят. Сам знаешь, какие там волшебники работают.
– Спасибо, – немного растерянно поблагодарил Славик. – Но, зачем вы…
– Моя работа следить за психологическим состоянием космонавтов, – улыбнулся Игорь. – А твоя задача – уговорить своих дедушку и бабушку. И сам тоже, конечно, в Крым езжай.
Славик кивнул.
– Только я сразу предупреждаю, – продолжил Игорь Мыскин, – сейчас разгар сезона, так что ловить и покупать путевки тебе не стоит. Поселишься дикарем на квартире. Я тебе адрес скину. Люди надежные, наши.
– Спасибо! – ещё раз поблагодарил Славик, на этот раз с большим жаром.
Через два дня молодой космонавт подошел к старому трехэтажному дому по улице Чехова в Ялте. Поднялся по широкой, затертой за полтора века лестнице, на второй этаж и позвонил в дверной звонок.
За потемневшей от времени каштановой дверью послышались легкие шаги.
Дверь открылась и приятный женский голос проговорил:
– А, Слава, заходи!
Но Станислав Бойченко стоял на пороге и во все глаза смотрел на хозяйку. Уже немолодую, но все еще очень красивую женщину с лёгкой проседью в русых волосах.
И не мудрено. Вот так внезапно столкнуться с той, в кого был заочно и безнадежно влюблен в отрочестве…
А Анастасия Мыскина, в девичестве Белякова, посторонилась, попуская парня в квартиру, и позвала:
– Игорь! Славик приехал!
Глава 7. Крым
17.06.2052.Ялта, Республика Крым, РСФСР.
Поездке в Крым я обрадовалась.
Потому что ни в какие лагеря меня не загнать. Только представлю вокруг толпы детей, натужно веселых аниматоров, приторно заботливых и компанейских вожатых, и тошно становится. А ведь еще наверняка все сразу же узнают, кто я такая, и в какой семье живу! Опять будут смотреть как на диковинную зверушку, приставать с расспросами и набиваться в друзья.
Нет уж, я лучше все лето в нашем доме просижу! Тем более, что он почти в лесу стоит, а до ближайшего озера – Орловского карьера, всего десять минут ходу.
Андрюшенция тоже от лагеря отбрыкивался. Разумеется, не так агрессивно, как я, а в своей мерзкой манере.
Он, чуть что, смотрит на тебя своими немного раскосыми глазами с слезинками в уголках, и вид у него такой жалостный, что руки опускаются и нога, занесенная для пенделя, на землю становится. Я потому его специально изводить и перестала почти. Ну, только когда настроение совсем паршивое, или достанет меня это недоразумение вконец.
Ну так вот. Послушала тетя Настя его нытье и возмущенные вопли в моем исполнении и говорит:
– Ну и что с вами, обормотами, делать? Давайте шустро собирайтесь, поедем все вчетвером в Ялту!
– Уря! – негромко сказала я, и кинулась к комоду свои гуляльно— плавательные вещи добывать.
Потому что Ялта – это квартира тети Настиных бабушки и дедушки. Их, правда, давно нет в живых, и даже бабушку Наташу я не застала. Она за полгода, как меня удочерили, умерла.
Квартира большая, четырехкомнатная. То есть две двухкомнатные объединили. Зачем соседскую купили я понять не могу. Она ведь все равно пустует круглый год, за исключением лета.
А в прошлом году мы вдвоем с тетей Настей там жили. У дяди Игоря не получилось отпуск взять. На работе запарка была. Что-то с экипажами для марсианской базы не ладилось. Замены какие-то.
Но две недели вдвоем с тетей мы провели замечательно. Так, что я пару раз ловила себя в последний момент, чтобы мамой ее не назвать.
А в этот раз все вместе отдохнем. Придется, правда, за Андрюшенцией приглядывать, зато я выбью себе отдельную комнату!
Ага, «наивная чукотская девушка», как говорит тетя Настя.
В свободной комнате поселился квартирант!
Вот зачем, скажите мне, размещать в своей квартире чужого человека?!
Ладно, будь это старинный друг тети и дяди. Так нет же! Просто один из выпускников центра подготовки. Типичный бывший военный из Новороссии. Невысокий, темноволосый, с простецким таким лицом. Как все армейцы: подтянутый и спортивный. В общем, один из полусотни таких же молодых космонавтов.
Правда, характер у Славика неплохой. Ну, так паршивых людей в космонавты психологи не пропустят.
Да, я демонстративно зову его Славиком. Типа, раз согласился жить с нами, то мучайся.
– Славик, а у тебя точно нет девушки? А почему? – это я его так достаю.
Станислав Бойченко старается сохранять спокойно-доброжелательное выражение лица, но видно, что я ему уже основательно надоела.
– Не встретил достойной кандидатуры, – отвечает он.
– А я?! – притворно возмущается ваша покорная слуга.
– Ты еще маленькая.
– Да? – я выпячиваю свою мелкоразмерную грудь в желто-зеленом полосатом купальнике.
Он хмыкает и отворачивается к ярко-голубому морю. Смотрит на легкий прибой. И я ощущаю, что что-то с нашим квартирантом не так, и это как-то связано с морским простором.
– А она что – моряк? – чуть сварливо спрашиваю.
– Подводница, – отвечает молодой человек.
– Вот видишь! А говорил, что не встречал! Значит, была девушка, да?
– Майка, отвяжись, а? – морщится этот вертолетный капитан.
– Бросила и вышла замуж за другого? – не унимаюсь я.
– Да, именно так, – нарочито спокойным голосом сообщает Славик.
– А ты тоже так сделай! Заведи себе красавицу и умницу, вроде меня, ей назло.
Он косо на меня взглянул и не выдержал, прыснул смехом.
– Пойдем, красавица и умница, я тебя покидаю.
– Пойдем! – я радостно вскочила.
Да, Славик, хоть и невысокий, но нырять с него одно удовольствие! А когда он меня хватает подмышки и швыряет в волны, то даже дух захватывает. Наверное, я в него все-таки капельку влюбилась. Но совсем чуть-чуть.
– А меня тоже… покидаете? – просит Андрюшенция.
– Мал еще, и пол у тебя не тот, – отрезаю я.
Но Андрейка меня не слушает.
И приходится Стасю кидать нас по очереди.
Вообще, может и хорошо, что он у нас поселился. Так веселее жить.
Одно плохо в этой поездке. В прошлом году на нас с тетей Настей особого внимания не обращали. Ну, иногда кто-нибудь замрет на пол шаге и провожает тё-Настю задумчивым взглядом. Зато теперь, когда мы гуляем вместе с дядей Игорем, то переключатели в головах срабатывают гораздо чаще. Наверное, на сочетание моих опекунов. Знаменитости те еще.
Да и мы с Андреем привлекаем внимание своей внешностью. Все-таки оба полукровки.
Я, правда, сильнее на азиатку похожа: волосы почти черные, глаза заметно раскосые. У Андрюшенции они, глаза, более европейского разреза, и шевелюра темно-русая, но всё равно азиатская кровь ощущается.
Наверняка все думают, что мы брат и сестра.
Противно.
Ну не могу я к нему нормально относиться! Не должен мальчишка быть таким хлюпиком и домашним неженкой!
Ну, так вот. Даже когда мы с тетей Настей вдвоем, иногда кто-то ее и узнает.
Вчера, когда мы сидели в тенечке на скамеечке и поедали мороженое, к нам подсел молодой парень.
– Извините, вы Анастасия Сергеевна? – спрашивает.
Тё-Настя обреченно кивает.
– Я Владимир Крыльцов, – представляется парень. – Репортер «Вестника Крыма».
– Интервью? – вздыхает тетя.
– Вы удивительно догадливы, – улыбается молодой человек.
– Ну, давайте, раз уж поймали, – внезапно соглашается Анастасия Белякова, то есть Мыскина. – Только три вопроса, хорошо.
– Договорились! – радуется парень, достает из кармашка микродрон с камерой, щелчком отправляет его в полет.
Тот зависает в метре от нас. Я демонстративно корчу ему рожицу.
Репортер призадумался, видно пытается выбрать самые интересные темы.
– Анастасия Сергеевна, что вы чувствовали, когда спасали жизни своих товарищей на Европе?
Тетя Настя чуть закатывает глаза, давая понять, как ей надоел этот вопрос. Отвечает немного слишком жестко:
– Вы ошибаетесь. Я тогда спасала не жизни. Нам ничего не угрожало. Прилетел бы за нами корабль раньше срока, и все. Вы, действительно, думаете, что нет ничего важнее человеческих жизней, да? А вроде бы на общечеловека не похожи. Так вот, я, глупая, не щадя этой самой драгоценнейшей жизни, трудилась, чтобы помешать столь правильному действию. И дело не в долге, не в научном поиске. То есть и то и другое – лишь составная часть чего-то гораздо большего. Стремления поднять человечество на следующую ступеньку, сделать что-то для всех. Не для себя любимого, не для своего самолюбия или даже любопытства. Для всех, для других, для страны, для людей. Это называется «Работа». Это слово на западе опошлили и испоганили, как все, до чего они добираются. Как голубой цвет или любовь, превратив их в цвет педерастов и «занятие сексом». Так и со словом «работа». Оно стало заработком, самореализацией, в лучшем случаем призванием и интересным занятием. А ведь на самом деле работа – это то, что человек дарит обществу. Не искать теплое местечко, где бы поменьше напрягаться и побольше получать, да еще и командовать другими при этом. Нет, найти занятие, через которое ты сможешь сделать мир хоть капельку лучше, хоть немного приблизить будущее, о котором мечтаешь. Вот ради такой работы и стоит жить, и не страшно умереть, оставив о себе даже не память, а еще одну маленькую ступеньку, на которую поднимутся остальные.
– Это как у Стругацких в «Понедельнике»? – показал знание классики парень.
– Не совсем, – улыбнулась тетя. Она оценила информированность журналиста. Да, они с дядей Игорем любят старинную фантастику. – Там братья Стругацкие, как и во многих других своих книгах, изобразили типичных интелей-ученых. Живущих только ради любопытства. Им любопытство это заменяет все: и любовь, и быт и даже совесть, иногда. Помните «Далекую радугу»? Если уж брать пример в классической литературе, так у Ивана Ефремова. Вот там все правильно. Только, не в «Туманности Андромеды», а, скорее, в «Лезвии бритвы».
– Вы, однако, начитанная.
– Есть такой грех, – улыбнулась тетя Настя, – люблю умные и хорошие книги, а за полгода полета времени на них удается выкроить немало. Особенно я аудиокниги в этом плане ценю. Занимаешься рутинной работой, не требующей концентрации внимания, а сама слушаешь себе… Кстати, это был второй вопрос!
– Э… Поймали вы меня. – вздохнул Владимир. – Ладно, тогда задам последний и самый главный. Вы счастливы?
– Да, я счастлива, – совершенно серьезно заявила тетя. – Я своими ногами делала первые шаги для всего Человечества. Я видела Юпитер над горизонтом Европы, летала в открытом космосе, разрабатываю двигатели, на которых люди долетят до еще более отдаленных планет.
– И это главное? Расширение сферы жизни Человечества?
– Это одно из главных. Но, не обязательно. Вот один мой школьный друг изучает звезды и галактики. А подружка учит ребятишек ходить в горные походы. А, самое важное, что они распространяют вокруг себя свет и доброту. Это ведь тоже работа для всего Человечества, и наиважнейшая – делать мир хоть немного лучше, светлее, понятнее, радостнее. Не столь важно, куда прилагать свои силы конкретно, главное, стараться для других, а не только для себя – любимого жвачного животного. Ведь быть просто хорошим добрым и отзывчивым человеком, не менее важно, чем быть известным космонавтом.
– Даже так?
– Да. Вот у меня есть еще один друг. Я сейчас назову его, и вы мне, не задумываясь, скажете, кто он. Договорились?
– Давайте, – улыбнулся журналист.
– Киран Чаудхари.
– Великий программист.
– Вот видите? Я не сомневалась, что вы скажете именно это. Но, главное в Киране то, что он невероятно добрый и чудесный человек. И своих детей – искинов, он создает такими же. Почему даже китайцы и американцы перестали штамповать холодных всезнающих кибернетических помощников? Потому что людям такие не нужны. Им нужны друзья. Искренние и верные. Такие как Компи или Света, и все остальные искины, которых произвел на свет Киран. А то, что он программист, так это лишь виртуозное владение инструментом. Настоящим художником или музыкантом человека делает душа, а не пальцы.
– А можно бонусом еще один вопрос. Только он будет самым неприятным.
– Давайте, – вздохнула тетя Настя.
– Вы отдыхаете с дочкой, – он как-то прицельно взглянул на меня. Я вернула ему такой же взгляд. – То, что она вам не родная, это приемлемая цена за космос?
– А она родная, – светло ответила тетя Настя, и чуть приобняла меня за плечи. Мне стало до головокружения тепло и уютно. И от этого страшно. А тетя продолжила: – Родной человек, это тот, кого ты любишь. А я очень люблю Майю. Люблю Игоря. Люблю своих друзей. Люблю космос и самую чудесную планету во Вселенной. Если лишить себя чего-то из этого, то мир станет пустым. Я бы любила своих собственных детей. Любила бы другую работу, других друзей. Но это была бы другая жизнь и иная я, не имеющая к нынешней Анастасии Мыскиной никакого отношения. Мы каждый день, каждый миг, меняем мир и себя в нем. Нет смысла в сослагательном наклонении. Я такая, какая есть, и выдерни из моей жизни любой фрагмент, пусть даже самый жуткий и неприятный – и я стану другим человеком. Не хуже и не лучше, просто другой личностью. Понимаете?
– Да, – кивнул журналист. – Простите.
– Не за что, – серьезно ответила тетя и хитро улыбнулась: – А знаете, о чем вы сейчас думаете? Нафига я брал это интервью, и как же сделать из всего этого нормальную статью?
– А вот тут вы ошибаетесь, – улыбнулся парень. – Это замечательное интервью, и я постараюсь выложить его всё, а, может, даже и просто размещу на нашем портале исходный ролик совершенно без обработки. Это того стоит.
– Мне уже страшно! – с улыбкой и безо всякой опаски сказала тетя Настя. – Но я с удовольствием даю вам на это свое согласие.
Такой вот разговор. Наверное, для тети он был обычным. Но для меня… Какие-то шестеренки в голове пришли от него в движение, и я задумалась о своем будущем.
Ужасно захотелось, чтобы когда-нибудь в старости и я могла вот так о себе сказать. Но… Я ведь не тетя Настя, не Хана Хаякава, и уж тем более не дядя Игорь. Даже не Станислав Бойченко.
Я обычная четырнадцатилетняя девчонка. Лишенная каких-то особых способностей. Тетя Настя иногда даже злится на меня, когда помогает делать домашку по физике и математике. Ей непонятно, как можно так тупить. А я ведь изо всех сил стараюсь. Всегда трудолюбиво делаю все, что задают на дом, в школе внимательно слушаю учителей, а не играюсь в комми, как многие другие мои одноклассники. Но, не мое это!
А что мое? Вот совершенно не знаю!
Ведь все от меня ожидают чего-то выдающегося. Сколько раз слышала за спиной: «Конечно, тоже космонавткой станет! С такими-то родственниками!»
