Читать книгу: «Изгиб грани», страница 17
– Кто… Кто донёс?
– Хранитель Латимут.
Мои спутники переглянулись и вскочили, схватив оружие. Оказывается, рядом с Энки всё время находился и теперь находится предатель, представляющий для Повелителя смертельную опасность. Я продолжил допрос:
– Сколько агентов во дворце Энки, и кто резидент… э-э… кто среди них главный?
– Точно не знаю. Возможно, десяток наберётся. Главный среди них Латимут. Что касается наших, то к Энки внедрены две пары. Всё. Больше я ничего не скажу. Можешь начинать меня пытать.
– Лихур, развяжи ему левую руку. Держи свой яд, Цасащ. Я никогда никого не обманывал, даже врагов.
Криво улыбнувшись, он вложил в рот капсулу и затих.
Мы вернулись к костру и напряжённо замолчали. Каждый думал о том, как помочь Повелителю Энки. Но где он, и где мы. И тогда в моей голове начал вырисовываться план, а, когда его очертания более-менее обозначились, я посадил ребят в кружок и поспешил поделиться своей нахальной и отчаянно опасной задумкой:
– Я знаю, как нам добраться до плато.
– Как?
– На шеме Элиотов.
– Шутишь!
– Ничуть. Действуем спокойно и уверенно. Трое оденутся в доспехи «серых». Зажигаем костры. Дожидаемся посадки шемов. Они собираются эвакуировать 28 стражей, двух «скорпионов» и одного пленного, поэтому, скорее всего, кроме экипажей в них никого не будет. В крайнем случае по паре стражей на шем. Когда люки откроются, мы захватим один шем и расстреляем из него второй. Затем взлёт, и вскоре мы на месте. Всё просто и элегантно.
– Почти безнадёжно, но рискнуть стоит.
– Я – за!
– Согласен, полная задница, а значит, я – за.
– Вряд ли получится, но заманчиво.
– Решено. Сегодня и завтра готовимся. Послезавтра всё решится. Кстати, Рахур, что у нас с трофейными лучемётами-кси?
– Один пустой, «скорпион» выпустил все пять зарядов, а в другом – энергии на три импульса.
– Очень хорошо. Теперь мы при оружии. Братцы, всем отдыхать и готовиться к бою.
Двое суток тянулись невероятно долго. В полдень третьего дня мы зажгли костры. Рахур, Сагни и Акти, одетые в доспехи «серых» встали между огнями, Лихур с лучемётом-кси спрятался в зарослях на дальней окраине луговины, а я занял позицию с другой стороны, ближе к реке.
Вскоре с востока донёсся звук подлетающих шемов, но, когда они появились из-за холмов, мы опешили. Их было трое! Шемы с гулом и свистом пронеслись мимо, заложили вираж, развернулись над рекой и вернулись. Теперь они приближались медленно на небольшой высоте, а, долетев до места, неподвижно зависли в воздухе.
Только сейчас я подробно разглядел эти удивительные аппараты. Их тёмно-серая поверхность переливалась жемчужным перламутром с изменяющимися оттенками в зависимости от угла наклона плавных обводов плоскостей. Под двойными чуть скошенными крыльями низко гудели светящиеся диски, а третий виднелся сзади под фюзеляжем. Расположенные позади два больших и четыре маленьких сопла издавали характерный свист.
Глядя на эту великолепную тройку, я понимал, что ситуация безнадёжно вышла за рамки нашего плана, и теперь нам придётся дерзко импровизировать. И, скорее всего, проиграет тот, кто сделает первый шаг. Это понимали и трое ребят, которые неподвижно замерли под нависшими шемами. Мы с Лихуром тоже затаились в тревожном ожидании.
И вот началось!
Два шема приблизились и начали снижаться, а третий продолжал неподвижно висеть на прежнем месте. Я понял манёвр, осторожно из своего укрытия я позвал Рахура и указал на висящий в воздухе сторожевик. Он кивнул и перехватил поудобнее, прижатое рукой к бедру «дымящееся зеркало». Условным свистом я привлёк внимание Лихура, указал на ближайший к нему шем и провёл рукой по горлу. Он чуть приподнял руку и скрылся в траве.
А тем временем ситуация продолжала стремительно выходить из-под контроля. Первый шем мягко опустился на землю, за ним второй. Я чуть не выругался вслух, когда в первом открылась аппарель, и по ней на землю сошла семёрка стражей в полном боевом вооружении. Второй шем остался наглухо закрытым и безмолвным.
Теперь всё зависело от быстроты, удачи и везения. Нам предстояло пройти по лезвию. Не поторопиться и не опоздать с атакой. Я перевёл организм в боевое состояние. Мышцы налились энергией, а время затормозило ход.
Серые стражи медленно двинулись в направлении неподвижно стоящей троицы. Приготовившись к броску, я начал отмерять дистанцию для атаки. Вот они прошли мимо и начали отдаляться. Два шага… четыре… Я вскочил и махнул Сагни. Он кивнул, поднял руку с «зеркалом», замер и, я увидел слабую синеватую вспышку.
Казалось бы, ничего не произошло. Но нет. Неподвижно висящий сторожевик вдруг задрал нос и начал медленно заваливаться назад. С небольшой высоты он падал нехотя, издавая неровный затухающий гул и прерывистый свист турбин, похожий на кашель астматика. Через несколько секунд подбитый шем с противным скрежетом приземлился на хвост, завалился на спину и из него повалил бурый дым.
Увидев аварию шема, «серые» заорали, опустили копья и перешли на бег. Но наши противники ещё не понимали, что окружены, и у них нет ни малейшего шанса выйти из передряги целыми.
С коротким криком я бросился на ближайшего ко мне стража. Он обернулся, по-звериному оскалился и поспешил выбросить руку с копьём в мою сторону. Его неподготовленный удар оказался лишь приблизительным. Я легко поднырнул под копьё, подпрыгнул, вцепился «серому» в горло и в невероятной ярости вырвал трахею. Пока он падал, я подхватил его огромное копьё и кинулся к стражу, который уже размахнулся, чтобы приколоть безоружного Рахура. С разгона остриё моего копья вошло в левую подмышку противника по самый черен. Растерявшегося от неожиданности третьего завалил Сагни, шарахнув его трофейной дубиной, а четвёртый скорчился рядом после убойного удара Акти кулаком в лоб. Оставшиеся в живых трое «серых» встали спина к спине и ощетинились копьями.
Наша скоротечная схватка произошла ввиду экипажей обоих приземлившихся шемов, которые наверняка не останутся безучастными. Счёт пошёл на секунды и мой организм сам включил экстрарезерв. Энергия переполнила меня, буквально выплёскиваясь через край. Требовалось срочно освободить избыточную силу, поскольку состояние «красного коридора» могло убить меня самого.
Вспомнив урок деда Пахома, я перебросил всю боевую энергию в правую руку и «швырнул» этот сгусток в ближайшего копейщика, укрывшегося за овальным щитом. Дед Пахом предупреждал о невероятной губительности такого удара на расстоянии. А, как выяснилось, после инициации Стихиями мощь его возросла минимум на три порядка. Последствия моей атаки меня настолько потрясли, что я невольно опустил руки. А поразиться было от чего. Щит «серого» прогнулся внутрь, переломился и распался надвое, открыв неприглядную картину: разлетевшийся обломками доспех и образовавшуюся в теле врага сквозную щелевидную дыру. Из развалившейся пополам грудной клетки вылетел фонтан крови и тут же иссяк. Увидевший это жуткое зрелище стоящий рядом «серый» бросил копьё и щит, и, закрыв голову руками, упал на землю. Последний противник, ничего не понимая, завертелся на месте и его скрутили трое моих друзей.
Пока Рахур упаковывал пленных, Акти и Сагни бросились к первому шему и забежали по аппарели внутрь.
От начала операции прошло всего около минуты, но по моим прикидкам этого было вполне достаточно, чтобы нанести нам ответный удар. И точно. Со стороны второго шема донёсся нарастающий шум двигателей. Я всем нутром почувствовал, что наша судьба повисла на тонком волоске, и потому, не раздумывая, метнулся в сторону пока ещё стоящего на опорах готового взлететь аппарата. Однако, преодолев больше половины расстояния, я понял, что безнадёжно опоздал. Разогнавший двигатели шем уже приподнялся над землёй и убрал опоры.
В отчаянии потрясая кулаком, я заорал ругательства. Но матюги застряли в глотке, когда я увидел, что из облака поднятой шемом пыли выскочил Лихур и рванул ко мне во все лопатки. Мой открытый рот со стуком захлопнулся, поскольку Лихур на бегу схватил меня под мышки, и огромными прыжками бросился прочь от взлетающего шема. Ничего не понимая, и, болтаясь как сосиска, я заорал, и сразу же почувствовал, что меня отпустили. Я шлёпнулся в траву, по инерции пробежал на четвереньках метров пять, вскочил и припустился вслед за Лихуром.
В это время за моей спиной раздались жутко противные звуки. С ужасом думая, что он сейчас начнёт стрелять, я на бегу обернулся и… остановился, как вкопанный. Оказывается, пока мы удирали, летательный аппарат свалился на правое крыло, из-под которого вырывалась струя сизого дыма. Затем он со скрежетом развернулся вокруг дымящегося крыла и уткнулся носом в землю. Звук двигателей угас на басовых нотах и затих в инфразвуке. Задрав левое крыло, шем замер.
– Лихур, разбойник, ты что натворил?!
– Ты же сам показал, что надо уничтожить, ну, я и влепил все три заряда в его инерционный ускоритель под правым крылом. Естественно, там разнесло все магнитные лопасти.
– Молодец, Леопард! Бежим к нашим. Рахур за мной! – проорал я, и мы рванули к захваченному шему, который уже начал разгонять двигатели. Пробегая мимо пленного Хутрана, я увидел его умоляющие глаза, остановился, рассёк ножом путы и прокричал в перекошенное от страха лицо:
– Свободен. Помоги своим, вон там и там лежат раненые и пленные, да, и в шемах наверняка многие выжили. Не вини никого, вы сами нашли свою погибель, и впредь всегда думай. Привет Энлилю!
Вбежав внутрь шема я столкнулся с улыбающимся Акти.
– Шем наш!
– Пилоты?
– Пришлось их пристукнуть, вон у входа лежат. Живые… пока.
– Акти! Энлиль тебя задери! Ты что обалдел. Кто поведёт шем? Ты, что ли?
– Конечно, я, кто же ещё? Я же пилот, Антон. Я водил большие корабли по пустоте, а тут какой-то шем. Ха-ха-ха! Поехали.
И снова я испытал потрясение. Громила Акти – пилот космического корабля! В который раз мир переворачивался в моей голове. Ну и ну! Однако всё шло, как нельзя лучше, и, кажется, наш замысел удался. Мы победили, но, боже мой, как я устал. «Красный коридор» выжег меня изнутри. Я бессильно присел на какое-то сиденье с поручнями, с трудом поднял глаза и приказал:
– Вытащите пилотов и положите в сторонке. Рахур проверь оружие, а ты Лихур постой у входа, а то не дай бог, кто-нибудь повторит то, что ты сотворил со вторым шемом.
Оставшись в одиночестве в салоне, я откинулся на кресле, стараясь унять сердце, которое молотило, как отбойный молоток. Я несколько раз глубоко вздохнул, но воздуха всё равно не хватало. Я так и не успел перевести дух, поскольку из кабины громко позвали:
– Антон, ты, где там застрял! Иди сюда!
Я заставил себя подняться и побрёл на голоса. За овальным наклонным проходом находилась пилотская кабина с двумя креслами-ложементами, перед которыми дугой располагались пульты. В левом кресле сидел Акти, уверенно манипулирующий с приборами управления, во второе справа втиснулся Рахур, а Сагни, расположившийся в кресле спиной к Акти, лихо управлялся со сложной аппаратурой, размещённой вдоль задней стенки кабины.
– Сагни, активируй автономное пилотирование.
– Сагни, добавь энергии на генераторы.
– Сагни, уравновесь тягу инерционных ускорителей, чего ты возишься?
Я осторожно тронул плечо Рахура:
– Рахур… а Сагни… он кто?
– Ясно, кто. Координатор интеллектуальных систем.
Я выпал в осадок.
– Антон, командуй взлёт!
– Позовите… Лихура…
Через некоторое время я услышал топот, увидел размытый образ возбуждённого лица Лихура, оскалившегося в счастливой улыбке и просипел:
– Взлёт…
Пошатываясь, я отправился в салон и рухнул на ближайшее сиденье. Я понимал, что стал свидетелем драмы такого масштаба, что мои рефлексии уподоблялись переживаниям муравья, заблудившегося по дороге в муравейник. В проёме пилотской кабины находились те, кого мои предки назовут богами. А они, добродушно переругиваясь, и подшучивая друг над другом, поднимали в воздух шем и брали курс на владения сына Энки Мардука.
Зрение начало подводить. Овальная дверь кабины стала вращаться, и вместе с ней завертелся и весь мир.Боже мой, как же мне плохо. Скорее бы всё кончилось. И оно кончилось, когда мир исчез в темноте…
Глава 15
…Дорога свернула в ущелье, дно которого возмущало мой разум идеально ровной поверхностью. Я вступил на эту плоскость и понял, что попал в странный мир. Опора под ногами лишь воображалась, и под этой мнимой поверхностью что-то происходило, жило и перемещалось. Возникло ощущение ходьбы по стеклу или воздуху, но при этом ноги уверенно несли меня внутрь каньона.
Впереди замаячила смутная фигура, которая вблизи оказалась неподвижным всадником. Его бледно-белёсая лошадь стояла, вернее, висела в пространстве, нетерпеливо перебирала копытами и косила красно-чёрными глазами. Прямую, как палка, фигуру укутывала чёрная хламида, а голову покрывал глубокий капюшон. Я отлично помнил эту костлявую безглазую образину и её огромную сверкающую косу, зажатую в суставчатой руке.
Глядя на меня в упор, смерть широко махнула своей косой, описав сияющий круг, в котором, словно в калейдоскопе, стали появляться чудесные прекрасные миры, ожидающие человека после жизни. Будто заворожённый я уставился на этот экран не в силах бороться с соблазном оказаться по ту сторону. Вместе вниманием окно между реальностями притянуло и мою жизненную энергию, которая начала ручейком вытекать из меня, растворяясь в потустороннем волшебном мире.
От замершего, словно статуя, моего костлявого противника исходил мрачный холод, а бледная лошадь сочувственно фыркала, изредка мотая головой. И тогда я понял суть смерти, которая всего лишь механизм переноса человека по ту сторону грани существования, а её коса, это горизонт событий между иными реальностями. Также стало ясно, что только сам человек принимает решение, сбросить ему изношенное тело и уйти в прекрасные миры, или ещё помучиться.
Между тем воронка калейдоскопа смерти медленно вытянула всю жизнь и закружила меня, словно листок в водовороте. Я падал тысячу лет, а потом обнаружил себя среди звёзд в безмолвно текущей бесконечной мерцающей пустоте. Немного расстроившись из-за отсутствия каких-либо ощущений и эмоций, я огляделся, увидев вокруг свет, исходящий от миллиардов мерцающих светил.
Прямо передо мной висело ослепительное скопление. Гигантский шар пылал ярче миллиона солнц, а его центр излучал особенно сильно, и откуда-то я знал, что это ядро нашей галактики Млечный Путь. Переливающаяся цветными потоками немыслимых энергий огненная громадина, окружённая клубящимся венцом протуберанцев стремительно приблизилась, и я погрузился в неё.
Вопреки опасениям я оказался в пространстве, заполненном белым светом, теплом, добротой и любовью. Я оглядывался, пытаясь зацепиться глазом хоть за какие-нибудь формы, но ничего не увидел. Никакой геометрии, только всё заполняющий свет, всеобъемлющая любовь и тихий мягкий голос в моей голове:
– Оставайся с миром. На крошечной пылинке, которую ты называешь Землёй, история шла, идёт и дальше пойдёт без тебя. Там господствуют жестокость и страдания, разумные существа злы и несправедливы. Что тебе до них, ведь изменить ничего не возможно. Зачем тебе душевная боль и телесные муки, а здесь ты найдёшь покой и блаженство.
Окутанный ласковым коконом эмпатии и завораживающим голосом, который убаюкивал и манил одновременно, и я мысленно повторял за ним: «покой… блаженство…». Моя душа начала плавиться и растворяться в этом мире доброго света, но на краю сознания тревожным пульсом застучали иные мысли: «В моём мире и вправду всё пропитано болью, несправедливостью и страданиями… Но на Земле остались дядька Николай, деды Пахом и Семён, Елена… А ещё Лихур, Акти, Рахур, Сагни, погибшие Гирсу, Нигир, Син… Родина, память… Мои не рождённые дети… Борьба за будущее только началась, и моё место там… Любовь – это не наслаждение и покой, а восторг самопожертвования во имя того, что истинно дорого… Счастье – это не удовольствие, а осознание благополучия твоего мира, неизменности идеалов и стремление к созданию красоты… Я неотъемлемая часть моего мира, а он – часть меня… Там остались дорогие сердцу люди, которых я могу уберечь от опасностей и бед. А раз могу, значит, должен… Моё место там, на пылинке по имени Земля. Там мой дом, за который я отвечаю и готов отдать за него жизнь».
В гулкой белой пустоте раздался тягучий удар гонга, и среди этого затухающего звука глубокий низкий голос потряс всю мою сущность:
– Достоен… Чиста и свободна эта душа… Между белым и чёрным лежит её путь… между светом и тьмой… До встречи, Избранный…
Свет начал отдаляться, и я снова увидел ослепительное многоцветье галактического ядра, которое быстро уносилось вдаль, пока не превратилось в звезду, растворившуюся в мерцающей россыпи Млечного пути, перечеркнувшего наискось чёрный бархат ночного неба…
Я лежал лицом вверх на чём-то твёрдом. Тело жутко застыло и затекло. Затылок, лопатки и пятки отчаянно болели, но голова, как ни странно, была светлой и ясной, хотя в ней ещё звучали отголоски видений. Меня окружала теплая южная ночь, полная звуков и запахов тропического леса, и чего-то ещё тревожного и непонятного. Через пару минут я сообразил, что изменились мои чувства. Вроде бы, всё, как всегда, но появилось новое небывалое ощущение глубины восприятия, раскрасившего мир цветными всполохами. Кроме этого все органы чувств расширили спектр и как будто бы зазвучали на октаву выше. Сначала я даже слегка струхнул, увидев внутренним взором цветные энергетические каналы, протянувшиеся между существами и объектами. Потом до меня дошло, что так выглядят эмоции, причинно-следственные связи и намерения.
Потратив некоторое время на освоение изменённого восприятия, я снова взглянул в звёздное небо и прислушался к миру, но вместо музыки сфер услышал негромкий разговор двух собеседников:
– Слышь, Акти, мне сегодня привиделось, что Антон жив. К чему бы это?
– Может к непогоде или новостям.
– Как ты думаешь, он может ожить?
– Кто знает этих посланников неба. Я сам всё время прислушиваюсь, может, дышит. Вечно ты лезешь со своими вопросами. Отстань, и так тошно.
– Вот ты, Акти, вроде и не старый, а ворчишь и ворчишь. А здесь толком и поговорить то не с кем. От Рахура слова не добьёшься, замкнулся, а этот леопард Лихур из джунглей не вылезает. Заскочит на миг. Как дела? Как Антон? И снова в лес. Совсем одичал.
Я с трудом перевернулся на бок, свесил ноги и медленно сполз со своего ложа. Коснувшись пола, я едва удержался от падения. Голова закружилась, руки тряслись, и ноги не держали! Охреносоветь! Это что же такое со мной стряслось, что превратило модифицированное мощное тело в полную рухлядь?! Я медленно выпрямился, и, перетерпев приступ тошноты, с трудом сфокусировал зрение. По ощущениям моё состояние сильно смахивало на жесточайшее похмелье после недельного запоя. Однако прокрутив в памяти подробности ближайшего прошлого, я не нашёл там факта грандиозной долгоиграющей пьянки.
Кое-как совладав с головой, туловищем и конечностями, я распрямился, осмотрел себя и обнаружил, что одет в свой камуфляж, шляпу и башмаки. Затем взгляд скользнул по помещению, оказавшимся открытым павильоном с полукруглой арочной кровлей. Постамент, с которого я спустился, кольцом окружали толстые, перекрытые поверху колонны. С двух сторон мерцали светильники, стоящие в больших чашах с водой.
– Заткнись, Сагни. Лучше скажи, помнишь ли ты игру, которую нам показал Антон, когда мы плыли на плоту. Как её… шах… мат…? Ну, с клетками и забавными фигурками, которые он из глины налепил. Не помнишь? Мне игра понравилась. Жаль, что ты не помнишь.
– Зато я помню, – просипел я, не узнавая собственный голос.
Сидевшие на ступеньках закутанные в чёрные плащи собеседники замерли и через пару секунд подскочили, будто ужаленные.
– А… А-ан… тон? – не оборачиваясь и заикаясь, прошептал Акти.
– Антон!! – завопил Сагни и бросился ко мне.
– Ар-ра!! – заорал Акти, сграбастал нас обоих, поднял, закружил и поставил на место.
– Тише ты, толстый гиппопотам, – размазывая слёзы, проговорил Сагни.
– Сам ты легкомысленный павиан, – обнял его Акти, и оба они, глядя на меня, радостно засмеялись.
Глядя то на одного, то на другого, я искренне радовался вместе с ними и при этом не мог уразуметь, что к чему. Помнится, при взлёте шема мне заплохело и закружилась голова. Но чего только не случается в таких передрягах. Стыдно, конечно, что отрубился, как нервная студентка на экзамене, но разве кто-то застрахован от такого конфуза. Вместе с тем концы с концами пока никак не сводились, ведь последнее, что запомнилось – это взлёт шема, а сейчас отощавший и ослабленный до неприличия я очнулся в каком-то странном сооружении. И мужики ведут себя так, словно не видели меня, скажем… давно.
Непонятная ситуация немного напрягла и расстроила, но настоящее потрясение меня ожидало, когда я узнал подробности. Оказывается, прибыли мы во владения Мардука на плато Дану двадцать восемь дней назад. Не поверив, я рассмеялся:
– Да, ладно! Бросьте разыгрывать… Что-о?.. Не может быть.
– Это так, – серьёзно проговорил Акти, глядя на меня грустными глазами из-под кустистых бровей. – Когда мы взлетели, ты завалился на палубу и перестал подавать признаки жизни. Что только мы не делали, но привести тебя в чувство так и не смогли. Последней надеждой был Повелитель Мардук, и мы помчались, сломя голову. На подлёте нас чуть не сбили зенитные шаргиры, сочтя десантом Элиотов. Во дворце целители определили, что ты жив и попытались вытащить из комы. Бесполезно. Лично Повелитель Мардук использовал силу своих атрибутов. Без толку. Жизнь в тебе медленно угасала, а потом дыхание и вовсе прекратилось, лишь сердце делало два удара в минуту. Никто ничего не мог понять. Тебя хотели засунуть в какую-то лабораторию, но по нашей просьбе Повелитель Мардук разрешил поместить тело в открытом павильоне на воздухе и поручил нам его сохранение.
Слушая Акти, я обшарил карманы и обнаружил всё своё нехитрое имущество: часы, контейнер с фотокамерой и принадлежностями, шведский нож, пяток зажигалок и компас. Кто-то позаботился о том, чтобы ничто не пропало. Спасибо ему за это.
Ребята без умолку по очереди говорили, не скрывая радости. Сагни постоянно крутился вокруг, а Акти, будто не веря в мою материальность, всё время трогал меня за похудевшие руки, хлопал тихонько по плечам и спине и удивлённо хмыкал.
Глубоко надвинутая шляпа-афганка мешала общению, и я, распустив подтянутый ремешок, стянул её, освободив копну отросших волос. Светильники, мерцающие за моей спиной, давали неровный и слабый свет, но и его хватило, чтобы в полумраке ребята разглядели во мне что-то такое, что их встревожило. Они вдруг замолчали, а потом Акти подцепил меня за руку и потянул к светильникам. Я позволил подвести себя поближе к огню, и тут оба мои друга одновременно охнули и широко распахнули глаза. Я пожал плечами и спросил напрямую:
– Вы чего уставились?
– Антон, ты весь… голова вся белая… совсем… в смысле, волосы, а глаза – чёрные… Это ты? Антон?
– Я это, я. Чего всполошились? Какие ещё волосы, глаза? – я ничего не понимал, но ребята вертели меня, разглядывая со всех сторон.
Я освободил руку и наклонился над чашей с водой у основания светильника. В неровном свете на меня смотрело осунувшееся лицо человека со снежно белыми шевелюрой, бородой и усами, и абсолютно чёрными радужками глаз. Я отпрянул. Вновь заглянул. Да, похоже, это я, но волосы и глаза поменяли цвет. И тут меня пронзила догадка, и откуда-то издалека эхом донеслось: «…между белым и чёрным лежит его путь… между светом и тьмой…». Господи, помилуй! Неужто, это четвёртое посвящение. Просветление души. Ничего себе, просветление! Если это так, то, как говорил дед Семён, теперь возможно силой мысли влиять на канву событий. Ишь ты… Между светом и тьмой… между тем, что видишь, и тем, что чувствуешь. Лишь бы не пришлось выбирать между ядом и говном.
Замерев, я смотрел на отражение в воде и очнулся, когда Акти осторожно сжал своей ручищей моё плечо. Я оглянулся и увидел, что Сагни протягивает мне большую чашу свежей воды. И только тут я понял, как хочу пить. Почти также как дышать. Пока я наливался водой, Сагни вывалил ворох новостей, из которых я узнал немало интересного.
Как известно, Повелители поделили весь мир на клановые территории. Рядом со старейшими семьями Аннунаков обосновались их старшие дети и внуки, которых здесь называли Игигами. Все Игиги родились на Земле и считали её своей родиной. Мардук был исключением, поскольку родился на третьей планете системы Ригела, что в созвездии Ориона и по решению Совета имел все права Ануннаков. По общему мнению, он считался сильным стратегом и тактиком и даже недолго возглавлял имперский космофлот во время боя с мятежниками.
В эти времена сообщество тиаматиан раздирал конфликт между двумя старейшими кланами Энкиотов и Элиотов, тянувшийся из глубины веков. Они непримиримо спорили за первенство и мировую власть, и в конечном итоге за тип государственного устройства.
Политическое напряжение достигло опасной черты после отравления Энки и скоропалительного назначения Энлиля Наместником на Земле. Новый владыка сразу же принялся резко и жестоко ломать сложившиеся демократические отношения и силой насаждать монархию. Возмущённый Энки решил защитить свой мир от разрушения, и на его сторону встало большинство Игигов. Так давнишний конфликт двух претендентов на земную власть стал конфликтом поколений и глубоко расколол сообщество по линии отцы-дети. Оказывается, в то время, когда мы тащились по джунглям и саваннам, во владениях Наместника вспыхнуло восстание Игигов, требующих освобождения от непомерных повинностей и ограничений, наложенных Энлилем.
Восстание молодёжи охватило почти все владения тиаматиан Двуречья и Ближнего Востока. Большинство младших членов кланов и рядовые тиаматиане, на которых лежало всё бремя тяжёлых физических работ, отвергли приказы Энлиля и потребовали избавить их от невыносимых тягот. Работы остановились, и жизнь на территориях подвластных Элиотам оказалась на грани хаоса. Отец Ануннаков Ану срочно созвал Высший Совет, на который в знак протеста не явился Энки и его сторонники. Не удивительно, что в тот раз Совет ничего не решил.
Встревоженный Ану понимал, что надо привлечь старшего сына к восстановлению порядка, для чего направил к Энки его мать, которая смогла уговорить сына явиться на следующее собрание Совета. По слухам, заседание произошло вчера, и сегодня Мардук ждал прибытия отца, приказав с вчера готовить посадочные площадки.
Сагни закончил и перевёл дух. А я с удивлением понял, что видел то, что он чувствовал и то, что подразумевал. Его мысли имели цветные оттенки и объём, и потому сама суть рассказа приобрела более сложный и многомерный смысл.
Я понял, что не так уж неправ Энлиль, пытающийся создать строгую управляемую структуру общества, разрываемого интригами, противоречиями и конфликтами. Да и сам Энки не являлся истиной в последней инстанции. Его холодный разум не знал жалости, и его демократичность основывалась на праве силы, эгоизме и самодурстве. А их отец Ану суровый и непогрешимый небесный владыка в душе отчаянно страдал и боролся между любовью к старшему сыну и здравым смыслом, стараясь как-то уравновесить и упорядочить ситуацию.
Сопоставив услышанное и «увиденное» с признанием «скорпиона», я начал складывать в голове пока ещё нечёткую мозаику грандиозного конфликта, уходящего корнями в историю погибшей космической империи, и протянувшегося в будущее вплоть до моего времени.
Я задумчиво смотрел на тёмно-синие предрассветные джунгли. Уже просветлел восток, и обозначились выступающие из сизой тьмы макушки высоких сооружений. Ночь уходила, волоча за собой шлейф сомнений и тревог. Начинался новый день этого мира.
Сагни поднялся и шагнул в темноту, а Акти придвинулся поближе.
– Скажи, Антон, зачем мы тащились по тем проклятым горам, болотам и саваннам? Есть ли смысл в наших страданиях, бедах и смертях друзей? – задумчиво спросил Акти.
– Есть. Как ты сам говорил, каждый должен делать, что должен. Врагам не удалось пройти через вас, пленить меня и убить. И главное, я точно знаю, что приблизился к неизвестной цели моего пути.
– Верю тебе, Антон. Но всё равно каждый день вспоминаю брата Гирсу, Сина, Нигира. Да и три десятка загубленных нами «серых» жалко.
– Никто не ведает своей судьбы. Всё относительно. Знайте, грядут небывалые перемены, и может пролиться большая кровь. И по сравнению с теми потрясениями наши злоключения покажутся мелкими неприятностями. Сейчас ваш мир качается на весах истории, и неизвестно, куда он свалится к процветанию или гибели. Хочешь, я открою тебе тайну?
– Хочу.
– В моём времени, которое наступит через 178 тысяч лет, никто и никогда не видел ни тиаматиан, ни явных следов их присутствия на Земле. Сохранились лишь разрозненные отголоски древних легенд об Ануннаках и Игигах.
– Ты хочешь сказать, что…
– Не знаю, возможно, всё будет иначе.
– Хотелось бы думать.
Сагни вернулся и поставил на пол корзину с едой: фруктами, вином, сыром. Ребята мне хорошо помогли, и вскоре мы сытые и довольные сидели рядышком на ступеньках павильона и любовались нежными цветами рождающейся зари.
После моего пробуждения прошла всего пара часов, но я чувствовал себя вполне сносно. Правда, мышцы побаливали, да, и одежда свободно болталась на похудевшем туловище, но я понимал, что это дело наживное. Между тем я продолжал осваивать свои новые возможности и изучать изменённым зрением энергетику окружающего пространства. И хотя сознание во многом ещё не понимало сложные знаки расширенного восприятия, подсознание уже пыталось сопоставлять и использовать новую информацию.
Очнувшись, я увидел, что оба моих друга стоят рядом, терпеливо ожидая моего внимания. Я бодро поднялся, оглядел обоих, весело им подмигнул и предложил:
– А, не прогуляться ли нам, братцы, к дворцу? Авось встретим и самого Повелителя Мардука. Айда за мной.
Мы спустились к подножию павильона, пересекли мощёную квадратными плитами нижнюю площадь и поднялись по широкой главной лестнице на дворцовую площадь. Наверху я обернулся, охватив взглядом всю землю до горизонта. Показавшийся над горизонтом краешек солнца играл и лучился радостным светом. Боже мой, и как кому-то могло прийти в голову, что это порочный и безнадёжный мир.
На другом краю площади в глубине колоннады посреди пилона выделялся парадный вход. Под выступающим карнизом мерцали металлическими деталями огромные ворота, украшенные причудливой резьбой и подсвеченные восходящим солнцем и побледневшим светом больших напольных светильников, перед которыми стояли два стража, облачённые в тёмно-красные доспехи. Я уже собрался шагнуть в ту сторону, когда утреннюю тишину потревожил мелодичный звук.
