Читать книгу: «Лишний», страница 2

Слова Ани вдруг задели Лёшу так глубоко и больно, что злость, копившаяся весь этот разговор, уже вскипела в груди и всё рвалась наружу. Ему бы накричать на Аню, и на том их знакомство уж точно бы закончилось. Но воспоминания о собственном вое, который он затыкал кулаком в том подъезде из жуткого сна, копошась в прахе, остановили его. Это и есть помешательство на почве нервного срыва, и совсем не тихое. Лёша не такой, он адекватный.

– Уходи! – вздёрнув подбородок, заявил он и двинулся вверх.

– Ты ещё хуже, чем Пагубы! – разозлилась Аня. – Ты не Дефект, ты слабак! И без тебя справлюсь. Сама Сашу найду. Одна. А ты иди домой и спрячься в комнате ото всех, в угол забейся и скули! Так ты и поступаешь, когда накрывают страхи, верно? А они преследуют тебя чаще и чаще. Сопротивляться не пробовал, Алёшенька?

Лёша наигранно, вроде как лениво, обернулся и процедил:

– Что ты знаешь обо мне? Ничего.

– Ты и сам о себе ничего не знаешь. Ты умрёшь, Лёша, очень скоро умрёшь, – продолжала запугивать его Аня. – Ты это чувствуешь. Ты не находишь себе места, так ведь? Потому страхи и не дают тебе покоя. Потому Запустенье тебя и затягивает. Твоё время на исходе. Умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье и…

– Хватит! – вышел из себя он и впечатал ладонью в облезлые поручни. – Я не умру, ясно? Я не умру!

– Мне жаль тебя, – презрительно хмыкнула Аня, глядя мимо него.

Лёша скривился в подобии равнодушной улыбки, ответил:

– А мне тебя нет.

В висках стучала тупая боль. Бросившись к тротуару, он, не оглядываясь, помчался обходной дорогой домой. Спрятал руки в карманы, и сам спрятался. Скрылся от Ани, ото всех и вся, и от себя пытался, но не выходило – вновь предавал себя малодушными мыслями о собственной страшной смерти.

Как влетел в подъезд и поднялся на пятый этаж, Лёша не помнил. В голове туман и мысли о скором уходе. Нервы его натянулись, готовые в любую секунду порваться. Эта всё сумасбродная Аня вывела его из себя, и ни ко времени взбудоражила его и без того недремлющие кошмары. Скоро умрёт, как же! Не дождутся!

Пришёл в себя он только в собственной комнате, когда наступил в лужу у кровати. И как в нём её столько оказалось? Как такое вообще возможно? Носок на правой ноге мгновенно промок, и, вспылив, Лёша заехал кулаком в стену, но тут же заныл от боли в плече. Стянул футболку – сустав по-прежнему припухший и в кровоподтёках.

– Что за дела-то такие, – пробубнил он, натягивая ещё и водолазку с высоким горлом, чтоб уж наверняка мама не заметила его увечья.

Перешагнув лужу, он направился к окну и отдёрнул занавеску. Но потянувшись к чуть приоткрытой створке, чтобы распахнуть её шире, впустить свежий осенний воздух и просушить наконец палас, он внезапно замер на месте. Ведь под пальцами на пластике отделки оказался тот странный знак из его кошмара – не до конца прорисованный чёрный круг. Тут правая рука его сползла с рычажка, так и не повернув его, и съехала на подоконник.

– Ну нет, этого просто не может быть, – уронил он, не веря своим глазам. – Она не знала. Не могла.

Поразило его лишь на минуту, ведь проведя по рисунку пальцем, он не просто не стёр его, но даже не смазал. И вдруг прямо перед ним проявился мрачный холл незнакомого дома, и пахнуло плесенью. Лёшу передёрнуло от отвращения, закружилась голова, испарина проступила на лбу. Переведя дыхание, он упёрся в раму и, сам того не заметив, полностью закрыл странный символ. Ладонь пронзило болью, и Лёша, вскрикнув, сильнее вдавил пятерню в неприметный рисунок. В ту же секунду удушливый воздух целиком заполнил спальню, а Лёшу против воли потащило в знакомый полумрак.

Внезапно из ниоткуда по белому откосу окна поползли трещины. Они разбегались, перебирались на шторы, стены, потолок и плинтуса. И вот уже мокрый ковёр так быстро постарел, что Лёша и ахнуть не успел, как тот расползся на пыльные клочки. Обои на стенах облезли, просалились и местами свисли ободранными кусками. Люстра почернела. Плафоны покрылись пылью и растрескались. Облезлые кольца на цепочках одно за другим обрывались, падали и исчезали среди хлама у кровати. Оголённые провода, искрясь, разрывались на куски. С потолка посыпалась штукатурка, а пол так стремительно дряхлел, что уже пару минут спустя выковырял из глубины себя такие гнилые доски, каких здесь никогда и не было вообще.

Лёша оцепенел. Мир, его личный, скрытый от любопытных глаз мир, рассыпался в прах. Это неправда! Секунда потрясения, и он бросился к выходу. Ухватился за отколотую ручку и толкнул дверь. Она со скрипом распахнулась, слетела с петель и рассыпалась в труху у ног.

Запустенье, вот оно! Мгновенно вспомнилась отважная Аня, что просила о помощи, а он не поверил, разозлился на неё за жестокие слова и на себя за мысли о смерти.

Задыхаясь от пыли, Лёша метнулся на кухню. Но разруха не отставала, захватывала и уничтожала комнату за комнатой. И вот уже и потолок в коридоре обвалился, но парень успел отскочить. А когда добрался до входной двери, задёргал защёлку, пытаясь провернуть почерневший ключ – не выходило. Замочная скважина за пару минут проржавела и намертво зажала его.

– Давай же! Давай! – заклинал он, мотая ручку в стороны. – Ну, давай же!

Вот только чудовищное разорение оказалось настолько стремительным, что добралось до Лёши быстрее, чем он смог спастись. Даже одежда его так быстро истиралась и выцветала, что сомнений больше не осталось – время его на исходе. И тогда, заметавшись в прихожей, так и не открыв дверь ключом, заходясь кашлем от едкой взвеси, что повисла тут мглой, он ударил в замок ногой. Ещё и ещё бил.

– Ты права была, Аня! – прохрипел он, что ещё нашлось сил и дыхания. – Прости меня! Ты во всём была права!

Дверь всё же сдалась под натиском хозяина – была выломана и отброшена на площадку. И Лёша кинулся вперёд, некстати вспомнив последние слова именно Ани: «Умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье».

Ну конечно, перед ним оказалась именно лестница. Он дёрнулся назад и даже успел остановиться перед первой ступенью, но не устоял и соскользнул. Уже падая, он ухватился за потёртые поручни – облезлая краска, ржавчина, грязь. Только у него в подъезде перила всегда был в безупречном состоянии. Были…Он отчаялся – вокруг обшарпанные стены.

Секунду спустя разразился треск, грохот, и часть пролёта провалилась в непроглядную тьму. И хотя Лёшу утащило следом, он всё же удержался за остатки перил. Слабея, он всё цеплялся за них, соскальзывал и снова цеплялся, болтаясь над пропастью.

«Мне жаль тебя», – неслись в голове слова Ани. – «Никто не поможет».

Всё правильно, ему не спастись самому. Но кричать и просить о помощи он не стал. И зачем? Сам ведь только что на улице по пути на остановку отказался. Он и в самом деле предчувствовал, что лестницы скоро заберут его жизнь, но всё отмахивался. И даже теперь, продолжая хвататься за обломки поручня, зависнув над бездной, не принимал смерть.

Когда же его пальцы поломало судорогой, тут же ошкурил он старую краску с железяки, сорвался с высоты и навсегда пропал в темноте.

Потом из неоткуда объявилась короткая слепота, в секунду сменившееся беззвучьем с привкусом горечи.

Только ведь не могло же всё это быть правдой. Только верить не хотел.

Глава 4. Трафарет

Клубящаяся пыль не пропускала свет. Да и мог ли быть свет, там, где так невыносимо пахло гнилью – вряд ли. Вот оно, то самое дно жизни, о котором недавно пророчил Андрей Анатольевич – холодно, сыро. Умер?

– Нет, не правда, – просипел Лёша и закашлялся.

От накатившей ломоты в спине он выгнулся чуть вверх, вдавил ладони в пол, но неожиданно утонул ими в пыли. Она стелилась здесь повсюду, а ещё въедалась в глаза, в лицо, в шею. Мало того, что Лёшу мучила жажда, так он ещё давился затхлым воздухом и дрожал от холода. Одни только пальцы колотило так сильно, что, зарывшись в пыль, они совсем исчезли из виду. Похоже, он был ещё жив, но переломал себе всё, что только мог, парализован и теперь уже точно не выберется из этого – он улыбнулся, понимая, что даже не представлял, откуда именно не выберется.

Как же глупо и бессмысленно прошла его жизнь: осмысленных планов и целей никогда не имел, ничем не увлекался и не выделялся среди других. Да и если уж честно, не особо этого и хотел. Быть как все, по шаблону, под копирку, казалось удобней, чем снова и снова выбиваться из однообразных себе же подобных людей. Проще, чем снова и снова рваться вверх и каждый раз разочаровываться от очередного провала. Минимум возможностей-невозможностей – минимум боли. Жизнь его как трафарет – кто-то за него второпях нарисовал и раскрасил, а он кое-как прожил. Всё.

– Лежит он, улыбается, – задорно заявил из полутьмы мужской голос. – С ним сейчас расправятся, а он глупо ощеряется. Настоящий Дефект!

– Типичный Неадекват, – фыркнула рядом невидимая Лёше девушка.

– Ну, я и говорю, Дефект, – весело хмыкнул первый. – Вставай парень, нужно уходить, за тобой уже идут.

– Может, для начала Неадекват глаза откроет, – проворчала его спутница.

О сострадании, похоже, эти люди никогда не слышали. Лёшу толчком вдавили в битые кирпичи и тут же подняли. Прострел мгновенно пронзил его поясницу, тут же отдал под рёбра и провалился валуном в живот – Лёша чуть осел, изогнулся в бок и закричал. Но вопль его был вмиг заглушен чужой пятернёй. А вот боль никто не угомонил, и она неуправляемой волной пронеслась сквозь всё тело, а секунду спустя погасла в голове и оставила опустошенность и слабость. Его держали за плечи и зажимали рот, чтобы больше не вопил. Он же вместе с криком рвался выплеснуть наружу ломоту и стыдную немощь – только всё зря. Обессилено выдохнув, он открыл глаза и увидел… Аню.

Накатила тошнота, ноги подкосились, и Лёша повалился вправо. Даже если умрёт здесь, неизвестно где, то хотя бы не в одиночестве. Он не знал этих чужаков, пусть так, но чувство присутствия рядом живых, делало и его живым тоже.

Упасть ему не дали – потянули вверх. Чуть привыкнув к полумраку и оглядевшись, понял, что кроме Ани здесь ещё двое: молодой человек и девушка. Оба в чёрных и слишком уж стильных для окружающей их разрухи костюмах.

Незнакомец, добродушно улыбнувшись, закинул Лёшину руку себе на плечо, поставил его на ноги и всё играл с равновесием – искал опору для обоих. Лёша основы не находил. Постанывая, он клонился к полу.

– Больно же, – разбито выдохнул он. – Можно тише?

– Тише? – возмутилась спутница стиляги. – Тише уже поздно, Неадекват! «Тише» не поможет теперь ни тебе, ни нам. Ты так орал, что перебудил, наверное, всех Пагуб в округе. Или быстро, или никак.

– Почему мне так больно? – с трудом выдавил Лёша.

– Так ведь никто и не говорил, что падать в Запустенье легко, – усмехнулся парень, что помогал Лёше стоять.

Его смазливое лицо не осталось Лёшей незамеченным. Чёрные безупречно уложенные волосы, тёмно-карие глаза, тонкий нос, белоснежная улыбка, совершенное симметричное лицо. Кассовый киноактёр, не иначе. И даже большой лягушачий рот не выбивался из общей образцовости щёголя, делая его толи невероятным душкой, толи, напротив, исключительным проходимцем.

– Первый раз всегда так, – подбадривал он Лёшу, ни на секунду не переставая сиять. – Дальше легче будет. Или не будет. Тут как повезёт.

– Привыкай Дефект, падать в Запустенье и в самом деле непросто, – объяснила Аня и неожиданно толчком вдавила ладонь ему в грудь.

Поток горячего воздуха прогрел его насквозь чуть правее сердца. Он дёрнулся назад и всхлипнул. Но там основательно держали, а увернуться или отклониться не смог от слабости. Нелепо завозившись в руках красавчика, он до безумия желал одного – немедленно попасть в одиночество и в собственное обычное «без боли». Вышло неуклюже.

Мгновенный прострел – жгучий поток прошиб его навылет. И Лёша тут же задышал свободнее, да и перед глазами прояснилось. Тепло тянуло его к живым и возвращало ему его самого. Ещё пара минут, и он уже совсем один стоял у ободранной стены. Пальцы его, содранные в кровь, подрагивали. Кружилась голова, и не мешало бы прилечь, но только не среди этой гадкой пыли. Здесь он уже сегодня належался. Сколько прошло времени, и есть ли вообще время? И где находится это «здесь», есть ли оно на самом деле, или это только в его больном мозге? Что дальше и куда ему теперь? И надо ли хоть куда-то?

Перед ним стояла Аня. Её ладонь жалась к его груди. Она сосредоточенно смотрела ему в глаза и молчала. Может ждала от него чего-то? Вот только чего?

– Почему пришла? – хрипло выдохнул Лёша, когда Аня всё же убрала руку, а вместе с ней и доброе тепло. – Ты сказала, что никто не поможет, и ты не поможешь.

– Ну, сказала и сказала, – отозвалась Аня, осторожно поправляя на запястье ремешки небольшого фонарика. – Обиделась. Разозлилась. Вспылила. Сейчас отпустило. Немного отпустило.

– Девчонки, они народ противоречивый, – пропел парень в стильном чёрном пиджаке.

Он улыбался или так смеялся, Лёша не понимал. Ему самому так не до веселья было.

– Им веры нет. Сказала «нет», а оказалось «да», – не умолкал душка-парнишка. – А когда «да», то это значит…

– Илья, замолчи уже, – недовольно буркнула девушка в коротком чёрном платье, поправив высокий хвост из тёмных волос на затылке. – Ты утомил меня, Илья.

– Прости, малыш, покорно умолкаю, – ощерившись, сумничал Илья. – Так сказать, закрываю форточку.

Но улыбка его мгновенно погасла, сменившись испугом. Ведь чуть глубже в темноте странного «здесь» послышался треск, который мгновенно перешёл в такой оглушительный скрежет, что Лёша рванул назад и сдавил уши, надеясь, так спастись от лязга из темноты, но всё зря – темнота оказалась сильнее, и лязг из неё с каждой секундой только крепчал.

– Илья! – зашипела Аня, щурясь и потирая виски.

Лязг не прекращался, а только разрастался, становился глубоким и надрывистым.

– Ты что творишь, Илья! Ты Настю в активный страх отправил! Зачем? Кто её вытащит, кто поможет? Саши нет с нами! А ты…

– Я не хотел, Аня! – заметался в стороны Илья. – Я отвлёкся. Исправим, Аня. Я сам…

– Илья, – растерялась Настя. – Ты что сделал, Илья?

– Наська, прости, я забыл совсем, – виновато протянул он. И тут же засуетился: – Уходить надо, Дефекты!

Илья схватил Лёшу за плечи, встряхнул его, приводя в чувства, развернул к тусклому свету из соседней комнаты и толкнул вперёд.

– Быстро! Слышишь меня? Уходим!

Уходим и быстро в сознании Лёши, оглушённого скрежетом в незнакомом пространстве, не складывалось в единое целое. Как именно в сумерках возможно «быстро», тем более, когда нужно срочно и без малейшего промедления делать «уходим» Ильи? И главное, куда «уходим», когда вокруг надрывается хрипом, целиком пропитанный едкой пылью, сам непроглядный мрак?

– Нам нужно окно! – спохватилась Аня и завертела головой, непонятно от чего при этом, прикрыв Лёшу собой. – Ищите окно! Настя, не оборачивайся!

Настя и не оборачивалась. Она перебегала взглядом с Ильи на Аню и обратно. Ещё и ещё. Досталось и Лёше, всего один раз. И в горящих безумием глазах Насти, он встретил до боли знакомый безвыходный и непобедимый ужас.

В этот самый миг Настя простонала сквозь сжатые зубы и бросилась к выходу. Она точно знала, что делала и зачем. И Илья знал, и Аня. Только один Лёша не понимал, что происходит и, главное, где. Когда же он крутанулся на месте, чтобы хоть немного осмотреться, то так и замер, не в силах пошевелиться – он в просторной полутёмной комнате с высоким потолком в плешинах плесени и стенами в растрескавшейся штукатурке. Сырой, тяжёлый воздух, может, подвал. Позади дверной проём. Только двери на месте не было. Как не было и тех самых искомых ребятами окон. Освещение отсутствовало. Мрак зала разбавлял только тусклый свет из соседнего помещения.

Тьма Лёшу не беспокоила, нет. Надрывный скрежет в правом углу – вот что сбивало с толку. Казалось, что железные прутья гнутся и скручиваются, но не выдерживают и ломаются, вдавливаясь друг в друга.

Терпеть этот звук, зажмуриваясь и закрываясь руками, не получалось. Больше пары секунд Лёша не выдерживал, и оказывался среди непонятно от чего исходящего скрежета. Он снова и снова пытался объяснить себе происходящее, но не объяснялось. Его рывками тянули за плечи назад, но он не двигался и потерянно смотрел туда, где на глазах широкий поперечный разлом из неоткуда легко разорвал стену. Трещина побежала вверх и вниз, ломая стену на части. Рядом появилась ещё одна, и ещё. Они расширялись, пока не соединились в квадрат, в котором секунду спустя проявилось… Окно.

Старая в щербинах деревянная рама то и дело подрагивала в великоватом ей проёме в стене. Разбитое стекло звенело от порывов ветра с улицы. Подоконник крошился и осыпался на бетонный пол трухлявыми щепками.

Дневной свет, приглушённый хмурым небом, в секунду заполнил помещение. Мгновение, и все звуки исчезли. И форточка, вот что сразу перетянуло внимание оглушенного Лёши. Форточка с перекошенной створкой, с разводами грязи на стекле, висела на одной единственной проржавевшей петле, и скрипела в пугающей тишине комнаты, которая ещё секунду назад была без каких-либо окон вообще.

– Лёша, уходим! – твердила рядом Аня. – Ты слышишь меня, Лёша!

Лёша хорошо её слышал, но не отрывал взгляда от кривой форточки. Что-то было во всей этой конструкции не так – только, что именно, он понять не мог. Конечно, само появление окна посреди стены – это уже «что-то не так», но эта форточка манила к себе.

– Не смотри, Лёша, умоляю, – будто издалека донёсся голос ещё минуту назад такой близкой Ани. – Это чужой страх!

Глава 5. Чужой страх

Чужой страх. Лёша очнулся. Только чей? Сам он уж точно не боялся ничего из увиденного. Он обернулся – Настя с Ильёй суетились у двери. Наверное, прошло ни больше минуты, а ему показалось, что ни меньше получаса. И только Аня стояла рядом.

– Иди ко мне, – внезапно пропел за спиной знакомый приглушённый женский голос. – Иди же ко мне, Алёшенька.

Тот самый леденящий кровь ужас, что частенько в последнее время не давал покоя и отнимал рассудок, в секунду пронзил Лёшу так беспощадно, что горло его, словно оцепенело, и он поперхнулся. Только не это… Не в силах остановить дрожь во всем теле, он как смог, сжал Анину ладонь в своей, словно потерять боялся. Или, что это он потеряется. И в это самое мгновение у выхода раздались причитания Насти:

– Нет, нет! Не надо, ну, пожалуйста!

Оглянувшись, Лёша замер – Илья зажимал напарнице рот и всё тащил её в коридор. Но с Настей было не справиться. Она выворачивалась, брыкалась и кусалась, лупила парня по коленкам, била локтями под дых и при этом рыдала. Взмокший Илья не отпустил Настю, а ещё крепче скрутил. Плач её мгновенно стих, а ещё спустя минуту шаркающей возьми, оба они скрылись из виду во мраке соседней комнаты.

Лёшу передёрнуло, когда Аня, пятясь, потянула и его за собой к двери.

– Не смотри, – шептала она, бегая растерянным взглядом с парня ему за плечо и обратно. – Только не смотри на неё, Лёш.

– Иди ко мне, – протянул навязчивый мягкий голос. – Иди же, мальчик мой.

– Не хочу, – уронил Лёша, так сильно сдавив ладонь девушки, что она вскрикнула. – Аня, я не хочу к ней. Не отдавай меня. Ань, не отдавай.

Мерзкий скрип резанул ухо, и Аня вздрогнула, а Лёша обернулся. В таинственное окно по-прежнему лился свет, а вот форточку неожиданно загородила странная тень. Не приглушая свет, не разбивая стекла, не круша раму, тёмная фигура женщины без лица в считанные секунды проявилась внутри зала.

Лёша задохнулся – на подоконнике напротив него стояла уже знакомая женщина в чёрном платье. Лица её было не разглядеть, как и всегда, и только плотно облегающая ткань вуали чётко повторяла силуэт её тонкого носа и пухлых губ. Но вот она плавно повела рукой и мягко склонила голову на бок. Мысли Лёши, ещё секунду назад бешено нагонявшие друг друга, тут же замедлились, чувства притупились, испуг непонятно куда и когда отступил, а сознание заволокло туманом.

Наверное, нужно сопротивляться. Или не нужно. Он уже не мог ни собраться, ни сосредоточиться. Да и зачем? В голове пусто, внутри прохладно и спокойно. Так легко ему никогда ещё не было, а ведь хотелось именно этого. Он ведь уже и не надеялся избавиться от стресса, нервоза и найти желанное равновесие с самим собой. Вот же оно, только дотянись и коснись…

Женщина без лица, словно читая его мысли, грациозно поманила пальцем, тихо так, расслаблено. И Лёша, сам не понимая почему, шагнул вперед. Ему хотелось этого, он стремился к ней. Шаг, другой. Шикарная женщина совсем близко. Она притягивала его, он хотел к ней. Ближе, ещё ближе. Он хрипло дышал, сердце рвалось наружу, лихорадило, но его это не останавливало. И только когда он случайно облизнул губы, ему вдруг показалось, что на них лёд.

Наледь на губах, изо рта пар, ресницы покрылись инеем и мешали нормально видеть, пальцы подрагивали, быстро обрастая выпуклыми морозными узорами. Лёша рванул назад, лишь в последнюю секунду осознав, что сам идёт в руки смерти, но спастись не сумел. Ведь жгучая боль пронзила его между лопаток так резко, что он только чуть дрогнул, подался вперёд, распахнул испуганные глаза и попытался закричать, но вместо этого на последнем выдохе прохрипел, и в следующую секунду словно промёрз насквозь.

Но это было ещё не всё – внезапно в ту же точку на спине, куда пару секунд назад вгрызлась боль, шибанул жар. И тут Лёша, пусть и корчась, снова вдохнул и без сил упал на колени. Вдавив кулаки в живот и судорожно всхлипывая, он завалился на бок незрячим и глухим. И только когда его голову за подбородок задрали вверх, в расплывающейся перед глазами реальности, различил неясные черты Ани. В её руке светился и источал пар небольшой фонарик. Ещё пара секунд, и слух тоже вернулся.

– Прости, Лёша, так нужно, – успокаивала она парня, примеряясь ладонью с фонариком теперь и к его лбу. – Терпи.

Лёша содрогнулся, ожидая полного испепеления себя ещё живым, но вместо ожогов и волдырей пришло мягкое тепло, которое мгновенно проникло в него через переносицу. Секунда, он и в себя прийти ещё не успел, как храбрая девчонка поставила его на ноги и потащила за собой прочь из комнаты, прочь от странного окна.

– Только не оборачивайся, Лёша! Я прошу тебя, только не смотри! – всё повторяла Аня, прорываясь к выходу. – Не смотри, Лёша! Только не слушай!

Тепло, приятное и спокойное, всё лилось в его пятерню. Он, пошатываясь, спешил за Аней, как мог, но то и дело спотыкался, зарывался носками кроссовок в кучи битых кирпичей и падал, сдирая в кровь колени и руки. Глухо стонал, когда возился на полу, загребая ладонями хлам, когда не мог сам встать и идти дальше. Аня поднимала его – как у неё это получалось, не понимал, – и снова тянула за собой.

И трещины, эти проклятые трещины – их становилось всё больше на стенах. Они не отставали, быстро настигали и угрожали испещрить собой ребят.

Вот и проём без двери – добрались всё же. Лёша упёрся в массивный косяк, но тут же ахнул и отшатнулся в сторону – пальцы мгновенно покрылись коркой льда. Внезапно над ним послышался треск. Секунду спустя посыпались щепки, а сквозь сколы в досках просочились сизые пылевые облака. Остатки косяка на глазах расщепились, балки его рассохлись, перекосились и поползли вниз. Лёша рванул к Ане и вытолкнул её в коридор, а сам уже не успел.

– Нет! – вскрикнула Аня. – Лёша…

Над собой он видел деревянные конструкции и пыль, что рвалась в глаза. Он сгорбился и закрыл голову руками. Сердце рвалось наружу, хрипя в горле: «Беги же, беги, глупец!» Но глупцу не ускользнуть из собственного тела. Наверное, нужно бы закричать или выругаться, как делают другие, когда попадают в… Смешно, ведь он по-прежнему не знал, куда попал. Но он не выдавил из себя ни слова. Только знак вспомнился, что видел на раме – разорванный чёрный круг.

И тут короткая слепота и беззвучье, на мгновение поглотившие его, сменились камнями, что вонзились в ладони, и Лёша закашлялся, но уже минуту спустя раздышался. Он сидел на подоконнике старого деревянного окна в ярко освещённом узком коридоре. Его знобило как в лихорадке. Он сползал и пытался нащупать пол ватными ногами. Трещин ни на облупившихся стенах, ни на линялом потолке здесь не нашлось. Напротив него застыли Илья и Настя. Девушка больше не рыдала. Дрожащей рукой она указывала на Лёшу и всё повторяла:

– Переход. Илья, этот парень – Переход.

– Прыгайте, Илья! – возглас Ани за спинами ребят привёл их в чувства.

Оказалось, что к ним по коридору от той двери, которая только что рухнула на Лёшу, мчалась именно Аня.

Или не рухнула. Или не на него.

Доски косяка, взвалившись друг на друга, перекрыли вход в комнату с форточкой и обрушили часть стены, оголив искрящие электрические провода. Только Лёша был не под грудой обломков, а стоял в дальнем конце коридора. Он бегло осмотрел себя, ощупал голову, лоб, шею ‒ крови нет, всё в порядке. Только в пыли весь, наглотался её, надышался, в опилках, щепках. Живой – он уткнулся носом в ладони, часто дышал в них, тепло своё чувствовал и не верил, что всё правда. Кричать хотел от безумия, что творилось вокруг, а сам молчал.

– Илья, прыгайте, – просила Аня. – Прыгайте!

Она неслась, что было силы, а сеть трещин быстро расползалась за ней по ободранным стенам, плинтусам, карнизам.

– А как же вы, Ань? – засомневался Илья, уже подсадив дрожащую Настю на подоконник. Потом всё же и сам запрыгнул, встал рядом с девушкой, приобнял её. – Не успеете!

– Прыгайте уже, Илья, – стояла на своём Аня. – Мы следом.

Илья положил руку Насти на тот разорванный круг, что Лёша уже не раз видел, сверху свою, и с силой вдавил обе в раму – они вместе шагнули в никуда.

– Наша очередь! – запыхалась Аня, вскочила на подоконник и указала на место рядом с собой. – Давай же!

– Нет, – отказался Лёша, отступая на шаг. – Я не хочу умирать, Ань…

– Лёша, – просила она, сверля его уставшим взглядом. – Прыгай, Лёша! Я прошу тебя. Я без тебя не уйду.

За спиной раздался скрежет, и Лёша, ссутулившись, оглянулся. Оказалось, это косяк двери, заваливший выход из той странной комнаты в сердце коридора, неожиданно рассыпался в прах. С потолка полетели увесистые куски штукатурки. Бетонный пол вмиг постарел, обнажил гнилые доски и чёрную бездну под ними.

– Иди ко мне, Алёшенька, – вновь позвал бесчувственный голос. – Иди же.

Последние слова женщины без лица внезапно пропали среди треска, и правая нога Лёши провалилась в разлом в полу. Ухватившись за край подоконника, он рванул вверх. Тащил и тащил себя, скребя пальцами по доскам, забивая под ногти занозы, и выл от личного безумия. Только усилия его были бесполезны – соскальзывая, он всё глубже уходил в бездну. Ну, теперь точно всё, и на этот раз ему точно не спастись. И вот он страшно погибает, и не думая просить о спасении. Да что же с ним нет так? Всё не так! Весь он и есть одно огромное одержимое тревогами «не так»! Вспыхнул злостью к самому себе слабому и закричал:

– Помоги мне, Аня, пожалуйста! Не бросай меня здесь! Не бросай меня одного!

Аня и не бросала. Она изо всех сил потащила его на себя за одежду, стоя на самом краю козырька уже почти на улице.

Нет, Лёша не сдался на этот раз. Он всё дергал застрявшую в досках ногу, ещё и ещё. А когда всё же высвободился, вскочил на подоконник и уцепился за край рамы – потерял равновесие, пошатнулся и, размахивая другой рукой, случайно вытолкнул Аню наружу.

Её испуганные глаза – это последнее, что видел он, прежде чем без раздумий бросился вперёд, растерял остатки страха и забыл об осторожности, но всё же перехватил девушку за талию и втянул обратно. Вот только поехали вперёд подошвы его кроссовок, ударился он спиной об откос, а потом вместе с Аней соскользнули они вниз.

Новая короткая слепота принесла с собой жёсткий удар спиной о пол, а боль в пораненном плече так сильно отстрелила под лопатку, что Лёша чуть изогнулся вверх на протяжном стоне, и только потом открыл глаза. Свет вмиг ослепил. Но уже минуту спустя зрение вернулось, и Лёша увидел, что рядом замерла Аня. Она поджала ноги к груди и тихо всхлипывала. Он по-прежнему держал её за талию, а сам корчился от прострела в пояснице, плече и шее. Вот он всё же собрался с силами, перекатился на бок, крепче обнял её и притянул к себе. Аня прижалась к нему в ответ, уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась.

– Говорил же я тебе, не зарекайся, Алёшенька, а ты не поверил, – раздался над ним знакомый голос, а секунду спустя появился и его обладатель.

Первая мысль после увиденного поразила Лёшу настолько, что он внутренне похолодел – это же он сам, только старше, нет, старее. Он тут же зажмурился, прячась в темноте от нового витка помешательства. Потом пригляделся внимательнее и, словно ото сна очнулся – нет, это не он, это хуже, чем худшее. Над ним нависал самый что ни на есть истинный подвал жизни – тот самый Андрей Анатольевич.

Вот он за плечи уткнул Лёшу в пол и пощёлкал перед его глазами пальцами:

– Живой, Алёшенька?

Лёша замер, увидев обычного оборванца-дворника в комнате со светлыми стенами, навесным потолком и тёплым полом. Да, похоже, Лёша всё же сошёл с ума, а это – психушка. Хотя, какая теперь разница.

Не отрывая взгляда от Андрея, Лёша тихо рассмеялся. И тут же громче, и громче, ещё громче и раскатистей, пока смех его не перешёл в истерический хохот. Он уже не мог остановиться. Хотел, но не мог.

– Живой, – улыбнувшись уголками губ, выдохнул Андрей. – Главное, что живой.

– Я же говорил – Дефект! – довольно хмыкнул Илья, появившись из неоткуда таким же неотразимым денди, каким запомнился и до выхода в окно.

Он присел рядом с Лёшей и протянул руку, чтобы помочь встать, тот ухватился и поднялся.

– Дефекты они такие, – продолжил Илья. – Им веры нет. То вопят от испуга, то закатываются от смеха как сумасшедшие.

– Неадекват, – послышался рядом сиплый голос Насти. – Вставай, Неадекват. Ты дома.