Читать книгу: «Все произведения школьной программы в кратком изложении. 10 класс», страница 6

И несмотря на предчувствие («Сирени отошли… И – любовь тоже… любовь?»), на тревогу («Что ж будет завтра?»), Обломов счастлив: «Боже мой! Как хорошо жить на свете!»

Глава 11. «Лето в самом разгаре; июль проходит; погода отличная. С Ольгой Обломов почти не расстаётся. В ясный день он в парке, в жаркий полдень теряется с ней в роще, между сосен, сидит у её ног, читает ей… И у них царствует жаркое лето: набегают иногда облака и проходят… Взгляд Ольги на жизнь, на любовь… сделался ещё яснее, определеннее». Но иногда её что-то беспокоило, Обломов не понимал её состояния. Однажды во время прогулки, «когда они почти ощупью пробирались в узкой аллее, между двух черных, непроницаемых стен леса, она произнесла: «Мне страшно!.. Мне страшно и тебя!.. Но как-то хорошо страшно! Сердце замирает. Дай руку, попробуй, как оно бьется…». «Никого нет… – говорил он; но и у него мурашки поползли по спине». Он понял состояние Ольги. Неясные чувства вины и стыда после этого эпизода они переживают оба. И почти сразу за этой сценой автор напоминает: «Лето подвигалось, уходило». Романтическая любовь требовала дальнейших шагов: «Обломов сознавал, что… есть законный исход: протянуть Ольге руку с кольцом…». Он начинал думать о том, что ему «стыдно было …точно мальчику, искать свиданий», Ольга должна узнать, «какие строгие обязанности налагает любовь; сегодня будет последнее свидание наедине…».

Глава 12. Но увидев Ольгу, он забыл о своём намерении: «Я хотел только сказать, – начал он медленно, – что я так люблю тебя, так люблю, что если б… Что, если б ты полюбила теперь другого и он был бы способнее сделать тебя счастливой, я бы… молча проглотил свое горе и уступил ему место».

«– Зачем? – с удивлением спросила она. – Я не понимаю этого. Я не уступила бы тебя никому; я не хочу, чтоб ты был счастлив с другой. Это что-то мудрено, я не понимаю».

И всё-таки он произносит то, о чём хотел сказать: предостерегает Ольгу от проявления «страсти», потому что «… тогда под ногами открывается бездна». Он вспомнил, как на них смотрела Сонечка: «Он почти забыл про Ольгу; перед ним толпились: Сонечка с мужем, гости; слышались их толки, смех». Ольга «с задумчивым унынием» произнесла: «… мы зашли далеко, а выхода нет: надо скорей расстаться и замести след прошлого. Прощай!.. и, склонив голову, пошла было по дорожке». Он закрыл глаза и подумал, что она ушла. Но Ольга не ушла, и он, встав перед ней на колени, сказав: «… будь моей женой!»

Но Илье Ильичу кажется, что она слишком спокойна, ему хочется слёз, страсти. И опять возникают сомнения: «Любит она или только выходит замуж?»

Ольга отвергает «путь жертвы»: «Я не пойду никогда этим путём… Оттого, что на нём… всегда… расстаются, – сказала она, – а я… расстаться с тобой!.. Никогда!»

3 ЧАСТЬ

Глава 1. Вернувшись домой, Обломов не сразу понял, зачем пожаловал Тарантьев. Он потребовал у Ильи Ильича восемьсот рублей по контракту, который тот подписал за найм квартиры на Выборгской стороне. Обломов сообщает Тарантьеву, что едет за границу, поэтому квартира ему не нужна. А когда визитёр начинает ругать Штольца, Обломов, стукнув по столу кулаком, приказывает ему молчать: «Тарантьев выпучил глаза на эту никогда не бывалую выходку…».

Глава 2. Обломов всё глубже задумывается о том, что «светлый, безоблачный праздник любви отошел, что любовь в самом деле становилась долгом, что она мешалась со всею жизнью, входила в состав её обычных отправлений и начинала линять, терять радужные краски».

Вместе с тем его переполняют чувства, он готов кричать на весь мир о своём счастье. Он говорит Ольге, что нужно объявить тётке о том, что они женятся, но Ольга не торопится («Ещё не пора!») и объясняет свой план: надо идти в «палату», потом ехать в Обломовку, здесь тоже нужно искать квартиру. В городе Обломов заехал к приятелю, т. к. не знал, где находится «палата». Тот позвал своего приятеля, потом был завтрак, а потом было поздно ехать в «палату». И Обломов поехал на Выборгскую сторону, куда были перевезены его вещи.

«Вдруг сзади его скрипнула дверь, и в комнату вошла… женщина…

Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щёки. Бровей у неё почти совсем не было, а были на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы, с редкими светлыми волосами. Глаза серовато-простодушные, как и всё выражение лица; руки белые, но жёсткие, с выступившими наружу крупными узлами синих жил.

Платье сидело на ней в обтяжку: видно, что она не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объём бёдер и уменьшить талию… Платье её, в отношении к нарядной шали и парадному чепцу, казалось старо и поношено… Она вошла робко и остановилась, глядя застенчиво на Обломова».

Илья Ильич сообщил, что ему нужна другая квартира, но хозяйка сама ничего решить не могла и говорила, что делами «заведовают братец». А вот когда заговорили о хозяйстве, «лицо её принимало дельное и заботливое выражение; даже тупость пропадала». Обломов обещал заехать «на днях», чтобы поговорить с братцем. Других квартир в городе он посмотреть не успел.

Глава 3. Наступил конец августа, дачники уезжали в город. «Он велел Захару и Анисье ехать на Выборгскую сторону, где решился оставаться до приискания новой квартиры, а сам уехал в город, отобедал наскоро в трактире и вечер просидел у Ольги». Она ждёт от Обломова решительных шагов, но пока они не сделаны, нельзя говорить с тёткой и «видеться надо реже».

«Он молча поцеловал у ней руку и простился с ней до воскресенья. Она уныло проводила его глазами, потом села за фортепьяно и вся погрузилась в звуки. Сердце у ней о чём-то плакало, плакали и звуки. Хотела петь – не поется!»

Постепенно Обломов привыкает к новой жизни у Агафьи Матвеевны: хозяйка пекла пироги («не хуже обломовских»), сама варила кофе. Но по-прежнему вставал перед Обломовым финансовый вопрос. После разговора с «братцем» Иваном Матвеевичем оказалось, что по контракту Илья Ильич должен «тысячу триста пятьдесят четыре рубля двадцать восемь копеек ассигнациями», а денег у него не было.

Глава 4. Обломов пытается найти квартиру, чтобы быть поближе к Ольге, но все они очень дороги. У него же было «всего триста рублей». На приглашение в театр («у нас ложа» – сообщает Ольга), Обломов отвечает «улыбкой согласия», а сам думает: «Вечером, по грязи, этакую даль!»

При этом он привыкает к своей новой жизни, потому что она напоминает ему Обломовку: «Илья Ильич встанет утром часов в девять… примется за кофе. Кофе всё такой же славный, сливки густые, булки сдобные, рассыпчатые. Потом он примется за сигару и слушает внимательно, как тяжело кудахтает наседка, как пищат цыплята, как трещат канарейки и чижи… Потом сядет дочитывать начатые на даче книги, иногда приляжет небрежно с книгой на диван и читает. Тишина идеальная… Иногда придёт к нему Маша, хозяйская девочка, от маменьки, сказать, что грузди или рыжики продают: не велит ли он взять кадочку для себя, или зазовет он к себе Ваню, её сына, спрашивает, что он выучил, заставит прочесть или написать и посмотрит, хорошо ли он пишет и читает».

«Дело подходило к зиме», свидания с Ольгой становились всё реже, а писем из деревни не было. Однажды Захар спросил о предстоящей свадьбе Обломова и Ольги, и Илья Ильич вдруг испугался: «Люди знают!.. По лакейским, по кухням, толки идут! Вот до чего дошло! … Он стал разбирать поэтический миг, который вдруг потерял краски, как только заговорил о нём Захар…». Анисья успокоила его тем, что она первый раз слышит о свадьбе и что к Ольге сватался барон. А когда увидела, как расстроился Обломов, сообщила, что у Ольги нет денег: «даже заложили серебро…». Так что их ситуация похожа, скорее, на похороны…

«С этой минуты мечты и спокойствие покинули Обломова. Он плохо спал, мало ел, рассеянно и угрюмо глядел на всё… «Поблекло, отошло!» – раздалось внутри его…».

Глава 5. Обломов не решается ехать к Ильинским, переносит своё свидание с Ольгой. Но неожиданно получает от неё письмо с приглашением: «…завтра непременно жду вас в три часа в Летнем саду».

Боясь толков и пересудов, он убеждает Ольгу не встречаться с ним вне дома: «Ты обманываешь тетку, тайком уходишь из дома, видишься наедине с мужчиной… Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…». Но когда Ольга предлагает объявить тётке о помолвке, он не соглашается: «Дождёмся только письма из деревни…».

Глава 6. «Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях…». «Волнение Ильи Ильича немного успокоилось» после того, как «хозяйка» предложила закусить… Подали ватрушки и рюмку смородиновой водки». После обеда… появилась Агафья Матвеевна с двумя пирамидами чулок в обеих руках: «Какие же вы добрые! – говорил Обломов, подходя к ней и взяв её шутливо слегка за локти… Вы чудо, а не хозяйка! – говорил он, останавливая глаза на её горле и на груди».

Ольга опять прислала письмо, но он, ответил, что простудился в Летнем саду и не поехал к ней. А в воскресенье «был с визитом у хозяйки, пил кофе, ел горячий пирог и к обеду посылал Захара на ту сторону за мороженым и конфетами для детей». Между тем на Неве развели мосты, и он подумал, что надо ехать к Ольге, но «со вздохом медленно опять улёгся на своем месте».

«Так проходили дни. Илья Ильич скучал, читал, ходил по улице, а дома заглядывал в дверь к хозяйке, чтоб от скуки перемолвить слова два… на Неву настлали мостки…». Ольга прислала записку, он писал в ответ, «что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается ещё выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья ещё несколько дней видеть ненаглядную Ольгу»».

Глава 7. Обломов «всё на той же точке невозможности двинуться вперед».

«Но лишь только он затрепещет от любви, тотчас же, как камень, сваливается на него тяжёлая мысль: как быть, что делать, как приступить к вопросу о свадьбе, где взять денег, чем потом жить?.. «Подожду ещё; авось письмо придёт завтра или послезавтра».

Настало и воскресенье. В ожидании Обломова Ольга «надела белое платье, скрыла под кружевами подаренный им браслет, причесалась, как он любит; накануне велела настроить фортепьяно и утром попробовала спеть Casta diva. И голос так звучен, как не был с дачи. Потом стала ждать». Но Обломов не пришёл. А вскоре раскрылся и его обман. Она наносит ему визит, во время которого он предстаёт перед ней провинившимся школьником: «Я все объясню тебе, Ольга, – оправдывался он, – важная причина заставала меня не быть две недели… я боялся… Толков, сплетней…».

Ольга говорит, что перестаёт понимать его: «Ты боишься, дрожишь, как мальчик… Не понимаю! Разве ты крадёшь меня?.. у меня гаснут ум и надежда…».

Она видит, что Обломов ничего не читал, что он спал после обеда и напоминает, что его цель – это она, но он идёт к ней слишком робко: «…ты должен стать выше меня. Я жду этого от тебя!»

Приезд Ольги на какое-то время возрождает Илью Ильича к жизни: «…беспокойство его прошло, голова и спина у него выпрямились, вдохновенное сияние воротилось на лицо, и глаза были влажны от счастья, от умиления… И опять, как прежде, ему захотелось вдруг всюду, куда-нибудь далеко: и туда, к Штольцу, с Ольгой, и в деревню, на поля, в рощи, хотелось уединиться в своём кабинете и погрузиться в труд, и самому ехать на Рыбинскую пристань, и дорогу проводить и прочесть только что вышедшую новую книгу, о которой все говорят, и в оперу – сегодня…».

Он называет её «ангелом», спустившимся в «болото». «Сухо» благодарит Агафью Матвеевну за заботу и всю ночь читает присланные Ольгой книги.

Глава 8. После встречи с Ольгой он находит письмо от соседа, своего поверенного в делах с отказом от выполнения поручений Обломова, и у него опускаются руки: «…Он очутился будто в лесу, ночью, когда в каждом кусте и дереве чудится разбойник, мертвец, зверь».

Что это значило для Обломова? «О свадьбе ближе года и думать нельзя, – боязливо сказал он: – да, да, через год, не прежде! Ему ещё надо дописать свой план, надо порешить с архитектором, потом… потом…».

«Ещё на год отодвинулось счастье! Обломов застонал болезненно и повалился было на постель, но вдруг опомнился и встал. А что говорила Ольга? Как взывала к нему, как к мужчине, доверилась его силам? Она ждёт, как он пойдет вперёд и дойдёт до той высоты, где протянет ей руку и поведёт за собой, покажет её путь! Да, да! Но с чего начать?» И он решает просить совета у «братца» Агафьи Матвеевны.

Главы 9–10. «Братец» даёт совет ехать в деревню, послужить в уездном суде, узнать хозяйство… Но Обломов – «барин!» и «делать ничего не умеет!» Тогда для решения дел Иван Матвеевич предлагает своего сослуживца Исая Фомича Затёртого – «делового и знающего человека».

Вечером Тарантьев и Иван Матвеевич обсуждают выгодное для них дело, называя Обломова «олухом».

Глава 11. «Четыре месяца! Ещё четыре месяца принуждений, свиданий тайком, подозрительных лиц, улыбок! – думал Обломов, поднимаясь на лестницу к Ильинским. – Боже мой! когда это кончится? А Ольга будет торопить: сегодня, завтра. Она так настойчива, непреклонна! Её трудно убедить…».

Он показал ей письмо, рассказал о том, как устроятся дела в имении: «в какой-нибудь год… тогда нет больше разлуки, мы скажем всё тетке, и… и…».

«Он взглянул на Ольгу: она без чувств. Голова у ней склонилась на сторону, из-за посиневших губ видны были зубы. Он не заметил, в избытке радости и мечтанья, что при словах: «когда устроятся дела, поверенный распорядится», Ольга побледнела и не слыхала заключения его фразы».

За те полтора часа, что Ольга отсутствовала в комнате, он многое передумал: решил, что сам поедет с поверенным в деревню, обручится с Ольгой, возьмёт деньги в долг и отыщет квартиру… Но когда он увидел Ольгу, то «вдруг упал духом». В её глазах он прочёл решение: «… я наказана, я слишком понадеялась на свои силы – вот в чём я ошиблась… я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь ещё жить для меня, – а ты уж давно умер. Я не предвидела этой ошибки, а всё ждала, надеялась… и вот!.. – с трудом, со вздохом досказала она… Помни, Илья, мы не дети и не шутим: дело идёт о целой жизни! Спроси же строго у своей совести и скажи – я поверю тебе, я тебя знаю: станет и тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно? Ты меня знаешь, следовательно, понимаешь, что я хочу сказать. Если ты скажешь смело и обдуманно да, я беру назад своё решение: вот моя рука, и пойдём, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!»

«Обломов молчал и в ужасе слушал её слёзы»: «Ольга, – наконец сказал он, – за что ты терзаешь себя? Ты меня любишь, ты не перенесёшь разлуки! Возьми меня, как я есть, люби во мне, что есть хорошего». Она отрицательно покачала головой…».

«… Я любила будущего Обломова! Ты кроток, честен, Илья; ты нежен… голубь; ты прячешь голову под крыло – и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего – не знаю!..». Через мгновение она опомнилась. Но вернуть прежнее было уже нельзя: «…Не тревожься, что сказала правду: я стою…».

На вопрос Ольги: «Кто проклял тебя, Илья?.. Что сгубило тебя?..», он прошептал: «Обломовщина» и вышел.

Глава 12. «Бог знает, где он бродил, что делал целый день, но домой вернулся поздно ночью… Всё погрузилось в сон и мрак около него… Сердце было убито…».

«Снег валил хлопьями и густо устилал землю. «Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Всё засыпал! – шепнул потом отчаянно, лег в постель и заснул свинцовым, безотрадным сном… У него была горячка».

4 ЧАСТЬ

Глава 1. Прошёл год. На Выборгской стороне шла прежняя жизнь. Затёртый сообщал, что собрать с мужиков оброк невозможно. Нужда ехать в деревню отпала. «… мало-помалу место живого горя заступило немое равнодушие. Илья Ильич по целым часам смотрел, как падал снег и наносил сугробы на дворе и на улице, как покрыл дрова, курятники, конуру, садик, гряды огорода, как из столбов забора образовались пирамиды, как все умерло и окуталось в саван».

Агафья Матвеевна взяла на себя заботы об Илье Ильиче («расширилась её арена»), и «он мало-помалу входил в прежнюю нормальную свою жизнь».

Летом ожидались два больших праздника: именины братца и именины Обломова, к ним начались приготовления. «Хозяйственная часть в доме Пшеницыной процветала».

В жизни Агафьи Матвеевны произошли большие перемены: «осыпанье гор… стало заметно только по обильным, неожиданным и бесконечным последствиям».

Во время болезни Ильи Ильича она приходила в ярость, когда шумели дети, она молилась за его здоровье, похудела, раньше она никогда не задумывалась, «а тут вдруг… точно заснёт и не двигается». «Но только Обломов ожил», и «она опять пополнела».

«Всё её хозяйство … получило новый, живой смысл: покой и удобство Ильи Ильича. Прежде она видела в этом обязанность, теперь это стало её наслаждением. Она стала жить по-своему полно и разнообразно.

Но она не знала, что с ней делается, никогда не спрашивала себя, а перешла под это сладостное иго безусловно, без сопротивлений и увлечений, без трепета, без страсти, без смутных предчувствий, томлений, без игры и музыки нерв… Она полюбила Обломова просто, как будто простудилась и схватила неизлечимую лихорадку».

Ильи Ильич стал для неё «божеством», существом другого мира. «Он барин, он сияет, блещет!»

«Его отношения к ней были гораздо проще: для него в Агафье Матвеевне … воплощался идеал того необозримого, как океан, и ненарушимого покоя жизни, картина которого неизгладимо легла на его душу в детстве, под отеческой кровлей… о любви и в ум ему не приходило… Он сближался с Агафьей Матвеевной – как будто подвигался к огню, от которого становится всё теплее и теплее, но которого любить нельзя».

«… и однажды подвинулся очень близко, почти до пожара, по крайней мере до вспышки… Он глядел на неё с легким волнением, но глаза не блистали у него, не наполнялись слезами, не рвался дух на высоту, на подвиги. Ему только хотелось сесть на диван и не спускать глаз с её локтей».

Глава 2. В Ильин день неожиданно приехал Штольц. Начался долгий разговор: о делах, об Ольге. Штольц признался, что знает всё – «даже и о ветке сирени», спросил, не «жжёт ли (друга) раскаяние».

Обломов просит не мучить его и спрашивает, что с ней теперь («Теперь в Швейцарии. К осени она с тёткой поедет к себе в деревню…»). Обломов жалуется на своё здоровье (одышка, ячмени, ноги стали отекать). Штольц просит его переменить образ жизни, бросить «эту глушь» («здесь та же Обломовка, только гаже»), передаёт желание Ольги «не погребать себя заживо».

Когда Обломов «стал хвастаться», как он устроил свои дела, Штольц только руками всплеснул: «Ты ограблен кругом!». Потом насильно увёз его к себе, заставил подписать доверенность на своё имя, чтобы взять Обломовку в аренду. Он обещает поправить дела Обломова, опять зовёт его в деревню. На это Илья Ильич только вздыхает: «Лёг бы и заснул… навсегда». На это Штольц напоминает, что «человек создан сам устраивать себя и даже менять свою природ», что когда понадобилось (имелось в виду письмо Ольге), то у Обломова «явились и мысли и язык». Но «уменье» это затерялось в Обломовке: «Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить».

Перед прощанием Штольц обещает не огорчать Ольгу, сказать ей, что Обломов «живёт её памятью и ищет строгой и серьёзной цели».

Глава 3. Тарантьев и Иван Матвеевич обсудили приезд Штольца и то, что стало его результатом: Штольц уничтожил старую доверенность на Обломовку. Они боятся Штольца, но вновь придумывают план, как обобрать Обломова, обвинив его в том, что он завёл в доме «бесчестье». После сговора мошенники выпили «за здоровье олухов».

Глава 4. Штольц не рассказал Обломову о своей встрече с Ольгой в Париже, о замеченных в ней переменах и о своём сближении с ней. Но «ещё в Париже решил, что отныне без Ольги ему жить нельзя. Решив этот вопрос, он начал решать и вопрос о том, может ли жить без него Ольга». Он знал, что для неё он авторитет, «но был ли это авторитет любви – вот вопрос?»

Свои вопросы были и у Ольги: «Если она любит Штольца, что же такое была та любовь? – кокетство, ветреность или хуже? Её бросало в жар и краску стыда при этой мысли. Такого обвинения она не взведет на себя. Если же то была первая, чистая любовь, что такое её отношения к Штольцу?.. Она решила, что он ей только друг. Эти размышления не давали покоя: «Боже, в каком я омуте!»

Штольц признаётся, что любит её. Ольга не знает, любит ли она… Собравшись с духом, она открылась Штольцу, рассказав о том, что любила Обломова.

«Началась исповедь Ольги, длинная, подробная… Она рассказала о прогулках, о парке, о своих надеждах, о просветлении и падении Обломова, о ветке сирени, даже о поцелуе… по мере того как она говорила, голос её становился явственнее и свободнее… Кончила она покойно, как будто пересказывала чужую историю.

Перед ней самой снималась завеса… На многом у ней открывались глаза, и она смело бы взглянула на своего собеседника, если б не было темно».

С этого момента началось их возрождение. Штольц предлагает выйти за него замуж: «Вы взяли урок: теперь настала пора пользоваться им. Начинается жизнь: отдайте мне ваше будущее и не думайте ни о чем – я ручаюсь за всё».

Предчувствие о будущей жизни даны писателем в «сне счастья» – в её грёзе. Ей «снилось простое неукрашенное счастье». Не было страсти, гордости, была только тихая радость: «Греза счастья распростерла широкие крылья и плыла медленно, как облако в небе, над её головой…».

Глава 5. «Боже мой! Как всё мрачно, скучно смотрело в квартире Обломова года полтора спустя после именин, когда нечаянно приехал к нему обедать Штольц. И сам Илья Ильич обрюзг, скука въелась в его глаза и выглядывала оттуда, как немочь какая-нибудь… Халат на Обломове истаскался, и как ни заботливо зашивались дыры на нем, но он расползается везде и по швам: давно бы надо новый…». Изменилась и Агафья Матвеевна: «Одета она в старое ситцевое платье; руки у ней не то загорели, не то загрубели от работы, от огня или от воды, или от того и от другого… В лице у ней лежит глубокое уныние».

Причиной такого положения стало «заёмное письмо» на десять тысяч, подписанное на имя «братца». Так что все деньги за имение Обломов отдаёт ему. Агафье Матвеевне ничего не оставалось, как заложить «свой жемчуг, полученный в приданое… потом пошло серебро, потом салоп…». «Но она любила эту жизнь: несмотря на всю горечь своих слез и забот, она не променяла бы ее на прежнее, тихое теченье, когда она не знала Обломова…».

Штольц появился неожиданно. Обломов испугался и успел передать приказание: «Скажите, что я уехал!» Но Штольц сказал, что придёт через два часа и будет обедать. И это вызвало переполох, так как денег не было.

Глава 6. Штольц сразу заметил перемены в Илье Ильиче: «обрюзг, бледен». Посмотрел на постель, занавески и заподозрил хозяйку квартиры в том, что она «грабит» его друга. Он пытается поговорить с Агафьей Матвеевной, и вдруг понимает, что произошло: «взгляд пренебрежения, почти презрения, который он кидал на неё, говоря с ней, невольно сменился взглядом любопытства, даже участия». Теперь ему понятно, почему Обломов так расхваливал эту женщину.

Штольц рассказывает об Ольге, сообщает, что она замужем и счастлива. Обломов радуется счастью друзей: «Милый Андрей! – произнес Обломов, обнимая его. – Милая Ольга… Сергевна!.. Вас благословил сам бог! Боже мой! как я счастлив!» На приглашение приехать в деревню «гостить» отвечает отказом. Он благодарит друга за причинённые хлопоты, а Штольц сообщает о переменах в Обломовке: «Мост построен, дом прошлым летом возведён под крышу… Хозяйничает новый управляющий…».

Глава 7. На следующий день Штольц уладил дела Обломова с «заёмным письмом». Повторив приглашение ехать с ним, заговорил об отношениях друга с «хозяйкой», предупредив: «Смотри, Илья, не упади в яму. Простая баба; грязный быт, удушливая сфера тупоумия, грубость – фи!..»

Вечером происходит разговор с Тарантьевым, который требует у Обломова отдать «братцу» половину своего состояния, потом оскорбляет Штольца и Ольгу. И в этот момент «в комнате раздалась громкая оплеуха»: «Вон, мерзавец! – закричал Обломов, бледный, трясясь от ярости. – Сию минуту, чтоб нога твоя здесь не была, или я убью тебя, как собаку!»

Глава 8 начинается описанием «тихого уголка» на южном берегу Крыма, где поселились Штольц и Ольга: «…веяло теплой жизнью, чем-то раздражающим ум и эстетическое чувство: везде присутствовала или недремлющая мысль, или сияла красота человеческого дела, как кругом сияла вечная красота природы». Штольц занимался делами, Ольга приводила расстроенное после родов здоровье. В их личной жизни была «гармония и тишина»: «Снаружи и у них делалось все, как у других. Вставали они … рано; любили долго сидеть за чаем, иногда даже будто лениво молчали, потом расходились по своим углам или работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой… как все, как мечтал и Обломов… Только не было дремоты, уныния у них, без скуки и без апатии проводили они дни; не было вялого взгляда, слова; разговор не кончался у них, бывал часто жарок». Ольга интересовалась делами мужа, занималась детьми («несла обязанности матери-няньки»), читала и всё-таки иногда её посещала грусть. Она не могла объяснить почему: «всё тянет меня куда-то ещё; я делаюсь ничем недовольна…».

Беседуя с женой, Штольц помогал ей понять себя: «Это грусть души, вопрошающей жизнь о её тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так – это не глупости…».

Он предостерегает Ольгу: «До сих пор ты ещё познавала жизнь, а придётся испытывать её… Вот погоди, когда разыграется она, настанут горе и труд… а они настанут – тогда… не до этих вопросов… Береги силы!.. В словах его звучала грусть, как будто он уже видел вдали и «горе и труд».

Эти испытания жизнью вынесены за пределы романа, но о том, как они будут преодолеваться героями, сказано словами Штольца: «Мы не Титаны с тобой… мы не пойдем, с Манфредами и Фаустами, на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживём трудную минуту, и опять потом улыбнётся жизнь, счастье…».

«Штольц был глубоко счастлив своей наполненной… жизнью», но иногда вспоминал об ошибке, которую могла совершить Ольга: «Бедная Ольга!» Однажды, вспоминая прошлое, он произнёс: «Бедный Илья!» Они заговорили о том, что с Обломовым нужно действовать решительно, что он дорог им обоим, потому что «в нём дороже всякого ума: честное, верное сердце! Это его природное золото; он невредимо пронёс его сквозь жизнь… Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе!» Ольга берёт слово, что Штольц не оставит и не бросит друга.

Глава 9. «Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной… Всё тихо в доме Пшеницыной… Всё дышало таким обилием и полнотой хозяйства, какой не бывало и прежде…

Он (Обломов) целые дни, лёжа у себя на диване, любовался, как обнаженные локти её двигались взад и вперед, вслед за иглой и ниткой. Он не раз дремал под шипенье продеваемой и треск откушенной нитки, как бывало в Обломовке… Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой… только менялись обычные фазисы дня и ночи и времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущающих со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало».

Обломов достиг того идеала жизни, о котором мечтал: «…жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия… он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками». Неожиданно всё изменилось: у Обломова случился удар. Его привели в чувство, он слегка поменял образ жизни – «совершал утром и вечером… двухчасовое хождение», ел только то, что было «безвредно» для здоровья. Но после обеда «никто и ничто не могло отклонить Обломова от лежанья». Во время разговора он мог погрузиться в задумчивость: он смотрит в лицо Агафьи Матвеевны, но «видится ему большая тёмная, освещённая сальной свечкой гостиная в родительском доме, сидящая за круглым столом покойная мать и её гости: они шьют молча; отец ходит молча. Настоящее и прошлое слились и перемешались…».

В таком состоянии застал его Штольц. И опять повторяется просьба ехать в деревню, только теперь Обломов просит говорить об этом тише (хозяйка услышит). Он признаётся, что она – его жена, а мальчик трёх лет – его сын. Изменить что-либо уже нельзя: Обломов признаётся, что «прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать – будет смерть». Его последняя просьба: не забыть Андрея – мальчика, который назван в память о Штольце.

На вопрос Ольги: «Что там?», Штольц ответил: «Обломовщина!» и до самого дома хранил молчание.

Глава 10. «Прошло пять лет… Что же стало с Обломовым? Где он? Где? – На ближайшем кладбище под скромной урной покоится тело его, между кустов, в затишье. Ветви сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой да безмятежно пахнет полынь. Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его».

«Илья Ильич скончался, по-видимому, без боли, без мучений, как будто остановились часы, которые забыли завести… Три года вдовеет Агафья Матвеевна…». Её дети выросли, «Андрюшу выпросили на воспитание Штольц и жена и считают его членом своего семейства. Агафья Матвеевна никогда не равняла и не смешивала участи Андрюши с судьбою первых детей своих, хотя в сердце своем, может быть бессознательно, и давала им всем равное место… Она никогда никому не жаловалась и, кажется, чем более отодвигалась от минуты разлуки, тем больше уходила в себя, в свою печаль, и замыкалась от всех…».

«…теперь уж она знала, зачем она жила и что жила не напрасно».

Глава 11. «Однажды, около полудня, шли по деревянным тротуарам на Выборгской стороне два господина… Один из них был Штольц, другой – его приятель, литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами». У церкви Штольц увидел Захара, который после смерти Анисьи вынужден был уйти из дома, в котором теперь хозяйничал «братец». Штольц приглашает Захара посмотреть на Андрюшу, обещает дать «угол», накормить, одеть. Но ехать в деревню Захар отказывается: он, как и Агафья Матвеевна, часто ходит на «могилку барина».

– А что это за Илья Ильич, которого он поминал?.. Что с ним сталось? – спросил литератор.