Читать книгу: «Астана-Анталья», страница 2
***
Ночью приснился сон, ничего хорошего не предвещавший. Самое удивительное то, что сам сон Линда не помнила, но запомнился его общий настрой, липкое, тягучее, словно нитка из лапки мохнатого паука, сладострастно ткущего ажурную паутину.
– Линда Кардвелл? – раздался странный с холодным металлом голос в трубке.
– Да. С кем я говорю?
– Бекен Ахметов.
Ахметов, или Рахметов? Все-таки пока девушке трудновато было разбирать звучание местных имен и фамилий. Положим, Ахметов.
– Чем могу я быть вам полезна?
– Я из департамента полиции. Хотел поговорить с вами по одному делу.
– Какому еще делу?
– Нельзя по телефону.
– Почему нельзя?
– Нельзя, – усталым голосом взрослого, разговаривающего с несмышленым ребенком, раздалось в трубке. – Вы сейчас у себя?
– Да, – выдавила девушка.
– Прибудьте через час по назначенному адресу, скину смской.
Ахметов или Рахметов бросил трубку.
Ничего себе! Не успела приехать в чужую страну, а уже звонят из полиции. Линда и так вертела в голове ситуацию, и этак, но ничего путного на ум не приходило. Кто все-таки знает эту страну? Конечно, не диктатура или тоталитаризм, однако до той же Америки далековато. Хотя и в нашей стране хватает заморочек с власть предержащими. Фасад-то у всех стран красивый и зазывной, а стоит копнуть глубже, так такой амбре пойдет, что мама не горюй.
Опять пришлось звонить к Оспану и просить помощи. Тот подъехал практически мгновенно.
– Эти ребята по чьему-то заданию действуют, просто припугнуть решили. Но немножко прогадали.
– В чем прогадали?
– В том, что это только у наших граждан страх перед органами правопорядка в крови да генном уровне, а ты, как вижу, никого не боишься!
– А чего бояться, если я чиста перед законом? – запальчиво воскликнула Линда.
Молодой человек только усмехнулся.
– Эх ты, девушка Линда из страны непуганых идиотов. Не обижайся, это просто из книги одной веселой. А сейчас не до веселья… … Опять эпоха черно-белого кино началась.
Оспан и вовсю запутался. Никак у него не выходило быть политкорректным, но общую мысль девушка поняла и в душе согласилась… … Жил на свете простой нефтяник, учился, работал, вырастил троих детей, пусть и не был счастлив в жизни личной, да разве мало на свете других радостей? Так бы и дожил до пенсии, а затем, как положено человеку, мирно угас в своей постели, окруженный домочадцами. Даже бывшая супруга бы пришла отдать последний долг отцу своих детей. Нет. Не дали.
От грустных мыслей отвлек Оспан.
– Сегодня наш босс делает отходную. Похоже, время иностранцев заканчивается у нас. Это почти последняя ласточка. А то, кого только не было: и американцы, и голландцы, и англичане, и россияне. Все надеялись, что за счет чужого ума вывезем бедную лошадку казахстанской экономики. Одно только поняли, что не боги горшки обжигают. Ничем они от нас не отличаются, разве только организация труда у них развита.
Тут Линда подняла вверх указательный палец с красиво наманикюренным ногтем.
– Стоп! Это-то самое главное и есть! Ты что думал, Оспан, организация труда – самое простое? Нет, за счет нее и создаются общества с высокой прибавочной стоимостью. Демократия и научная организация труда способны сделать чудеса. История сама преподносит нам массу примеров на эту тему. Возьми Западную и Восточную Германию до падения Берлинской Стены. Один и тот же народ, а какая разница! А те же корейцы? Вот именно. Мой отец тоже жаловался на специфику работы в Казахстане. Извини меня, пожалуйста, Оспан, но вы еще не изжили все пороки советского строя, да и с непотизмом и коррупцией у вас дела обстоят не очень.
– Да на себя посмотрите, – внезапно оживился Оспан. – Хочешь сказать, в богоспасаемой Америке коррупции нету?
– Есть, – спокойно ответила девушка. – Но немного, да и Бога люди, как раз, и боятся.
Молодой человек расхохотался.
– Тебя послушать, так Америка просто рай на земле, да и только. Ребята мне рассказывали тамошние, что, когда Обама избирался на президента, то не дай Бог в южном штате, какой-нибудь Северной или Южной Каролине прикрепить на стекло автомобиля его портрет. Разнесут за две секунды лобовуху, а сам портрет порвут на мелкие клочки.
– Мы с этим боремся, – ответствовала спокойно и невозмутимо Линда. – Да и Обаму, несмотря на все препоны, все-таки выбрали…
Оспан не нашел, что ответить на это едкое, но логичное замечание…
– Так что мне с звонком делать?
– Наплюй, – спокойно сказал Оспан, – никуда не ходи. К нам в январе почти ко всем так звонили. Еще раз позвонят, брось трубку.
Линда так и поступила.
…Хамза несколько раз подчеркнул важность тщательной разведки. По его мнению, знание поведения противника – половина успеха.
– Это так же, как мы охотимся на диких животных. Наши враги и были для нас дикими животными.
Конечно, не все было так просто. Охота на диких животных – это состязание, и каждый казах любит это. Прежде он и войну рассматривал как состязание, захватывающий поединок ума и навыков. Но китайцы, в особенности, коммунисты, ввели новые способы войны, основанные на пропаганде и пытках, захвате невинных заложников для последующего принуждения их родственников к сдаче. Китайцы также практиковали отравление колодцев, так что люди и животные, пьющие такую воду, умирали в агонии.
Борьба против хунхузов продолжалась в Восточном Туркестане в течение нескольких лет, но к 1938 году на Тянь-Шане это противостояние несколько стихло, так что Хамза смог вернуться в школу. На Алтае же эта борьба только усилилась.
Оспан скитался по горам, атакуя китайцев, где это было возможно, организовывая повсюду засады, пока не стал сущим кошмаром для врагов. Его блестящие знания многочисленных недосягаемых тайных мест в верховьях Алтая, о которых знали лишь несколько казахов и монголов, позволяли ему избежать пленения и наносить тяжелые удары по врагу, зажатому в узкой долине или ущелье, проводить неожиданные атаки на открытых пространствах. Он мчался во главе всадников, врезаясь в шеренги врагов, на ходу стреляя из пулемета. Он не стрелял наугад, как это может показаться. Наоборот, он аккуратно выбирал цели, начиная с офицеров, и стрелял короткими очередями. Его меткость стрельбы была столь поразительной, что он стал легендой среди казахов Восточного Туркестана, как в свое время Вильгельм Телль в горах Швейцарии.
Его люди были преданы ему. Они считали его истинным преемником не только Боко Батыра, а даже самого Чингисхана. Смелый, беспощадный, благородный, недоверчивый, гордый, он никогда не просил других сделать то, что не смог бы сделать сам. Его сторонники были убеждены, что он, бескомпромиссный с врагами, друзьями, со своей совестью, никогда не свернет с выбранного курса, не жалея ни себя, ни своих врагов.
Как командир кавалеристов он был уникален. Однако в конце жизни ему пришлось вести своих конников против бронемашин, танков и авиации. Тем не менее, он организовал хорошую борьбу, и мы убедимся в этом впоследствии.
Тем временем, на Тянь-Шане Юнус Кажы, Баймулла, Алибек и другие лидеры казахов задумались о политике. Вначале это принесло несчастье.
Глубокой ночью секретная полиция окружила их дома, юрты и забрала многих из разыскиваемых мужчин, не дав толком одеться. Затем женщин и детей затолкали обратно в юрты, в то время как на арестованных мужчин надели кандалы, запихали в машины и отправили в тюрьму. В некоторых случаях полицейские обыскивали дома, иногда насилуя женщин и подбрасывая сфабрикованный компромат. В те времена членство в партии свободы не было незаконным, ведь, в конце концов, партия была организована под покровительством Советов. Гонения начались, когда члены партии начали представлять реальную угрозу.
Кроме казахов, репрессии коснулись уйгуров, монголов и узбеков. Однако были лидеры, избежавшие западни. Их спасли осторожность, в то время как остальные приняли приглашение губернатора Шэна за чистую монету. Остались на свободе Алибек, Юнус Кажы, а также Исмаил Кажы. Все же губернатор Шэн, в конце концов, схватил Исмаила Кажы. Он был арестован, выпущен, затем снова арестован и замучен до смерти.
Глава 3
Общая платформа – идеальное поле битвы.
Станислав Ежи Лец
Отель «Мариотт» возвышался на углу проспекта Туран и улицы Кунаева. Здание выглядело красиво, а построил его богатый кавказский магнат в честь своего отца. Вышколенный метрдотель, улыбчивые официанты, роскошная обстановка. Цвета – золотисто-бархатные. Что еще надо для того, чтобы вечер удался?!
Провожали Стива Паттерсона, директора компании. Линду на вечер пригласили в дань памяти ее покойного отца. Шестьдесят Стиву исполнилось пять лет назад, когда он только занял должность директора. При этом кокетливо сказал: «Моя жена говорит, что мне всего лишь три раза по двадцать». Выглядел он молодо, даже седые волосы да бородка не старили его. Ни дать ни взять моложавый Санта Клаус да и только! Правда тщедушный, худенький такой Санта. Родом он был то ли с Аляски, то ли с Мичигана, короче, с севера Америки, да и какие-то русские корни у него имелись. Впрочем, по-русски не говорил, а всегда ходил вместе с переводчицей. Но кто его знает, может, все понимал и притворялся. Такое тоже возможно в наш век изощрений и хитроумных маневров. На что не пойдет человек, когда на кону огромнейший оклад вкупе с бонусами, сжирающий половину бюджета далеко не бедной нефтяной компании?!
Все уже изрядно напились. Очередной тостующий произносил свои слова в неясном гуле, шуме вилок о тарелки да бряцанье бокалов с горячительным.
Оспан наклонился к Линде и сказал:
– Тоже экспат, правда из России, по фамилии Кувшинников, работал на должности управляющего директора по добыче. У него месяц тому назад закончился контракт, сюда его никто не звал, он сам заявился.
Кувшинников колебался. Не в смысле настроения или в образе мыслей, а чисто физически. Обладая изрядной комплекцией, до такой степени опьянения он шел в течение вечера долго и целенаправленно. Увесистое лицо его покраснело, глаза не смотрели в одну точку, а напряженно все время кого-то искали и не находили. Молва о нем шла нехорошая. Человек жесткий, даже грубый, никогда ни с кем не церемонился. Знаниями, достаточными для глумления над своими директорами департаментов он обладал, а потому на любом совещании старался задавить авторитетом, цеплялся к малейшим промашкам. Все помнили памятный диалог, произошедший между Кувшинниковым и начальницей производственного цеха. Диалог происходил в режиме онлайн конференции. Та утверждала, что насос в скважину спустить невозможно и приводила свои доводы. Кувшинников не уступал, горячился, повышал голос и чеканил фразы.
– Нет, Валерий Николаевич, не получится, – в очередной раз произнесла она.
Тот взбесился.
– Ну, еш твою мать, почему не получится?!
– Валерий Николаевич, вас плохо слышно, – то ли сделала вид, что не услышала, то ли действительно не услышала матерные слова ушлая женщина.
– Почему не получится? – смягчил тон Кувшинников, опуская на сей раз обсценную лексику.
– Обводним скважину.
– Я сейчас звоню вашему непосредственному начальнику и скажу, чтобы с вами лично я больше никогда не пересекался!
Крут, крут был Кувшинников, никто не спорил. Мог запросто уволить непонравившегося ему специалиста или перевести на более низкооплачиваемую должность. Правда, в этом конкретном случае уволить начальницу производственного цеха не получилось. Она оказалась родственницей очень высокого руководства. А это уже совсем другой коленкор. В такие политические игры Кувшинников играть не стремился. Обделывал между всем прочим и свои маленькие делишки, имея некоторый гешефт. Так что его слова, сказанные в приватной беседе, мол, на пенсию я здесь себе неплохо заработал, были вполне достоверны и в проверке не нуждались.
Теперь же Валерий Николаевич держал в руке рюмку с «Айдабульской», которую уважал и сам виновник застолья, шатался и пытался довести речь до конца.
– Казахи, вы знаете, как я вас уважаю, но вы не правы, казахи!
Из его сумбурного выступления Линда заключила, что тому не нравится такое засилье иностранцев в соседней для России стране. Себя, естественно, иностранцем Кувшинников никак не считал, а заработанные деньги наверняка сто раз отработал. Известно ведь, что высококвалифицированный специалист получает всегда меньше того, чего стоит. Сколько ни плати ему, а отблагодарить не удастся.
Тут Кувшинников понес, видно, уже и вовсе малопристойное, поскольку два тяжеловеса-нефтяника, Камаев и Зарипов взяли того под белы рученьки и поволокли наружу. Валерий Николаевич едва успевал перебирать ногами, но все-таки не удержался, зацепился за стул и рухнул, произведя неимоверный шум. Нефтяники снова привели его в вертикальное положение и выволокли из зала. Казалось бы, инцидент исчерпан, но настроение присутствующих резко упало.
– Это был, так сказать, жұлқыма, инициативный тост, – весело, но чуть наигранно, воскликнул Стив, точнее его слова перевела красивая переводчица, девушка лет двадцати пяти, филигранно владеющая тремя основными языками. Возможно, и термин «жұлқыма» она добавила уже от себя, хотя Стив всегда отличался интересом к быту и традициям страны, где ему позволили обеспечить небедную старость где-нибудь на манящих глаз и ласкающих сердце берегах жаркой Флориды.
Теперь же слово полагалось произнести директору департамента оптимизации производства. Из-за стола, элегантно держа бокал красного вина, поднялся невысокий стройный человек с аккуратно постриженной бородкой, просто Арамис из «Трех мушкетеров». Фамилия его меж тем была отнюдь не французской, а евразийской – Башлин. Инертная, все вбирающая в себя фамилия. Здесь тебе и тюркский «баш», и русское «ин», но вместе тем звучало оно как-то вызывающе, что ли. Но человек был Башлин насквозь положительный, всегда вежливый, никому палки в колеса не вставлял, квартальные отчеты сотрудникам подписывал охотно и без повода не мурыжил. В отличие от того же Кувшинникова, который перед самым новым годом придрался к отчету департамента моделирования и вместо законной стопроцентной премии оставил лишь двадцать. Что сказать, не хороший Кувшинников человек, небеспочвенно молва такая о нем шла по всей компании.
Тост Башлина оказался кратким, без излишеств, не зря управляет департаментом с этаким названием. Тот, кто оптимизирует производство, и в обыденной жизни стремится к лаконизму и некоей структуризации. Сам Семен Павлович Башлин родился в Саратове. При встречах с казахами все непременно указывали на название города «Сары тау», мол «Желтая гора». Башлин охотно соглашался и в полемику не вступал.
– Ваш вклад в развитие компании, Стив, неоценим. Те пять лет, что вы здесь провели, дали нам очень многое. Под вашим руководством, надеюсь, никто из присутствующих не будет возражать, мы довольно существенно продвинулись. Как вы прекрасно говорили всегда «old ways don’t open new doors». Вот именно что! Один переход от ШГН к ЭЦН чего стоил! А внедрение ГРП?! Сколько лишних баррелей нефти сумели мы выдать на-гора!
Линда засуетилась. Обилие технических терминов поставило ее в тупик.
– Что такое ШГН, ГРП? – шепотом спросила она Оспана.
– Штанговые глубинные насосы, гидроразрыв пласта, – ответил тот, продолжая жадно вслушиваться с слова Башлина.
– Понятно, – протянула Линда, хотя даже после расшифровки ни о какой ясности не могло быть и речи. Плохо, когда папа технарь, а она чистейший гуманитарий. Но это уже не поправить. Из технаря можно сделать гуманитария, а вот обратная задача практически неразрешима. Конечно, есть исключения, но они лишь подтверждают правила.
Башлин между тем закончил речь и уже побежал чокаться со Стивом. Руководитель, хотя бы и бывший, всегда обладает магнетической привлекательностью. Если ты видишь молодого человека, вприпрыжку бегущего навстречу невзрачному вроде бы человеку и спешащего поздороваться первым, можно не сомневаться, он бежит навстречу большому боссу. Тому и дела нет до суетливого клерка, и, возможно, ничем эдаким никогда он ему не поможет и не продвинет по службе, а вот же, тянет человечка к сильным мира сего, как будто даже пребывание в их окрестности приподнимает над земной поверхностью и тебя самого.
Стив улыбался. Лицо его покраснело, что было особенно заметно на фоне белой седой бороденки и таких же усов. Он ласково оглядывал аудиторию, внутренне наверняка сожалея о прощании с дружным и доброжелательным коллективом.
Линда же внимательно оглядывала бывших коллег отца, которые в отличие от Стива вовсе не казались такими добродушными. Среди них скрывается жестокий и очень умный убийца. Настолько умный, что непостижимым образом не оставил ни малейшей улики, все обстряпал, обошел силки правосудия, а теперь смотрит на нее и улыбается в усы. Усы? Нет, может, и усов у него никаких не имеется, но дело не в этом. Думает, облапошил отца, облапошу и дочь. Эта мысль вызывала в Линде особенное неистовство. Но кто же из них? В зале сидело несколько десятков людей. Сам отец имел сложные отношения в первую очередь с Маратом Сапаровичем Камаевым.
Вот он сидит на дальнем от Стива конце стола. Почему? Демонстрация своей простоты и демократии? Оспан объяснял ей уже, что аксакалов и уважаемых людей казахи усаживают на самое почетное место дастархана, так называемый төр. А у Камаева должность немаленькая, уважения и даже боязни коллег хоть отбавляй. В этом он мог бы посоревноваться даже с самим Кувшинниковым. Отец писал, как умело этот самый Камаев избавляется от неугодных подчиненных. Вот таким же образом подсиживал он и самого отца.
Что говорить, эра иностранцев бесславно или славно завершалась. Отец умер, Стиву Паттерсону контракт не продлили. Кувшинников завершил работу месяцем раньше, но, пройдоха, из Казахстана не уехал, уцепился за кресло в консультационной компании, работающей по заказу, и задержался в столице. Как бы то ни было, теперь все будет по-новому. Джон Кардвелл тоже бы покинул свое место, но не таким путем, не таким…
Звучали речи, лились славословия, градус повышался. Водка, виски, вино не сказать, что лились рекой, но и не миновали желудков нефтяников, пришедших вкусить радостей жизни. Нефтяники народ особый, привыкший одно время жировать благодаря высокой стоимости барреля. Конечно, случались провалы, но они всегда сменяются подъемами. Отрасль держали на плаву, пусть даже порой она и работала в ущерб себе. Поскольку – политика. Социальные вопросы вышли на первый план. Нефтянка – штука хитрая, взрывоопасная, таит в себе заряд такой силы, что может потревожить кресла высоких начальников. Так что, ну его, лучше не трогать. Сокращать, так понемногу, а лучше не сокращать. Механика тут простая. Пусть будет больше бригад по капитальному ремонту, хоть и несообразно необходимости. Но пусть лучше будет. Спокойствие всего дороже. Вы не трогайте нас, мы не будем трогать вас. Такой вот коллективный договор незримо подписан и заверен во всех канцеляриях невидимой, но очень весомой печатью.
Линда задумалась. Не та среда, казалось бы, не криминальная. Когда у человека есть на что вкусно попить, и с кем сладко поспать, не так чтобы тянет на неуместное кровопролитие. Уж очень многое стоит на кону. Но с другой стороны, если от жирной кормушки кто-то потихоньку или даже не потихоньку, а очень даже сильно оттирает подальше, то тогда душа поневоле восстанет. Как так?! Я буду теперь, как несчастный бомж на проспекте Туран, лавировать между машин, стучаться в закрытые окна и умолять дать пятьдесят тенге на якобы проезд до дома?! А что такое пятьдесят тенге? Даже булку хлеба не купишь на эти деньги……
…Нефтяники блаженствовали. … Кто-то заранее купил путевку в Турцию, кто-то в Таиланд. А что, зря, что ли, просиживали до позднего вечера и протирали штаны о жесткие офисные кресла с несовершенной эргономикой? Каким бы удобным не был стул, а мягкая кровать в пятизвёздочном курортном отеле всегда приятней для натруженной спины.
Она представила своего отца, входящего в непростой коллектив, где его встречают такие люди, как Башлин, Камаев, Кувшинников, Мактумов. Жаркын Мактумов представлял собой очень интеллигентного, спокойного человека с большим лбом и умными проницательными глазами. Сидячая работа неблагоприятно сказывалась на его физической форме. Излишний вес приводил к одышке и прочим неприятностям для здоровья, но при все при том Мактумов обладал харизмой, располагал к себе подчиненных. С ним у руководства, да и всех сотрудников не имелось ни малейших трений, все разрешалось быстро, слаженно, острые углы благодаря дипломатии Мактумова срезались, полировались. Кроме того, Жаркын знал всех и вся, со всеми поддерживал дружественные отношения. Когда случались дни рождения важных и даже совсем не важных персон, неизменно присылал поздравительные открытки, от души поздравляя с круглой и не очень круглой датой. Он очень удивился бы, если бы узнал, что так поступают американские бизнесмены, съевшие собаку в деле коммерции. Действовал Мактумов по наитию и всегда держал руку на пульсе событий.
Сейчас он сидел в окружении двух дам, директором департамента экономики и главным бухгалтером и благодушно травил байки. Воротник дорогой фирменной рубашки расстегнут, костюмчик уютно упокоился на спинке стула, жесткий узел галстука предельно ослаблен, – ничто не мешает приятно проводить время и приводить в порядок психическое здоровье. Полбокала виски со льдом еще никому не приносили вреда, а, наоборот, чуть уменьшали предательское давление. А если туда еще дольку лимона, то сосуды расширятся однозначно!
Линда внимательно изучала Мактумова, благо ее положение за столом располагало. Где-то произносили в порядке очередности тосты другие коллеги, но остальные уже слушали вяло, и повсюду рождались маленькие междусобойчики.
Экономистка казалось женщиной в самом соку. По сравнению с ней Линда чувствовала себя маленьким ягненком рядом с матерой волчицей. Причем волчицей очень симпатичной, своенравной, от которой ни одна жертва мужского пола целой не уйдет.
Но Мактумов с Кувшинниковым с отцом по работе практически не пересекались. У Джона Кардвелла имелось в подчинении два департамента. В одном директорствует Камаев, а в другом – Башлин.
Линда взирала на шумное сборище и в который раз мысленно прокручивала события, предшествовавшие гибели отца. Все началось с того, что ее отец в один апрельский день затеял устроить поездку в Турция на уикенд вместе с Камаевым и Башлиным с целью налаживания непростых отношений с первым. Такая вырисовывалась картина того апрельского дня в Турции…
…Кардвелл, Башлин и Камаев шли по деревянному настилу, шаткому от тысяч ног, нещадно топтавших их десятилетиями. Справа музей со львами во дворике, вдалеке остатки загадочного города, где возвышалась белая статуя бородатого старика, похожего на Сократа из университетского учебника истории, правда с отбитыми руками.
Не теряя времени мужчины двинулись к бассейну Клеопатры, где пришлось оставить по сотне лир. Пройдя турникеты, они увидели кишащий людьми пресловутый бассейн сладострастной царицы. Кого здесь только не было! Многочисленные китайцы, тяжеловесные американцы, входящие во вкус насыщенной культурной и игровой жизни восточные европейцы, флегматичные, познавшие смысл жизни индусы…
Все они зарабатывают деньги, чтоб потом приехать на такой вот курорт или историческое место и весело их растратить. А турки в плане благоустройства и вытягиванию денег съели собаку. Впрочем, это, естественно, преувеличение, фигура речи. Собаки, большие и маленькие, спали на тридцатиградусной жаре в тени навесов и тентов, не обращая внимания на шагающих через них туристов.
– Хорошо все продумали, – восхищался Камаев. – В центре ящики для лишних вещей, дальше кабины для раздевания. Разделся и шуруй прямо до бассейна.
Башлин флегматично молчал. Он совершенно индифферентно относился к происходящему, – казалось, ничто не может вывести из этого состояния. Наверняка и в этот момент он перебирал в уме различные комбинации, высчитывая, каким образом можно оптимизировать производство.
Джон Кардвелл улыбался. Кто знает, о чем он думал в последний день жизни. Линда отдала бы многое, лишь бы узнать, прикоснуться к его мыслям. Эх, отец, отец, как нелепо отняли твою жизнь.
Между тем Джон медленно, но неотвратимо двигался к своей смерти. Но не в этот час. Пока они заложили по десятке лир за ключики от ящиков для вещей, причем за всех расплатился Марат Камаев. Но ничего не терял: по возврату ключей скромный депозит тут же возвращался. Затем они пошлепали к кабинкам, чтоб через некоторое время выйти, сверкая белоснежными, под стать карбонатнокальциевым травертинам Памуккале, телами.
Джон любовался пейзажем, смотрел направо и видел древний город, наверху летали беспечно-бесстрашные дельтапланеристы, распугивая стрижей и ласточек. В песке шуршали юркие ящерицы, тщетно ища зеленые росточки травы, чтобы спрятаться от докучливых детишек, с радостными возгласами охотящимися на пресмыкающихся. Но вот друзья-коллеги спускаются по лестнице мимо грузного контролера-надсмотрщика.
Бассейн Клеопатры оказался совершенно не глубоким, с галькой на дне, а кое-где гладкими мраморными плитами, ранее бывшими то ли стенами, то ли крышей когда-то роскошного дворца неукротимой и славной царицы. Говорят, благодаря воде, бьющей из подземного источника, царица оставалась вечно молодой. Не отсюда ли всевозможные сказки о воде мертвой и воде живой? Здесь, несомненно, она была именно живой. Струи воды в режиме реального времени лились прямо из стенок бассейна. Таким квадратных амбразур Джон насчитал четыре штуки. Любознательный Камаев сунулся к одному из них и вдохнул воздух прямо из отверстия. Изумленно повернулся к друзьям и воскликнул: «Какой-то сероводород, что ли?!» Затем подсунул большую голову прямо под тугую струю и причастился тайнам вечно молодой царицы.
У противоположной стороны, залезши в пузырчатую от газа воду, сидел загадочный большеусый человек с бронзовым от загара телом. Он настороженно следил за проходящими посетителями, время от времени медленно пересекая неширокий канал и вставая под первое отверстие, где особенно шибко поддавали минеральные или, по выражению Камаева, сероводородные газы. Большеусый пристально всматривался в квадратное жерло, делал, словно заядлый курильщик, несколько хищных затяжек, откидывал от удовольствия голову и, даже казалось, глотал в благоговении целебную клеопатрову воду.
В футболках с надписью «Фото сервис» сновали два парня, один турок светлый, другой темный, как свидетельство двух начал Порты, европейского и азиатского. Троица снялась тоже, возле водопада, где фотографы имели в запасе две пары ангельских крыл, одни большие – для девушек и женщин, и маленькие – для малышей.
Коллеги совершили круг по бассейну, прокладывая путь через интернациональную толпу, вавилонскую водную мессу отпускников-туристов. Вернулись к входу, миновав большеусого, который вновь занял свое место у стены напротив источников. Они посмеялись над ним, сполоснулись в душе, переоделись, купили сувениры в магазине, нависавшем прямо над бассейном, отказались от зазывных криков улыбающегося мороженщика. Впрочем, нет, Камаев не отказался от сладкого холодного яства и, облизывая аппетитную круглую горочку, весело зашагал впереди.
Возвращались от бассейна Клеопатры тем же путем. Марат Камаев восторженно кричал:
– Молодцы турки! Такой красотой овладели!
Башлин иронически улыбался, но на скользкую тему геополитики вступать опасался…
… Время еще было. Странная фраза. Как раз для Джона Кардвелла на земном шаре оно стремительно истекало. Они решили пройтись по белым травертинам, окуная ноги в воду, не такую целебную, как у Клеопатры, но все-таки тоже по-своему ценную.
Коллеги оставили обувь на скамеечках, с трудом найдя свободное местечко. И медленно пошли вниз. Вот тут показания, или точнее, рассказы двух коллег Камаева и Башлина чуть-чуть различаются. Камаев говорит, что Кардвелл шел последним, а они с Башлиным впереди, между тем, Башлин уверял, что именно он шел первым, а двое других коллег оставались сзади. Как бы то ни было, произошло то, что произошло. Все случилось буквально в мгновение ока. Еще недавно мир был гармоничен, светел и жизнерадостен. Туристы улыбались, птички пели, дельтапланеристы рассекали безгрешную синеву.
И Башлин, и Камаев говорят, что Кардвелл просто поскользнулся. Повело ногу, а был он слегка грузен. Это не упрек, просто констатация фактов. Все-таки сидячий образ жизни, долгие вечерние часы, проводимые на той же работе. Это первое время Кардвелл старался быть по иностранному пунктуальным, но потом выдохся, устал бороться с местными распорядками, отсюда и лишний вес. Был бы он худощав, говорил Башлин, может, остался жив, а так приложился очень конкретно затылком по острому камню. Вода мгновенно окрасилась красным, при падении несчастный поранил и локоть. Так что картина для приехавшей машины с номером «112» на борту и надписью «Ambulance» предстала печальной. Возле тела суетились Камаев, Башлин и сердобольные туристы, дающие свои советы, кто на английском, кто на турецком, кто на русском языке.
– Да что уж тут, – зло выдохнул Камаев, – уже не дышит, и сердце не бьется…
Кардвелла уложили в «Ambulance». Полицейский, который и вызвал медиков, молча стоял рядом, не зная, что дальше делать. Судя по всему, такое в его практике случилось впервые. Инструкции, конечно, на всякий случай имеются, но одно дело теория, а другое – неподвижное человеческое тело, измазанное в собственной крови.
Камаев после случившегося пил не просыхая целую неделю. Воспользовался тем, что из-за пандемии нормальный режим еще не устаканился и говорил, что работает дистанционно.
Башлин, напротив, казалось, прописался в рабочем кабинете, чуть ли не ночевал там. Как ни странно, полицейские их не тревожили. Списали на случайность, которыми так полон мир.
К моменту, когда приехала Линда, страсти немного улеглись. Не то, чтобы отряд не заметил потери бойца, но, как говорится, жизнь продолжалась. Никто, естественно, не обвинял ни Камаева, ни, тем более, безобидного Башлина, в смерти Джона Кардвелла. Да, у Камаева с Джоном были терки, все это знают, и выехали они в Турцию на совместный отдых, как все понимали, по инициативе Кардвелла, чтобы наладить эти самые рабочие отношения. Вышло – совсем по-другому, но нефтяники к этому привыкли. Та же нефть, что прячется на глубине порой всего лишь нескольких сотен метров может преподнести нежданные сюрпризы. Буришь скважину в одном месте, а она сухая. На ветер летят миллионы долларов, но никто не машет руками, не расстреливает на месте несчастного геолога, поставившего подпись под неверно выбранной точкой заложения. Есть, естественно, разбор полетов, но все понимают, как коварна, порой, жизнь, и, в том числе, геологическая наука……
