Читать книгу: «Витасфера. Каменное небо», страница 3

7. «Во всем виновата Верлинда!»

из «Легенд о Начале»

Праматери снова собрались за Круглым Столом.

Глаза сверкали от гнева, щеки пылали.

Маргарет нетерпеливо постукивала остывшей молочной бутылочкой о край стола.

Ланданелла нервно крутила пустышку на пальце.

Вязальные крючки Барбамиллы с остервенением вгрызались в петли.

Клацанье металла в надменном голосе Рогранды не предвещало ничего хорошего:

– Кое-кто был против моего главенства за Круглым Столом. Теперь вы видите – что получилось?

– Мы поддались на провокацию! Перемешав детей, мы потеряли их навсегда! – поддержала ее возмущение Маргарет. – Проект «Мудрой» Верлинды с треском провалился!

– «Общие» дети не могут заменить «своих»! Мы не просто ошиблись или проиграли! Мы потеряли все! – присоединилась к спору красавица Ланданелла.

– Усреднение детей оказалось выгодно только слабым и нечестным! – продолжала Рогранда. – Например, Барбамилла ищет в каждом ребенке признаки своих генов и старается тайно от всех отличить их особым вниманием.

– Все заметили, что «своих» она подкармливает дополнительным протеином, обрекая остальных на неконкурентоспособность! – крикнула Маргарет.

– Объясни, Барбамилла!

– Пусть объяснит! – зашумели все.

Барбамилла ничуть не смутилась. Выслушав предъявленные обвинения, она с вызовом ответила:

– Никого я не различаю! А только даю дополнительную порцию тем, кто просит добавки.

– Вот видите: она сказала: «Кто просит добавки»! А мои дети, например, никогда ничего не просят, – надменный взгляд Рогранды скрестился с простодушным взглядом Барбамиллы.

– И как же тогда твои дети просятся на горшок? – искренне удивилась та.

– Они его не просят, а требуют!

– Мои тоже требуют!

– Твои не должны требовать! У них нет чувства меры. И разве не понятно – почему?

– Почему же? – подбоченилась Барбамилла.

– Потому что не способны вести себя достойно! Представьте себе, ее любимчик Смальди был замечен в воровстве! Он украл у Сильвии пустышку и спрятал ее в памперсе! Он, трехмесячный, уже может прятать! И красть! Что будет с ним дальше?

– Просто мой ребенок – смышленый!

– У твоего любимчика дурные манеры! – оборвала ее Рогранда.

– Не забывайте, что мы не делим детей на «своих» и «чужих»! Они все наши! – призвала к порядку Верлинда.

Но шум невозможно было перекричать. У каждой матери накопилось множество претензий друг к другу, и они решили именно сейчас во всем досконально разобраться:

– Определить родство невозможно!

– Еще как! Крупных детей Титаниды видно издалека!

– Я заметила, что их избегает кормить Ланданелла.

– Как ты их различаешь, Ландонелла?

– Мои дети самые пропорциональные, и не самые голенастые.

– А ты лучше определи их по глупости! Где хуже успеваемость – там твои, – посоветовала Астрид. – Даже пустышки они выбирают не с теми буквами!

– Вы забываете, что у нас нет глупых детей! Все дети развиваются одинаково! У всех одинаковые нагрузки!

– Но тогда почему Верлинда их ругает? Я сама слышала! Она сказала, что не каждому из них дано божественное призвание думать и делать выводы, – возмутилась Ланданелла.

– А я слышала, как она упрекнула Мирсиса в том, что он целый день играет в мяч. Она назвала его «Отшибленным мозгом!» – добавила Барбамилла.

– Она так сказала? – Титанида грозно расправила плечи и приподняла широкую левую бровь. – Ты, проклятая ученая тварь, из-за которой мы перепутали своих детей, назвала Мирсиса «Отшибленным мозгом?»

– Ничего подобного я не говорила! – ответила с достоинством Верлинда. – Я запретила бить головой по мячу, так как любое сотрясение пагубно влияет на умственные способности. Или вы не знаете, что мозг – нежнейший коллодий, и если его постоянно взбалтывать…

– Взбалтывать?! Ты и меня пытаешься задеть? Это я учу детей отбивать головой!

– Мозги надо беречь! После удара мячом простым синяком на лбу никто не отделается! Если встряхнуть, как следует яйцо, получится бизе…

– Все слышали? Она сказала: «Бизе»! – обратилась Титанида за помощью к притихшим женщинам. Но Верлинда не сдавалась:

– Предостережение не оскорбление! Мирсис также «твой», как и «мой»!

– Но ты же прекрасно видишь, что у Мирсиса атлетическое сложение! Он самый крупный малыш! У него, безусловно, не твои гены! – с гордостью подчеркнула Титанида.

– Что вы все заладили: гены, гены… А ты уверена, что у него они твои? Предки Барбамиллы тоже проходили отбор по силе, выносливости и прожорливости! Когда—то хороший раб узнавался по аппетиту!

– Снова о рабах? – очнулась Барбамилла. – При чем тут рабы? Где нет рабства – там нет рабов!

– Девочки, давайте без оскорблений! – пыталась всех примирить Астрид. Волосы на голове у нее уже поднялись дыбом и жутко трещали. – Обстановка слишком наэлектризована! Давайте не будем ссориться! Наше настроение отражается на воспитании детей!

– Ты презираешь силу? – продолжала Титанида, вперившись тяжелым взглядом в Верлинду, ее накаченные мышцы напряглись в ожидании ответа.

– Я презираю пену вместо мозгов! – ответила она и отвернулась.

Все кроме Титаниды расхохотались. В ее голосе прозвучала угроза:

– У кого «пена вместо мозгов»? У моего Мирсиса!? Он не чета твоим!

Верлинда попыталась смягчить напряжение:

– В таком случае, покажи мне моих. Из восьмидесяти наших первенцев, которые – мои?

– Во всяком случае, не первые красавчики! – влезла в спор Ланданелла.

– И не особые храбрецы! – поддержала ее Рогранда, переглянувшись с Титанидой.

– Детей, действительно, не определить, так как мы уничтожили сертификаты. Но заморышей сразу видно! – добавила Титанида.

– Заморышей? – вдруг возмутилась всегда молчаливая Сильвансия. – Мои дети – крохи, да! Но вы же знаете, что продолжительность жизни прямо пропорциональна весу!

– Кстати, малый вес не всегда задается генами, он следствие искусственного вскармливания, а также замкнутого пространства, – добавила Верлинда. – Кто первый начнет делить детей? Кто отдаст своих в чужие руки?

– Вот что. Если мы не сможем отделить твоих выродков от своих, – грозно заявила Титанида, – поступим очень просто: прекратим доступ твоих яйцеклеток в инкубатор. И наши потомки постепенно очистятся от потенциальной шизофрении.

– Да! Мы накажем тебя! – поддержала Ланданелла.

– Как вы накажете?

– Мы тебя стерилизуем!

– Я не соглашусь!

– В таком случае мы применим силу, – добавила Титанида, – ту самую, которую ты презираешь!

– Выбирай: будешь подвергнута жесткому облучению, или мы удалим твои яичники хирургическим путем! – с этими словами Ланданелла продемонстрировала подругам идеальный прикус, ее улыбка была обворожительна.

– А еще лучше удалить ей лишние мозги! Причем через нос, предварительно превратив их в пену, как это делали когда-то фараоны Египта. Мозгов у всех тоже должно быть поровну. А то одним – читать, а другим – вкалывать, – сказала Барбамилла.

Все расхохотались.

– И ты, Барбамилла? – изумилась Верлинда. – За что вы возненавидели меня?

– За то, что из-за тебя наши дети осиротели. Вместо любящих родных матерей, они получили свору подозрительных нянек! – к общему стону присоединились вопли Маргарет.

– К тому же нам не нужны точные науки! – всех громче звенел голос Ланданеллы. – Подземным детям не обязательно знать формулы! Они для них – пытка!

– Эта ученая тварь только что пыталась нам доказать, что мы все питекантропы! – вторила Титанида.

– Мои дети не должны прислуживать остальным! – надрывалась Барбамилла.

– Девочки, а может быть, она специально уговорила смешать гены, чтобы дать фору своему клану? – взвизгнула Маргарет. – Все умные – ее, а все дураки – наши?

– Интеллект задается не генами. Он результат воспитания. Среда развивает мозг… – пыталась объяснить Верлинда, но ее грубо оборвала Ланданелла:

– Хватит нам заумных лекций! Так и быть, мы оставим тебе жизнь ради создания среды. Но лишим тебя права на воспроизводство, чтобы в будущем никто никого не подавлял суперинтеллектом. Шапочка магистра не пропуск в рай! Дай-ка мне ее сюда! Я из нее сделаю маску Бармалея! Когда младенцам страшно, они быстрее опустошают бутылочки… Дай сюда, говорю, тварь!

Матери обступили Верлинду плотным кольцом. Их глаза сверкали, а мимика оживилась. Астрид почувствовала недоброе:

– Отстаньте от нее! Ланданелла, Барбамилла, отойдите! – она встала рядом с Верлиндой, прикрыла ее собой, но Титанида легко ее отстранила накаченным стальным бедром:

– Лучше не встревай!

8. Беспокойный ученик

Громоздкое тело ученого кавалера Петролеуса было накачано до такой степени, что напоминало груду перепутанной железной арматуры.

За качеством своих трицепсов и квадратов он следил ежеминутно.

К этому же приучал учеников. После урока раздавался его бодрый раскатистый бас:

– Разминка! Всем! Жимы! Наклоны! Хуки! Еки! Я сделаю из вас настоящих мужчин! Я накачаю ваши мышцы металлом! Вы будете звенеть и вибрировать от малейшего щипка ваших дам! Повторим, какие качества характеризуют настоящего кавалера:

В ответ раздался дружный хор:

– Сила!

– Бесстрашие!

– Выносливость!

– Деликатность!

– Послушание!

– Востребованность!

Душа юного Галлеора ликовала.

Ему разрешили читать, ему открылся доступ ко всем библиофайлам подземного архива. Он погрузился в море книг.

Генетику, микробиологию и гистологию он проглотил залпом. Мальчик словно исчез из этого мира. Его душа была занята одним. Он наслаждался бездонным океаном информации.

Он словно вырвался из глухого подземелья на свободу, где столько тысяч лет творил и правил миром интеллект. Он полюбил человечество. Он начал гордиться собой.

Боже! Как совершенен человеческий мозг! Его мозг!

Сколько было открытий сделано всего за несколько веков!

Сколько достижений в гистохимии и микрохирургии!

А нанотехнология, робототехника и астрономия так и остались не доведенными до высшей степени совершенства.

Он понял, что человеческий разум никогда не пасовал и достойно отвечал на каждую атаку мельчайших. Что угодно, только не биологическая слабость человеческого мозга стала причиной поражения в затяжной войне.

Перед ним раскрылись тайны тысяч изобретений и грандиозных проектов, которые странным образом зачахли в самом начале разработок. Закулисные академические дрязги и мелкий надзор за каждым ученым завели науку в тупик. Словно кто-то специально притормаживал гениальные разработки или направлял изыскания ученых по ложному пути.

Однажды Галлеора заинтересовала одна заброшенная в глубокие архивы статья доктора Лоньи, в которой доказывалось, что мутации вирусов не случайное, а запрограммированное природой явление.

Галлеор побежал с этой статьей к учителю:

– Из этого следует, что мы напрасно скрываемся здесь. Наши полезные бифидобактерии скоро мутируют и превратятся либо в холеру, либо в туберкулез.

Петролеус всегда внимательно относился к вдумчивости своих учеников и не поленился досконально изучить статью доктора Лоньи, чтобы ответить на каверзный вопрос.

Галлеор был самым загадочным из его учеников. Он обладал прекрасной памятью, основой гениальности, но кроме всего прочего в нем таилась кощунственная сила рассматривать каждый постулат под умопомрачительным углом подозрительности.

Этот ученик не доверял никаким авторитетам. Он всегда искал и находил опровержения незыблемым истинам и не ленился тратить время драгоценных снов на пустое погружение в хаос научных разногласий.

Но на этот раз Петролеуса особо встревожили предположения доктора Лоньи.

Он хорошо помнил те прекрасные времена, когда клубника, оставленная на столе, соблазняла своей свежестью и месяц, и два…

А его любимые гортензии?

Было время, когда срезанные цветы не вяли.

Размышления Петролеуса снова прервал голос ученика:

– Учитель, я сделал анализ гнили с томатов.

– И что же?

– Бактерии, которые портят еду, оказались мутированными кишечными палочками.

– Не отчаивайся! Скоро кондиционеры отремонтируют, и воздух снова станет стерильным. И больше не пугай никого этими палочками.

Но Галлеор так просто не сдавался. Он искал ответы на все непростые вопросы в архивах и не находил. Ученого кавалера он замучил чрезмерным любопытством – признаком болезненной инфантильности:

– Учитель, почему нельзя выйти наверх?

– Достаточно вопросов, юный кавалер Галлеор! Не ломай голову. Подумай лучше о равенстве линий своих бровей. Я вижу: они сегодня недостаточно симметричны. И не надо морщить лоб! Иначе придется делать слишком раннюю подтяжку, а это умаляет генетические достоинства в глазах дам.

– Я не думаю о дамах.

– Дамы и дамы! Вот для кого, и ради кого мы должны постоянно заботиться о красоте своего тела. Чем раньше накачаешь его, тем больше у тебя шансов победить, а потом и удержаться во Дворце Любви.

– Я не люблю тренажеры.

– Мускулатура – это все! Остальное за пределами внимания наших богинь, наших мудрых матерей, нашего всего.

Галлеор знал, что выглядит хорошо, но не отлично.

Он старался не морщить лоб, постоянно одергивал плечи. Но в его голове все время теснились мысли о смутной опасности, которая отсчитывала секунды до чего-то ужасного и неизбежного.

С виду мальчик казался обычным подростком. Но за внешней непроницаемостью скрывалось безумие. Галлеору постоянно казалось, что он вот-вот доберется до главного и выяснит, в чем причина позорного проигрыша мельчайшим.

Он сидел за архивом днями и ночами, перебрал тысячи файлов, искал и отслеживал следы чего-то хрупкого, уничтоженного, навсегда утраченного для человечества. Но он уже предчувствовал, что тайна г скоро прошелестит среди вороха перевернутых страниц.

Убогие знания, которые преподавались в классе, не могли удовлетворить его любопытства.

Нужная информация была уничтожена, как причина роковых последствий. Но эволюция живого, как программа, всегда сохраняет ошибки, чтобы предотвратить их повторение.

В них скрытая опасность и неразгаданная тайна.

Где-то в архивах должен храниться полный список уничтоженного.

Закрытые проекты – закодированные тайные знания, куда путь человеку надолго закрыт. И стоит только нарушить запрет, как из множества ошибок найдется одна, которую можно исправить. И как бы ни были опасны поиски, правильное решение рано или поздно бывает найдено.

Он чувствовал это внутренним даром предвиденья. Вдохновение, как наваждение и предчувствие скорых перемен, заливало румянцем лицо и шевелило корни волос. Горячие губы вслух повторяли прочитанные строки, жар опалял разум.

Память социума…

Память мельчайших…

Структура их памяти…

Нейроны и тончайшие компоненты языковых алгоритмов…

Дипольные колебания… Отклонения полюсов… Дрожание нейронов… Память кристалла…

Кристаллические белки… Вечность и стабильность…

Структура самовоспроизводящего кристалла…

Протеин – живой кристалл…

Сверхпрочный материал самосохранения каждого в каждом… Мельчайшего в мельчайшем… Бесконечно малые величины – это и есть память…

Самосохранение…

Противостояние мегатоннам вселенского взрыва…

Тайная сила эволюции…

Движение вперед от нестойких форм.

– И все-таки, матрона Лиссандра права, – иногда задумывался учитель, отчаявшись оторвать мальчика от замысловатых формул на экране.

Его рука так и тянулась подписать заключение о непригодности юного кавалера. Но доктор Бернард был его близким другом. И он был категорически против.

– Разномнений быть не может. Галлеор, когда-нибудь оправдает все наши надежды, – горестно вздыхал учитель.

Однажды на плечо Галлеора, погруженного в тяжкие раздумья об утраченных знаниях человечества, легла жесткая рука Энрико.

– Я должен наказать тебя.

– За что?

– Ты избегаешь своего короля. Ты не явился на тайное собрание.

– Вчера я надолго застрял в библиофайлах.

– О чем ты все время читаешь?

– Я интересуюсь историей Виасферы.

– Разве это важнее долга быть рядом со мной?

– Я случайно наткнулся на интересную работу по вирусологии. Она доказывает, что мы все подвергаемся страшной опасности.

– Продолжай.

– Ты знаешь, что происходит наверху? Нам говорят, что умерли птицы, завяли цветы, отравлен океан.

– Да. Там нет жизни. Там не осталось ничего.

– Но если нет ничего, значит, нет и среды для микробов.

– Продолжай. Это интересно.

– Мельчайшим необходим белковый суррогат. Расчет мой верен. Наверху можно жить.

– И что?

– А здесь, под землей, скоро начнутся эпидемии.

– Докажи!

– Прогноз основан на том, что людей со времен праматерей стало намного больше. Несмотря на то, что Витасфера чиста от микробов, эта стерильность условна. Каждый человек хранит в себе животворный коктейль. Бифидобактерии – труженики наших жизненных канализаций. Но они постоянно мутируют. И может быть, в ком—то из нас уже зародилась новая пандемия. Если пропустим этот момент, мы все погибнем. Вымрем, как все больное человечество.

– Ну, ты и сказал! Вымрем! Ты один до этого додумался? Неужели больше никому в голову не пришло этой глупости?

– Да. Я первый, кто открыл архивы по вирусологии.

– А как же учитель?

– Он читает другие книги. В основном это учебники для маленьких детей. Он выбирает для нас только то, что понятно шестилеткам

– Ты хочешь сказать, что у меня в голове всего лишь учебник для мелюзги?

– К счастью, ты способен понять, что наше положение нестабильно.

– Что нужно делать?

– Надо выбираться наверх.

– Но разве это возможно?

– Если имеются люки, которые когда-то могли открываться…

– Стоп. Об этом нельзя говорить открыто.

– Понятно.

– Я так и знал, что взрослые от нас многое скрывают. Постоянные запреты и табу доказывают, что они сами чего-то боятся. Все эти легенды о праматерях, даже в их точном электронном воспроизведении, осточертели. Я всегда подозревал, что Совет Матерей, которым пугают с пеленок, на самом деле – тайная оргия или что-то в этом роде.

– Не оргия. Старшие матери, как прежде, собираются за Круглым Столом и решают важные вопросы.

– Как они решают? Кто кого перекричит? Или кто у кого больше волос из головы надерет?

– Это не смешно. Только старшие матери могут открыть входные люки.

– Короче, я тебе даю задание: изучить трудности насчет люков. И доложить своему королю.

9. Что в черном овале?

Ночью Галлеор проснулся, оттого что кто-то тряс его за плечи:

– Вставай! – ухо щекотали губы Энрико. – Быстрее! – повторил он шепотом. – Мы сегодня проникнем в запретную зону.

– Куда? – переспросил Галлеор.

– Мы увидим то, чего никому видеть не полагается. Помнишь экскурсию в Музей Цивилизаций?

– Это было удивительно!

– И ты, конечно, слышал, что сказал Петролеус?

– Он сказал: «Вам рано знать, что в Музее есть места, куда заходить никому нельзя».

– Вот именно. Значит, есть тайны!

– Они возрастные.

– Нет. Они связаны с тайнами праматерей, – со знанием дела заключил Энрико.

– Откуда ты знаешь?

– Помнишь, я спросил у Петролеуса: «И когда же мы узнаем все?», он ответил: «К сожалению, даже мне обо всем знать не положено».

– И что же это значит?

– Это значит, что ему об этом знать не положено, а нам – никто не запретил! Мы сегодня пойдем и все выясним!

– Но у нас нет ключей и кодов.

– Вчера не было, а сегодня – есть. Гляди, – Энрико раскрутил на пальце длинную золотую цепочку с печатью.

– Это печать Петролеуса!

– Она самая. Во время разминки он ее всегда небрежно бросает на стол. Теперь все двери для нас открыты. И не смотри на меня так. Ключи украл Эргиус. Он раб. А рабам свойственно воровать. Не расстраивайся, наш Эргиус – особенный раб. Он верный и на все пойдет ради меня. Таким рабам нет цены. После дела я его посвящу в рыцари.

– Почему ученый кавалер не ищет свою печать?

– Это самое главное. Он страшно боится, что его обвинят.

– Разве он виноват?

– Ученый кавалер не должен терять бдительности. Его накажут.

– Чем?

– Предложат реокс. И правильно сделают. Он стар. Старперов нельзя подпускать к обучению кавалеров.

– Чем он плох?

– Мужчины – воины. Это главное для нас. А Петролеус вечно жмется, словно ждет удара. Заискивает перед матронами. Ему не место среди кавалеров.

– Но он до сих пор не выдал нас.

– Это не признак благородства и жалости к нам. Он плебей.

– Все гены смешаны. И кто есть кто неизвестно.

– Неизвестно только рабам и хитрецам, тем, кто хочет прожить за счет других.

– Но кто будет преподавать вместо него?

– Он и будет. Никто не собирается его менять. Он нам нужен со всей его трусостью. Иногда трусы полезнее умников.

– Это будет шантаж?

– Это будет политика. И разве ты не хочешь спасти народ Витасферы?

– Его пытаются спасти уже триста лет. Только вариантов слишком много.

– Короче, ты идешь с нами. Ты сам сказал, что учителя врут. Мы сейчас все проверим. Главное – доказательства! И мы их добудем!

Над картой Витасферы склонились четыре любопытных мальчишеских лица. Энрико водил указательным пальцем по схеме и объяснял:

– Сначала надо пройти Дворец Юных Дам. Потом Дворец Новорожденных. Внутри – заброшенный первобытный инкубатор, а дальше закрытая для всех зона. Что в черном овале неизвестно. Кстати, должен предупредить, что первые матроны были заражены. Они явились сверху, где бушевали эпидемии. Они знали, что рано или поздно им предстоит погибнуть. Поэтому работали по программе, которая заменяла детям родителей. Было предусмотрено все: вынашивание, роды, кормление, воспитание и обучение. Но у праматерей никогда не было контакта с потомством. Они сами находились в герметичном отсеке и бесконтактно контролировали инкубацию. После отладки проекта первые матери самоустранились. Они подвергли себя кремации, тем самым, обеспечив полную стерильность Витасферы.

Галлеор заглянул через плечо. Ноготь Энрико застыл на затушеванном пятне в середине карты и напрасно пытался выскрести из него ценную информацию.

– Кстати, существует версия, – сказал он, – что вместо праматерей нами управлял алгоритм. Неподвластный человеческим эмоциям. Также не исключено, что проектом управляли с поверхности.

– А где вход в закрытую зону?

– Двери не обозначены. Но логично, что после зоны новорожденных последует инкубатор, потом зона оплодотворения.

– Тогда почему Дворец Кавалеров находится снаружи?

– Легенда ничего не говорит о праотцах. Мужчины появились только во втором поколении.

– Значит, все мы потомки пробирочников?

– Именно так. Все происходило внутри ядра, куда нам до сих пор нет хода. Там находится главный инкубатор. Он воссоздал генетический материал. Дети были выношены в специальных кюветах, воспитаны голограммами и выброшены на второй уровень, во Дворец Детства. Оттуда после воспитания по строго заданному алгоритму их выпихнули на следующий уровень, подготовительный этап к нормальной половой жизни. Но предположение еще не доказательство. Мы должны все увидеть своими глазами. Туда! Выходим по – одному. Галлеор пойдет рядом со мной. Он, как самый умный, понесет карту. Даффи и Эргиус будут прикрывать сзади, – командовал Энрико.

Четверо юнцов продвигались по запутанным коридорам уверено и бесстрашно. Дежурный свет мягко скрадывал резкие тени. Ноги, предусмотрительно обутые в бальные туфли, не шумели.

Изредка тишину пустотелых коридоров вспарывал свист королевского меча.

Мальчики уже прошли зоны Юных Дам и Новорожденных, где предполагалась охрана.

Вокруг было тихо и спокойно, лишь мрамор под ногами отражал осторожные прикосновения ног.

Даффи шел, придерживая черную маску на лице. Эргиус сжимал в руке золотую цепь с декодером. Галлеор каждый поворот сверял с чертежом.

Двери открывались легко и бесшумно. Ребята проходили один демонстрационный зал за другим.

Здесь были сосредоточены самые ненужные предметы домашнего обихода. Дежурного света недоставало, и фонарик Даффи то и дело выхватывал из темноты неожиданные экспонаты.

Свет скользил по вымершим бронтозаврам, бегемотам, всевозможным бабочкам и попугаям. Лесные пейзажи сменились панорамами вымерших городов.

Мальчики с удивлением разглядывали панораму мертвых городов, брошенные поезда, самолеты, небоскребы и метро.

– Странно, что нигде нет вымерших людей. Города пусты. На улицах ни одного человека. Но хотя бы в летящем вертолете должен сидеть пилот? Смотрите: в окне подъемного крана затушевано чье-то лицо, – удивился Энрико, и его меч принялся отскребать краску. – Почему закрашены лица людей?

– Я где-то читал, – сказал Галлеор, – что люди боялись своих отражений в зеркале, поэтому никогда не снимали маски. Их лица были покрыты язвами, из глаз вытекала гниль, они были так ужасны, что могли бы травмировать нашу психику. Я думаю, что людей закрасил родительский контроль, чтобы детей не мучили кошмары.

Энрико протер острием меча дыру в полотне:

– Хотел бы я взглянуть на физиономии этих слабаков! Что ж, в другой раз – непременно! А сейчас пора! Нужно успеть сделать главное.

В следующем зале мальчики остановились перед странными экспонатами.

– А это что такое?

– Это они, мельчайшие, – определил Галлеор по надписям, выуживая из памяти слабую латынь. Он здорово пожалел, что предпочел ее изучению шумерских текстов.

Экспонаты поражали. Перед глазами ребят извивались мелкие цепочки прионов, закручивались яркие змейки герпеса, скалились пружинистые зубья оспы, дрожали, накаченные ядом вирусы энцефалита, двоились и множились клубочки, пузыри и колбочки стафилококков, анаэробов и какого-то хламидейтрона.

Ребята разглядывали гигантские макеты, и в памяти оживал дикий интуитивный страх.

– Рассказывай, книжник, что ты про них знаешь! – приказал Энрико.

Галлеор знал все.

– Это смерть. Мелкие безмозглые твари, с которых началась жизнь на Земле… Они – кирпичики, из которых сложен организм каждого высокоорганизованного существа. Они наша печень, сердце, глаза и мозг.

– Ты в своем уме? Мы – из них?

– Невозможно найти то начало, которое заставило мельчайший белок вооружиться, создать вокруг себя систему вакуолей, митохондрий и цитоплазмы, а потом специализироваться в сложнейший разумный биосоциум.

– Ты хочешь сказать, что главный в эволюции не гомо сапиенс, а то, из чего он слеплен?

– Да.

– И кто же тогда хозяин планеты? Мы? Или они?

– По сей день в социуме человека, застроившего планету, создавшего искусственный интеллект и покорившего космос, главными остаются невидимые первородные субстанции. Мельчайшие и самые примитивные структуры не только определяют биохимические процессы внутри организмов, но и являются движущей силой эволюции.

– Говори проще! И не строй из себя ученого кавалера! – недовольно прервал Энрико. – Кто хозяин планеты? Мы или они?

– Мы оставили Землю. Мы ушли.

– Значит, они победили? Не было там меня! Дальше!

– Мельчайшие управляют Вселенной. Они тайные механизмы регуляции плотности населения, зачинщики всех печально известных мировых пандемий. Они же причина великих открытий и вековых заблуждений, ересь, инквизиция, все то невидимое, что определяет поступки толпы и вдохновение гения. Они причина мутаций и выживания видов. Они страдание, и они причина страдания. Они старость, и они смерть.

– Объясни, как мельчайшие могут быть старостью?

– Старость – еще одно изменение первоначального алгоритма всего живого. Оно возникло в результате мутаций. А мутации – результат внутригенных перетасовок. Внедренный в ядро вирион добавляет свои звенья в цепочку ДНК, и получается новый вид. Природе остается только одобрить или выбраковать предложенный вариант. Прогрессивные гены старости и неизбежной смерти победили.

Мальчуганы слушали Галлеора, затаив дыхание.

– Ты говоришь, как поэт. Но мы и сами знаем, что сидим под землей не по собственной воле. Есть ли способ их победить?

– Жестокие болезни опустошали прекрасные города. Миллиарды людей погибли. А исцеление все время находилось у каждого под носом. Стоило только протянуть руку, положить в рот зеленоватый испорченный плесенью кусок хлеба…

– Испорченный хлеб мог бы всех спасти?

– Точнее – не хлеб, а то, что было на нем.

– А что было на нем?

– Тысячи лет кто-то отводил глаза человека от главного целителя на Земле, а он не прятался. Лежал на виду. Он сплошь покрывал каждую пещеру. Его называли плесенью. Она, словно специально, вырастала на самых лакомых кусках и переползала за человеком из пещеры в пещеру, из дома в дом. Не побрезгуй, съешь – и будешь здоров. Но человек не замечал самого простого. Древние обитатели пещер почему-то не догадывались соскрести плесень со стен и приложить к смертельным ранам. Прославленные жрецы Древнего Египта умели оживлять мертвых, но почему-то не могли помочь живым. Фараоны умирали на их руках в ранней юности от обычного туберкулеза.

– Цена древним знаниям – ноль, если забыли то, что было известно даже грызунам, – сказал Энрико.

– Самое странное в этой истории то, что пенициллин, спасший жизнь миллионов людей был открыт одновременно с изобретением атомной бомбы, которая призвана была уничтожить миллионы людей.

– Неужели пенициллин до этого времени не был целебен и всесилен?

– Да. Не был. Кто-то хотел спасти человечество и специально изменил гены.

– Его или наши?

– Если б мы это знали, не возникло бы споров о богах, которые хранят свои тайны.

– Ты хочешь сказать, что боги – тоже они?

– Если бог – это эволюция, то…

– Глупости!

– Но они и есть тот невидимый фактор, с поиска которого началось отделение человека от мира животных.

– Ты меня совсем запутал. Но я знаю только одно. Побеждает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто действительно этого захочет. Постарайся напрячься и ответить на другой вопрос: почему нам запрещено все это знать?

– Я думаю, кто-то считает, что у нас другие задачи.

– Какие?

– От нас не требуется противостояния мельчайшим. Считается, что их нет в Витасфере.

– Но они есть. Ты сам так сказал. И мы должны с ними покончить!

– Наша тактика другая.

– Какая?

– Не вступать с ними в контакт.

– По-твоему, нас здесь замариновали, как позорных трусов?

– Мы должны выиграть время. Наш анабиоз временный. Вирусы истребят на Земле протеин и сами вымрут.

– Ты веришь в это? Ты только что сказал, что они в нас. Значит, они живы.

– Да. Но я сказал, что нам нужно выйти на поверхность.

– Чем там лучше?

– Здесь нет свободы. Мы воины, сидящие в клетке.

Ребята пошли дальше. Каждый думал о своем, и мысли удручали.

Внезапно стены расступились, и отважная четверка очутилась внутри просторного куполообразного зала, свод которого круто вздымался вверх. Открылось великолепие нижнего яруса, где среди лепной позолоты радиально выступали гранитные саркофаги.

– Здесь покоятся праматери.

– Смотрите – один саркофаг пуст. О гибели восьмой мы ничего не знаем.

– Значит, она не умерла?

– Она жива? Триста лет?

– Ты сошел с ума! Она давно бы истлела!

– Возможно, она где-то скрывается и наблюдает за нами.

– Здесь? – ребята в ужасе замерли, к чему-то напряженно прислушиваясь.

– Давайте посмотрим, кого не хватает, – предложил Энрико, стряхивая пыль с барельефа. – Здесь написано: «Прародительница Рогранда». Я знаю! Она родоначальница нашего клана! – сказал он и почтительно опустился на одно колено, воздавая почести достославному предку.