Читать книгу: «Летний детектив (сборник)», страница 5

11

Фельдшера Макара Ивановича, которого все в округе называли «Ветеринар» – кличка у него была такая, – Флор привёз через час. Врача Надежду Ивановну на этот раз доставить в Верхний Стан не удалось. Вечером она праздновала своё сорокалетие и теперь находилась в полной отключке. На этом же банкете находилась в полном составе и кашинская милиция, поэтому заезжать за опером Зыкиным тоже не имело смысла.

Но если бы опер и не назюзюкался в стельку, ему всё равно было не суждено попасть в эту ночь в Верхний Стан, потому что Флор о нём просто не вспомнил. Не до того было. Одно дело, когда неведомый труп в деревне нашли, и совсем другое, когда Льва ранили в левую сторону груди. Там же сердце! Врач нужен, а не мент. Фрол даже мысленно запрещал себе говорить слово «убили», хотя на первый взгляд оно так и выходило. Удивительно, если он вообще ещё жив.

Лёвушка был не только жив, но и в сознании. Он сидел в том же кресле, прикрытый пледом. Голую грудь его стягивала повязка, через которую проступило кровавое пятно. Вид, конечно, ужасный. Не просто бледный, а серый, глаза испуганные, зрачки суженные, дрожит весь.

– Пуля навылет, – констатировал фельдшер, осмотрев раненого. – Повезло вам, молодой человек. Очень повезло, – и добавил загадочное слово: – Средостение.

– Какое ещё средостение? – переспросила Марья Ивановна. – И что значит повезло, если моего племянника чуть не убили?

– Вот именно – чуть. Несколько миллиметров в сторону, и пиши пропало. Стрелял опытный убийца, хороший стрелок. Метился он точно. Но у вашего племянника, при его неспортивном сложении, сердце несколько опущено, впрочем, как и все жизненно важные органы. Мышцы дряблые – понимаете?

Лёва тихо застонал.

– Больно? – обратился фельдшер к раненому.

– А вы как думаете? – Лёвины слова не были окрашены никаким эмоциональным оттенком: на злость и негодование у него просто не было сил.

– Плевра не задета, – ласково отозвался фельдшер. – Если бы плевра была задета, вы бы со мной не разговаривали. Вы бы от боли сознание потеряли.

– Он и терял! Только что в себя пришёл, – Инна опять начала плакать, вид у неё был совершенно потерянный.

– Да делайте что-нибудь, какого чёрта! – не выдержал Флор. – Что вы тут разговоры разговариваете?

– При бедности нашей лечебницы я могу сделать только обезболивающий укол анальгина, – спокойно ответил Ветеринар, раскрыл свой чемоданчик и начал готовить шприц. – Можно также сделать новокаин внутривенно, но при угрожающей бледности больного делать это я остерегусь, потому что может рухнуть давление.

Присутствующие с благоговейным вниманием следили, как фельдшер примеривался к Лёвиной ноге, выискивая удобное место для укола. Он всё пытался добраться до ягодиц, но боялся потревожить раненого. Наконец укол был сделан.

Укладывая шприц в металлический футляр, фельдшер похвалил всех присутствующих: де, всё они сделали правильно, не поволокли раненого в постель, а ведь могли и не знать, что в лежачем положении отёк поражённых тканей проявляется гораздо быстрее, чем в сидячем. Потом, всё так же невозмутимо глядя на Льва, он принялся рассуждать сам с собой:

– Похоже, что жизненно важные органы не задеты. Если бы пуля продырявила верхушку лёгких, то на губах появилась бы кровавая пена. А она не появляется. Хотя если задеты нижние участки лёгкого, пены может не быть, но будет внутреннее кровоизлияние, что очень нежелательно…

– Вы не можете все свои знания держать при себе? – взмолилась Марья Ивановна. – Я понимаю, что нам повезло, и мы вам очень благодарны, но слушать все эти подробности… Увольте!

Ветеринар вдруг посуровел и твёрдо сказал, что только рентген может внести ясность и показать, задеты или не задеты жизненно важные органы, а потому господина Шелихова Льва Леонидовича надо немедленно везти в районную больницу.

После обезболивающего укола Лёве заметно полегчало. Даже цвет лица изменился и страх прошёл. Ехать в райцентр он категорически отказался, заверив фельдшера, что в Москву уже позвонили, и скоро сюда явится его собственный врач. С ним они и решат, что делать дальше. Фельдшер смирился.

Тут неожиданно для всех проявил инициативу Артур, призвав мужчин прочесать сад. Флор и одноглазый Харитонов (Сидоров-Сикорский с Раисой уже отбыли домой, потому что у скульптора от переживаний поднялось давление) отнеслись к предложению Артура с сомнением, но и отказываться было как-то неловко. Инна направилась вместе со всеми.

– Убийцу мы, конечно, не найдём, но следы его пребывания, может быть, и обнаружим, – твердил Артур.

А как их найдёшь – следы, если темнота в саду – глаз выколи. На всю компанию два фонаря, а одним из двух завладела Инна, потому что ей надо под ноги светить, чтоб не упасть. Но даже с фонарём она не поспевала за мужчинами.

– Ну кто ночью по саду шастает на каблуках? – не выдержал Флор. – Идите домой, мы уж как-нибудь сами…

И не нашли бы ничего, если бы у Инны вдруг не погас фонарь. В обычной ситуации в первую очередь думаешь о севших батарейках и перегоревшей лампочке, а здесь вдруг в голову полезло чёрт-те что, декоративный валун обочь дорожки обернулся сгорбленным убийцей. Инна дико закричала, ломанулась прямо через кусты к дому и, конечно, упала. Подоспевшие мужчины принялись её поднимать.

– Подождите! Я сама. О, дьявол, коленку оцарапала! Камень острый! Нет, это не камень… Посвети сюда, – она неловко поднялась на ноги, разжала ладонь и взвизгнула: – Пуля!

– Гильза, – поправил её Артур. – Дай сюда.

Мужчины коротко крикнули «гип-гип-ура», но радовались они не столько находке, сколько возможности прекратить наконец нелепое блуждание по мокрой траве. Что они, мальчишки – в сыщиков играть? Другое дело – Артур. Он самым тщательным образом осмотрел гильзу, завернул в носовой платок и упрятал в карман шортов.

– Я её потом следователю отдам, – сказал он строго.

Все пошли на террасу, и только Артур, неутомимый следопыт, остался бродить по саду. Вернулся он спустя четверть часа.

– Нагулялся? – не удержалась от ехидного вопроса Инна.

– Я вообще-то думал – вдруг пистолет найду, – смущённо объяснил он. – Убийца часто с перепугу бросает оружие. А киллеры вообще так обычно поступают.

– Мог бы поиски отложить до утра, – проворчал Флор. – Гильзу-то случайно нашли. При свете дня искать как-то сподручнее.

– Он мог вернуться за пистолетом, – сказал Артур загадочную фразу, но уточнять не стал.

Часы показывали четыре, когда из Москвы прибыла целая бригада: Лёвушкин лечащий врач-терапевт, хирург, юрист Хазарский, представитель частного сыскного агентства Никсов и два шкафообразных телохранителя. Добрались в рекордно короткий срок. За два часа было покрыто сто семьдесят с гаком километров.

Врачи проявили фантастическую активность – всё бегом, быстро, слаженно. Фельдшер поспешал за врачами, скороговоркой объясняя суть дела. Прямо тебе американский сериал «Скорая помощь». Первым делом Лёву прямо в кресле перенесли в комнату, потому что «на террасе больному холодно», потом аккуратно перенесли на кровать и усадили, обложив подушками. Оба, и хирург, и терапевт, одновременно прослушивали лёгкие, считали пульс, нежно мяли больное Лёвушкино тело и негромко, коротко обменивались информацией:

– Жидкости в лёгких нет.

– Нет, но дышит плохо.

– Отёк. Лёгкие полностью не расправляются. Ты что взял? Полиглюкин?

– Да. И ещё гемодез.

– Что будем колоть? Морфин?

– Да, ему нужно поспать. Ставь капельницу.

Лёва услышал слово «морфин» и торопливо сказал:

– Не торопитесь. Мне нужно поговорить с Никсовым. И чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, Лев Леонидович, но не более десяти минут.

– Что вы собираетесь со мной делать?

– Сейчас вы будете спать. Потом мы повезём вас в Москву. Вот только ещё не решили – на реанимобиле или на вертолёте.

– Что??? – Лёва невольно дёрнулся и застонал.

– Осторожнее, – крикнул хирург. – Никаких резких движений!

– Вас не удивляет, – присоединился терапевт, – что мы сюда прибыли на обычной партикулярной машине? А у вас ведь страховка не где-нибудь, а в «Руксе» – хороший международный уровень. И вот наша замечательная «Рукса» заявила, что дальше, чем на сто километров от Москвы, не ездит. Спорить с ними нам было некогда, и мы взяли руки в ноги. Но сейчас мы уже можем спокойно с ними поговорить. Если реанимобиль для них гонять дорого, пусть присылают вертолёт.

– В этом нет необходимости.

– Нам лучше знать, есть в этом необходимость или нет. Пока ваше состояние неопасно, но ранение таково, что состояние это очень нестабильно.

– Средостение? – шёпотом спросила Марья Ивановна, – никто не заметил, как она зашла в спальню. – Мальчики, вы не объясните мне, что это такое?

– Объясню, – тут же отозвался терапевт, – подталкивая тётку к выходу. – Средостение – это место между сердцем, лёгкими, аортой и прочим… – раздалось за дверью.

– Всё, я вам делаю укол, – сказал хирург. – На разговор со следователем у вас десять минут. Потом вы просто отрубитесь.

В спальню был призван Никсов. Следователь не стал тратить время на наводящие вопросы.

– Лев Леонидович, у меня к вам один вопрос. Вы кого-нибудь подозреваете?

– Подозреваю. Но это именно подозрение и ничего больше. Понимаете, оно лишено здравого смысла. Артур искал убийцу в саду, даже в лес предлагал бежать, – он усмехнулся. – А я чувствую, что он находится рядом.

– Убийца?

– Ну, пока он никого не убил. Я говорю о том, кто меня ранил.

– Оружие нашли?

– Нет, только гильзу. Она у Артура. Заберите её у него сегодня же.

– И кого же вы подозреваете?

– Это разговор длинный. Пока в двух словах. Я должен поведать вам странную историю, которая произошла с моей тёткой. У меня здесь, в деревне, банный дом. Я сюда приезжаю в друзьями отдохнуть и расслабиться. Сегодня уже понедельник. Мы приехали в пятницу. Мылись, парились, выпивали. В бане нас было семь человек.

– Назовите всех.

– Я, моя секретарша Инна, мой друг Константин с женой Лидией, мой приятель Артур, художник Флор – он живёт здесь всё лето, – и Игнат, он тоже художник.

– И как прошел банный вечер?

Никакой усмешки в голосе следователя нельзя было обнаружить, да и не позволил бы он себе про профессиональным и человеческим соображениям, но Лёвушка счёл необходимым пояснить, что в бане они парились, а не развратничали.

– Две дамы мылись первыми. Мы здесь не придерживаемся финских обычаев. В сауне или в парилке сидим вместе, но в простынях. Но не об этом я хотел вам рассказать.

Лёвушка бегло пересказал историю с ночным незнакомцем и Марьей Ивановной.

– То есть вы хотите сказать, что свет в спальне сам зажёгся и сам выключился?

– Именно. Это именно та спальня. Вчера выключатель починили на скорую руку. Но дело в том, что тётка совершенно не помнит лица убийцы. С перепугу она просто закрыла глаза. Кроме того, свет очень быстро погас опять, что дало неизвестному возможность скрыться.

– Вы думаете, что неизвестный охотился за вами?

Лёвушка внимательно посмотрел на следователя, но оставил его вопрос без ответа.

– Я, как мог, успокоил тётю Машу, придумав для этого вполне правдоподобную историю. Все перепились, ночью была страшная гроза, тётка моя – трусиха, она во всём видит элемент мистики. Успокоить её было нетрудно.

– И как же вы её успокоили?

– Артур первый раз у меня в гостях. Мы с ним приятельствуем. Он работает в некой фирме. Раньше у меня с этой фирмой были деловые отношения, теперь – никаких. Словом, я собираюсь взять Артура к себе на работу. Пить хочу. Спроси у эскулапов, можно мне попить?

В спальню борзо вбежали врачи, засуетились, потом остыли. Можно, пусть пьёт, только немного. Можно минералку, но без газа. Обряд пития занял минуты три. Видно было, что Льву трудно глотать. Никсов подумал: «Хорошо бы в таком темпе до главного добраться. Как бы раньше времени клиент не отрубился». Как только за врачами закрылась дверь, Лёва неглубоко вздохнул, перевёл дух и продолжил:

– У Артура есть зажигалка в виде пистолета, которой он нас всех достал. Дурачился и пугал нас даже в бане… Но это неважно. В парилке мне стало плохо. Думаю, что просто перепил. Я мужикам сказал – мол, пойду полежу. Отлёживаться я пошел в малый чуланчик при бане, там диван удобный. Никто не видел, куда я ушёл. Костя был в лоскуты. Правда, Артур, как я понимаю, вообще не пьянеет. Не исключено, что он сознательно не пил.

– У вас есть этому доказательства?

– Нет, только предположения. Как Костик волочил жену в дом, вам без меня расскажут. Я отлежался, вернулся в коллектив. Все на месте, Артура нет. «Где он?» – спрашиваю. А Флор со смехом говорит: «Получил ваш друг боевое ранение. Сейчас царапины лечит». Запомните, надо выяснить, кто Артура оцарапал: тёткин кот или Лидия? И ещё у нас есть труп около церкви.

«Уж не бредит ли он?» – подумал Никсов озабоченно и даже руки поднял, призывая раненого к молчанию – мол, всё, завтра поговорим.

– Не удивляйтесь, я в норме, – тут же отреагировал Лев – Подробности вам тётка расскажет. И ещё я хочу, чтобы вы проверили, не Артур ли стрелял в меня сегодня ночью.

– Разве его не было на террасе?

– Был и принимал самое активное участие в разговоре. А потом – я не помню. Все передвигались по террасе, одни уходили, другие – входили, кто-то пил пиво, кто-то водки себе принёс и закусывал в своё удовольствие. Потом тётя Маша стала организовывать чай. Тут всё и произошло. Где в этот момент находился Артур, я понятия не имею. Действуйте. Не мне вас учить. Кто он, Артур Пальцев, – вам Хазарский расскажет. Понимаете, я бы не поверил в этот бред, но Артур знает то, что ему знать не положено. Я ещё удивился – откуда?

– Это касается вашего бизнеса?

– Именно. И ещё советы дает. Он мне советует делать то, что я делать не хочу. А какого лешего? Всё. Сил нет. Я отрубаюсь. Чего и вам советую.

– Я непременно сосну часок-другой, – согласился следователь, прикрывая за собой дверь.

12

Но пойти соснуть Никсову не удалось, потому что сразу по выходе из Лёвушкиной спальни он попал в руки Инны. От невозмутимой красавицы с томным взглядом ничего не осталось. Перед Никсовым предстало вконец измученное, зарёванное, слегка хмельное существо.

– Я должна вам всё рассказать… немедленно. Лучше вы узнаете это от меня, чем если бы стали собирать сведения по крохам. Что вам Лёва сказал про шантаж?

– Шантаж? – переспросил Никсов. – Какой шантаж?

– Покойный меня шантажировал. Ну что вы на меня так смотрите? Я про Андрея говорю. Моего покойного мужа.

– Лев Леонидович ни про какого Андрея мне ничего не говорил.

– А о чём же вы тогда беседовали целых двадцать минут?

Никсов вздохнул, сел в кресло напротив Инны и сказал:

– Рассказывайте.

И она начала рассказывать. Начала, как водится, с конца, то есть так выстроила сюжет, что в нём присутствовали и тайна, и эффектная развязка. История с обнаружением трупа подле церкви была пересказана во всех подробностях. Далее шёл отчёт о том, как был потрясен Лёва. И как же ему не быть потрясённым, если этот человек с пронзённым сердцем, подлец, шантажист, неудачник и негодяй есть не кто иной, как её муж Андрей.

Далее она перешла к самой деликатной части своего повествования и в том же сбивчивом тоне, в том же темпе, с разбега, взятого в начале рассказа, поведала самое главное – страшную тайну её жизни. Она всё расскажет, только Никсов должен дать честное слово, он должен поклясться всем святым, что есть в его душе, что об этом Лёва ничего не узнает. Никсов не стал клясться, но Инна этого и не заметила.

Сейчас многим её тайна показалась бы делом обычным, а Иннин ужас – по меньшей мере наивным. Сколько их стоит у метро, на дорогах, в ресторанах и гостиницах – путан, бабочек, шлюшек дешёвых и дорогих. Уже и общество готово признать, что этот ночной заработок обычен и приемлем, что красота и молодое тело – такой же товар, как мозги, совесть и чувство долга. Голод не тётка, ещё не тем заставит заняться. Это тебе не ленинградская блокада и не война, когда ненависть к врагу и любовь к родине толкали людей на подвиги. Сейчас нам не до идеалов. Если у всего народа крыша поехала, если земля под ногами шевелится, а небо гремит и посылает молнии, то здесь действует один инстинкт – выжить, и лозунг – разбогатеть. А многие уже разбогатели, добыли себе сусальное счастье, и вокруг них всё ликует, вертится, блестит мишурой, фейерверки в небе, как огненные змеи. Что же ей, бедной советской студентке – подыхать?

Далее следовал парад междометий. Ах, это ужасно! Она понимает, что вас, господин Никсов, ничем не удивишь, но вы послушайте! Нет, вы представьте, представьте… Она студентка четвёртого курса, помочь некому. Родители в Сибири, сами копейки считают. Муж – неудачник, паскуда и подлец – тоже студент, и больше всего на свете хочет доучиться, получить диплом. Он перепробовал огромное количество левых заработков. Что он только не делал! Нанялся к каким-то азербайджанцам, пытался торговать. Но при его горячем нраве заработать у них было совершенно невозможно. Они тоже горячие парни. Муж растратил чьи-то деньги, подрался, попал в больницу. Вышел, репетиторствовал, но нигде не уживался. В одном месте хозяЕва (слово-то какое чужое!) мало платили, в другом были откровенные сволочи. Работал грузчиком, но тоже подрался. И добро бы только его били, так нет, он в долгу не оставался. Удивительно, что он вообще не сел. В ту пору он был ещё помешан на политике, шастал на какие-то демонстрации, чтобы защищать свободу. Сейчас она не может с достоверностью сказать, за кого, собственно, он выступал – за Горбачёва или Ельцина, за белых или за красных. Институт бросил, не до учёбы ему было. И все у него виноваты, а он один в чём-то неведомом прав. Голодали, да… а вокруг полное равнодушие, словно знакомый ей мир заселили марсиане, монстры.

Инна без конца курила, от волнения захлебывалась дымом, с яростью гасила окурок в пепельнице и тут же закуривала новую сигарету.

Найти работу подруги помогли. Всё-таки «иняз». Со знанием языка можно было рассчитывать на чистую клиентуру. В лучших гостиницах Москвы она была своим человеком. Зарабатывала очень прилично, но поначалу боялась засветиться, боялась не только французские духи купить, но даже одеться прилично. Однако не будешь на работу ходить абы в чём. Андрей смотрит на неё и говорит: «Откуда шуба? На какие шиши?» А она в ответ: «Родители помогли. Отец занялся кооперацией. Теперь у нас всё будет». Муж очень приободрился, решил челночить. Долларовые купюры уже в руках держали, было на что товар покупать.

Но с челноками у Андрея тоже не заладилось. По какому-то дремучему делу он угодил в греческую тюрьму. Правда, ненадолго: через четыре месяца уже выпустили. Она меж тем кончила институт и решила, что пора переходить в отряд приличных гражданок и завязывать с ночной профессией. Но не так от неё просто было отвязаться.

Вот здесь её Андрей и застукал у гостиницы. Застукал и сразу всё понял. Швейцара подкупил на её же деньги, тот и сообщил – кто она и что. У неё и кличка была – Мэг, а если полностью – Magpie, что по-английски означает «сорока». Так прозвали не из-за того, что она золото любила, и не за скороговорку. Хотя, правда, если нервничала с клиентом, то начинала очень быстро говорить. Но её кличка просто объясняется: по фамилии она – Сорокина. Англичане и тем более японцы выговорить её фамилию были не в состоянии, отсюда и кличка появилась.

– Что вы на меня так смотрите? Фамилия в жизни человека играет очень большую роль. У вас тоже стрАнная фамилия.

– Почему стрАнная? Никсов.

– У вас в роду англичане были?

– Не знаю.

– Вы, наверное, думаете, что ваша фамилия от Ники: победный, так сказать. Может быть, даже кто-то вообразил, что вы – родня президенту Никсону. Дудки… Никс, чтоб вы знали – английский водяной. Тот самый – в тихом омуте и непроточной воде. Или как раз в проточной живут никсы, я забыла. О чём я, мама родная? В общем, я собиралась просить прощения, ждала разноса от мужа, но Андрей сказал, что я ни в чём не виновата и прощать меня не за что.

Им надо было выжить, и она выжили. Инна нашла себе приличную работу, а Андрей, вопреки горячим заверениям, так и оставался безработным. То есть он без конца находился в поисках работы. Но он хотел ощущать себя мужчиной, а потому не хотел зарабатывать меньше жены. Они плохо жили. Любовь давно ушла. Вместе их связывала только привычка. Впрочем, это она так думала – про привычку, а Андрей свою выгоду уже понял. Потом он пошёл работать в охрану.

В этот момент ей предложили перейти на новую работу – к Лёве, и она согласилась. А дальше – счастье! Боже мой, как она влюбилась! Она в него влюбилась сразу, как только увидела. И не смотрите, что сейчас он обрюзг, полысел. Бизнесменская жизнь никого не красит. Это ведь сплошные нервы! А пять лет назад это был красавец. И главное, фантастически умён.

Вы бы знали, чего ей стоило скрыть роман от Андрея. Потом-то выяснилось, что он всё знал. Вот чему этот вечный безработный, подлец и паскуда, выучился за последние годы, так это соглядатайству. Ей вообще кажется, что он знал каждый её шаг. Лёва сделал ей предложение, которое она с благодарностью приняла. Дело осталось за малым – развестись. Но не тут-то было. Андрей сказал, что никогда не даст ей развода. Ещё он сказал, что браки совершаются на небесах, что жена – от Бога, и уж если небеса послали ему золотую рыбку, то он с ней никогда не расстанется. Милуйся со своим бизнесменом сколько твоей душе угодно, вообще он в любовниках её не ограничивает. Но за любовь она должна платить, и не кому-нибудь, а своему законному супругу. А попробуешь бунтовать – он немедленно сообщит Лёвушке, что его возлюбленная – валютная проститутка.

– Надо было во всём сознаться Льву Леонидовичу, – строго сказал Никсов.

– Вы не знаете, какой наивный и чистый человек Лёва, вы не знаете, из какой он семьи. Отец его – серьёзный человек, доктор наук, профессор, тогда он ещё был жив. Мать у него, царство ей небесное, вся в работе, в электростанциях и гидротехнических сооружениях. Дома только и слушали: нижний бьеф, верхний бьеф… Уже не строили ни черта, а она всё моталась по объектам, потом простыла и умерла в одночасье. Вот тебе и бьеф! Кажется, от инсульта. Единственное, в чём я могла сознаться – что замужем и что муж не даёт мне развода. А что делать? Подождать… Всё как-нибудь устаканится.

Никсов смотрел на Инну тяжёлым, недобрым взглядом.

– А как ваш благоверный сюда, в деревню, попал?

– Не знаю. Я уже говорила Лёвушке – не знаю.

– И зачем он приехал, вы тоже не знаете?

– Нет.

– Может быть, он ревновал? Если бы он в воскресенье вечером был жив, я бы решил, что это он стрелял в Льва Леонидовича.

– Такое предположение – полный абсурд! Зачем убивать курицу, которая несёт для него золотые яйца?

– Ага… и мечет чёрную икру… Ладно, я понял. Закончим на этом разговор.

– Но я не договорила! Дело в том, что мы виделись с Андреем в ту ночь. Я умоляла его уехать.

– А он просил у вас денег.

– Как вы угадали?

– Загадка слишком проста. Вы дали?

– Дала. Но совсем незначительную сумму. Больше у меня просто не было.

Инна смотрела на сыщика умоляюще и всё время норовила доверительно взять его за руку: мол, пойми и учти в своём расследовании.

– Идите спать, Инна. Вам нужно отдохнуть.

Никсов дождался, когда её шаги стихнут, после чего сам вышел в коридор. Весь дом спал, только рядом с комнатой хозяина безмолвным истуканом – даже дыхания его не было слышно – торчал охранник. Очевидно, второй находится вне дома. Не с них же опрос снимать! Никсову очень хотелось поговорить с Хазарским, и чем быстрее, тем лучше. Пока люди находятся под непосредственным впечатлением от случившегося, они куда более откровенны и разговорчивы, чем спустя день-два после событий. Но Никсов даже приблизительно не знал, где искать Хазарского в большом доме.

Сыщик поднялся в отведённую ему комнату. Добрейшая Марья Ивановна улучила минуту в общей суете и загодя указала маршрут на второй этаж. Комната была узкой, с облицованной вагонкой стенами, косым потолком и широкой застеклённой дверью на балкон. Конечно, Никсов вышел туда покурить.

В мире было сумрачно, зябко, туманно, и только узкая розовая полоска в небе обещала скорый рассвет. Прямо под балконом стоял великолепный мокрый от росы кустище красной смородины. В предрассветной мгле было видно, как плотно он обвешан гроздьями ягод. Около куста важно разгуливала сорока.

– Мэгпай, значит, – пробормотал Никсов. – А ведь получается, голубушка, что ты своего мужа и убила. Иначе зачем было так нервничать и слёзы лить?