Читать книгу: «Сувенир», страница 10
Интересный человек
Какие бывают слова?
– Знаменательные и служебные, – ответит лингвист.
– Горькие, – тяжело вздохнет меланхолик.
– Пустые, красивые, избитые, – станет обстоятельно перечислять любитель штампов.
Я же скажу так:
– Слова бывают интересные и неинтересные.
Меня, конечно же, попросят:
– Обоснуйте свое антинаучное и очень странное утверждение.
– Представьте себе, – начну оправдываться я, – что вы едете в общественном транспорте. Впереди сидят двое людей и ведут оживленную беседу. Ваши собственные мысли ничем существенным не заняты, и, следовательно, слух заострен. В поисках пищи для прожорливого ума мозг заставляет глаза всматриваться в увлеченно болтающие профили, а уши – выхватывать кусочки разговора. Наконец, плотная завеса дорожного грохота отодвигается, и прямо в вас летит слово:
– … СМЕТА…
Ум стремительно, словно акула, хватает слово и утаскивает его в глубины серого вещества. Но не проходит и секунды, как он, неудовлетворенный и раздосадованный, «срыгивает» пресную добычу. Само собой, ведь соловья не кормят баснями, а ум – сметами. Деятельный мозг сразу же дает сигнал «Здесь рыбы нет!», и вы отворачиваетесь от «репродуктора» неинтересных слов.
То ли дело, если эти двое невзначай проронят, например, слово «убийство». А еще лучше – «скандал». Такого лобстера ваша акула слопает за милую душу и сразу же вернется подкарауливать новую порцию.
Какие бывают люди?
На этот вопрос ответов найдется гораздо больше, ведь люди на первый взгляд, понятнее слов. Склонные к нарциссизму непременно разделят человечество на красивых и непривлекательных, идеалисты – на хороших и плохих. Циник резонно заметит, что люди бывают живые и мертвые, а терапевт поликлиники станет утверждать, будто самая объективная классификация людей выделяет молчунов и болтунов, ведь последние каждый день устраивают им настоящую «болтанку».
– Люди бывают интересные и неинтересные, – снова отзовусь я.
Все обернутся и подумают хором:
– Вот зануда!
Но на этот раз в подтверждение своим словам я расскажу целую историю, произошедшую несколько лет назад в славном городе Зеленоморске.
Так повелось, что наш живописный край всегда был богат поэтами. Случись где-нибудь в непостижимых слоях эфира соревнование по игре на струнах человеческой души, Красота Природы, наверняка, поборется за первое место с Несчастной Любовью и Жаждой Славы. Там, где «под грозные речи небес рыдают косматые волны» , а горы «спят, вдыхая облака» , сильнее бушует и внутренняя стихия человека.
Тем не менее, самые талантливые и оригинальные поэты, благополучно «зачав» свое дарование с нашим маленьким курортным городком, в скором времени уезжали вынашивать и растить свое дитя на «кладородных» просторах мегаполисов.
Так было раньше и продолжалось бы впредь, если бы в Зеленоморске не появилась Евгения Борисовна Личман – женщина, имевшая огромное состояние и безграничную любовь к искусству. В приморский город она переселилась по настоянию врачей: воздух, наполненный дыханием кипарисов и можжевельника, помогал ей легче переносить какой-то тяжелый недуг, нажитый в индустриальных краях. При этом, совершенно неугомонная Евгения Борисовна жила так, будто никакой болезни не было.
Толстозадые грузовики еще не успели привезти в личманскую усадьбу любимую мебель хозяйки, а в пустой гостиной уже проводились творческие вечера. Музыканты, писатели художники и все прочие, относившие себя к этим трем группам, не жалея сил старались получить приглашение в хлебосольную гостиную Евгении Борисовны. Прознав о намерениях благодетельницы учредить премию имени своего покойного батюшки и издавать ежемесячный гонорарный журнал, даже представители некогда враждовавших литературных обществ примирились с необходимостью сотрудничать, так как Евгения Борисовна не переносила ссор и сплетен и сразу же удаляла от себя людей, замешанных в каких-либо дрязгах. Так сформировался литературно-художественный кружок личманцев, ставший одним из самых значительных культурных объединений страны. Приближенные, коих было огромное множество, любовно называли Евгению Борисовну «Наша Савва». Те же, кто впал в немилость, обзывали «мамонтом», уже не столько подразумевая сходство в деяниях со знаменитым Саввой Мамонтовым, сколько намекая на очень плотное телосложение меценатки. Обзывали тихо, почти про себя, ведь все знали, как болезненно Евгения Борисовна относится к своей полноте.
Поговаривали, будто еще на родине был у нее друг сердца – молодой художник. До самой своей смерти магнат Борис Личман не позволял дочери связать жизнь с малоимущим творцом, отчего, вступив в наследство, Евгения чувствовала себя виноватой перед возлюбленным и принялась по-царски баловать его. В скором времени художника утомила роскошная жизнь без приключений, и он незамедлительно влюбился в юную тоненькую студентку института искусств. Говорят, будто охлаждение своих чувств он списал на особенности Жениной внешности, о чем заявил ей прямо в лоб. С тех пор вопрос комплекции стал невероятно болезненным для нее.
Как-то раз одна из участниц кружка, прозаик Жанна Вуйчик, ляпнула при всех:
– Какие батальные сцены? Батальный у меня только размер!
При этом она игриво подмигнула Нашей Савве. Та внезапно раскраснелась и попросила всех разойтись. Кружок не собирался почти месяц, а, когда возобновил работу, Вуйчик в нем, разумеется, больше не участвовала.
Настоящая катастрофа произошла в самый разгар лета, когда на ежегодном личманском фестивале собрался весь цвет современной русской поэзии. Среди молодых авторов, принимавших участие в соревновании, сразу выделился некий Леонид Смолицкий. Юноша имел довольно заурядную внешность, был неприятен, иногда даже груб в общении, но отличался от других нетипичной для нашего «цифрового» века начитанностью. Тогда как многие молодые творцы с трудом беседовали о прочитанных книгах, список которых часто ограничивался работами Паоло Коэльо и Чака Паланика, Смолицкий демонстрировал завидные познания в области литературы – от древнеиндийского эпоса до современных зарубежных поэтов. Стихи, представленные им на конкурс, были так же противоречивы, как и его натура: немелодичные, жесткие, но в то же время занятные. Когда у одного из членов жюри конкурса спросили, почему он настаивает на кандидатуре чудаковатого поэта, тот ответил задумчиво:
– Не знаю. Какой-то он увлекательно непривлекательный.
Скорее всего, юноша не дошел бы до финала, но дело довершила его манера чтения своих произведений, опять же парадоксальная: неблагозвучный, слишком высокий голос и твердая уверенность в собственном мастерстве вкупе воспринимались как свежий оригинальный стиль. Причем из тура в тур Смолицкий распалялся все больше, и в полуфинале зал уже аплодировал ему стоя, хоть для большей части аудитории смысл его стихов оставался загадкой. Тогда уже никто не сомневался: победу и сертификат на издание книги отдадут именно ему.
В день оглашения результатов горы неожиданно нахмурили косматые зеленые брови и сбросили на Зеленоморск суровую, не по-летнему холодную грозу, будто они предчувствовали катастрофу. Гала-концерт и торжественное вручение призов перенесли в главный зал гостиничного комплекса «Колумб», который, при всем желании, не мог вместить и половины участников и гостей фестиваля, приглашенных на площадку под открытым небом. Люди старались втиснуться по двое в одно кресло и свисали с галерок, «как гроздья зреющего манго» * . Духота стояла неимоверная, почти жидкая. Но никто не хотел уйти. Все ждали, поедая глазами сцену, кому посчастливится заполучить тираж в тысячу экземпляров. Не убавляло зрителей и выступление знаменитой рок-группы, которую Евгения Борисовна Личман пригласила из столицы. Из зала уже таращилось не меньше сотни стеклянных глаз телефонных камер.
Честь объявлять результаты досталась, конечно же, Личман, так как она была главным спонсором фестиваля. По такому случаю Евгения Борисовна надела широкое платье из натурального шелка, окрашенного под малахит, а прическу ей делал сам Роман Илюшкин – известный столичный парикмахер. Выдающуюся грудь украшали любимые бусы из черного турмалина. Такой нарядной Нашу Савву видели только на крупных торжествах. В повседневной жизни она предпочитала мягкие кеды и широкие джинсовые сарафаны, в которых очень походила на Карлсона.
Кроме Евгении Борисовны на сцене стояли финалисты – две молоденькие девушки, седовласый мужчина и Леонид Смолицкий. Одна из девушек, смуглая, худенькая, с меланхолическим лицом, так побледнела, когда Личман открывала конверт, что, казалось, она вот-вот упадет со сцены. Вторая нервно улыбалась, показывая большие ярко-белые зубы. Седовласый держался спокойно, явно получая удовольствие от всего происходящего, а Смолицкий стоял с отсутствующим видом, слегка подняв подбородок и глядя в одну точку перед собой.
– По решению нашего уважаемого жюри третье место достается Афанасию Митрохину!
Седовласый широко заулыбался и с удовольствием принял пузатую сумку с подарками.
– Почетное второе место заняла Надя Пашко!
Нервная девушка спрятала зубы за дрожащими губами и тоже приняла увесистую раму с дипломом и сумку призов.
– А теперь настал самый волнительный момент, – Личман с трудом перевела дыхание и заговорила громче и торжественней. – Победителем Пятого Зеленоморского поэтического фестиваля имени Бориса Личмана становится… Наталья Шумная!
Вступили трещотки аплодисментов. Меланхолическая девушка стала вдруг раскланиваться, движения ее были конвульсивными, комичными.
Смолицкий, о котором, казалось, все забыли, резко повернулся и отправился было за кулисы, но Евгения Борисовна остановила его:
– Постойте-постойте! Это еще не все. Четвертая номинация нашего соревнования – приз зрительских симпатий. И его обладателем, без всякого сомнения, становится Леонид Смолицкий!
Подарки Леонид принимал с нескрываемым холодом, лицо его приняло еще более отсутствующее выражение.
– Леонид, может быть, вы сделаете нам честь и прочтете что-нибудь напоследок? – попросила Личман.
Публика радостно поддержала просьбу. Смолицкий глядел несколько секунд себе под ноги, потом поставил сумку на бежевое покрытие сцены и взял микрофон.
– Что-нибудь, говорите?
Он обвел зал внезапно загоревшимися глазами.
– Пожалуй, прочту. Напоследок.
И начал читать громко, в своей пронзительной манере:
Не подходи к холодильнику, не совершай оплошность,
Не следует жрать обильно, когда ты – больше, чем лошадь,
Враги притаились во тьме, за дверью белой эмали,
Если откроешь им путь, то уже похудеешь едва ли.
О, не заходи в пиццерию, не поступай опрометчиво,
С такой колоссальной задницей там тебе делать нечего,
Пересмотри меню, пересчитай калории и
Мигом исчезни вдали, под стать телеграмме-молнии.
Да не познакомься с мужчиною, не допусти промашки,
Скрой все свои растяжки и уподобься монашке,
Ибо что будешь делать ты в дорогом ресторане?
Жрать, своим мощным телом выдавив кратер в диване?
О, не ходи на праздники, дни рождения, юбилеи,
Мысли свои проказливые волей прикуй к батарее,
Не для тебя застолья, пиры и все изобилия,
Ложкой и вилкой хватит траншею копать могильную.
Не подходи к столам, особенно, если шведские,
Прочь калорийный хлам, долой искушенья мерзкие!
Лучше – бегом домой, к кусочку засохшего сыра,
О, не стенай, ангел мой, жирному – не до жира.
Не выезжай на пикник, не искушай природу,
Не демонстрируй складчатые бока безвинному в них народу,
От приглашений коварных ложью святой спасись
Обвинив себя в эпилепсии, энурезе и сифилисе.
(Автор стихотворения Дмитрий Шевчук)
Уже после первых строк зрители застыли, словно их облили раствором для крионизации. Лица членов кружка исказились от ужаса. Так, должно быть, чувствовал себя Алеша Карамазов, когда его батюшка безобразничал в келье старца Зосимы.
Но хуже всех выглядела сама Евгения Борисовна Личман. С каждой строфой ее будто прибивало к сцене. Ее щеки, шея и даже руки покраснели так, что стали ярче бирюзы малахитового платья.
Когда объект зрительских симпатий умолк, несколько секунд никто не двигался с места, но потом одна из личманских поэтесс бросилась на него с гневным криком, и ее примеру последовали остальные члены кружка.
Как только изрядно помятого, опухшего Смолицкого вытащили из зала, на сцену вышла знаменитая рок-группа, до которой уже никому не было дела.
Тем же вечером в стремительные мутные воды Интернета полились видеоролики, освещавшие скандал с самых неожиданных ракурсов. И в каждом крупным планом было взмокшее красное лицо Евгении Борисовны. Особенно популярным стал ролик «Злые ПоэТИЧКИ», где все безобразие происходило под задорную музыку из «Angry Birds» *. Количество просмотров за сутки выросло до шестизначного числа.
Все интересовались, откуда взялся этот чудной поэт, которого так отчаянно колотили «друзья» по цеху, и имеются ли у него еще подобные стихотворения.
Вернувшись на родину, Леонид Смолицкий не терял времени и соорудил целый сборник скабрезных и просто шуточных стихотворений. В скором времени у него появились десятки тысяч поклонников. Его приглашали в комедийные шоу в качестве почетного гостя, а потом предложили место ведущего на одном из центральных телеканалов. Секретом успеха Смолицкого и по сей день является высмеивание физических и личностных особенностей оппонентов и гостей проектов, в которых он принимает участие.
На вопрос, зачем он так поступил тогда в Зеленоморске, Леонид всегда отказывается отвечать. Только раз, будучи в дурном расположении духа, он сказал кому-то из приближенных:
– А ты задумывался, откуда у нее все бабки? Ее папашка, небось, еще не так с людьми поступал.
Что до наших личманцев – судьба их была решена в тот же день, когда произошел скандал. Евгению Борисовну в Зеленоморске больше не видели. Усадьбу она продала, и грузовики повезли прочь любимую мебель. Меценатка переехала то ли на Кипр, то ли в Южную Америку. Редакция журнала, премиальная комиссия, фестиваль и литературная программа на местном телевидении свернули работу. Кружок еще некоторое время собирался в парках, кафе и по квартирам, но скоро и он распался.
– Вот такая произошла у нас история. Вы на какой остановке сходите? Хотите, я вам еще расскажу про сметы на проектные и изыскательные работы по проектированию кабельных линий электропередач? Нет? Ну ладно. Тогда прощайте!
До и после
Лида обиделась. Она укуталась в махровую простыню так туго, как продавец шаурмы заворачивает в лаваш сочную начинку. Потом порывистыми червякообразными движениями подползла к стенке, чтобы оказаться подальше от Ивана, этого подлеца!
А как не обидеться? Другая за такое поведение и ужином не накормила бы, и рабочую одежду гладить не стала бы.
– Милый, знаешь, что я подумала? – спросила Лида, снимая с балконной веревки выстиранный комбинезон. Иван тем временем смотрел матч по волейболу и хрустел домашними сухариками со специями.
– Что Лидок?
– В субботу Светка собирает всех подруг с мужьями на барбекю. Они закончили ремонт, хотят показать. Пойдем?
– Нет, – ответил Иван, не отвлекаясь от матча.
– Почему?
Она с силой бросила комбинезон на диван и ожесточенно уперла руки в боки.
– Лида, я – облицовщик-плиточник. Я видел ремонт! Много, много ремонтов, Лида.
Иван отправил в рот последнюю горсть сухариков и вызывающе захрустел.
– Ну не будешь смотреть, раз тебе не хочется. Поешь сосисок, пообщаемся, – продолжала настаивать Лида.
– С кем? С твоими подругами? Знаю я ваше общение.
– А что не так с нашим общением?
Иван неестественно выгнул шею, выпучил глаза и громко закудахтал:
– Поооооок-пок-пок-пок! Пооооок. Пок-пок.
– Ты дурак?
– Пок-пок. Пооооок!
– Издеваешься?
– Пок-пок.
Лида схватила со стола утюг так, что хрустнула ручка, и ушла гладить в другую комнату. За ужином они не разговаривали и спать легли молча.
«Ну ничего-ничего, – думала Лида, мучаясь от перегрева. В комнате стояла августовская жара, но раскрываться было нельзя: если этот ирод ее нащупает – сразу начнет приставать. – Вот поеду я в командировку в Ростов, так устрою себе приключение!»
В голове Лиды возник красный Икарус с надписью «Intourist». В Ростов из Пустошева уже давно ходили одни Мерседесы, но Икарус как-то сам «въехал» в грезы откуда-то из детства. Стоит Лида, значит, у автобуса в новых облегающих джинсах, черной трикотажной кофточке с глубоким декольте, волосы собраны в высокий хвост, чтобы все видели, какая красивая длинная у нее шея. Так вот, ждет Лида отправления, и вдруг к ней подходит…
Журналист! Лет сорока, высокий блондин с аккуратной маленькой бородкой…
Нет, лучше учитель! Такой же симпатичный, как Андрей Вячеславович, историк из Лидиной школы.
Она попыталась представить лицо незнакомца, но черты расплылись в странное месиво, а волосы то и дело меняли цвет. Все равно, приятно, что он подошел и заговорил:
– Вы тоже в Ростов?
– В Ростов, – ответила Лида и почувствовала, что понравилась незнакомцу с первого взгляда.
Последовала долгая томительная пауза. С Иваном Лида встречалась с девятого класса, и сразу после школы они поженились. Внешность она имела миловидную, но всегда вела себя очень скромно, потому ни разу в жизни мужчины не пытались познакомиться с ней на улице. Любимым чтивом Лиды были карманные детективы, которые тоже едва ли прибавляли опыта в общении с противоположным полом. Ввиду всего этого завязать разговор с воображаемым сердцеедом никак не получалось.
Пусть лучше будет военным! Эти не особенно разговорчивые, зато какие симпатичные! Подтянутые.
Заходит, значит, Лида в автобус, а там сидит офицер… Нет, целых десять офицеров. Они тоже едут в командировку в Ростов.
«Военные – это моя слабость, – признается себе Лида, пока пробирается по узкому проходу под восхищенными взглядами мужчин. – Полный автобус слабительного!»
Она захихикала своим мыслям и чуть не разбудила Ивана.
Всю дорогу до Ростова военные ухаживают за Лидой. Один предлагает воды, другой – шоколадку. Во время остановок каждый спешит подать ей руку, чтобы помочь выйти из автобуса, размять замлевшие ножки. А этот храпун кладет свою страшненькую плитку далеко в Пустошеве и даже не подозревает, какой успех имеет его жена среди молодых красавцев!
Ей же, Лиде, больше всех нравится майор, высокий брюнет. Она снова попробовала сконструировать лицо, но черты упрямо расплывались в овсяную кашу. Только погоны блестели ярко множеством звезд.
Внезапно салон автобуса помутнел и преобразовался в гостиничный коридор. Лида уже достала ключ-карту и собирается войти в номер, как вдруг видит ЕГО! ОН нашел ее! Здесь, в Ростове.
Лиде стало еще жарче, и она скинула махровую простыню.
«Значит, я – курица? – злобно подумала она. – Так вот тебе!» И обвила обеими руками шею незнакомого военного.
Сердце ее ликующе танцевало, глаза горели в полночной темноте, а сцена с объятиями все повторялась в голове, делая воображаемую месть все слаще и желаннее.
Иван, тем временем, отлежал левый бок и перевернулся на правый, непроизвольно откинув в сторону могучую спящую руку. Почувствовав обнаженное бедро, рука проснулась и ухватилась за добычу.
– Отстань! – твердо сказала Лида.
Иван не послушался.
– Уйди, барана кусок! Беееееее, – громко заблеяла Лида, но Иван почему-то не обиделся.
Через пару минут борьбы сопротивление было сломлено, крепость обид пала под натиском наглого врага.
– Сделать тебе кофе с коньяком? – предложил Иван после битвы.
– И цукатиков насыпь, – согласилась она.
В субботу решили не ходить к Светке. Лучше съездить к морю вдвоем.
– Нужно отдохнуть перед командировкой, – со вздохом сказала Лида.
Ей представилась долгая пыльная дорога, автобус, полный усталых людей, старая гостиница. И так не хотелось уезжать от Ивана на целую неделю.
О слабостях и сильностях
По мнению одной «хвостливой» героини современного культового романа, слабым местом мужчины является его мечтательный ум. Купит себе мужчина первую в жизни машину (загнанного «Жигуленка», всего в мыле), как тут же начинает мечтать о «Мерседесе». Глядит мужчина на свою жену (а она уже почти годится в бабушки «Жигуленку»), и тихонечко мечтает о стройной брюнетке (рыжая тоже сойдет), которую увезет прямо к берегу океана. Атлантического. Куда же еще стремиться настоящему Атланту?
Страшно подумать, скольких горестей и великих открытий не увидел бы мир, послушайся мужчины заветов апостола, который призывал мирян «не мечтать о себе».
Мой муж, Ромик, еще совсем юный. Ему под сорок. Мечты среднего возраста еще не успели заслонить в его грезах то, что не осуществилось в детстве. Школьником он мечтал стать чемпионом мира по шахматам. Свекровь моя, Анна Петровна, была офицерской женой, женщиной ленной, ничем особенно не интересовавшейся и не увлекавшейся. Узнав, что на занятия юного гроссмейстера придется возить в общественном транспорте, постановила:
– Книжки читай. Это тебе по жизни больше пригодится.
Книжки-то, конечно, пригодились, но сожаление о профуканной мировой славе царапало душу, словно не размоченный сухарик – небо.
Чтобы хоть как-то избыть тоску по несбывшемуся, муж стал играть в шахматы по сети Интернет. Да так увлекся, что за последние несколько месяцев я почти забыла его лицо, зато по затылку и ушам узнаю теперь хоть в кромешной тьме.
Приходит мой благоверный с работы – и бултых в кресло!
– Хоть поешь, – говорю.
А он мне:
– Ты что! У меня двадцать партий по переписке.
Я уж и сама разбираться начала. Бывает, возьму вязание, сяду рядышком и слушаю, кто кого «в цугцванг загнал», откуда «проходная пешка вылезла».
Вчера вот тоже играл. Противник ему попался крепкий. Краснел мой бедный Ромаш, пыхтел, ругался, по комнате бегал. Я спицы отложила, холодного пива налила, чтобы остыл и успокоился. Нынче уровень смертности от сердечно-сосудистых заболеваний среди юных мужчин страшно высокий. Потому я всегда бутылочку хорошего пива припрятываю в поддон, вместо успокоительного.
Выпил и выиграл. Посветлел сразу, целоваться полез.
– Расту, – кричит, – мать! Как я его, а?
Вижу краем глаза – в правом углу на экране сообщение от поверженного соперника выскочило:
– Thanks for the game!
Благодарит, значит, за игру. Ромаш изящно, несмотря на свои сто кило, подлетает к компьютеру и отвечает через автоматического переводчика:
– И вам спасибо! Давно играете?
На том конце медленно печатают. Отправляют:
– Я играю один год. Мне шесть лет. А сколько лет вам?
Радостная улыбка сошла с лица Ромика. Он немного помялся, глянул быстро, смотрю ли я на переписку. Я, конечно, не смотрю. У меня вообще зрение плохое. Ну хоть убей – ничего не вижу на его мониторе! И быстро, без переводчика отвечает:
– Мне пять.
Сворачивает окно, прокашливается, мнется.
– Макарошки по-флотски с лучком будешь? – спрашиваю.
– Буду, конечно. Твои макарошки – это сила! – снова радуется Ромаш и потирает руки в предвкушении.
